Стихи русских классиков о Маме-15. 7. 20-28. 2. 21

Стихи русских поэтов классиков о Маме
***
149 произведений; 17 русских поэтов

=======================================> <=======================================
Авторы на странице: Цветаева М.И., Есенин С.А., Блок А.А., Некрасов Н.А., Фет А.А., Апухтин А.Н., Белый А., Чёрный С., Брюсов В.Я., Бальмонт К.Д., Шевырев С.П., Северянин И., Ходасевич В.Ф., Сологуб Ф.К., Суриков И.З., Карамзин Н.М., Маяковский В.В.
=======================================> <=======================================
Источник - http://stih.su ==> Стихи русских поэтов классиков, посвященные матерям ==> http://stih.su/stikhi-russkikh-poyetov-o-mame/

***

Стихотворения на странице: Цветаева М.И. - 56, Есенин С.А. - 25, Блок А.А. - 22, Некрасов Н.А. - 13, Фет А.А. - 8, Апухтин А.Н. - 6, Белый А. - 5, Чёрный С. - 3, Брюсов В.Я. - 2, Бальмонт К.Д. - 2, Шевырев С.П. - 1, Северянин И. - 1, Ходасевич В.Ф. - 1, Сологуб Ф.К. - 1, Суриков И.З. - 1, Карамзин Н.М. - 1, Маяковский В.В. - 1
=======================================> <=======================================



==============================> Цветаева М.И. (56) <=============================

1.  Что ты любовь моя…
2.  Ф. Корн «О, кто бы нас направил…»
3.  Утомленье
4.  У кроватки
5.  У гробика
6.  Самоубийство
7.  Рождественская дама
8.  После праздника
9.  После гостей
10. Ондра Лысогорский Маме
11. Маме («Как много забвением темным…»)
12. Мама на лугу
13. Мама на даче
14. Мама за книгой
15. Мама в саду
16. Книги в красном переплете
17. Как мы читали «Lichtenstein»
18. Инцидент за супом
19. За книгами
20. Живая цепочка
21. Жениховы частушки
22. Дортуар весной
23. В сумерках
24. В субботу
25. В Ouchy
26. Бретонские народные песни Торопливая невеста
27. Баловство
28. Читатели газет
29. Юноше в уста
30. Плач матери по новобранцу
31. Красный бычок
32. Поэма лестницы
33. Поэма конца
34. Чем заслужить тебе и чем воздать…
35. Седой — не увидишь…
36. Последняя дружба…
37. Егорушка
38. Вестнику
39. Царь-Девица (Поэма-сказка)
40. Песенки из пьесы «Ученик»
41. Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…
42. Звезда над люлькой — и звезда над гробом…
43. Заря пылала, догорая…
44. Поскорее бы с тобою разделаться…
45. Дорожкою простонародною…
46. Простите меня, мои горы…
47. Памяти Беранже
48. Мать из хаты за водой…
49. Барабанщик! Бедный мальчик…
50. Стенька Разин
51. Четвертый год…
52. В оны дни ты мне была, как мать…
53. Чародей
54. Да, я тебя уже ревную…
55. Эпитафия («Забилась в угол, глядишь упрямо…»)
56. Маме («В старом вальсе штраусовском впервые…»)


Цветаева М.И.

1.     Что ты любовь моя… - Цветаева М.И.
2.     Ф. Корн «О, кто бы нас направил…» - Цветаева М.И.
3.     Утомленье - Цветаева М.И.
4.     У кроватки - Цветаева М.И.
5.     У гробика - Цветаева М.И.



Цветаева М. И. - У гробика


Цветаева М. И.

У ГРОБИКА

Екатерине Павловне Пешковой

Мама светло разукрасила гробик.
Дремлет малютка в воскресном наряде.
Больше не рвутся на лобик
Русые пряди;

Детской головки, видавшей так мало,
Круглая больше не давит гребенка…
Только о радостном знало
Сердце ребенка.

Век пятилетний так весело прожит:
Много проворные ручки шалили!
Грези, никто не тревожит,
Грези меж лилий…

Ищут цветы к ней поближе местечко,
(Тесно ей кажется в новой кровати).
Знают цветы: золотое сердечко
Было у Кати!

Год написания: без даты

==


Цветаева М. И. - У кроватки

Цветаева М. И.

У КРОВАТКИ

Вале Генерозовой

— «Там, где шиповник рос аленький,
Гномы нашли колпачки»…
Мама у маленькой Валеньки
Тихо сняла башмачки.

— «Солнце глядело сквозь веточки
К розе летела пчела»…
Мама у маленькой деточки
Тихо чулочки сняла.

— «Змей не прождал ни минуточки,
Свистнул, — и в горы скорей!»
Мама у сонной малюточки
Шелк расчесала кудрей.

— «Кошку завидевши, курочки
Стали с индюшками в круг»…
Мама у сонной дочурочки
Вынула куклу из рук.

— «Вечером к девочке маленькой
Раз прилетел ангелок»…
Мама над дремлющей Валенькой
Кукле вязала чулок.

Год написания: без даты

==


Цветаева М. И. - Утомленье


Цветаева М. И.

УТОМЛЕНЬЕ

Жди вопроса, придумывай числа…
Если думать — то где же игра?
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!

В зале страшно: там ведьмы и черти
Появляются все вечера.
Папа болен, мама в концерте…
Спать пора!

Братец шубу надел наизнанку,
Рукавицы надела сестра,
— Но устанешь пугать гувернантку…
Спать пора!

Ах, без мамы ни в чем нету смысла!
Приуныла в углах детвора,
Даже кукла нахмурилась кисло…
Спать пора!

Год написания: без даты

==


Цветаева М. И. - Ф. Корн «О, кто бы нас направил…»


Цветаева М. И.

Ф. КОРН «О, КТО БЫ НАС НАПРАВИЛ…»

О, кто бы нас направил,
О, кто бы нам ответил?
Где край, который примет
Нас с нерожденным третьим?

Бредем и не находим
Для будущего яслей.
Где хлев, который впустит
Тебя со мной, меня с ним…

Уже девятый месяц
Груз у меня под сердцем,
Он скоро обернется
Ртом — ужасом разверстым.

Идем — который месяц —
Куда — не знаем сами.
Деревья по дорогам
Нам чудятся крестами.

Увы, одни деревья
Протягивают руки
Младенческому крику
И материнской муке.

Хоть листьями оденьте!
Хоть веточкой укройте!
Хоть щепочку на люльку!
Хоть досточку на койку!

Кто молится младенцу?
Кто матерь величает?
Мир моего младенца
Предательством встречает.

Любой ему Иуда
И крест ему сосновый
На каждом перекрестке
Заране уготован.

Все, все ему готово:
Путь, крест, венец, гробница
Под стражею — да негде
Ему на свет родиться.

О, счастлива Мария,
В сенном благоуханье
Подставившая Сына
Воловьему дыханью!

Бреду тяжелым шагом,
Раздавленная ношей,
Которую надежду
Стирая под подошвой?

Кто мающихся примет,
Двух, с третьим нежеланным?
На всей земле им нету
Земли обетованной.

Бдят воины с мечами
На всех путях и тропах —
— Кто вы? Куда — откуда?
Ложь! Подавайте пропуск!

Жгут очи, роют руки.
Рты ненавистью дышат.
— Вот истина! — Не видят.
— О, смилуйтесь! — Не слышат.

Все: обувь, косы, уши, мысли
С находчивостью злой
Обыскано. Но мало
Им, подавай утробу.

А ну, как это чрево,
По тропам каменистым
Влачимое, мессией
Взорвете — коммунистом?

Где край, который примет,
Очаг, который встретит,
Вертеп, который впустит
Нас — с нерожденным третьим?

Год написания: без даты

==


Цветаева М. И. - Что ты любовь моя…


Цветаева М. И.

ЧТО ТЫ ЛЮБОВЬ МОЯ…

Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.

Приди в полночный час,
В полночный бой.
Спит матушка с отцом,
Мне спать — с тобой.

Рукою стукни в дверь!
На этот стук
Спросонья скажет мать:
— Еловый сук!

И в горенку скорей!
Скорей в постель!
Тебя теснее обовью,
Чем плющ и хмель.

Что ты любовь моя —
Пора бы знать.
Приди в полночный час,
Скажи, как звать.

Год написания: без даты

==

6.     Самоубийство - Цветаева М.И.
7.     Рождественская дама - Цветаева М.И.
8.     После праздника - Цветаева М.И.
9.     После гостей - Цветаева М.И.
10.     Ондра Лысогорский Маме - Цветаева М.И.
11.     Маме («Как много забвением темным…») - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Маме («Как много забвением темным…»)


Цветаева М. И.

МАМЕ («Как много забвением темным…»)


Как много забвением темным
Из сердца навек унеслось!
Печальные губы мы помним
И пышные пряди волос,

Замедленный вздох над тетрадкой
И в ярких рубинах кольцо,
Когда над уютной кроваткой
Твое улыбалось лицо.

Мы помним о раненых птицах
Твою молодую печаль
И капельки слез на ресницах,
Когда умолкала рояль.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Ондра Лысогорский Маме


Цветаева М. И.

ОНДРА ЛЫСОГОРСКИЙ МАМЕ

О ты, которой не хватало суток!
Ты в первый раз сегодня заспалась!
Чтоб накормить девятерых малюток,
Одеть раздетых и обуть разутых, —
Ты до рассвета начинала утро,
А ночью шила, не смыкая глаз.

Усердная, ты говорила мало,
Ты только пела, бедный соловей!
Под песни ты растила сыновей.
А Лысая Гора, как страж, стояла, —
И песни те, которых нет грустней,
Как разыгралися в крови моей!

Лежишь в гробу. Я продолжаю петь…
Спи, труженица! Отдохни, певица!
Ты — оттрудилась. Мой черед потеть…
В полях, в горах, на синей Островице.
Ты — оттерпела, мой черед — терпеть,
Устами сына продолжаешь петь.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - После гостей


Цветаева М. И.

ПОСЛЕ ГОСТЕЙ

Вот и уходят. Запели вдали
Жалобным скрипом ворота.
Грустная, грустная нота…
Вот и ушли.

Мама сережки сняла, — почему?
И отстегнула браслеты,
Спрятала в шкафчик конфеты,
Точно в тюрьму.

Красную мебель, отраду детей,
Мама в чехлы одевает…
Это всегда так бывает
После гостей!

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - После праздника


Цветаева М. И.

ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА

У мамы сегодня печальные глазки,
Которых и дети и няня боятся.
Не смотрят они на солдатика в каске
И даже не видят паяца.

У мамы сегодня прозрачные жилки
Особенно сини на маленьких ручках.
Она не сердита на грязные вилки
И детские губы в тянучках.

У мамы сегодня ни песен, ни сказки,
Бледнее, чем прежде, холодные щечки,
И даже не хочет в правдивые глазки
Взглянуть она маленькой дочке.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. -  Рождественская дама


Цветаева М. И.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ДАМА

Серый ослик твой ступает прямо,
Не страшны ему ни бездна, ни река…
Милая Рождественская дама,
Увези меня с собою в облака!

Я для ослика достану хлеба,
(Не увидят, не услышат, — я легка!)
Я игрушек не возьму на небо…
Увези меня с собою в облака!

Из кладовки, чуть задремлет мама,
Я для ослика достану молока.
Милая Рождественская дама,
Увези меня с собою в облака!

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Самоубийство


Цветаева М. И.

САМОУБИЙСТВО

Был вечер музыки и ласки,
Все в дачном садике цвело.
Ему в задумчивые глазки
Взглянула мама так светло!
Когда ж в пруду она исчезла
И успокоилась вода,
Он понял — жестом злого жезла
Ее колдун увлек туда.
Рыдала с дальней дачи флейта
В сияньи розовых лучей…
Он понял — прежде был он чей-то,
Теперь же нищий стал, ничей.
Он крикнул: «Мама!», вновь и снова,
Потом пробрался, как в бреду,
К постельке, не сказав ни слова
О том, что мамочка в пруду.
Хоть над подушкою икона,
Но страшно! — «Ах, вернись домой!»
…Он тихо плакал. Вдруг с балкона
Раздался голос: «Мальчик мой!»

В изящном узеньком конверте
Нашли ее «прости»: «Всегда
Любовь и грусть — сильнее смерти».
Сильнее смерти… Да, о да!..

Год написания: без даты

==

12.     Мама на лугу - Цветаева М.И.
13.     Мама на даче - Цветаева М.И. 
14.     Мама за книгой - Цветаева М.И. 
15.     Мама в саду - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Мама в саду


Цветаева М. И.

МАМА В САДУ

Гале Дьяконовой

Мама стала на колени
Перед ним в траве.
Солнце пляшет на прическе,
На голубенькой матроске,
На кудрявой голове.
Только там, за домом, тени…

Маме хочется гвоздику
Крошке приколоть, —
Оттого она присела.
Руки белы, платье бело…
Льнут к ней травы вплоть.
— Пальцы только мнут гвоздику. —

Мальчик светлую головку
Опустил на грудь.
— «Не вертись, дружок, стой прямо!»
Что-то очень медлит мама!
Как бы улизнуть
Ищет маленький уловку.

Мама плачет. На колени
Ей упал цветок.
Солнце нежит взгляд и листья,
Золотит незримой кистью
Каждый лепесток.
— Только там, за домом, тени…

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Мама за книгой


Цветаева М. И.

МАМА ЗА КНИГОЙ

…Сдавленный шепот… Сверканье кинжала…
— «Мама, построй мне из кубиков домик!»
Мама взволнованно к сердцу прижала
Маленький томик.

…Гневом глаза загорелись у графа:
«Здесь я, княгиня, по благости рока!»
— «Мама, а в море не тонет жирафа?»
Мама душою — далеко!

— «Мама, смотри: паутинка в котлете!»
В голосе детском упрек и угроза.
Мама очнулась от вымыслов: дети —
Горькая проза!

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Мама на даче


Цветаева М. И.

МАМА НА ДАЧЕ

Мы на даче: за лугом Ока серебрится,
Серебрится, как новый клинок.
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венок.

Наша мама не любит тяжелой прически, —
Только время и шпильки терять!
Тихий лучик упал сквозь березки
На одну шелковистую прядь.

В небе облачко плыло и плакало, тая.
Назвала его мама судьбой.
Наша мама теперь золотая,
А венок у нее голубой.

Два веночка на ней, два венка, в самом деле:
Из цветов, а другой из лучей.
Это мы васильковый надели,
А другой, золотистый — ничей.

Скоро вечер: за лесом луна загорится,
На плотах заблестят огоньки…
Наша мама сегодня царица,
На головке у мамы венки.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Мама на лугу


Цветаева М. И.

МАМА НА ЛУГУ

Вы бродили с мамой на лугу
И тебе она шепнула: «Милый!
Кончен день, и жить во мне нет силы.
Мальчик, знай, что даже из могилы
Я тебя, как прежде, берегу!»

Ты тихонько опустил глаза,
Колокольчики в руке сжимая.
Все цвело и пело в вечер мая…
Ты не поднял глазок, понимая,
Что смутит ее твоя слеза.

Чуть вдали завиделись балкон,
Старый сад и окна белой дачи,
Зашептала мама в горьком плаче:
«Мой дружок! Ведь мне нельзя иначе, —
До конца лишь сердце нам закон!»

Не грусти! Ей смерть была легка:
Смерть для женщин лучшая находка!
Здесь дремать мешала ей решетка,
А теперь она уснула кротко
Там, в саду, где Бог и облака.

Год написания: без даты

==

16.     Книги в красном переплете - Цветаева М.И.
17.     Как мы читали «Lichtenstein» - Цветаева М.И.
18.     Инцидент за супом - Цветаева М.И. 
19.     За книгами - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - За книгами


Цветаева М. И.

ЗА КНИГАМИ

«Мама, милая, не мучь же!
Мы поедем или нет?»
Я большая, — мне семь лет,
Я упряма, — это лучше.

Удивительно упряма:
Скажут нет, а будет да.
Не поддамся никогда,
Это ясно знает мама.

«Поиграй, возьмись за дело,
Домик строй». — «А где картон?»
«Что за тон?» — «Совсем не тон!
Просто жить мне надоело!

