Высоцкий

Он никогда себя поэтом не считал
И к музыкантам не пытался приравнять,
Он просто как дышал, так и писал,
И каждый мог легко его понять!
Его понять...

Под семиструнный бой гитары и хрипя,
На строки кровь Души он проливал –
И даже Азнавур был вне себя:
- Нет, он не пел! Он будто бы блевал!
И он "блевал"!

Писал стихи, как перед Судным Днём –
По нерву шло перо – не по листу!
Не песней он своей хлестал – кнутом
Пороки – по Душе, как по лицу!
По лицу!

Ведь он так остро всё воспринимал –
Дитя Войны и подворотни «Бог»,
И своим словом всех нас обнимал,
И по-другому жить бы он не мог!
И он не смог!

Жил на пределе, из последних сил,
А их немало было вложено Судьбой!
Хотя, и в общем то, никто и не просил,
Но рвал и жёг себя, не глядя за спиной!
За спиной...

А как любил он! Да, как писал и пел!
Навзрыд, наотмашь, до последней капли!
Как жаль, что больше сделать не успел…
А кто бы смог сейчас? Боюсь, навряд ли...
Навряд ли!

И в тоже время был раним и весел!
Шутил и над людьми, и над собой,
И сколько бы ещё он спел нам песен!
Но прерван голос был его Судьбой…
Его Судьбой...

Так рано!!! Что не верилось в начале,
Что больше не сыграет, не споёт!
И этот день для всех стал днём печали
О том, кто уж на сцену не взойдёт!…
Не взойдёт.

Прошли года, уже десятилетия,
Но всё дороже мысли, хрипотца!
Нет постижения Великому наследию,
Как нет у Света и Добра конца!