Она была... - Светлячок! Памяти Елены Касьян

Она была...
                - Светлячок!
На огромном пространстве тьмы...
Мигающий нам маячок -
Не заблудились в бездне чтоб мы...

Даже если в ночи' мы озябли?
Стало нам вдруг немного теплей...
Солнца луч в небесные хляби
Среди туч и дрожащих теней...

Что бы мы с тобой не проспали -
Что нельзя нам с тобою проспать?
В бездну тьмы мы с тобой не упали -
Там, где стало
                легко так
    Упасть?


lk


ЕЛЕНА КАСЬЯН – поэт, писатель, автор-исполнитель, лауреат множества фестивалей авторской песни, в том числе Грушинского, автор множества книг для детей...

http://stihi.ru/avtor/pristalnaya

Касьян Елена

 
Сочиняя мир…
 
* * *
 
И ничего не остается, кроме жить,
месить пространство, вычитать минуты
и так прощаться с близкими, как будто
выходишь на площадку покурить.
 
И сочиняя мир из ничего,
и став от боли даже ниже ростом,
опять живешь среди чужих и взрослых,
как посреди сиротства своего.
 
Но там внутри, на самой глубине,
за самой хрупкой тонкой перепонкой
твоя любовь испуганным ребенком
уже устала плакать обо мне.
 
И в этот сад, и в этот рай кромешный,
где так легко друг друга не узнать,
где никого – ни после нас, ни между,
я в сотый раз иду тебя искать.
 
* * *
 
Еще немного – и забыть о лете,
Бумажным змеем выпустить из рук.
И жухнет лист, и мы уже не дети,
И нас не мамы будят поутру.
 
Приходит осень ровно на три такта,
И мы, конечно, знаем наперед,
Что все случится так-то или так-то,
Что поболит немного и пройдет.
 
И заострится зрение и чувство,
И можно снова видеть, уходя,
Как белый свет, отстиранный до хруста,
Глядится в окна, влажный от дождя.
 
И эта нежность, глупая, смешная,
Берет за горло, как за рукоять,
И никогда уже не отпускает.
И только так и может удержать.
 
* * *
 
И ходить учили, и есть, и спать,
а стареть никто не учил.
Показали буквы писать в тетрадь,
передали чернил.
По тебе печалилась, как могла,
по тебе старела к утру.
Не поднять руки
в пустоту строки,
ночь полощется на ветру.
 
У тебя – то яшма, а то янтарь,
у меня – дуда и сума.
Мой пресветлый князь, мой безродный царь,
где б сойти с ума?
Где слететь с подножки, сорваться в бег,
где бы выдохнуть все слова?
Чтобы ветер стих,
чтоб родился стих,
чтобы ты меня целовал.
 
Оторвется с ветки моя душа,
глупым яблоком наливным,
если снега белого накрошат,
значит, буду под ним.
Разучусь и стареть, и ходить, и спать,
а тебя мне все нет и нет…
Но легка рука,
и черна строка
проступает сквозь снег.
 
* * *
 
Свет мой, смотри, у моей души
прямо по краю расходятся швы,
видишь, прорехи стынут.
Это так страшно – проснуться живым,
тело баюкать, склоняясь над ним,
мучиться, что отнимут.
Свет мой, останься еще чуть-чуть,
ветер отчаянно ломится в грудь,
сердце внутри полощет.
Глупое сердце сдали внаем,
как мы с тобой помещаемся в нем,
как мы там делим площадь?
 
Марфа Петровна из двадцать седьмой
снова в глазок наблюдает за мной –
память свою волнует.
Жил в ее сердце когда-то давно
Митенька… но отселился в окно.
Площадь теперь пустует.
Тонкая лодочка в небе плывет,
Митеньку долго везет и везет –
ни суеты, ни трагизма…
Марфе Петровне печально одной,
сядет и пишет артрозной рукой
длинные нежные письма.
 
Свет мой, такое безлюдье внутри,
хоть приходи и что хочешь бери,
не возвращай обратно.
Я пропишу тебя в сердце моем,
а как уеду, останешься в нем.
Будь там по аккуратней...
 
* * *
 
Когда багульник зацветает вспять
Болотным утром вглубь пустого сада,
Не шевелись, любовь моя, не надо,
Я не могу тебя с собой забрать.
 
Коль скоро сон осыплется пыльцой
И дышит ночь, дурманяще и густо,
Не приходи в сознание и чувство –
Я не могу забрать тебя с собой.
 
Сквозь этот сад, сквозь этот белый дым,
Где ни вдохнуть, ни охнуть, ни ответить,
Летит пчела к последнему соцветью.
Бежим со мной, любовь моя, бежим.
 
За нами пробивается листва,
Рассвет уже лакает сумрак ночи.
Возьми себе на память что захочешь,
Но не слова, но только не слова...
 
* * *
 
На белом свете и зима бела,
(и разве важно, что там, в междустрочье).
Вот человек встает из-за стола,
к окну подходит, а смотреть не хочет.
Он знает дом напротив, знает сквер,
машины на обочине, парадный,
он знает, что соседский фокстерьер
гуляет в это время. И досадно,
что ничего не скрасила зима,
не обманула и не удивила,
а только чуть пространство забелила
и, слава богу, не свела с ума.
А потому, пожалуй, повезло
и можно жить неспешно и подробно…
И так стоит, упершись лбом в стекло,
и так стоит, упершись сердцем в ребра.
И снег идет, во всю собачью прыть
несется пес, играют дети в сквере…
И в дверь звонят, и надо бы открыть.
А он стоит и не подходит к двери.


Светлая Память...