Надоело… жить… на свете,
Все большие — палачи,
Давид Копперфильд»… — «Молчи!
Няня, шубу! Что за дети!»

Прямо в рот летят снежинки…
Огонечки фонарей…
«Ну, извозчик, поскорей!
Будут, мамочка, картинки?»

Сколько книг! Какая давка!
Сколько книг! Я все прочту!
В сердце радость, а во рту
Вкус соленого прилавка.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Инцидент за супом


Цветаева М. И.

ИНЦИДЕНТ ЗА СУПОМ

— «За дядю, за тетю, за маму, за папу»…
— «Чтоб Кутику Боженька вылечил лапу»…
— «Нельзя баловаться, нельзя, мой пригожий!»…
(Уж хочется плакать от злости Сереже.)
— «He плачь, и на трех он на лапах поскачет».
Но поздно: Сереженька-первенец — плачет!

Разохалась тетя, племянника ради
Усидчивый дядя бросает тетради,
Отец опечален: семейная драма!
Волнуется там, перед зеркалом, мама…
— «Hy, нянюшка, дальше! Чего же вы ждете?»
— «За папу, за маму, за дядю, за тетю»…

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Как мы читали «Lichtenstein»


Цветаева М. И.

КАК МЫ ЧИТАЛИ «LICHTENSTEIN»

Тишь и зной, везде синеют сливы,
Усыпительно жужжанье мух,
Мы в траве уселись, молчаливы,
Мама Lichtenstein читает вслух.

В пятнах губы, фартучек и платье,
Сливу руки нехотя берут.
Ярким золотом горит распятье
Там, внизу, где склон дороги крут.

Ульрих — мой герой, а Георг — Асин,
Каждый доблестью пленить сумел:
Герцог Ульрих так светло-несчастен,
Рыцарь Георг так влюбленно-смел!

Словно песня — милый голос мамы,
Волшебство творят ее уста.
Ввысь уходят ели, стройно-прямы,
Там, на солнце, нежен лик Христа…

Мы лежим, от счастья молчаливы,
Замирает сладко детский дух.
Мы в траве, вокруг синеют сливы,
Мама Lichtenstein читает вслух.

Год написания: без даты

==

Цветаева М. И. - Книги в красном переплете


Цветаева М. И.

КНИГИ В КРАСНОМ ПЕРЕПЛЕТЕ

Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном переплете.
Чуть легкий выучен урок,
Бегу тотчас же к вам бывало.
— «Уж поздно!» — «Мама, десять строк!»…
Но к счастью мама забывала.
Дрожат на люстрах огоньки…
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.
Темнеет… В воздухе свежо…
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом Индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры…
Кладбище… Вещий крик совы…
(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
Приемыш чопорной вдовы,
Как Диоген живущий в бочке.
Светлее солнца тронный зал,
Над стройным мальчиком — корона…
Вдруг — нищий! Боже! Он сказал:
«Позвольте, я наследник трона!»
Ушел во тьму, кто в ней возник.
Британии печальны судьбы…
— О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?
О золотые времена,
Где взор смелей и сердце чище!
О золотые имена:
Гекк Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!

Год написания: без даты

==

20.     Живая цепочка - Цветаева М.И.
21.     Жениховы частушки - Цветаева М.И.
22.     Дортуар весной - Цветаева М.И.
23.     В сумерках - Цветаева М.И.
24.     В субботу - Цветаева М.И.



Цветаева М. И. - В субботу


Цветаева М. И.

В СУББОТУ

Темнеет… Готовятся к чаю…
Дремлет Ася под маминой шубой.
Я страшную сказку читаю
О старой колдунье беззубой.

О старой колдунье, о гномах,
О принцессе, ушедшей закатом.
Как жутко в лесах незнакомых
Бродить ей с невидящим братом!

Одна у колдуньи забота:
Подвести его к пропасти прямо!
Темнеет… Сегодня Суббота,
И будет печальная мама.

Темнеет… Не помнишь о часе.
Из столовой позвали нас к чаю.
Клубочком свернувшейся Асе
Я страшную сказку читаю.

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - В сумерках


Цветаева М. И.

В СУМЕРКАХ

(На картину «Au Crepouscule» *1 Paul Chabas в Люксембургском музее)

Клане Макаренко

Сумерки. Медленно в воду вошла
Девочка цвета луны.
Тихо. Не мучат уснувшей волны
Мерные всплески весла.
Вся — как наяда. Глаза зелены,
Стеблем меж вод расцвела.
Сумеркам — верность, им, нежным, хвала:
Дети от солнца больны.
Дети — безумцы. Они влюблены
В воду, в рояль, в зеркала…
Мама с балкона домой позвала
Девочку цвета луны.

/*1 «В сумерках» Поля Шабаса (фр.)?

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - Дортуар весной


Цветаева М. И.

ДОРТУАР ВЕСНОЙ

Ане Ланиной

О весенние сны в дортуаре,
О блужданье в раздумье средь спящих,
Звук шагов, как нарочно, скрипящих,
И тоска, и мечты о пожаре.

Неспокойны уснувшие лица,
Газ заботливо кем-то убавлен,
Воздух прян и как будто отравлен,
Дортуар — как большая теплица.

Тихи вздохи. На призрачном свете
Все бледны. От тоски ль ожиданья,
Оттого ль, что солгали гаданья,
Но тревожны уснувшие дети.

Косы длинны, а руки так тонки!
Бред внезапный: «От вражеских пушек
Войско турок…» Недвижны иконки,
Что склонились над снегом подушек.

Кто-то плачет во сне, не упрямо…
Так слабы эти детские всхлипы!
Снятся девочке старые липы
И умершая, бледная мама.

Расцветает в душе небылица.
Кто там бродит? Неспящая поздно?
Иль цветок, воскресающий грозно,
Что сгубила весною теплица?

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - Жениховы частушки


Цветаева М. И.

ЖЕНИХОВЫ ЧАСТУШКИ

Пляшут зайцы на лужайке,
Пляшут мошки на лозе.
Хочешь разума в хозяйстве —
Не женись на егозе!

Вся-то в лентах, вся-то в блестках,
Всему свету госпожа!
Мне крестьяночку подайте,
Что как булочка свежа!

Мама, во мгновенье ока
Сшей мне с напуском штаны!
Чтобы, как у герра Шмидта,
Были икры в них стройны!

Как на всех зубами лязгал —
Не приласкан был ни разу.
Прекратил собачий лязг —
Нет отбою мне от ласк!

Рвал им косы, рвал им юбки —
Все девчонки дули губки.
Обуздал свой норов-груб —
Нет отбою мне от губ!

Хочешь в старости почета —
Раньше старших не садись!
Хочешь красного потомства —
С красной девицей сходись!

За свекровьиной кроватью
— Точно ближе не могли! —
Преогромный куль с рублями —
Сплю и вижу те рубли.

А за тестевой конторкой —
До чего сердца грубы —
Преогромная дубина.
Для чего в лесах — дубы?!

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - Живая цепочка


Цветаева М. И.

ЖИВАЯ ЦЕПОЧКА

Эти ручки кто расцепит,
Чья тяжелая рука?
Их цепочка так легка
Под умильный детский лепет.

Кто сплетенные разнимет?
Перед ними каждый — трус!
Эту тяжесть, этот груз
Кто у мамы с шеи снимет?

А удастся, — в миг у дочки
Будут капельки в глазах.
Будет девочка в слезах,
Будет мама без цепочки.

И умолкнет милый лепет,
Кто-то всхлипнет; скрипнет дверь…
Кто разнимет их теперь
Эти ручки, кто расцепит?

Год написания: без даты

===

25.     В Ouchy - Цветаева М.И.
26.     Бретонские народные песни Торопливая невеста - Цветаева М.И.   
27.     Баловство - Цветаева М.И.
28.     Читатели газет - Цветаева М.И. 


Цветаева М. И. - Читатели газет


Цветаева М. И.

ЧИТАТЕЛИ ГАЗЕТ

Ползёт подземный змей,
Ползёт, везёт людей.
И каждый — со своей
Газетой (со своей
Экземой!) Жвачный тик,
Газетный костоед.
Жеватели мастик,
Читатели газет.

Кто — чтец? Старик? Атлет?
Солдат? — Ни че;рт, ни лиц,
Ни лет. Скелет — раз нет
Лица: газетный лист!
Которым — весь Париж
С лба до пупа одет.
Брось, девушка!
;Родишь —
Читателя газет.

Кача — «живёт с сестрой» —
ются — «убил отца!» —
Качаются — тщетой
Накачиваются.

Что; для таких господ —
Закат или рассвет?
Глотатели пустот,
Читатели газет!

Газет — читай: клевет,
Газет — читай: растрат.
Что ни столбец — навет,
Что ни абзац — отврат…

О, с чем на Страшный суд
Предстанете: на свет!
Хвататели минут,
Читатели газет!

— Пошёл! Пропал! Исчез!
Стар материнский страх.
Мать! Гуттенбергов пресс
Страшней, чем Шварцев прах!

Уж лучше на погост, —
Чем в гнойный лазарет
Чесателей корост,
Читателей газет!

Кто наших сыновей
Гноит во цвете лет?
Смесители крове;й,
Писатели газет!

Вот, други, — и куда
Сильней, чем в сих строках! —
Чтo думаю, когда
С рукописью в руках

Стою перед лицом
— Пустее места — нет! —
Так значит — нелицом
Редактора газет-

ной нечисти.

Ванв, 1 — 15 ноября

Год написания: 1935

===

Цветаева М. И. - Баловство


Цветаева М. И.

БАЛОВСТВО

В темной гостиной одиннадцать бьет.
Что-то сегодня приснится?
Мама-шалунья уснуть не дает!
Эта мама совсем баловница!

Сдернет, смеясь, одеяло с плеча,
(Плакать смешно и стараться!)
Дразнит, пугает, смешит, щекоча
Полусонных сестрицу и братца.

Косу опять распустила плащом,
Прыгает, точно не дама…
Детям она не уступит ни в чем,
Эта странная девочка-мама!

Скрыла сестренка в подушке лицо,
Глубже ушла в одеяльце,
Мальчик без счета целует кольцо
Золотое у мамы на пальце…

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - Бретонские народные песни Торопливая невеста


Цветаева М. И.

БРЕТОНСКИЕ НАРОДНЫЕ ПЕСНИ ТОРОПЛИВАЯ НЕВЕСТА

— Мама, долго ль?
Мама, скоро ль?
Мама, время
Замуж — мне!

— Голубка, в доме — ни гроша!
— Зато пшеница хороша:
Ее продавай,
Меня выдавай!
Мама, долго ль?
Мама, скоро ль?
Мама, время
Замуж — мне!

— Голубушка, где ж платье взять?
— Из льна-то — платья не соткать?
Тки, шей, расшивай,
Меня — выдавай!
Мама, душно!
Мама, скушно!
Мама, время
Замуж — мне!

— Где жить-то будешь с муженьком?
— Есть каменщики — будет дом!
Домок воздвигай,
Меня — выдавай!
Мама, тесно,
Мама, тошно,
Мама, время
Замуж — мне!

— Голубка, нет у нас вина!
— Чай, в винограде вся стена!
Скорей отжимай,
Меня выдавай!
Мама, тошно,
Мама, томно,
Мама, время
Замуж — мне!

— Нет, дочка, милого у нас!
— Есть толстый Жак: он в самый раз!
Лови — не зевай,
Скорей выдавай!
Мама, завтра ж!
Мама, нынче ж!
Мама, время
Замуж — мне!

Год написания: без даты

===

Цветаева М. И. - В Ouchy


Цветаева М. И.

В OUCHY

Держала мама наши руки,
К нам заглянув на дно души.
О, этот час, канун разлуки,
О предзакатный час в Ouchy!

— «Все в знаньи, скажут вам науки.
Не знаю… Сказки — хороши!»
О, эти медленные звуки,
О, эта музыка в Ouchy!

Мы рядом. Вместе наши руки.
Нам грустно. Время, не спеши!..
О, этот час, преддверье муки,
О вечер розовый в Ouchy!

Год написания: без даты

===

29.     Юноше в уста - Цветаева М.И.
30.     Плач матери по новобранцу - Цветаева М.И.
31.     Красный бычок - Цветаева М.И.
32.     Поэма лестницы - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Поэма лестницы


Цветаева М. И.

ПОЭМА ЛЕСТНИЦЫ

Короткая ласка
На лестнице тряской.
Короткая краска

Лица под замазкой.
Короткая — сказка:
Ни завтра, ни здравствуй.

Короткая схватка
На лестнице шаткой,
На лестнице падкой.

В доме, где по ночам не спят,
Каждая лестница водопад —

В ад…
— стезёю листков капустных!
Точно лестница вся из спусков,

Точно больше (чтО — жить! жить — жечь!)
Расставаний на ней, чем встреч.

Так, до розовых уст дорваться —
Мы порой забываем: здравствуй.
Тех же уст покидая край —
Кто — когда — забывал: прощай.

Короткая шутка
На лестнице чуткой,
На лестнице гудкой.

От грешного к грешной
На лестнице спешной
Хлеб нежности днешней.

Знаешь проповедь
Тех — мест?
Кто работает,
Тот — ест.

Дорого в лавках!
Тощ — предприимчив.
Спать можно завтра,
Есть нужно нынче.

В жизненной давке —
Княжеский принцип:
Взять можно завтра,
Дать нужно нынче.

Взрывом газовым
Час. Да-с.
Кто отказывал,
Тот — даст.

Даст!
(Нынче зубаст
Газ) ибо за нас
— Даст! — (тигр он и барс),
— Даст! — Чёрт, а не Маркс!

Ящик сорный,
Скажут, скажите: вздор.
И у чёрной
Лестницы есть ковёр.

(Масти сборной,
Правда…) Чеснок, коты, —
И у чёрной
Лестницы есть Coty.

Любят сласти-то
Червяки теснот!
Это — классика:
Чердаку — чеснок.

Может, лечатся…
А по мне — так месть:
Чёрной лестницы
Черноту заесть.

Стихотворец, бомбИст, апаш —
Враг один у нас: бель-этаж.

Короткая сшибка
На лестнице щипкой,
На лестнице сыпкой —
Как скрипка, как сопка,
Как потная стопка.
Работает — топка!

Короткая встрёпка
На лестнице шлёпкой,
На лестнице хлопкой.

Бьём до искр из глаз,
Бьём — в лёжь.
ЧтО с нас взыскивать?
Бит — бьёшь.

Владельца в охапку —
По лестнице капкой,
По лестнице хлипкой —

Торопится папка,
Торопится кепка,
Торопится скрипка.

— Ох, спал бы и спал бы!
Сжевала, сгноила, смолола!
Торопятся фалды,
Торопятся фалды,
Торопятся полы.

Судор`жь! Сутолочь!
Бег! Приз!
Сами ж путают:
Вверх? вниз?

ЧтО этаж — свой кашель:
В прямой связи.
И у нашей
Лестницы есть низы,

Кто до слёз, кто с корнем,
Кто тАк, кхи, кхи —
И у чёрной
Лестницы есть верхи.

— Вас бы выстукать!
— КИркой в грудь — ужо!
Гамма приступов
От подвала — до

Крыши — грохают!
Большинством заплат —
Маркса проповедь
На стравинский лад.

Короткая спевка
На лестнице плёвкой:
Низов голосовка.

Не спевка, а сплёвка:
На лестницу лёгких
Ни цельного — ловко!

Торопкая склёвка.
А ярости — в клохтах!
Работают — ох как!

ЧтО ни бросите —
Всё — в ход.
Кто не досыта ест —
Жрёт.

Стол — как есть домашний:
Отъел — кладут.
И у нашей
Лестницы — карта блюд.

Всех сортов диета!
Кипящий бак —
И у этой
Лестницы — Франценсбад.

Сон Иакова!
В старину везло!
Гамма запахов
От подвала — до

Крыши — стряпают!
Ре-ми-фа-соль-си —
Гамма запахов!
Затыкай носы!

Точно в аду вита,
Раскалена — винта

Железная стружка.
Которая стопка
Ног — с лестницы швыркой?

Последняя сушка,
Последняя топка,
Последняя стирка.

Последняя сцепка
Двух — кости да тряпки —
Ног — с лестницей зыбкой.

