Я беру другую...

Стихотворение Есенина "Не криви улыбку..." посвящено журналистке
Галине Бениславской.
Бениславская Галина Артуровна
(1897-1926), подруга поэта Сергея Есенина,
безумно любившая его,
но всегда остававшаяся в тени более именитых женщин поэта (Айседоры Дункан, например, или внучки Льва Толстого Софьи Толстой).
Он то уходил от Г. Бениславской, то вновь к ней возвращался.
Вот строчки из её дневника, говорящие о чувствах к нему:
"Уехал, улетел с Айседорой. Она вернется —
так ответили в студии —
через год. Значит, и он тоже.
Как же ждать, когда внутри такая
засуха? Я опять больна. Опять тоска по нём,
опять к каждой мысли прибавляется неотвязное ощущение его. Вот, как верная собака, когда
хозяин ушёл — положила бы голову и лежала бы, ждала его возвращения…"  
И ещё из дневника:
"До Сергея я не любила никого. Здесь же отчетливо поняла — всё могу отдать: и принципы (невыходить замуж), и тело (чего до тех пор не
могла даже представить себе), и не только могу,
а хочу этого. Знаю, что сразу же поставила крест на своей мечте о независимости, и — подчинилась. Не знала, что в будущем буду бороться с этим чувством и раздувать в себе малейшее расположение к другим, лишь бы освободиться от Сергея, от этой блаженной и мучительной болезни… "  
После трагической гибели поэта 27 декабря 1925 года в ленинградской гостинице "Англетер" (возможно, это было убийство),
жизнь для Г. Бениславской. потеряла всякий смысл. 3 декабря 1926 года она застрелилась на его могиле. В предсмертной записке написала:
"Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина.
Но и ему, и мне это будет всё равно.
В этой могиле для меня всё самое дорогое, поэтому напоследок наплевать на Сосновского и общественное мнение, которое у Сосновского на поводу".
Похоронили Г. Бениславскую в Москве на Ваганьковском кладбище, рядом с Есениным
(17 уч.); могила сразу за памятником на его могиле, если стоять к нему лицом. Могила Бениславской является одной из достопримечательностей Ваганьковского кладбища.

ГАЛЯ БЕНИСЛАВСКАЯ
Для Гали Бениславской ее звездный час пробил, когда Есенин порвал с Айседорой Дункан и ушел из особняка на Пречистенке.
Разрыв оказался делом не простым, а весьма сложным и затяжным. В драматическом финале, в которым завершилась их связь, переплелись элементы подлинной трагедии и фарса.
Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья» не без иронии изобразил довольно характерную жанровую сценку.
Есенин в первые дни после возвращения из-за границы сплошь и рядом прибегал в Богословский переулок с маленьким сверточком в руках.
— Окончательно! — выпаливал он. — Так ей и сказал: Изадора, адью.
В сверточке Есенин приносил свое имущество: две-три рубашки, пару кальсон, носки.
Мариенгоф и Никритина улыбались.
Есенин выглядел решительным и твердым, разговаривал железным голосом.
Однако часа через два после прихода Сергея с Пречистенки прибывал швейцар с письмом. Есенин писал лаконичный и непреклонный ответ. Еще через час в Богословском переулке появлялся секретарь Дункан Илья Ильич Шнейдер. А к вечеру приезжала и сама Дункан.
У нее, как вспоминал Мариенгоф, были по-детски припухшие губки и на голубых фаянсовых блюдечках глаз сверкали соленые капельки слез.
Она опускалась на пол около стула, на котором сидел Есенин, обнимала его ногу и, рассыпав по его коленям красную медь своих волос, взывала:
— Ангел!
Есенин грубо отталкивал ее ботинком.
— Пошла ты к…— и хлестал отборной бранью.
Тогда она улыбалась еще нежнее и еще нежнее произносила:
— Сергей Александрович, «лублю» тебя.
Кончалось все одним и тем же — собирался сверточек с движимым имуществом Есенина.
Настал день, когда этот больной и мучительный нарыв лопнул — Есенин окончательно ушел от Дункан. Мариенгофу он объявил:
— А с Изадорой — адью.
— «Давай мое белье»?
— Нет, адью безвозвратно… я русский… а она… не могу… знаешь, когда границу переехал — плакал… землю целовал… как рязанская баба…
Надо было решать квартирный вопрос. В Богословском переулке его всегда рады были приютить, но деликатный Есенин остро ощущал, что он там лишний, что он стесняет хозяев — Никритина родила сына, у них стало тесно.
К тому же к этому времени относится и разрыв с Мариенгофом. Поводом для ссоры послужило какое-то недоразумение с финансовыми расчетами по «Стойлу Пегаса» и книжной лавке на Большой Никитской.
На какое-то время Есенин нашел приют у Ивана Старцева в Оружейном переулке, устроив из квартиры что-то вроде ночлежки — днем он где-то пропадал. Так долго продолжаться не могло.
И вот тут-то Есенин вспомнил о Гале Бениславской.
Подруга Бениславской Анна Назарова вспоминала:
«Есенин страшно мучился, не имея постоянного пристанища. На Богословском — комната нужна была Мариенгофу и Колобову. На Никитской[10] — в одной комнатушке жили я и Галя. Он то ночевал у нас, то на Богословском, то где-нибудь еще, как бездомная собака, скитаясь и не имея возможности ни спокойно работать, ни спокойно жить. Его сестра тоже ютилась где-то в Замоскворечье. Из деревни должна была приехать вторая сестра».
Положение у Есенина было безвыходное, и в конце сентября 1923 года он окончательно переехал в квартирку Гали Бениславской в доме «Правды» в Брюсовском переулке. Более того, он сообщает всем, что она его супруга, конечно, только де-факто, так как их брак не был никак оформлен. В письме Мариенгофу в сентябре 1923 года он объявляет: «Галя моя жена».
Ему нужна была именно такая жена-рабыня, какую он нашел в Гале Бениславской. Конечно, в силу своего характера он не мог ни в малейшей мере соответствовать любви Гали. В отношениях с ней, как, впрочем, и с многими другими, он оставался эгоистом, был невнимателен, пренебрегал ею. Это видно из записок, которые он ей посылал:
«Галя, милая! Простите за все неуклюжество. С. Есенин».
«Галя, милая! Заходил. К сожалению, не мог ждать. За вчерашнее обещание извиняюсь: дулся в карты, домой пришел утром. В общем, скучно… Приду завтра».
«Галя, милая! Простите, что обманул. Дня я еще не видел, какой он есть. Думаю, что не смогу поехать с Вами. Немного разбит настроением физически. Есенин».
А Галя Бениславская со всей присущей ей энергией впряглась в колесницу есенинских дел. А сводились эти дела к двум вопросам — публикации стихов Есенина и выколачиванию гонораров за них.

