Пьяные звездочеты

Разбужен
 
Разбужен шорохами ночными
и в небо темное увлечен,
размечен звездами золотыми
мой зал космический, мой балкон.
Висят на небе глаза икон,
под каждой звездочка, как свеча.
Паломник-ветер опять силен,
и ночь по-прежнему горяча.

Электричество

Крошечные острова на севере диком,
несколько хрупких домишек тесных,
фонари неяркие с мутным бликом...
Провода их ведут точно к месту,
где рождается электричество,
рождается в гуле угольных волн,
из песни бурлящих сверкающих гамм.
И в огне бенгальском ее припеве
пылает во тьме золотой вольфрам,
и льдом во тьме громыхает север.

Утро с облаками

Пути прохладных облаков,
всегда с надутыми щеками,
они рождают ветер ранний,
трещит задвинутый засов
и неизбежно уступает
заря от края и до края.
Открою свой молитвослов,
псалмы к рассвету прочитаю...;

Пьяные звездочеты

От пресса небес и соли
подкашивались коленки,
летающие тарелки
зависли над плоскогорьем,
над белой лабораторией,
где пьяные звездочеты
небесную акваторию
делили легко на соты.


Утро

Снова касания ветра и меха
будят ее внутри батискафа
сна вдохновенного.
Новое утро в новых доспехах
поступью твердой выходит из шкафа.

Ода Ганнибалу

Не брал в расчет походов расстояния
и не считал потерянные души,
слонами он империю утюжил,
чтоб самому к основам мироздания
своей природой воина припасть
и ощутить бессмертие и власть.

Новый Египет

Посмотрим, что творится внутри рассвета,
посмотрим, что пылает внутри заката.
Солнце давно потеряло сильный
интерес к Земле, но милосердно
этим летом заряжает жадные
последние солнечные батареи.
Возвращаются в Египет евреи,
оживают фараоны, свет зажигается в пирамидах,
братья-мусульмане словно пучки-флюиды
отбывают массово за пророком.
Растворяются за горизонтом копты -
путь их долгий к другому Богу.
Растворяется прошлое в дымке ранней.
Остаются евреи и египтяне.
Смешались в странный рельеф пологий
церкви, мечети и синагоги,
звуком единой молитвы станет
новый язык той земли и зданий,
где лишь евреи и египтяне.

Всю ночь...

Всю ночь листаю страницы хроник раскулачивания в Техасе,
фермеров лишают земли, коров, овец,
все ближе непознанный голод.
Ведь дальше родина или смерть, начало или конец...
Фермеры пашут и в зной и в холод,
фермеры пашут и в холод и в зной,
серп дни и ночи свистит, как молот,
чтоб прокормить трудовой Детройт,
чтоб прокормить Вашингтон рабочий.