Последняя папка,
Последняя кепка,
Последняя скрипка.

Тихо. — Даже — кашель
Иссяк, дотряс.
И у нашей
Лестницы есть свой час

Тишины…

Последняя взбежка
По лестнице дрожкой.
Последняя кошка.

Темнота всё стёрла —
И грязь, и нас.
И у чёрной
Лестницы есть свой час

Чистоты…

Откуда — узнай-ка! —
Последняя шайка —
— Рейн, рухнувший с Альп, —
ВодЫ об асфальт

Двора…

Над двором — узорно:
Вон — крест, вон — гроздь…
И у чёрной
Лестницы — карта звёзд.
= = =

Ночь — как бы высказать?[1]
Ночь — вещи исповедь.
Ночь просит искренности,
Вещь хочет высказаться —

Вся! Все унижены —
Сплошь, до недвижимых
Вплоть. Приступ выспренности:
Вещь хочет выпрямиться.

Винт чёрной лестницы —
Мнишь — стенкой лепится?
Ночь: час молитвенностей:
Винт хочет вытянуться.

Высь — вещь надёжная.
В вещь — честь заложена.
Ложь вижу выломанной
Пря — мою линиею.

Двор — горстка выбоин,
Двор — год не выгребен! —
Цветами, ягодами —
Двор бредит зАгородом.

Вещь, бросив вежливость:
— Есмь мел! железо есмь!
Не быть нам выкрестами!
Жид, пейсы выпроставший.

Гвоздь, кафель, стружка ли —
Вещь — лоно чувствует.
С ремёсл пародиями
В спор — мощь прародинная.

Сткло, с полок бережных:
— Пе — сок есмь! Вдребезги ж!
Сти — хий пощёчина!
Сткло — в пыль песочную!

Прочь, ложь и ломанность!
Тю — фяк: солома есмь!
Мат — рас: есмь водоросль!
Всё, вся: природа есмь!

Час пахнет бомбою.
Be — рёвка: льном была!
Огнь, в куче угольной:
— Был бог и буду им!

ЧтО сталось с кранами?
— Пал — бог и встану им!
Чтоб сразу выговорить:
Вещь хочет выздороветь.
= = =

Мы, с ремёслами, мы, с заводами,
Что мы сделали с раем, отданным
Нам? Нож первый и первый лом,
ЧтО мы сделали с первым днём?

Вещь как женщина нам поверила!
Видно, мало нам было дерева
И железо — отвесь, отбей! —
Захотелось досOк, гвоздей,

Щеп! удOбоваримой мелочи!
Что мы сделали, первый сделавши
Шаг? Планету, где всё о Нём —
На предметов бездарный лом?

Мы — с ремёслами, мы — с искусствами!
Растянув на одре Прокрустовом
Вещь… Замкнулась и ждёт конца
Вещь — на адском одре станка.

Слава разносилась реками,
Славу утверждал утёс.
В мир — одушевлённей некуда! —
Что же человек привнёс?

Нужно же, чтоб он, сей видимый
Дух, болящий бог — предмет
Неодушевлённый выдумал —
Лживейшую из клевет!

Вы с предметами, вы с понятьями,
Вы с железом (дешевле платины),
Вы с алмазом (знатней кремня),
(С мыловаром, нужней меня!)

Вы с «незыблемость», вы с «недвижимость»,
На ступеньку, которой — ниже нет,
В эту плесень и в эту теснь
Водворившие мысль и песнь —

(Потому-то всегда взрываемся!)
ЧтО вы сделали с первым равенством
Вещи — всюду, в любой среде —
Равной ровно самой себе.

Дерево, доверчивое к звуку
Наглых топоров и нудных пил,
С яблоком протягивало руку.
Человек — рубил.

Горы, обнаруживая руды
Скрытые (впоследствии «металл»),
Твёрдо устанавливали: чудо!
Человек — взрывал.

Просвещённая сим приёмом
Вещь на лом отвечает — ломом.
Стол всегда утверждал, что — ствол.
Стул сломался? Нет, сук подвёл.

В лакированных ваших клетках
Шумы — думаете — от предков?
Просто, звёзды в окно узрев,
Потянулся, в пазАх, орех.

Просыпаешься — как от залпа.
Шкаф рассохся? Нет, нрав сказался
Вещи. ДвОрни домашний бал!
Газ взорвался? Нет, бес взыграл!

Ровно в срок подгниют перильца.
Нет — «нечаянно застрелился».
Огнестрельная воля бдит.
Есть — намеренно был убит

Вещью, в негодованьи стойкой.
В пустоту не летит с постройки
Камень — навыки таковы:
Камень требует головы!

Месть утёса. С лесов — месть леса!
Обстановочность этой пьесы!
Чем обставились? Дуб и штоф?
Застрахованность этих лбов!

Все страхующих — вплоть до ситки
Жестяной. Это ты — тростник-то
Мыслящий? — Биллиардный кий!
Застрахованность от стихий!

От Гефеста — со всем, что в оном —
Дом, а яхту — от Посейдона.
Оцените и мысль и жест:
Застрахованность от божеств!

От Гефеста? А шпиль над крышей —
От Гефеста? Берите выше!
Но и тише! От всех в одном:
От Зевеса страхуют дом.

Ещё плачетесь: без подмоги!
Дурни, спрашивается, боги,
Раз над каждым — язык неймёт! —
Каждым домом — богоотвод!

Бухты, яхты, гешефты, кофты —
Лишь одной не ввели страховки:
От имущества, только — сей:
Огнь, страхующий от вещей.
= = =

Вещи бедных. Разве рогожа —
Вещь? И вещь — эта доска?
Вещи бедных — кости да кожа,
Вовсе — мяса, только тоска.

Где их брали? Вид — издалёка,
ИзглубОка. Глаз не труди!
Вещи бедных — точно из бока:
Взял да вырезал из груди!

Полка? случай. Вешалка? случай.
Случай тоже — этот фантом
Кресла. Вещи? шипья да сучья, —
Весь октябрьский лес целиком!

Нищеты робкая мебель!
Вся — чего? — четверть и треть.
Вещь — давно, явно на небе!
На тебя — больно глядеть.

От тебя грешного зренья,
Как от язв, трудно отвлечь.
Венский стул — там где о Вене —
Кто? когда? — страшная вещь!

Лучшей всех — здесь — обесчещен,
Был бы — дом? мало! — чердак
Ваш. Лишь здесь ставшая вещью —
Вещь. Вам — бровь, вставшая в знак

? — сей. На рвань нудную, вдовью —
ЧтО? — бровь вверх! (Чем не лорнет —
Бровь!) Горазд спрашивать бровью
Глаз. Подчас глаз есть — предмет.

ТАк подчас пуст он и сух он —
Женский глаз, дивный, большой,
Что — сравните — кажется духом —
Таз, лохань с синькой — душой.

Наравне с тазом и с ситом
— Да — царю! Да — на суде! —
Каждый, здесь званный, пиитом,
Этот глаз знал на себе!

Нищеты робкая утварь!
Каждый нож лично знаком.
Ты как тварь, ждущая утра,
Чем-то здесь, всем — за окном —

Тем, пустым, тем — на предместья —
Те — читал хронику краж?
Чистоты вещи и чести
Признак: не примут в багаж.

Оттого что слаба в пазах,
Распадается на глазах,
Оттого что на ста возах
Но свезти…
В слезах —

Оттого что: не стол, а муж,
Сын. Не шкаф, а наш
Шкаф.
Оттого что сердец и душ
Не сдают в багаж.

Вещи бедных — плоше и суше:
Плоше лыка, суше коряг.
Вещи бедных — попросту — души.
Оттого так чисто горят.
= = =

Ввысь, ввысь
Дым тот лёгкий!
Чист, чист
Лак от локтя!

Где ж шлак?
Весь — золой
Лак, лак
Локтевой!

Прям, прям
Дым окраин.
Труд — Хам,
Но не Каин.

Обшлаг —
Вдоль стола.
Наш лак
Есть смола.

Стол — гол — на вещицы,
Стол — локтем вощится,
Воск чист, локоть востр.
За — стывший пот — воск.

Им, им — ваших спален
(ВощИм, но не сАлим!)
Им, им так белЫ
Полы — до поры!
= = =

Вещи бедных — странная пара
Слов. Сей брак — взрывом грозит!
Вещь и бедность — явная свара.
И не то спАрит язык!

Пономарь — чтО ему слОво?
Вещь и нищ. Связь? нет, разлад.
Нагота ищет покрова,
Оттого так часто горят

Чердаки — часто и споро —
Час да наш в красном плаще!
Теснота ищет — простора
(Автор сам в рачьей клешне).

Потолок, рухнув — по росту
Стал — уж горб нажил, кралсЯ.
Правота ищет помоста:
Всё сказать! Пусть хоть с костра!

А ещё — место есть: нары.
Ни луча. Лу;чная вонь.
Бледнота ищет загару.
О всём том — помнит огонь.
= = =

Связь, звучанье парное:
Чёрная — пожарная.

У огня на жалованьи
Жизнь живёт пожарами.

В вечной юбке сборчатой —
Не скреби, уборщица!

Пережиток сельскости —
Не мети, метельщица!

Красотой не пичканы,
Чем играют? Спичками.

Мать, к соседке вышедши,
Позабыла спичечный

Коробок…
— как вылизан
Пол, светлее зеркала!
Есть взамен пожизненной
Смерти — жизнь посмертная!

Грязь явственно сожжена!
Дом — красная бузина!

Честь — царственно спасена!
Дом — красная купина!

Ваши рабства и ваши главенства —
Погляди, погляди, как валятся!

Целый рай ведь — за мин удушьица!
Погляди, погляди, как рушатся!

Печь прочного образца![2]
Протопится крепостца!

ВсЕ тучки поразнесло!
Просушится бельецо!
Пепелище в ночИ? Нет — зАймище!
Нас спасать? Да от вас спасаемся ж!

Не топчите златого пастбища!
Нас? Да разве спасают — спасшихся?

Задивившись на утро красное,
Это ясень суки выпрастывает!

Спелой рожью — последний ломтичек!
Бельевая верёвка — льном цветёт!..

А по лестнице — с жарко спящими —
Восходящие — нисходящие —

Радуги…
= = =

— Утро

Спутало перья:
Птичье? моё? невемо.
Первое утро — первою дверью
Хлопает…
Спит поэма.

Вандея, июль

Год написания: 1926

===


Цветаева М. И. - Красный бычок


Цветаева М. И.

КРАСНЫЙ БЫЧОК

Будет играть — свет свечной:
С косточки — да — в ямочку.
— Мама! Какой сон смешной!
Сон-то какой! Мамочка!

С правой свечи — воск потек…
Ямочки ре — беночка!
— Будто за мной — красный бычок
По зеленой траве гонится!

Не проливайся,
Слеза соленая!
Бычок-то — красный!
Трава зеле — еная!

Ржавый замок, наглый зевок
Надписи: «нет выдачи».
— Вот тебе бык, вот тебе рог!
Родичи, вслед идучи.

Жидкая липь, липкая жидь
Кладбища (мать:) — «садика».
— Вот тебе бык… Жить бы и жить…
Родичи, вслед глядючи.

Нынче один, завтра другой.
Ком. Тишина громкая.
Глиняный ком, ком горловой.
В правой — платок скомканный.

Небо? — да как — не было! Лишь
Смежных могил прутьица.
То ль от стыда в землю глядишь?
Или же стыд — тупишься?

Поле зрачка — полем тоски
Ставшее.
??Вес якоря:
Точно на них — те пятаки,
Коими тот закляли

Взгляд. — Не поднять! — Чувство — понять!
Точно за дверь вытолкан.
Не позабыть старую мать
В глинище — по щиколку.

* * *

До — проводив, то есть — сдав — с pyк
(Не руки ли?) — Следующий!
— Вот тебе бык, вот тебе луг…
Родичи, вспять едучи.

Установив (попросту сбыв!)
Что человек — глина есть…
— Ясное дело! При чем — бык?
Просто на мозг кинулось.

* * *

Длинный, длинный, длинный, длинный
Путь — три года на ногах!
Глина, глина, глина, глина
На походных сапогах.

«Дома», «дома», «дома», «дома»,
Вот Москву когда возьмем…
Дона, Дона, Дона, Дона
Кисель, смачный чернозем.

Полоса ты глиняна,
Пастила рябинова!
Широта-ты-родина!
Чернота смородинна!

Зычен, зычен, зычен, зычен
В ушах — топот, в ушах — мык.
Бычья, бычья, бычья, бычья
Это кличка — большевик.

* * *

«Не везет!» — «Подвези!»
Воевать не в лаковых!
День и ночь по грязи
Сапожищи чвакают.

Чернозем — черноям —
Шептал? со смоквою!
Что да вслед сапогам
За копыта чмокают?

Мне и грязь на худых сапогах
Дорог?! дорог?! дорог?!
— А я — бык! а я — рог! а я — страх!
На рога! на рога! на рога!

Я — большак,
Большевик,
Поля кровью крашу.
Красен — мак,
Красен — бык,
Красн? — время наше!

Бирюза —
Берега!
Воздушки весенни!
Не со зла —
На рога —
А с души веселья!

Сердце — чок.
— На — бо — чок.
— Мамочка??
— Бог милостив!
Красный бычок…
Большевичок…
Марковцы, кор — ниловцы…

Длинный, длинный, длинный, длинный
Путь. — Повязку на рукав!
Глина, глина, глина, глина
На французских каблуках
Матери.

Медон, апрель

Год написания: 1928

===


Цветаева М. И. - Плач матери по новобранцу


Уж вы, батальоны —
Эскадроны!
Сынок порожённый,
Бе — ре — жёный!

Уж ты по младенцу —
Новобранцу —
Слеза деревенска,
Океанска!

В который раз вспо;рот
Живот — мало!
Сколько б вас, Егорок,
Ни рожала —

Мало! Мои сучья!
Кро;вь чья? Со;ль чья?
Мало! Мала куча:
Больше! Больше!

Хоша б целый город
Склала — живы!
Сколько б вас, Егорок,
Ни ложила —

В землю. Большеротый,
Башка — вербой
Вьётся. Людям — сотый,
А мне — первый!

Теки, мои соки,
Брега; — через!
Сосцы пересохли —
Очам — че;ред!

Реви, долговласа,
По армейцу!
Млецо;м отлилася —
Слезой лейся!

Год написания: 1928

===


Цветаева М. И. - Юноше в уста
Распечатать

Юноше в уста
— Богу на алтарь —
Моря и песка
Пену и янтарь

Влагаю.
Солгали,
Что мать и сын!
Младая
Седая
Морская
Синь.

Крив их словоряд.
День их словарю!
Пенка говорят.
Пена говорю —

Знак — по синю бел!
Вопль — по белу бей!
Что перекипел
Сливочник морей.

Бой или «баю»,
Сон или… а всё ж —
Мать, коли пою,
Сын, коли сосешь —

Соси же!
Не хижин
Российских — царь:
Рожок плаксивый.
Руси — янтарь.

Старая любовь —
Море не Руси!
Старую любовь
Заново всоси:

Ту ее — давно!
Ту ее — шатра,
Всю ее — от до
Кия — до Петра.

Пей, не обессудь!
С бездною кутеж!
Больше нежель грудь —
Суть мою сосешь:

Лоно — смену —
Оно — вновь:
Моря пену,
Бора кровь.

Пей, женоупруг!
Пей, моя тоска!
Пенковый мундштук
Женского соска
Стоит.

Сто их,
Игр и мод!

Мать — кто поит
И поет.

29 мая
Медон

Год написания: 1928

===

33.     Поэма конца - Цветаева М.И. - http://stih.su/poyema-konca/
34.     Чем заслужить тебе и чем воздать… - Цветаева М.И. - http://stih.su/chem-zasluzhit-tebe-i-chem-vozdat/
35.     Седой — не увидишь… - Цветаева М.И. - http://stih.su/sedoy-ne-uvidish/
36.     Последняя дружба… - Цветаева М.И. – http://stih.su/poslednyaya-druzhba/


Цветаева М. И. - Последняя дружба…
Распечатать

Последняя дружба
В последнем обвале.
Что нужды, что нужды —
Как здесь называли?