Хлопот с этими делами было хоть отбавляй. Есенин при всей своей крестьянской закваске был по части денег человеком до предела безалаберным. Он не привык считать деньги, как только они у него заводились, он поил и кормил целые компании своих собутыльников. А с деньгами было туговато.
Галя Бениславская вспоминала: «В делах денежных после возвращения из-за границы он очень запутался… Иногда казалось, что и не выпутаться из этой сети долгов. Приехал больной, издерганный. Ему бы отдохнуть и лечиться, а деньги только из «Стойла»… По редакциям ходить устраивать свои дела, как это писательские середняки делают, в то время он не мог, да и вообще не его это дело было».
Конечно, Галя Бениславская в своих воспоминаниях несколько преувеличивает денежные затруднения Есенина, подчеркивая тем самым свою роль в поддержании материального благополучия поэта. Но ее заслуги и без того были немалыми, так как трудности, конечно, не были надуманными, и Бениславская проявляла себя цепкой хранительницей его интересов. В своих воспоминаниях она приводит некоторые примеры своей деятельности на этом неблагодарном поприще.
Есенин продал Госиздату собрание своих сочинений и готов уже был согласиться на шесть тысяч рублей вместо обещанных десяти, если бы не вмешалась Бениславская. Такая же история была с «Анной Снегиной». Бениславская договорилась с частным издателем Берлиным, и тот заверил ее, что выплатит Есенину тысячу рублей. Но когда Берлин пришел на квартиру Бениславской, он стал предлагать Есенину всего шестьсот рублей, и тот, «робко, неуверенно и смущенно» готов был поддаться на уговоры. Пришлось Бениславской вмешаться и выколотить из издателя обещанную тысячу целковых.
А Есенин, проводив Берлина, стал благодарить Галю.
— Спасибо, вам, Галя! Вы всегда выручаете! А я бы не сумел и, конечно, отдал бы ему за шестьсот. Вы сами видите — не гожусь я, не умею говорить. А вы думаете, не обманывали меня? Вот именно, когда нельзя, я растеряюсь. Мне это очень трудно, особенно сейчас. Я не могу думать об этом. Поэтому и взваливаю все на вас, а теперь Катя подросла, пусть она занимается этим! Я буду писать, а вы с Катей разговаривать с редакциями и издателями.
Уехав на Кавказ, Есенин заваливает Бениславскую поручениями — отнести стихи в ту или иную редакцию, проследить, как будет напечатано. Их переписка целиком состоит из заданий, которыми Есенин забрасывает Бениславскую, и ее отчетов о проделанной ею работе.
К примеру, 20 декабря 1924 года он пишет Бениславской: «Персидские мотивы» это у меня целая книга в 20 стихотворений. Посылаю Вам еще 2. Отдайте все это в журнал «Звезда Востока». Просите 2 рубля за строчку. Не дадут, берите 1 рубль.
Печатайте все, что угодно. Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя собственная — я сам.
«Письмо к женщине» отдайте в «Звезду» — тоже 2 рубля строчка. На днях пришлю «Цветы» и «Письмо к деду» — суйте во все журналы».
Бениславская послушно выполняла все поручения Есенина, получая от этого удовлетворение и радость. Ее грело сознание того, что она ему нужна.
Кроме секретарских обязанностей Бениславская взяла на себя и функции няньки. Когда Есенин оказывался в запое и пропадал на несколько дней, она отправлялась в рейд по московским кабакам и пивным в поисках его, находила, привозила домой, отмывала, отчищала.
Когда говорят о бескорыстии Гали Бениславской, то надо внести некую поправку.

Евгений Виноградов Юниор   23.07.2020 09:19   •   Заявить о нарушении