Как я стал взрослым

   Пить, курить и говорить я начал одновременно. – М. Жванецкий.

    Я окончил семилетнюю школу и поступил учиться в техникум в 1955 году. Техникум был в городе, в тридцати километрах от нашего села. Это было далеко, поскольку не было ни дорог, ни телефона, ни автобуса. Так  я пошёл в люди. Два года я жил на квартирах, под каким ни каким надзором, а потом построили общежитие, и я жил в нём. 
  Моя юность прошла на Донбассе. В таком возрасте очень хочется быть взрослым. Для этого нужно делать то, что делают взрослые: пить, курить и материться почём свет стоит. Пили мы почти каждую неделю, норма – две бутылки водки на троих и плавленый сырок. Иногда добавлялась килька в томатном соусе, а если килька с овощами, то это уже праздничный стол. Пели песни (взрослые в те времена всегда после выпивки пели).  Репертуар был свой, не тот, что у родителей: «Колыма», «Сиреневый туман», что- то из С.Есенина и, конечно же «Мурка». В те времена бутылку куприли крышечкой из твёрдого картона. Выбивали её, ударяя ладонью в дно бутылки. А мы выбивали крышечку «по гусарски», ударяя дном бутылки в плечо. Особый шик!
    Курить начал с пятнадцати лет, курили все мои друзья. Рядом с техникумом была школа. Мы старались курить так, что бы рядом были старшеклассники, они наши сверстники, но им курить нельзя, а нам можно, мы «взрослые».
Искусством матерщины я овладел в совершенстве, благо среда к тому располагала: мои друзья ни в чём мне не уступали, а взрослые матом не брезговали.
   Вот с таким багажом я начал самостоятельную жизнь. У меня были большие шансы стать выпивохой,  хулиганом, бандитом…В те времена, на Донбассе, это было в «моде». Дрались улица на улицу, район на район и т.д. Танцы в городском парке часто заканчивались побоищем, как и футбольные встречи. Но меня судьба хранила. В нашей компании ни чего подобного не было.

    У моего лучшего друга был дядя, белоэмигрант. При Хрущёве ему разрешили вернуться на родину. Когда он поближе познакомился с «обновлённой» родиной, то заплакал и сказал: «Что же вы сделали с моей страной»! Но осознать, понять эти слова я ещё не был готов. Возраст, среда, менталитет – всё было направлено в другое русло. И только через десятки лет эти слова вспомнились, совершив переворот в сознании.
Мы иногда пили у дяди Гриши, так звали дядю моего друга. Наливали и ему.
А дядя упрекал нас, что мы не правильно пьём. Он пил маленькими глотками, дриньками, как говорят сегодня.  С тех пор я наливаю себе грамм 50-70 и тяну весь вечер. Один мой родственник, шахтёр, увидев, как я пью, сказал: «Ты над кем издеваешься, надо мной или над ней»? А потом добавил: «Какая же сила воли - не всё выпивать»!

    Я не любил всё, что связано с войной и армией. Идти в армию я не хотел, но меня загребли. Тогда  всех «подбирали», даже женщины служили в армии – демографическая яма. Я попал в полковую школу. Стоят сотни две новобранцев, а старшина, который годится солдатам в отцы, изощряется в красноречии, из трёх сказанных слов, пять матерных. И я себе сказал: «Да что бы я был похож на этого идиота …» Больше матом не пользуюсь. Я эти слова начисто забыл. Возможно, здесь сработала генетика, а может семейная традиция. Если при бабушке, хотя бы дьявола вспоминали, она крестилась. У неё было одно ругательство: Анахтымова дытына. А кто такой Анахтым, и почему его ребёнок удостоен такой чести, остаётся тайной. Мама пошла по стопам бабушки, она тоже не знала скверных слов. А отец матерился, хотя и редко, но при детях, ни когда. Во всяком случае, я от него нецензурщину не слышал.

                27 марта 2020