Над черной канавой,
Над битвой бурьянной,
Последнею славой
Встаешь, — безымянной.

На крик его: душно! припавшая: друг!
Последнейшая, не пускавшая рук!

Последнею дружбой —
Так сонмы восславят.
Да та вот, что пить подавала,
Да та вот. —

У врат его царских
Последняя смена.
Уста, с синевы
Сцеловавшие пену.

Та, с судороги сцеловавшая пот,
На крик его: руку! сказавшая: вот!

Последняя дружба,
Последнее рядом,
Грудь с грудью…

— В последнюю оторопь взгляда
Рай вбросившая,

Под фатой песнопенной,
Последнею славой
Пройдешь — покровенной.

Ты, заповеди растоптавшая спесь,
На хрип его: Мама! солгавшая: здесь!

11 декабря

Год написания: 1921

===


Цветаева М. И. - Седой — не увидишь…



Седой — не увидишь,
Большим — не увижу.
Из глаз неподвижных
Слезинки не выжмешь.

На всю твою муку,
Раззор — плач:
— Брось руку!
Оставь плащ!

В бесстрастии
Каменноокой камеи,
В дверях не помедлю,
Как матери медлят:

(Всей тяжестью крови,
Колен, глаз —
В последний земной
Раз!)

Не крадущимся перешибленным зверем, —
Нет, каменной глыбою
Выйду из двери —
Из жизни. — О чем же
Слезам течь,
Раз — камень с твоих
Плеч!

Не камень! — Уже
Широтою орлиною —
Плащ! — и уже по лазурным стремнинам
В тот град осиянный,
Куда — взять
Не смеет дитя
Мать.

28 июня

Год написания: 1921

===

Цветаева М. И. - Чем заслужить тебе и чем воздать…
Распечатать

Чем заслужить тебе и чем воздать —
Присноблаженная! — Младенца Мать!

Над стеклянеющею поволокой
Вновь подтверждающая: — Свет с Востока!

От синих глаз его — до синих звезд
Ты, радугою бросившая мост!

* * *

Не падаю! Не падаю! Плыву!
И — радугою — мост через Неву.

Жизнеподательница в час кончины!
Царств утвердительница! Матерь Сына!

В хрип смертных мук его — в худую песнь! —
Ты — первенцево вбросившая: «Есмь!»

10 декабря

Год написания: 1921

===


Цветаева М. И. - Поэма конца
Распечатать

1

В небе, ржавее жести,
Перст столба.
Встал на означенном месте,
Как судьба.

— Без четверти. Исправен?
— Смерть не ждет.
Преувеличенно-плавен
Шляпы взлет.

В каждой реснице — вызов.
Рот сведен.
Преувеличенно-низок
Был поклон.

— Без четверти. Точен? —
Голос лгал.
Сердце упало: что с ним?
Мозг: сигнал!

* * *

Небо дурных предвестий:
Ржавь и жесть.
Ждал на обычном месте.
Время: шесть.

Сей поцелуй без звука:
Губ столбняк.
Так — государыням руку,
Мертвым — так…

Мчащийся простолюдин
Локтем — в бок.
Преувеличенно-нуден
Взвыл гудок.

Взвыл, — как собака, взвизгнул,
Длился, злясь.
(Преувеличенность жизни
В смертный час.)

То, что вчера — по пояс,
Вдруг — до звезд.
(Преувеличенно, то есть:
Во весь рост.)

Мысленно: милый, милый.
— Час? Седьмой.
В кинематограф, или?.. —
Взрыв — Домой!

2

Братство таборное, —
Вот куда вело!
Громом на голову,
Саблей нагол?,

Всеми ужасами
Слов, которых ждем,
Домом рушащимся —
Слово: дом.

* * *

Заблудшего баловня
Вопль: домой!
Дитя годовалое:
«Дай» и «мой»!

Мой брат по беспутству,
Мой зноб и зной,
Так из дому рвутся,
Как ты — домой!

* * *

Конем, рванувшим коновязь —
Ввысь! — и веревка в прах.
— Но никакого дома ведь!
— Есть, — в десяти шагах:

Дом на горе. — Не выше ли?
— Дом на верху горы.
Окно под самой крышею.
— «Не oт одной зари

Горящее?» Так сызнова
Жизнь? — Простота поэм!
Дом, это значит: из дому
В ночь.
(О, кому повем

Печаль мою, беду мою,
Жуть, зеленее льда?..)
— Вы слишком много думали. —
Задумчивое: — Да.

3

И — набережная. Воды
Держусь, как толщи плотной.
Семирамидины сады
Висячие — так вот вы!

Воды (стальная полоса
Мертвецкого оттенка)
Держусь, как нотного листка —
Певица, края стенки —

Слепец… Обратно не отдашь?
Нет? Наклонюсь — услышишь?
Всеутолительницы жажд
Держусь, как края крыши

Лунатик…
Но не от реки
Дрожь, — рождена наядой!
Реки держаться, как руки,
Когда любимый рядом —

И верен…
Мертвые верны.
Да, но не всем в каморке…
Смерть с левой, с правой стороны —
Ты. Правый бок как мертвый.

Разительного света сноп.
Смех, как грошовый бубен.
— Нам с вами нужно бы…
(Озноб)
— Мы мужественны будем?

4

Тумана белокурого
Волна — воланом газовым.
Надышано, накурено,
А главное — насказано!

Чем пахнет? Спешкой крайнею,
Потачкой и грешком:
Коммерческими тайнами
И бальным порошком.

Холостяки семейные
В перстнях, юнцы маститые…
Нашучено, насмеяно,
А главное — насчитано!
И крупными, и мелкими,
И рыльцем, и пушком.
…Коммерческими сделками
И бальным порошком.

(Вполоборота: это вот —
Наш дом? — Не я хозяйкою!)
Один — над книжкой чековой,
Другой — над ручкой лайковой,
А тот — над ножкой лыковой
Работает тишком.
…Коммерческими браками
И бальным порошком.

Серебряной зазубриной
В окне — звезда мальтийская!
Наласкано, налюблено,
А главное — натискано!
Нащипано… (Вчерашняя
Снедь — не взыщи: с душком!)
…Коммерческими шашнями
И бальным порошком.

Цепь чересчур короткая?
Зато не сталь, а платина!
Тройными подбородками
Тряся, тельцы — телятину
Жуют. Над шейкой сахарной
Черт — газовым рожком.
…Коммерческими крахами
И неким порошком —
Бертольда Шварца…
Даровит
Был — и заступник людям.
— Нам с вами нужно говорить.
Мы мужественны будем?

5

Движение губ ловлю.
И знаю — не скажет первым.
— Не любите? — Нет, люблю.
— Не любите! — Но истерзан,
Но выпит, но изведен.
(Орлом озирая местность):
— Помилуйте, это — дом?
— Дом — в сердце моем. — Словесность!

Любовь — это плоть и кровь.
Цвет, собственной кровью полит.
Вы думаете, любовь —
Беседовать через столик?

Часочек — и по домам?
Как те господа и дамы?
Любовь, это значит…
— Храм?
Дитя, замените шрамом

На шраме! — Под взглядом слуг
И бражников? (Я, без звука:
«Любовь — это значит лук
Натянутый — лук: разлука».)

— Любовь, это значит — связь.
Всё врозь у нас: рты и жизни.
(Просила ж тебя: не сглазь!
В тот час, в сокровенный, ближний,

Тот час на верху горы
И страсти. Memento — паром:
Любовь — это все дары
В костер, — и всегда — задаром!)

Рта раковинная щель
Бледна. Не усмешка — опись.
— И прежде всего одна
Постель.
— Вы хотели: пропасть

Сказать? — Барабанный бой
Перстов. — Не горами двигать!
Любовь, это значит…
— Мой.
Я вас понимаю. Вывод?

* * *

Перстов барабанный бой
Растет. (Эшафот и площадь.)
— Уедем. — А я: умрем,
Надеялась. Это проще!

Достаточно дешевизн:
Рифм, рельс, номеров, вокзалов…
— Любовь, это значит: жизнь.
— Нет, иначе называлось

У древних…
— Итак? —
Лоскут
Платка в кулаке, как рыба.
— Так едемте? — Ваш маршрут?
Яд, рельсы, свинец — на выбор!

Смерть — и никаких устройств!
— Жизнь! — Как полководец римский,
Орлом озирая войск
Остаток.
— Тогда простимся.

6

— Я этого не хотел.
Не этого. (Молча: слушай!
Хотеть — это дело тел,
А мы друг для друга — души

Отныне…) — И не сказал.
(Да, в час, когда поезд подан,
Вы женщинам, как бокал,
Печальную честь ухода

Вручаете…) — Может, бред?
Ослышался? (Лжец учтивый,
Любовнице как букет.
Кровавую честь разрыва

Вручающий…) — Внятно: слог
За слогом, итак — простимся,
Сказали вы? (Как платок,
В час сладостного бесчинства.

Уроненный…) — Битвы сей
Вы — Цезарь. (О, выпад наглый!
Противнику — как трофей,
Им отданную же шпагу

Вручать!) — Продолжает. (Звон
В ушах…) — Преклоняюсь дважды:
Впервые опережен
В разрыве. — Вы это каждой?

Не опровергайте! Месть,
Достойная Ловеласа.
Жест, делающий вам честь,
А мне разводящий мясо

От кости. — Смешок. Сквозь смех —
Смерть. Жест. (Никаких хотений.
Хотеть, это дело — тex,
А мы друг для друга — тени

Отныне…) Последний гвоздь
Вбит. Винт, ибо гроб свинцовый.
— Последнейшая из просьб.
— Прошу. — Никогда ни слова

О нас… Никому из… ну…
Последующих. (С носилок
Так раненые — в весну!)
— О том же и вас просила б.

Колечко на память дать?
— Нет. — Взгляд, широк?-разверстый,
Отсутствует. (Как печать
На сердце твое, как перстень

На руку твою… Без сцен!
Съем.) Вкрадчивее и тише:
— Но книгу тебе? — Как всем?
Нет, вовсе их не пишите,

Книг…

* * *

Значит, не надо.
Значит, не надо.
Плакать не надо.

В наших бродячих
Братствах рыбачьих
Пляшут — не плачут.

Пьют, а не плачут.
Кровью горячей
Платят — не плачут.

Жемчуг в стакане
Плавят — и миром
Правят — не плачут.

— Так я ухожу? — Насквозь
Гляжу. Арлекин, за верность,
Пьеретте своей — как кость
Презреннейшее из первенств

Бросающий: честь конца,
Жест занавеса. Реченье
Последнее. Дюйм свинца
В грудь: лучше бы, горячей бы

И — чище бы…
Зубы
Втиснула в губы.
Плакать не буду.

Самую крепость —
В самую мякоть.
Только не плакать.

В братствах бродячих
Мрут, а не плачут,
Жгут, а не плачут.

В пепел и в песню
Мертвого прячут
В братствах бродячих.

— Так первая? Первый ход?
Как в шахматы, значит? Впрочем,
Ведь даже на эшафот
Нас первыми просят…
— Срочно

Прошу, не глядите! — Взгляд. —
(Вот-вот уже хлынут градом!
Ну как их загнать назад
В глаза?!) — Говорю, не надо

Глядеть!!!

Внятно и громко,
Взгляд в вышину:
— Милый, уйдемте,
Плакать начну!

* * *

Забыла! Среди копилок
Живых (коммерсантов — тож!)
Белокурый сверкнул затылок:
Маис, кукуруза, рожь!

Все заповеди Синая
Смывая — менады мех! —
Голконда волосяная,
Сокровищница утех —

(Для всех!) Не напрасно копит
Природа, не сплошь скупа!
Из сих белокурых тропик,
Охотники, — где тропа

Назад? Наготою грубой
Дразня и слепя до слез,
Сплошным золотым прелюбом
Смеющимся пролилось.

— Не правда ли? — Льнущий, мнущий
Взгляд. В каждой реснице — зуд.
— И главное — эта гуща!
Жест, скручивающий в жгут.

О, рвущий уже одежды —
Жест! Проще, чем пить и есть —
Усмешка! (Тебе надежда,
Увы, на спасенье есть!)

И — сестрински или братски?
Союзнически: союз!
— Не похоронив — смеяться!
(И похоронив — смеюсь.)

7

И — набережная. Последняя.
Всё. Порознь и без руки,
Чурающимися соседями
Бредем. Со стороны реки —

Плач. Падающую соленую
Ртуть слизываю без забот:
Луны огромной Соломоновой
Слезам не выслал небосвод.

Столб. Отчего бы лбом не стукнуться
В кровь? Вдребезги бы, а не в кровь!
Страшащимися сопреступниками
Бредем. (Убитое — Любовь.)

Брось! Разве это двое любящих?
В ночь? Порознь? С другими спать?
— Вы понимаете, что будущее —
Там? — Запрокидываюсь вспять.

— Спать! — Новобрачными по коврику…
— Спать! — Все не попадаем в шаг,
В такт. Жалобно: — Возьмите под руку!
Не каторжники, чтобы так!..

Ток. (Точно мне душою — на руку
Лег! — На руку рукою.) Ток
Бьет, проводами лихорадочными
Рвет, — на душу рукою лег!

Льнет. Радужное всё! Что радужнее
Слез? Занавесом, чаще бус,
Дождь. — Я таких не знаю набережных
Кончающихся. — Мост, и:
— Ну-с?

Здесь? (Дроги поданы.)
Спо — койных глаз
Взлет. — Можно до дому?
В по — следний раз!

8

По — следний мост.
(Руки не отдам, не выну!)
Последний мост,
Последняя мостовина.

Во — да и твердь.
Выкладываю монеты.
День — га за смерть,
Харонова мзда за Лету.

Мо — неты тень
В руке теневой. Без звука
Мо — неты те.
Итак, в теневую руку —

Мо — неты тень.
Без отсвета и без звяка.
Мо — неты — тем.
С умерших довольно маков.

Мост.

* * *

Бла — гая часть
Любовников без надежды:
Мост, ты — как страсть:
Условность: сплошное между.

Гнезжусь: тепло,
Ребро — потому и льну так.
Ни до, ни по:
Прозрения промежуток!

Ни рук, ни ног.
Всей костью и всем упором:
Жив только бок,
О смежный теснюсь которым.

Вся жизнь — в боку!
Он — ухо и он же — эхо,
Желтком к белку
Леплюсь, самоедом к меху

Теснюсь, леплюсь,
Мощусь. Близнецы Сиама,
Что — ваш союз?
Та женщина — помнишь: мамой

Звал? — всё и вся
Забыв, в торжестве недвижном
Те — бя нося,
Тебя не держала ближе.

Пойми! Сжились!
Сбылись! На груди баюкал!
Не — брошусь вниз!
Нырять — отпускать бы руку

При — шлось. И жмусь,
И жмусь… И неотторжима.
Мост, ты не муж:
Любовник — сплошное мимо!

Мост, ты за нас!
Мы реку телами кормим!
Плю — щом впилась,
Клещом — вырывайте с корнем!

Как плюш! как клещ!
Безбожно! Бесчеловечно!
Бро — сать, как вещь,
Меня, ни единой вещи

Не чтившей в сём
Вещественном мире дутом!
Скажи, что сон!
Что ночь, а за ночью — утро,

Эк — спресс и Рим!
Гренада? Сама не знаю,
Смахнув перин
Монбланы и Гималаи.

Про — гал глубок:
Последнею кровью грею.
Про — слушай бок!
Ведь это куда вернее

Сти — хов… Прогрет
Ведь? Завтра к кому наймешься?
Cкa — жи, что бред!
Что нет и не будет мосту

Кон — ца…
??— Конец.

* * *

— Здесь? — Детский, божеский
Жест. — Ну-с? — Впилась.
— Е — ще немножечко:
В последний раз!

9

Корпусами фабричными, зычными
И отзывчивыми на зов…
Сокровенную, подъязычную
Тайну жен от мужей, и вдов

От друзей — тебе, подноготную
Тайну Евы от древа — вот:
Я не более чем животное,
Кем-то раненное в живот.

Жжет… Как будто бы душу сдернули
С кожей! Паром в дыру ушла
Пресловутая ересь вздорная,
Именуемая душа.

Христианская немочь бледная!
Пар! Припарками обложить!
Да ее никогда и не было!
Было тело, хотело жить,

Жить не хочет.

* * *

Прости меня! Не хотела!
Вопль вспоротого нутра!
Так смертники ждут расстрела
В четвертом часу утра

За шахматами… Усмешкой
Дразня коридорный глаз.
Ведь шахматные же пешки!
И кто-то играет в нас.

Кто? Боги благие? Воры?
Во весь окоем глазка —
Глаз. Красного коридора
Лязг. Вскинутая доска.

Махорочная затяжка.
Сплёв, пожили значит, сплёв.
…По сим тротуарам в шашку
Прямая дорога: в ров

И в кровь. Потайное око:
Луны слуховой глазок…
. . . . . . . . . . . . . . .
И покосившись сбоку:
— Как ты уже далек!

10

Совместный и сплоченный
Вздрог. — Наша молочная!

Наш остров, наш храм,
Где мы по утрам —

Сброд! Пара минутная! —
Справляли заутреню.

Базаром и закисью,
Сквозь-сном и весной…
Здесь кофе был пакостный, —
Совсем овсяной!

(Овсом своенравие
Гасить в рысаках!)
Отнюдь не Аравией —
Аркадией пах

Тот кофе…

Но как улыбалась нам,
Рядком усадив,
Бывалой и жалостной, —
Любовниц седых

Улыбкою бережной:
Увянешь! Живи!
Безумью, безденежью,
Зевку и любви, —

А главное — юности!
Смешку — без причин,
Усмешке — без умысла,
Лицу — без морщин, —

О, главное — юности!
Страстям не по климату!
Откуда-то дунувшей,
Откуда-то хлынувшей

В молочную тусклую:
— Бурнус и Тунис! —
Надеждам и мускулам
Под ветхостью риз…

(Дружочек, не жалуюсь:
Рубец на рубце!)
О, как провожала нас
Хозяйка в чепце

Голландского глаженья…

* * *

Не довспомнивши, не допонявши,
Точно с праздника уведены…
— Наша улица! — Уже не наша… —
— Сколько раз по ней… — Уже не мы… —

— Завтра с западу встанет солнце!
— С Иеговой порвет Давид!
— Что мы делаем? — Расстаемся.
— Ничего мне не говорит

Сверхбессмысленнейшее слово:
Рас — стаемся. — Одна из ста?
Просто слово в четыре слога,
За которыми пустота.

Стой! По-сербски и по-кро?тски,
Верно, Чехия в нас чудит?
Рас — ставание. Расставаться…
Сверхъестественнейшая дичь!

Звук, от коего уши рвутся,
Тянутся за предел тоски…
Расставание — не по-русски!
Не по-женски! Не по-мужски!

Не по-божески! Что мы — овцы,
Раззевавшиеся в обед?
Расставание — по-каковски?
Даже смысла такого нет,

Даже звука! Ну, просто полый
Шум — пилы, например, сквозь сон.
Расставание — просто школы
Хлебникова соловьиный стон,

Лебединый…
??Но как же вышло?
Точно высохший водоем —
Воздух! Руку о руку слышно.
Расставаться — ведь это гром

На голову… Океан в каюту!
Океании крайний мыс!
Эти улицы — слишком круты:
Расставаться — ведь это вниз,

Под гору… Двух подошв пудовых
Вздох… Ладонь, наконец, и гвоздь!
Опрокидывающий довод:
Расставаться — ведь это врозь,

Мы же — сросшиеся…

11

Разом проигрывать —
Чище нет!
Загород, пригород:
Дням конец.

Негам (читай — камням),
Дням, и домам, и нам.

Дачи пустующие! Как мать
Старую — так же чту их.

Это ведь действие — пустовать:
Полое не пустует.

(Дачи, пустующие на треть,
Лучше бы вам сгореть!)

Только не вздрагивать,
Рану вскрыв.
З?город, з?город,
Швам разрыв!

Ибо — без лишних слов
Пышных — любовь есть шов.

Шов, а не перевязь, шов — не щит.
— О, не проси защиты! —
Шов, коим мертвый к земле пришит,
Коим к тебе пришита.

(Время покажет еще, каким:
Легким или тройным!)

Так или иначе, друг, — по швам!
Дребезги и осколки!
Только и славы, что треснул сам:
Треснул, а не расползся!

Что под наметкой — живая жиль
Красная, а не гниль!

О, не проигрывает —
Кто рвет!
Загород, пригород:
Лбам развод.

По слободам казнят
Нынче, — мозгам сквозняк!

О, не проигрывает, кто прочь —
В час, как заря займется.
Целую жизнь тебе сшила в ночь
Н?бело, без наметки.

Так не кори же меня, что вкривь.
Пригород: швам разрыв.

Души неприбранные —
В рубцах!..
Загород, пригород…
Яр размах

Пригорода. Сапогом судьбы,
Слышишь — по глине жидкой?
…Скорую руку мою суди,
Друг, да живую нитку

Цепкую — как ее ни канай!
По — следний фонарь!

* * *

Здесь? Словно заговор —
Взгляд. Низших рас —
Взгляд. — Можно на гopy?
В по — следний раз!

12

Частой гривою
Дождь в глаза. — Холмы.
Миновали пригород.
За городом мы.

Есть — да нету нам!
Мачеха — не мать!
Дальше некуда.
Здесь околевать.

Поле. Изгородь.
Брат стоим с сестрой.
Жизнь есть пригород.
За городом строй!

Эх, проигранное
Дело, господа!
Всё-то — пригороды!
Где же города?!

Рвет и бесится
Дождь. Стоим и рвем.
За три месяца
Первое вдвоем!

И у Иова,
Бог, хотел взаймы?
Да не выгорело:
З? городом мы!

* * *

За городом! Понимаешь? За!
Вне! Перешед вал!
Жизнь — это место, где жить нельзя:
Ев — рейский квартал…

Так не достойнее ль во сто крат
Стать Вечным Жидом?
Ибо для каждого, кто не гад,
Ев — рейский погром —

Жизнь. Только выкрестами жива!
Иудами вер!
На прокаженные острова!
В ад! — всюду! — но не в

Жизнь, — только выкрестов терпит, лишь
Овец — палачу!
Право-на-жительственный свой лист
Но — гами топчу!

Втаптываю! За Давидов щит —
Месть! — В месиво тел!
Не упоительно ли, что жид
Жить — не захотел?!

Гетто избранничеств! Вал и ров.
По — щады не жди!
В сём христианнейшем из миров
Поэты — жиды!

13

Так ножи вострят о камень,
Так опилки метлами
Смахивают. Под руками —
Меховое, мокрое.

Где ж вы, двойни:
Сушь мужская, мощь?
Под ладонью —
Слезы, а не дождь!

О каких еще соблазнах —
Речь? Водой — имущество!
После глаз твоих алмазных,
Под ладонью льющихся, —

Нет пропажи
Мне. Конец концу!
Глажу — глажу —
Глажу по лицу.

Такова у нас, Маринок,
Спесь, — у нас, полячек-то.
После глаз твоих орлиных,
Под ладонью плачущих…

Плачешь? Друг мой!
Всё мое! Прости!
О, как крупно,
Солоно в горсти!

Жестока слеза мужская:
Обухом по темени!
Плачь, с другими наверстаешь
Стыд, со мной потерянный.

Оди — накового
Моря — рыбы! Взмах:
…Мертвой раковиной
Губы на губах.

* * *

В слезах.
Лебеда —
На вкус.
— А завтра,
Когда
Проснусь?

14

Тропою овечьей —
Спуск. Города гам.
Три девки навстречу.
Смеются. Слезам

Смеются, — всем полднем
Недр, гребнем морским!
Смеются!
— недолжным,
Позорным, мужским

Слезам твоим, видным
Сквозь дождь — в два рубца!
Кан жемчуг — постыдным
На бронзе бойца.

Слезам твоим первым,
Последним, — о, лей! —
Слезам твоим — перлам
В короне моей!

Глаз явно не туплю.
Сквозь ливень — перюсь.
Венерины куклы,
Вперяйтесь! Союз

Сей более тесен,
Чем влечься и лечь.
Самой Песней Песен
Уступлена речь

Нам, птицам безвестным,
Челом Соломон
Бьет, ибо совместный
Плач — больше, чем сон!

* * *

И в полые волны
Мглы — сгорблен и равн —
Бесследно, безмолвно —
Как тонет корабль.

Прага, 1 февраля — Иловищи, 8 июня

Год написания: 1924

===

37.     Егорушка - Цветаева М.И.
38.     Вестнику - Цветаева М.И.
39.     Царь-Девица (Поэма-сказка) - Цветаева М.И.
40.     Песенки из пьесы «Ученик» - Цветаева М.И. 


Цветаева М. И. - Песенки из пьесы «Ученик»


Цветаева М. И.

ПЕСЕНКИ ИЗ ПЬЕСЫ «УЧЕНИК»

«В час прибоя…»

В час прибоя
Голубое
Море станет серым.

В час любови
Молодое
Сердце станет верным.

Бог, храни в часы прибоя —
Лодку, бедный дом мой!
Охрани от злой любови
Сердце, где я дома!

«Сказать: верна…»

Сказать: верна,
Прибавить: очень,
А завтра: ты мне не танцор, —
Нет, чем таким цвести цветочком, —
Уж лучше шею под топор!

Пускай лесник в рубахе красной
Отделит купол от ствола —
Чтоб мать не мучилась напрасно,
Что не одна в ту ночь спала.

Не снился мне сей дивный ужас:
Венчаться перед королем!
Мне женихом — топор послужит,
Помост мне будет — алтарем!

«Я пришел к тебе за хлебом…»

Я пришел к тебе за хлебом
За святым насущным.
Точно в самое я небо —
Не под кровлю впущен!

Только Бог на звездном троне
Так накормит вдоволь!
Бог, храни в своей ладони
Пастыря благого!

Не забуду я хлеб-соли,
Как поставлю парус!
Есть на свете три неволи:
Голод — страсть — и старость…

От одной меня избавил,
До другой — далёко!
Ничего я не оставил
У голубоокой!

Мы, певцы, что мореходы:
Покидаем вскоре!
Есть на свете три свободы:
Песня — хлеб — и море…

«Там, на тугом канате…»

Там, на тугом канате,
Между картонных скал,
Ты ль это как лунатик
Приступом небо брал?

Новых земель вельможа,
Сын неземных широт —
Точно содрали кожу —
Так улыбался рот.

Грохнули барабаны.
Ринулась голь и знать
Эту живую рану
Бешеным ртом зажать.

Помню сухой и жуткий
Смех — из последних жил!
Только тогда — как будто —
Юбочку ты носил…

(Моряки и певец)

Среди диких моряков — простых рыбаков
Для шутов и для певцов
Стол всегда готов.

Само море нам — хлеб,
Само море нам — соль,
Само море нам — стакан,
Само море нам — вино.

Мореходы и певцы — одной материи птенцы,
Никому — не сыны,
Никому — не отцы.

Мы — веселая артель!
Само море — нам купель!
Само море нам — качель!
Само море — карусель!

А девчонка у нас — заведется в добрый час,
Лишь одна у нас опаска:
Чтоб по швам не разошлась!

Бела пена — нам полог,
Бела пена — нам перинка,
Бела пена — нам подушка,
Бела пена — пуховик.

(Певец — девушкам)

Вам, веселые девицы,
— Не упомнил всех имен —
Вам, веселые девицы,
От певца — земной поклон.

Блудного — примите — сына
В круг отверженных овец:
Перед Господом едино:
Что блудница — что певец.

Все мы за крещенский крендель
Отдали людской почет:
Ибо: кто себя за деньги,
Кто за душу — продает.

В пышущую печь Геенны,
Дьявол, не жалей дровец!
И взойдет в нее смиренно
За блудницею — певец.

Что ж что честь с нас пооблезла,
Что ж что совесть в нас смугла, —
Разом побелят железом,
Раскаленным добела!

Не в харчевне — в зале тронном
Мы — и нынче Бог-Отец —
Я, коленопреклоненный
Пред блудницею — певец!

«Хоровод, хоровод…»

— Хоровод, хоровод,
Чего ножки бьешь?
— Мореход, мореход,
Чего вдаль плывешь?

Пляшу, — пол горячий!
Боюсь, обожгусь!
— Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!

Наш моряк, моряк —
Морячок морской!
А тоска — червяк,
Червячок простой.

Поплыл за удачей,
Привез — нитку бус.
— Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!

Глубоки моря!
Вороч?йся вспять!
Зачем рыбам — зря
Красоту швырять?

Бог дал, — я растрачу!
Крест медный — весь груз.
— Отчего я не плачу?
Оттого что смеюсь!

Между 25 мая и 13 июля

Год написания: 1920

===


Цветаева М. И. - Царь-Девица (Поэма-сказка)


Цветаева М. И.

ЦАРЬ-ДЕВИЦА (Поэма-сказка)


Царь-Девица

Как у молодой змеи — да старый ;ж,
Как у молодой жены — да старый муж,
Морда тыквой, живот шаром, дышит — терем дрожит,
От усов-то перегаром на сто верст округ разит.

Как у мачехи у младенькой — сынок в потолок,
Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,
Вместо щек — одни-то впадинки, губы крепко молчат.
Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…
Поведешь в его сторонку оком —

Смотрит в стену.
Дай-ка боком
Д’ненароком
Да задену!

НОЧЬ ПЕРВАЯ

Спит Царевич, распростерся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой уперся
Месяц в личико его.

Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабенка шалая
Над мальчиком.

“Скрытные твои ресницы, —
Без огня сожжена!
Отчего я не девица,
А чужая жена!

Отчего-то людям спится,
А мне плачется!
Отчего тебе не мать родная
Я, а мачеха?

На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головеночкой льняной
Ребеночек мой!

Молчи, пес цепной!
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
Ребеночек — мой!

В кипяток положь яйцо —
Да как не сварится?
Как на личико твое цветочное
Не зариться?

Для одной твоей лежанки
Я на свет рождена.
Я царевичу служанка —
Не царёва жена.

Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музыкой
Заведу — кубАрь?

Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Али грудь плоска?
Хочешь, два тебе — на бусы —
Подарю глазка?

Не введу в расход, — задаром!”
А сынок в ответ,
— К взрослым пасынкам — нестарым
Мачехам ходить не след. —

***

“Дай подушечку поправлю!”
— Я сам примощусь! —
“Как же так тебя оставлю?”
— Я и сам обойдусь! —

“Ай пониже? Aй повыше?”
— Мне твой вид постыл! —
“Видно, разум твой мальчиший
Звоном п; морю уплыл.

Али ручки не белы?”
— В море пена белей! —
“Али губки не алы?”
— В море зори алей! —

“Али грудь не высока?”
— Мне что грудь — что доска! —
“Можно рядушком прилечь?”
— Постеля узка! —

“Коль и впрямь она узка — свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? — скину юбочку!
Все, что знала, позабыла нынче з; ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!”

А Царевич ей в ответ
Опять всё то же:
Всё: негоже, да не трожь,
Не трожь, негоже!

“Али личиком и впрямь не бела?”
— Не страми родство, да брось озорство! —
“Ох, зачем тебя не я родила?”
— Мне не надо твоего — ничего! —

“Ох, височки, волосочки мои!”
— Корабельные досочки мои! —

***

Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажег — да вниз головой,
Да псалмы поет на лад плясовой.

На угодничков плюет, давит мух,
Черных сродничков своих славит вслух.
— Распотешь себя, душа, распотешь! —
Над лампадочкой святой клонит плешь.

— Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей — поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?

Шея лебедем, высок, белогруд,
В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон — Жар-Корабь!

Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной — красней!
Посередке же, с простертой рукой —
Не то Ангел, не то Воин какой.

Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладет две легких доски,
Да Царевичу дает две руки.

Всполохнулся мой Царевич — погиб! —
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: “Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царёва кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать”.

— Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —
“Царь с бутылкою в обнимку храпит.
Ты царевичеву кровь развяжи:
Коршунком ко мне на грудь положи!”

Усмехнулся в бороденку старик:
Хоть царица, а проста на язык!
Ночевать одной, поди, невтерпеж!..
— Что ж, краса, мне за работу кладешь?

“Положу тебе шесть сот соболей”.
— Мне плевочек твой единый милей!

“Скат заморского сукна на кафтан”.
— Из сукна того скатай сарафан!

“Так червонцев нагружу чугунок”.
— Дешев, дешев тебе царский сынок!

Приклонись ко мне, Царица, ушком,
Цену сам тебе скажу шепотком. —

Помертвела ровно столб соляной,
Д’как сорвется, д’как взовьется струной,

Как плевком ему да вызвездит лоб!..
“Хам! Охальник! Худородный холоп!

Целовать тебя — повешусь допрежь!”
Старикашка ничего, вытер плешь:

— Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка ты в лампадный елей!

Дунь и плюнь! Сделай рябь!
Что ты видишь? — “Корабь.

Без гребцов-парусов,
Само море несет”.
— Ну-кось? — “Чтой-то темно”.
— Плюнь на самое дно!

Ну-кось? — “Ходко бежит!
Кто-то в лежку лежит:
Человек молодой…
— Светел пасынок мой!”

Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.

— Перстень в маслице брось!
Ну-кось? — “Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.

Привалился к корме.
Думу держит в уме”.

— Топни правой ногой!
Что ты видишь? — “Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.

В сини-волны в упор
Грудь высокую впер.
Посередке — костер,
Пурпуровый шатер”.

— Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! —

“Душу сперло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс — змей-самохлёст,
Головою до звезд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой…”
— Топни левой ногой! —

Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!

Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! —
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.

***

— Ох вы, бабьи дела келейные! —
Положил свою кладь на лавочку.
— Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво — булавочку.

Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои ее кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! —

Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась — цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпур;вую — всю — булавочку:

“Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!”

Тот булавку враз
Ртом клыкастым — хвать!
— Как начнет в волнах
Дева-Зверь вставать —

И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь — навыворот!
От булавки той — будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать…
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.

Вру — оставь в руке
Бороденки клок! —
А она в тоске:
“Получай залог!”
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь — с улыбочкой перекошенной.

***

Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
“Всё отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!

Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Все в пурпур;вые туманы
Уводит синяя верста.

Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом —
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чем!

Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!”
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.

***

А за дверью скреб да скреб…
“Дядька, ты?”
— Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!

Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!

Что ж не спишь опять? — “Не сплю, не дремлю,
Дрему, радужную птицу, ловлю.
Поступь легкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка”.

— Не испить тебе бы маку? —
“He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.

Все-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, —
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!

Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?”
— Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.

“Отчего на бабьи речи
Весь — как ржавый замок?”
— Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье — домок!

“Отчего корабь морями
Сам без весел плывет?”
— Оттого, что за морями
Царь-Девица живет!

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ

Не слетались голуби
К окну, за крупой —
Встал Царевич сгорбленный,
Кручинный такой.

Вкруг очей — что обручи,
Набились круги.
Чай, опять на ковричек —
Да с левой ноги!

Гребешок потрагивал —
Из рук пустил!
Сапожок натягивал —
Да так застыл.

“Не понять, чем бабам
Моя суть хороша!
Руки-ноги слабые,
Как есть — лапша!

Награди халатиком,
Крещеный мир!
Цельный полк как я таких
Взойдет в мундир.

Кто б меня да т;рманом
Да в тартарары!
Где глаза лазурные?
Две черных дыры.

Снеговее скатерти,
Мертвец — весь сказ!
Вся-то кровь до капельки
К губам собралась!

Василька от робости
В полях не сорву.
Киньте в воду — пробочкой
Поверх всплыву!

Само солнце пятится,
Не кажет лица.
Видно, в полночь, в пятницу
На свет родился.

Д; любви нелакомый,
Себе немил —
Видно, месяц, плакамши,
Слезой обронил”.

***

Слабыми руками
Вдоль перил витых,
Слабыми шажками
С лестничек крутых.

Не трубили з;рю
С крепостной стены.
В небесах Егорий
Не разжег войны.

Спит кузнец над горном,
Спит косарь в копне.
— Чей глазочек черный
В слуховом окне?

Что за соглядатай
Мерит даль зыб;й —
Выше голубятни,
Раньше голубей?

Нет такой вершины,
Чтоб тоске — крута!
Лучше всех аршинов —
Черный взгляд-верста.

Берегитесь, люди,
Некалёных стрел!
Ветр с кудрями-грудью,
Как любовник, смел.

Уж такой ревнитель!
Всюду — враз — рука!
Что б дружочку прыти
Взять у ветерка?

“Дар ты мой обманный,
Клад непокупной!
Ровно столб туманный,
Аль дымок степной…

Пьет — отца хоронит,
А ступнёт шажком —
Вот сейчас обронит
Ножку с сапожком.

Шагай с косогору,
Плыви — вдаль — водой…
Не уйдешь от взору
Мачехи младой!

Всё ж на Зверь-Солдатку
Не откроешь глаз:
В вороток твой сладкий
Я змеей впилась!”

***

— Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!
Окиянская дорога колыбельная!

***

Прискакав с ночной атаки
(На лбу — пот росою крупной),
У окна сваво, над взморьем,
Царь-Девица саблю чистит.

На плече на правом — голубь,
На плече на левом — кречет.
У ее подножья нянька
Ей сапожки начищает.

“Ох ты, царь мой, Царь-Девица,
Вихрь-Девица, Жар-Девица!
Нету мне с тобою сладу,
Не покоишь мою старость.

Погляжу на кудри гривой,
Погляжу на взор пожаром —
Как не я тебя, а львица
Львиным молоком вскормила!

День встает — врага сражаешь,
Полдень бьет — по чащам рыщешь,
Вечер пал — по хлябям пляшешь,
Полночь в дом — с полком пируешь.

Люди спать — ты саблю точишь,
В церковь — псов из ручек кормишь.
Вся родня и отступилась.
Дай-ка правую мне ножку!”

Рассмеялась Царь-Девица:
“Мне и любо без родни-то!
Огнь — отец мне, Вода — матерь,
Ветер — брат мне, сестра — Буря.
Мне другой родни не надо!”

Осерчала нянька: “Полно
Ржать-то, ровно кобылица!
Как бы этим ржаньем всех-то
Женихов не распугала!”

Пуще Дева-Царь хохочет:
“Эка сладость — женихи-то!
Мой жених — мой меч пресветлый,
Меч мой сабельный, веселый:
Мне других дружков — не надо!”

Пригорюнилась тут нянька:
“Порвала б цветочков в поле,
Завела б себе подружек,
Позабавилась б маненько…”
Ей в ответ с усмешкой Дева:
— “Трубный звон — моя забава!
Мне иных забав — не надо!”

“Первенчалась бы с красавцем, —
Нянька у ней в ножках хнычет, —
Сбросила б наряд свой мерзкий,
Да над люлькой над роскошной,
Над пеленочной заботой,
Всю бы ночь, заместо гульбищ,
Все бы пела-распевала”.

Топнула ногой тут Дева:
— Нянька ты, а я — Царь-Демон!
Кой мне черт в твоих пеленках!
Бранный быт — моя забота!
Мне иных забот — не надо!

…Отстранись-ка, нянька, чт; за
Звон с воды встает за чудный?
Чтой-то под моим окошком
Волны за слова лепечут?

***

— Гусли, гусли-самозвоны,
Вся забавушка моя!
Из зубчатой из короны
Ни зубца не стою я.

Не слыхал еще, как бабы
По ночам толкуют сны.
Гусли, гусли — вся забава
Осьмнадцатой весны!

Я, мальчишка узкогрудый,
С бранным бытом незнаком.
Гусли, гусли-самогуды
Мне — единственный закон!

Я до смертного до поту
Не отстану от струны!
Гусли, гусли — вся забота
Осьмнадцатой весны!

***

Просияла Царь-Девица:
Терем враз озолотила.
“Баб не любишь? Драк не любишь?
Ну, тебя-то мне и надо!
Как, к примеру, Дева-Царь я,
Так, выходит, — Царь-ты-Дева!
Уж с таким-то голосочком
Муж за прялку не засодит!”

Хлопнула тут Царь в ладоши:
“Повели, чтоб тем же часом
Вихря-мне-Коня седлали!”

Хлопнула в ладоши дважды:
“Повели, чтоб тем же часом
Был Корабь готов к отплытью!”

Трижды хлопнула в ладоши:
“Повели, чтоб тем же часом
Для прощального параду
Там, на площади великой,
Все наши полки сбирались!
— Дура старая, что хнычешь?
Али жалко, что последний
День встает наш, Царь-Девицын?” —

“Ошалела я от счастья, —
Нянька хнычет под ногами, —
Знать, за все мои молитвы, за слёзные,
Вить гнездо тебе, моя орлица безгнездная!
Знать, недаром карты врали,
Знать, недаром я все ночи,
Притаясь, наряд венчальный
Тебе шила-расшивала.
Утюжок пойду поставлю:
Хоть и глаженый, а надоть
Для красы провесть маненько…

— Что ж ты рот перекривила?”

“Kaк в раззолоченной попонке
Негоже бранному коню,
Ужель атласною тряпчонкой
Свою же славу заслоню?

Цельному войску господином
Была, — так справлюсь и с одним!
Одним своим лучом единым
Мы светел-месяц полоним”.

Опоясалась тут саблей,
Свистнула в кулак свой смуглый,
И на зов ее кулашный
Вихорь-Конь к ней на крылечко
Белой молнией взлетает.

“Ну, простимся, нянька, что ли?
Там, на площади великой,
Будет нам не до тебя уж”.

Чмокнула с размаху няньку
В рот морщинистый, соленый,
И с окошечка резного
Коню на спину с размаху
Белой птицею махнула.

***

Не колосочки овсяные
До солнышка встают в ряды, —
То ратнички ее стальные
Равняются на площади.

Толк по рядам прошел безвестный:
“Не будет Девы-нам-Царя!”
И что нам до зари небесной,
Когда земная нам заря!

Топчи, конь вражеский, посевы!
Вс; в море кол’кола, звонарь!
И вздох тут: “Дева! Дева! Дева!”.
И рокот: “Царь наш! Царь наш! Царь!”

Грудь в светлых латах, лоб — обломом,
С подсолнечником равен лик.
Как из одной груди тут громом:
“Сам Михаил-Архистратиг!”

“Здорово, стан сильномогучий!” —
Гремит громоподобный глас.
Реч; — и, рассекая тучи,
Промеж рядочков понеслась.

Конь с Д;вицею точно сросся;
Не различишь, коли вдали:
Хвост конский, али семишёрстый
Султан с девичьей головы!

Как вихрь промеж рядочков вихрит,
Пот — градом сквозь пожар ланит.
Лишь где на том конце затихнет,
Уж на другом конце гремит.

Уж никогда грозней да лучше
Трубач губастый не трубил.
Гром-барабанщик обе ручки
По локоток себе отбил.

Как облачная рать в лазури —
Полк за полком, полк за полком.
И подает полкам Царь-Буря
Тут знак малиновым платком.

“Прощайте, верные мундиры!
Стан сухопутный, стан морской!
Как вам — такого командира,
Команды мне не знать такой.

Ни сына у меня, ни дочек,
Вся без остатку пропаду!
Кто на маво коня да вскочит,
Того наследником кладу.

Перехожу в иную веру,
Всю вольность отдаю за грош…
Но следом моему примеру —
Вы бабами не станьте тож!”

Словно лес какой червонный —
Все склоняются знамена…

Словно лик какой явленный —
Все склоняются колена.

Словно реки в половодье —
Слезы светлые текут.

***

“Рев — сарафанам; кровь — доспехам! —
Им Дева молвит свысока. —
Смерть самоё встречают смехом
Мои усердные войска.

Аль осердить меня решили?”
Стойком на стременах встает,
Всем руки сильные, большие
На целование дает…

“Чад не балуйте, баб не бейте,
Мечом рубите новизну!
А помянуть меня — пропейте
Сегодня всю нашу казну!”

— Прощайте! — почернела разом,
— Простите! — разломила щит…
Мчит, а за ней против приказу
Гром-барабанщик следом мчит.

“Как две руки мои отбиты,
Дай хоть с мизинца ноготок!”
На всем скажу рукой сердитой
Раздергивает жар-платок.

Рвет надвое платок-ширинку,
И, голову пригнув к плечу:
“На, барабанщик, половинку!
Другая будет трубачу”.

***

Песнь прежалостную тут мы споем:
Как прощалась Царь-Девица с конем.

Как дружочка за загривок брала,
Сахарочку в рот брусочек клала,

Целовала как, огня горячей.
Промеж грозных, промеж кротких очей,

Прижималась как — щекой золотой
К конской шее лебединой, крутой…

Повязавши как шнурком поясным,
В ножки кланялась поклоном земным,

Как покорно — что гайдук-есаул —
Белый конь в ответ колено согнул,

Как пригнушись, чтоб не слышал никто,
Сотворила ему речь на ушко.

***

И еще-то мы прибавим к сему,
Как все слезки до единой ему

Сцеловала — ровно брат-ей-жених —
С карих ласковых очей дорогих,

Как все жилы напружились на лбу,
Себе в кровь как закусила губу.

Как по сходням взошла
Стопудовой пят;й,
Как прах с ног отрясла,
Как махнула рукой.

Полк замертво свалился пьяный.
Конь пеной изошел, скача.
Дух вылетел из барабана.
Грудь лопнула у трубача.

***

“Что за костер это мчится в степях синих вод?”
— То сваму счастью навстречу красотка плывет.

“Кто ж у ней славно так правит рулем-кораблем?”
— Море им правит, так в;т он и прет напролом!

“А под шатром-то, с лицом-то как шар золотой,
Что там за Воин — за Ангел — за Демон такой?

Каску хвостатую ветр ему сшиб набекрень,
Ростом-то — башня, в плечах-то косая сажень!

В хладной пучине, чай, крестит купецкую тварь?”
— Мчит на смотрины, а имя ему — Дева-Царь.

“Как это?” — Так это! — “Что ж за краса без косиц?”
— Кос всюду досыта! А светлолиц, круглолиц, —

Солнцу на ревность! — “Уж больно плеч; высоки!”
— А поясочек-то! Перстень берет в пояски!

Спорить-то нечего! Каб не свобода-душа:
Кабы не плечики — вся б в перстенечек прошла!

Так, почаевничав позавчерашним хвостом,
Спор-заводили-беседу акула с китом.

***

Отдыхает зыбь-красотка
От ночи своей от ндравной.
Идут ровно, идут славно,
Идут славно, идут ходко.

Словно месяц в полнолунье —
Звон собой все море занял.
Струнки, струнки-говоруньи,
Жилочки мои бараньи!

Лежит Царский сын на спинке,
Гусельки зажал любовно,
Ходят пальцы без запинки,
Ходят славно, ходят ровно.

В чудный час передвосходный
Мой совет тебе — кто б ни был!
Меняй страстный путь на водный!
Бросай бабу, — иди к рыбам!

Говорят: яд рыбий горек,
Говорят: яд бабий — тоже!
Да по крайности не спорит,
Как с нее сдираешь кожу!

Бабе: дура! она: р;дный!
Ты ей в рыло, она: милый!
Не теряй на подлость силу
В чудный час передвосходный!

Эх вы, царские сыночки!
Эх мы, сосны-чернолесье!
— Ни денек тебе, ни ночка,
Ни заря тебе, ни месяц.

Ни корабь тебе, ни зыбка,
В ней ни муж тебе, ни дева,
Ни гармонь в pyкax, ни скрипка,
Ни те вправо, ни те влево…

Вдруг как вскочит корабь-лодка,
Как припустится с прискоком!
Уж не ровно, уж не ходко:
Идут скоком, идут боком.

Уж такая дурь да дикость,
Новгородское аж Вече!
“Ну-кось, дядька, погляди-кось:
Ай корабь какой навстречу?”

Отвечает тот, осклабясь:
(Дух учуял Царь-Девицын!)
“Ни в волне мозгов, ни в бабе!
Стало — нечего дивиться.

В море плыть — не землянику
Брать, аль в шахматы-бирюльки!
То — корабь тебе, то — люлька!
Лучше песню затяни-ка”.

Тот поет, а рев вокруг-то:
Точно львица с львом сцепилась!
Привстает гусляр по грудку:
“Что за притча? Ай взбесилось?

До зари-то, глянь, час цельный,
А волна-то, глянь, — кровь-кровью!”
— Пой, сыночек, на здоровье! —
“Нет уж, — не до колыбельной!”

Хлябь-то тигрой полосатой:
Вал пурпурный, вал червонный…
— Спи, сыночек, час-то сонный!
— “Нет уж, дядька, не до сна тут!”

Хочет встать, а тот булавку
Ему в шиворот — как вгонит!
Хочет встать, а сон-то клонит,
Как ягненочка на травку,
Как купца валит к прилавку…
Спит…

Тут как вздрогнет жук навозный,
Раб неверный, тварь иудья:
С кораблем-челном — грудь с грудью —
Жар-Корабь стоит, гость грозный.

***

То не солнце по златым ступеням —
Сходит Дева-Царь по красным сходням.

Под военной да под веской стопой
Чуть не треснул весь челнок скорлупой.

Руки в боки — ровно жар-самовар!
Зычным голосом речет: “Где гусляр?”

Дядька в ножки ей — совсем обопсел!
Аж по-пёсьему от страху присел.

Д’ну по доскам башкой лысой плясать!
Д’ну сапожки лизать, лоснить, сосать!

Д’как брыкнёт его тут Дева-Царь по башке:
“Что за тля — да на моем сапожке?”

Д’как притопнет о корабь каблучком:
Дядька — кубарем, в волны — ничком!

“Будешь помнить наш сапог-леденец!
Где гусляр — сын царский — знатный певец?”

Шипом-свистом тот с коленочек: — Спят-с!
“Я б за свист тебя змеиный — да бац

По щеке — да вот боясть-то как;:
Змеем-гадом провоняет рука!

— Тише, волны, синеморская рать!
Голосочку мне сваво не слыхать! —

Где ж он?” — Духом вам представлю всю суть, —
Лишь изволите коленку согнуть! —

Смотрит: н; шелк-янтарь — мусор-товар:
На дне — с гуслями в обнимку — гусляр!

Взглянила — д’как расхохочется!
В ладошечки — д’как всплеснет
“Я-чай, еще в пеленки мочится,
Пустышечку еще сосет!

Без перстня, без попа, без венчика,
Ну, было мне о чем тужить!
Не думала я себе младенчика
От взгляду одного нажить!

Забыла я тебе пеленочек, —
Прости меня за недосмотр!
Смотрю-ка на тебя, миленочек:
Смотрины-то смотреть — не смотр!”

И водит всё —
По бровочкам,
По лобику
Рукой.
“Молоденький!
Да родненький!
Да плохонький какой!

В серебряном нагрудничке,
И кольчики занятные.
И ничего, что худенький, —
На личико приятненький”.

Сгоняет муху с бровей,
Равняет руку с своей.

“Как суха корочка!
Как есть — без мякиша!
Твоя-то — перышко,
Моя-то — лапища!

И каждый пальчик-то
Как царь закованный!
А моя — черная
Да бесперстнёвая!

Твоя — ковры расшивать,
Моя — дубы корчевать”.

И к люботе припав
Лбом смуглым сводчатым —
По волосочкам-то
Да по височкам-то…

“Твои-то тонкие,
Лен — волосенки-то!
А мои — конские,
Что струны — звонкие!

Дай, вошку поищу,
Головку почешу.

Уж такого из тебя детину вынянчу,
Паутинка ты моя, тростинка, шелковиночка!”

И гласом гневным вдруг:
“Ох, старый змей-паук!

На живодерню гож:
Дурной уход ведешь!

Чай, по снегам водил
Ступнями босыми,
Поил не д;пьяна,
Кормил не досыта…

— Тонее тросточки!”
А дядька-хитростник:
“Были бы косточки, —
Мясцо-то вырастет!

Что ж, что весом плох, зато стройнее сосенки!
По плечо тебе, небось, —такой высоконький!”

Та грудочкой склоняется,
Тот ручкой заслоняется, —
Чтоб солнышко ему, должно,
Личика не нажгло.

— Гляжу, гляжу, и невдомек:
Девица — где, и где дружок?

Ты расплетись, вер;вьице!
Где юноша? Где девица?

Т;т юноша? — лицом кругла,
Т;т юноша? — рука мала:

Одной косы две плёточки,
Две девицы-красоточки.

Да больно вид-то их таков, —
А ну-ка двое пареньков?

Т;т девица? — глядит насквозь!
Т;т девица? — коленки врозь!

Одной руки суставчики,
Два юноши-красавчика.

Чтоб не испортил нам смотрин
Неверный разум наш Фомин. —

Где царь не приложил печать,
Там надо н;двое решать:

Кто сам с косой да в юбочке —
Тому пускай — два юноши.

Кто вокруг юбок веется —
Тому пускай — две девицы.

А н; как зорче поглядим —
И вовсе все обман один,

И вовсе над туманом — дым,
Над херувимом — серафим?

Спим…

***

И ладит, и гладит,
Долг девичий пл;тит.
Ресницами в самые веки щекотит.

Чай, синие очи-то,
Как п; морю плыть!
И видеть-то хочется,
И жалко будить.

Над ухом аукает:
“Жених мой! — Ау!”
На грудке баюкает
Добычу свою.

“Спи, копна моя льняная,
Одуванчик на стебле!
Будет грудь моя стальная
Колыбелочкой тебе.

Сна тебя я не лишаю,
Алмаз, яхонт мой!
Оттого что я большая,
А ты — махонькой!

Что шелка — щека,
Что шелка — рука!
Ни разочку, чай, в атаку
Не водил полка.

Спать тебе не помешаю,
Алмаз, яхонт мой!
Оттого что я большая,
А ты — махонькой!

***

Что за дивный твой за сон за такой?
Дай-ка взбрызну да водицей морской!

— Держись, дружок хорошенький!” —
Берет воды пригоршенку:
“Тебе для раза первого
Твой сонный грех прощу!

Чтоб крепло тело бренное,
Морской водою пенною —
На подвиги военные
Младенчика крещу!

Чтоб светлым встал, чтоб век не спал,
Одним своим речением,
— Морским своим крещением —
Младенчика крещу!

Чтоб цельный полк поклал перстом,
Чтоб первый гром пред ним ползком,
Чтоб Деву-Царь согнул кольцом —
Младенчика крещу!”

***

То не тучка молодая
Лен кропит:
То дружочка — дорогая
Водой плещет, поливает,
А он спит.

На лице его из воску —
Как серебряная россыпь,
Как серебряные слезки, —
По лицу его из воску —
На все стороны — полоски —
Струйки светлые — текут.

***

“И не взглянет! А уж знаю — глазаст!
Всем хорош, да больно спать-то горазд!

А пора бы уж глазочкам из горенки!
Погляди — меньше вершочку до зореньки!

Ровно шерстка на ягнятах-баранах —
Весь восход-то в завиточках румяных!”

***

Старик над ним: “Всё гусельки!
От них и сон глубок!”
Краса над ним: “Где ж усики?
Осьмнадцатый годок!

Пора бы уж травиночке,
Пробиться на лужку!
За первую пушиночку
Весь сон тебе прощу!”

И, зардевшись пуще каски своей,
В лоб целует — промеж ровных бровей.

Дрогнули веки,
Руки разжал.
Вдоль лица — некий
Блеск пробежал.

Звякнули — выпав из ручек — гусли,
Дева над ним:

“Синих очей твоих аль дождусь я?”
Но — словно дым —

Изнизу — вдоль впалых щек —
Облак — м;рок — обморок.

***

Постояла Дева-Царь, пождал;:
“Ох ты яблок мой-изюм-шептал;!..
А достать тебя — Господь умудри!”
Вынимает из височной кудри
Горсть кручёных-перкручёных струнищ,
Горсть червонных-золотых волосищ.

“Не видали вы такого руна!
Каждый волос — золотая струна! —

Передашь их Гусляру на струньё,
Пусть звончей бренчит во имя мое!

Таких на рынке нету струн!..
Становься, старый змей, во фрунт!

Руки по швам,
Червяк земли!
Зел; моим словам
Внемли!

Чтоб вышла из него болесть —
Дашь яблочка ему поесть.

А пить ему вино, не квас, —
Вот будет первый наш приказ.

Чтоб выхмелил весь сонный хмель —
День з; море, Гусляр — в постель.

От мух рединкою накрой, —
Вот будет наш приказ второй.

Вставал чтоб правою ногой,
Чтоб мылся хладною водой,

И — весла в ручки! — в добрый час!
Вот будет третий наш приказ.

Да чтоб струночек не рвал — поминаньица,
Да чтоб первым приплывал — на свиданьице!”

***

Стоит — дитя над пряником, —
Стоит, очей не сводит.
На личико кудрями-то
Резную тень наводит.

“Прощай, мой невзаправдошный,
До завтра, сласть нерусская!
На первый раз — вприглядочку,
А уж второй — вприкусочку!

Поцеловала б в лоб еще,
Да уж боюсь — без навыку!
Пока еще заботушкой
Не стал — прощай, забавонька!”

Сапожок чрез борток,
Ногой легкою — скок
Домой, в красный чертог.
На простор синих волн —
Толк — Царевичев челн!

Меж Солнцем и Месяцем
Верста пролегла.
Султан конский трепется.
Поплыл. — Поплыла.

***

Не заноза из тела вон —
То из ткани булавка вострая,
То на личике снеговом
Глаза синие, синем;рские,

Бьет ресницами — н;
Локоточек привстал.
Промеж бровками трет:
“Уж и долго я спал!

Ровно дождь меня тонким
Серебром поливал.
Ровно жавронок звонкий
Вкруг меня ликовал”.

— То не пташечка-резвушка
Ликовала, —
То тебя твоя подружка
Миловала.

Аукала, агукала,
На жар-груди баюкала,
В кудрях тигрицей рыскала,
В лицо водицей прыскала.

Бушевала над тобой — как в день судный!
Да уж сон-то твой такой — непробудный!

“И снится мне, — молвит,
Лоб-гладя-чело, —
Что красное солнце
На лоб мне сошло.

Лежал, не завесясь,
Ан и вышел ожог!”
— Ох, бел ты мой месяц,
Меловой пирожок!

И солнца-то нетути
Тебе лоб припекать!
То губ царских редкостных
Дорогая печать. —

Не слышит Царевич
Тех дивных речей.
Глубь сонную мерит
Верстою очей.

“И снится мне, — охает,
Руно гладя волос, —
Что с куполу с грохотом
Сто цепей сорвалось”.

— Тебе бы припарочек
Штук пяток на башку!
То первый подарочек
От невесты — дружку! —

Принимает в ручку белую
Волоса червонные.
А рука-то занемелая,
А рука-то сонная…

Волосок пить-есть не просит…
Ручку раскрывает,
За волосиком волосик
Из руки роняет.

— Эх вы, с головы беспутной
Кольцы завитые!
У морских цариц на лютнях,
Чай, звонят, златые!

НОЧЬ ВТОРАЯ

Сидит Царь в нутре земном, ус мокрый щипет,
Озирается кругом — чего бы выпить?
Уж пит;-пит;, — полцарства пр;пито!
А все как быдто чегой-то не д;пито.

Как боярышня пред грозным пред отцом,
Вкруг него вс; чарочки кольцом.

Тут и турецкие, тут и немецкие,
Архиерейские да венецейские…

“Быстрее глоточки моей,
Ей-ей, вы сохнете!
Пью не напьюсь, лей не жалей,
А все пустёхоньки!”

Ровно милочки — плясать перед купцом —
Вкруг него бутылочки кольцом.

Уж и горластые, цветные, красные,
Уж и бокастые, и ярлыкастые!

Лет;ми-плесенью седой захватаны,
Как леший, царь лесной, — гляди — мохнатые.

Узнать-то надобно, что в них скрывается,
Что цветом-радугой переливается!

***

Лей-лей, не жалей,
Все равно перельешь!
Пей-пей сколько хошь, —
Все равно не перепьешь!

Лоза наша полная,
Погреба просторные,
Бочкарь наш испытанный,
Бочонки не считаны.

Как мальчоночки пред старым пред бойцом —
Вкруг него бочоночки кольцом.

Каким кольцом?
Сплошной стеной!
Какой стеной, —
Война войной!

Плеснешь — не выплеснешь!
Хлестнешь — не выхлестнешь!
Гляди, Царь-хитростник,
Как строй осилишь наш!

Промеж винных рек, бочоночных гор
Свой бахромчатый раскинул шатер.

“Людям — море синее,
Мое море — винное.
Люди спят на берегу,
А я — так всю ночь гребу!

Мое море тихое,
И гребу без смены.
А зато мне ихние
Моря — по колено!

Их вода — не сладкая,
А моя — с накладкою.
Не щадя ни рук, ни плеч,
И гребем мы бесперечь.

В своем море мы гребцы,
В своем море мы пловцы.
Придет час идти ко дну —
В своем море потону!”

— Да ну?

“Кто ж тебя схоронит?
Раз пьешь — неженатый,
А коли женатый,
Кругом виноватый!

Кому я нужен — старый,
Пятиалтынный — пара,
Вином лишенный сану,
Кому я нужен — пьяный?”

***

Сидел, сидел Царь наш — инда устал!
Ручкой-ножкой себе путь распростал.

Хочет н; ноги — ан нет, тянет вниз!
— Эй, дорогу, мелкота, сторонись!

Попытался было с левой ноги —
Снова навзничь повалили враги!

Разгасился — что индюк-кохинхин!
Д’как вцепился тут в шатер-балдахин!

Был кумач тот не сменен — с коих пор!
Царю на голову и рухнул шатер!

Как пошла тут дребедень стеклянной пылью!
Как тут чокаться пошли бутыль с бутылью!

***

Шатер Царя душит,
Вино Царя топит,
Уж не лужи — а реки,
Уж не реки — потоки…

Взошел бы кто с воли,
Всяк диву б дался!
Шатер царский воет
На все голоса.

Как черт — красным машет,
Шатер царский пляшет.
Аль, может, в нем слон какой?
Аль, может, дракон какой?
Аль, может, всё сон какой?

Чтоб в умишке нам самим не порешиться,
Мы пройдем пока на половиночку к Царице.

Пройдем-ка к красавице,
— С вином спорить — зря! —
Посмотрим, как мается,
Слезой обливается,
Как с ночью справляется
Страна — без Царя.

***

Прежде чем засов раздвинем,
Ты скажи, душа, — отколе
Ты сама-то к нам: с мужской ли,
Али с женской половины?

Коль с мужской — так брось тревогу:
Нянек корочкой задобрим,
Коли с женской — врозь дороги,
Влево путь держи, час добрый!

Так. — Засим, дружок, дай руку.
Не робей, — плечом не трону!
Это — детская наука,
Я китайской обучёна.

Если ж сердце (грудь-то ящик!)
Хрусталем об стенки чокнет, —
Ничего, дружок! — тем слаще
На крыльце подружку чмокнешь!

Не води, дружок, певицы
Потаенными троп;ми!
Мы, поющие, — что птицы:
Разве что перо на память!

Да и то, коль не скупиться:
Тебе — малость, ему — малость…
Всем по перышку — Жар-Птица
Вовсе б без хвоста осталась!

— Так. —

***

Отстегни-ка мне монисто —
Нянек не обеспокоить!
Семь небес у Девы Чистой,
У Царицы — семь покоев.

(У тебя ж, паренька,
Как ледышечка — рука!)

Стены вс; в сетях-тенётах,
Колокольчиках-звоночках.
Честь жены — Царю веночек:
Недостаточно замочков!

(А со мной, коль пригож,
Сквозь иголочку пройдешь!)

Быстро — руки, вниз — ресницы:
В одной юбке легкой, летней —
То плетуньи-кружевницы
День и ночь сплетают сплетни.

(Только вкось поглядев,
Оплетем без круж;в!)

Глянь-ка: под семью замками,
Чтобы вора позабавить,
С семью смертными грехами
Целых семь укладок бабьих.

(Подари нитку бус, —
Без отмычки обойдусь!)

Что за звон такой комарий,
Что за звон такой претонкий?
То чесальщицы Камарин-
скую шпарят на гребенках!

(Лишь бы не было плеши, —
И без гребня расчешем!)

С утиральничками в лапах,
(Во вс; очи, мальчик, пялься!)
То семь чертовых арапок,
Семь царицыных купальщиц.

(Может, семь моих сестер:
Ты мне спинки не тер!)

В кухню женского обману
Поспешай, Самсон с Далилой!
Здесь из зорь творят румяна,
Из снегов творят белила…

(Без белил, без румян
В очи пустим туман!)

Так из кухоньки — да в кузню:
Кто-то, молот взявши в руки,
Из стекла кует союзы,
Из свинца кует разлуки.

(Не скажу наперед —
Чего нам с тобой скует!)

Рука ;б руку два брата,
Мухи не обеспокоив,
Ровно жар в руке — pyкa-то!
Позади все шесть покоев…

(Перед главным, седьмым,
Прижми губы к моим!)

Сердце к сердцу, устье к устью…
Окунуться в реки эти —
Всех Цариц с тобой упустим,
Всех Царевичей на свете!

(Отпусти! Оторвись!
Мы рассказывать взялись!)

Перед главным ее входом,
Пред седьмым ее покоем,
Вот тебе, дружочек родный,
Слово я скажу какое:

(Да чтоб голос был свеж,
Дай воды напьюсь допрежь!)

Коль опять себе накличешь
Птицу, сходную со мною,
Знай: лишь перья наши птичьи,
Сердце знойное, земное…

(Площадной образец,
Каких много сердец.)

И еше, дружок, запомни:
Мы народ вдвойне пропащий!
Так, коли поем красн; мы, —
Так еще целуем слаще…

(Запиши себе в грудь.
Говорившую — забудь.)

***

Няньки спят, мамки спят,
Пуховик не смят.
Лишь лампадочки в углах дымят.

Ах, так вот каков — покой ее — покой седьмой!
Ах, так вот каков — покой ночной!

Где ж она? — Нету.
Где ж она? — С ветром.
Не спится — так плачется,
Так к милому скачется —
От мамок, от мужа,
От риз от жемчужных,
От рож скоморошьих, —
От дел наших тошных!

Из спаленки выкралась,
На лесенку выбралась,
Ступень за ступенечкой —
Лишь выйти трудненечко!

А там уж — вольней, вольней,
Ногам уж верней, верней,
Как будто из гробика
Восстав, мчишь по воздуху:

Не к птицам на кровельку, —
На вышнюю звездочку!

(Ветер, ветер, вор-роскошник,
Всем красавицам — помощник,
Ревности — служитель,
Верности — губитель,
Даровой рабочий —
Ветерочек мой!)

Стоит полоняночка
На башенной вышечке.
Связалась, беляночка,
С тем самым с мальчишечкой,
Кто цепь нашу грубую
Раньше всех расклепал,
Кто прежде супруга нам
Шейный плат растрепал.

И мастер он ластиться!
Потягается с кошками!
Сорвал ей запястьице,
Играет сережками.
Своею жемчужинкой
Зовет — дорогой…

Да нужен-то, нужен-то
Ей мальчонок другой!

***

— Шаги! —
Матерь Божья, помоги!
Оттого что эти чудные — шаги!
Я свечу тебе в три пуда засвечу,
Оттого что эти знаю — сапоги!

То не стон —
Струнный звон.
То не сон —
Он.

***

— Ты здесь зачем?
“А ты зачем?”
— Небось, уйду.
“Сама, уйду”.

Стоит смиренник юный,
Пощипывает струны.

Нет слов у мачехи-красы,
Покусывает хвост косы.

А ветер между ними —
Как вьюн — между двоими.

Гусляр по стрункам: щелк да щелк,
А сердце в грудь ей: толк да толк, —

Вот в щепья расколотит!
Тот спиночку воротит.

Вот-вот уйдет! — Святой Исус!
И, косу выхлестнув из уст,

Как зверь нечеловечий —
Хвать! — сына за заплечье!

“Стой, погоди, так не уйдешь!”
— Брось, баба, что за речь ведешь?

Ты мне сукна не комкай!
Ай девка с моряком ты? —

И хочет плечиком повесть, —
Не может ручек ей развесть:

За шейкой за любезной
Свились — как круг железный.

— Я сын тебе, а ты мне — мать.
Взошел я ветром подышать,

Морскую речь послушать…
А ты — веревкой душишь! —

“Ты баб до времени не старь!
Царица я, а ты мне — Царь!”

А месяц между ними —
Как меч — между двоими.

“Три года завтрашней зарей,
Как я на персик восковой,

Как нищий на базаре, —
На нежный лик твой зарюсь!

Три года эту ночь ждала!”
Легонечко — как два крыла —

Ослабшие от муки
Он ей разводит — руки.

Вдоль стана бережно кладет,
Сам прямо к лесенке идет,

И на гортанный окрик
Вдруг голову воротит.

Стоит на башенном зубце,
Как ведьма в месячном венце,

Над бездной окиянской
Стоит, качает стан свой.

Покачивает, раскачивает,
Как будто дитя укачивает,
Большие глаза незрячие
К мучителю оборачивает.
А ветер — шелка горячие
Как парусом разворачивает.

“Введешь в беду!
Уйдешь — уйду:
Ты — с лесенки,
Я — с башенки!”

Качается, качается,
Шелк вкруг колен курчавится.
Как есть — дитя-проказница
Страх нагоняет, дразнится.

“Что пошатнулся? Ай — струхнул?”
Царевич к ней на шаг ступнул.

“Теперь ко мне — ни шагу!”
Царевич к ней — два шага.

Качается: — помру за грош!
Качается: — и ты помрешь!
Качается: — ан нет, не трожь!
Не след! — Негоже! — И как горсть

Горошин тут жемчужинных —
Из горлышка — смех судорожный!

“Прощай, мой праведник-монах!”
Всё яростней разлет-размах,
“Мой персик-абрикосик!”
Как змеи, свищут косы.

Так разошлась — в глазах рябит!
Так разошлась — луну дробит!

Тут страшным криком нутряным —
Как вскрикнет! тот кольцом стальным
На всем лету — как сдавит!
Как н; ноги поставит!

***

Аж п;том высыпал испуг. —
Она смирней ребенка. —
Стоит, не разжимая рук,
Стоит и дышит громко.

***

Тут речи нежные лились:
“Теперь не страшно с башни вниз…”
И — дрожью соловьиной —
Смех легкий, шаловливый.

“Моя исполнилась — вся сласть!
Моя исполнилась — вся страсть!”
Из бахромы курчавой
Глазок глядит лукаво.

“Ты на руках меня держал,
К своей груди меня прижал…
Добилась, — вновь смеется, —
Как твое сердце бьется!

Железом ты в меня впился,
Как огневая полоса
Под красными щипцами —
След твоих рук — на память!

Хотенье женское мое —
Вот всё именьице мое.
Иди!— Теперь уж, друг мой,
Вниз головой не рухну!”

***

Ух! — Кто ж это так ухнул вдруг?
Чья кошачья меж зубцов — голова?
То пророчица великих разлук:
Сова-плакальщица, филин-сова.

Охорашивается, чистит клюв.
Глаза желтые — янтарь шаровой!
Красе на ухо шепочет, прильнув:
“За булавочкой к тебе я второй!”

Сотворила тут краса крестный знак,
Сваво гостя дорогого узнав.
“Весь-то слышал я ваш спор боевой,
Всё-то филином-летал я-совой!

Дважды в грудь свою — булавку отправь!
Дважды филину — уста предоставь!”

Крылами pyкy ей с рукой,
А клювом губку ей с губой
Разводит пакостник рябой:
— Ты не противься, рот тугой!

Покорность с бабой родилась!
Льни, тонкоствольная лоза!
Чтоб не увидеть желтых глаз —
Закройтесь, черные глаза!

***

Закроешь — и легче!
Пол-зла, пол-обиды…
Обидчика чуешь хотя —
А не видишь!

И легче уж губы
Свой жар отдают.
Не ветер, а певчие
Ровно поют.

Уж разное шепчешь,
Рот жадный ощеря.
Уж грудь — без приказу
Вгребается в перья.

Всё легче — всё крепче —
И вот уж с тобой —
Не филин твой старый,
А лебедь младой!

***

Видят сквозь кисейку-дымку
Месяц с ветром-невидимкой:

Ведьма с филином в прижимку!
Ведьма с филином в обнимку!

Месяц — слезку смахнул,
Тот — березкой тряхнул…

А от губ — двойной канавой —
Что за след такой за ржавый?

— Бог спаси нашу державу! —
Клюв у филина кровавый!

Ветер рябь зарябил,
Месяц лик загородил…

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ

Солнце в терем грянуло —
Что полк золотой.
Встал Царевич правильный:
Веселый такой!

Хоть не спал, а выспался!
Хоть враз под венец!
Смородина — кислая,
А я — молодец!

Трех быков на вертеле
Сгублю, не щадя!
Поглядим-ка в зеркале,
Каков из себя!

Белый стан с шнуровочкой,
Да красный кушак.
— Что за круг меж бровочек,
Кумашный пятак?

Словно снег пуховочкой
Прошелся вдоль щек.
— Что за круг меж бровочек,
Почетный значок?

Аль пастух полуночный
Здесь жег костер?
Али думу думамши —
Да лоб натер?

***

Смелыми руками —
Вдоль перил витых,
Резвыми шажками
С лестничек крутых.

Позабыл иконам
Класть поклон земной,
Не идет с поклоном
К батюшке с женой.

Невдомек, что стража
Ему н; кра — ул,
Белизной лебяжьей
Всех ворон спугнул.

Вся краса платочком
Ему вслед с крылец.
А старухи — дочкам:
“Молодец — малец!”

Чья в окошке темном
Ночь темней зрачка?
Кто к глазам недремным
Жмет два кулачка?

“Хочешь цельным уйти
Да из женских тенёт —
По счетам не плати,
Своди с совестью счет.

Скажет: в море плыви!
Пусть красотка клянет!
Бабы — дрянный народ,
Рыбы — славный народ.

Хочешь цельным уйти
Да из женских тенёт —
Держи сердце в горсти,
Дай челну полный ход…

Погляди, как в волнах
Наш Царевич плывет,
Вровень с морем плывет,
В голос с ветром поет.

Хочешь цельным уйти
Да из женских тенёт —
Надо быстро грести,
Молодой мореход!

Ведь всё то ж тебя ждет
И у жен и у вод:
Грудь — волною встает,
Волна — грудью встает.

Песнопевец, в плечу!
Наша летопись: льну…
Не Царевич к челну —
Лебедь к лебедю льнет.

И опять ни к чему
Тебе вольный полет!
Никому не уйти
Да из женских тенёт!”

***

Слушал, слушал гуслярок голоса,
Просветлел, на локоток оперся.

Словно струнки под его пятерней —
В теле жилочки пошли болтовней.

С раззолоченных подушек встает,
Лоб откинувши, а грудку вперед.

Да как вскинет синий взор — вот-те раз! —
Видит: филин-сыч сидит, пучеглаз.

Подошел, да и накрыл с головой:
“Доброй ночи, господин рулевой!

И без ваших ясных глаз обойдусь!”
А рябой из-под полы: — Вот так гусь!

Гусь ты, гусь ты мой, заморский индюк! —
Да как вымахнется — разом — из рук!

Не очнулся гуслярок, как промеж
Двух сапог его — да дядькина плешь!

“Что за притча? Ошалел, старый гриб!”
— Ручки-ножки, ребра-кости зашиб!

“Без приказу моего — как дерзнул?”
— Чтобы лебедь мой — да в даль не махнул!

Мало ль на море приманок-прилук?
Кто в ответе? — есаул твой, гайдук! —

Расходился тут Царевич, — нет сил!
Ожерельице в зубах закусил.

“Как завидел тебя — нож ровно в бок!
Словно черный кот мне путь перебег!

Чтоб весь век не пил-не-ел, чтоб зачах!”
Да как вдарит тут по гуслям в сердцах!

***

Говорит тут Царь-Девица
Двум юнцам-своим-щеночкам,
Морячочкам-морякам:

“Ох вы, чудо-морячочки,
Два весла моих проворных,
Две младых моих руки!

Цельну ночь всё в карты дулись,
Картой дрему вышибали —
Моего дружка стеречь.

Бросьте карты-вы-колоду,
Вы ныряйте в глубь-пучину,
Поспрошайте тварей-рыб:

Не слыхать ли рыбам звону,
Не слыхать ли тварям гласу,
Не плывет ли млад-гусляр?”

Разом м;лодцы вставали,
Расправляли стан плечистый,
Сотворяли знак честной, —

Лишь жемчужное круженье
По воде, — да грудь у Девы
Вся алмазами пошла.

***

“Мать рожала — не тужила:
Не дитя, — дымочек-дым!
Словно кто мне налил жилы
Светом месячным сквозным.

Лень и семечки лущить-то!
Не до плотского греха!
Вы невесту мне сыщите
Для такого жениха!

Не жених, а стебель шаткий!
Кто пройдет — дрожу росой.
Коли дождь, иду без шапки,
Коли снег, иду босой.

Старой бабы беззащитней,
Зеленее стерженька…
Вы подружку мне сыщите
Для такого муженька!

По морским румяным рощам,
Лыжи легкие востря,
Сжалилась над братом тощим
Мощная моя сестра.

Красный круг заря прожгла мне,
Круг, пылающий вверху.
Есть моим палатам — камни,
Есть невеста — жениху!”

Ту песенку прослушала —
Как яблочка откушала.
Звон струнный вобрала —
Как брагой запила.

А тут — бореньем водяным —
Пловцы на свет столбом двойным:

Гривастые, как львы,
Две красных головы.

“Шептались с тварью-с-рыбами”,
Враз на кор;бель прыгают,
“Для горя твоего —
Не слышно ничего.

Нет твоего Царевича!”
— “Знать, тонок слух мой девичий”, —
Она с усмешкой им,
Двум морячкам своим.

“Такой уж слух мой воровской,
Что даже шум травы морской
О рыбий хвост чешуйный,
Не то что друга — чую!

Ввысь, паруса! Пучина, в пляс!
Не Царь я вам, коль в тот же час
Челнами не сшибиться!
Не Царь и не Девица!”

***

Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!
Окиянская дорога колыбельная!

***

Плывет Царь-мой-Лебедь
В перстнях, в ожерельях
Кафтан — нет белее,
Кушак — нет алее…

Сережка — подковой
Висит из yшкa..
(Живого такого
Напеть бы дружка!)

Ох, взор его синий!
Роток его алый!
“Глянь, чтой-то пучина
Пошаливать стала!”

— В сочельник крещенский,
Что ль, парень, рожден?
У баб деревенских,
Что ль, врать обучён?

“Да нет, старина!
Ровно м;рок какой-то.
Гляди, — не волна уж:
Гривастая тройка!”

— Ври, дурь-ты-деревня,
Лещу да ершу!
Дай, лучше-ка гребнем
Копну расчешу!

“Врешь, совья ты старость,
Подземная шахта!
Что там за Царь-Парус
Встает на водах-то?”

— Не видишь глазами, —
Гадай на бобах!
Я, что ли, хозяин
На грозных водах? —

***

Глаза-то всё шире,
А змейка-то колет…

— Спи, свет, спи, соколик! —
Уж руки как гири,

Уж ноги как гири,
Лоб налит свинцом…
Не пить ей в трактире
Чайку с молодцом!

Но спорит, но всю свою мощь собирает,
Не пальцами веки себе разрывает…
Качнется — очнется: “Ой сплю, невтерпеж!”
Какой уж, какой тут любовный крутёж!

Красный загар,
Меченый лоб.
“Дядька, пожар!”
Закрылся глазок.

Ручку разжал,
Звякнул серьгой.
— Дядька, пожар! —
Закрылся другой.

Так и спит с последним криком,
С ротиком полуоткрытым.

***

Весь кафтан-ему-шнуровку
Расстегнула на груди.
Держит сонную головку
На полвздоха от груди.

Дышит? — Нет?
Дышит? — Да?

Наклонила лик сусальный
Над своей грудною сталью:
Есть ли, нет ли след вздыхальный?

Да, надышан круг!
Да!

Радость — молнией
В глазах, — з;лотом!
Радость — молнией!
Горе — молотом!

“А если уж жив он, —
Чего ж он лежит-то?
А если уж дышит, —
Чего ж он не слышит?”

Бог п; морю ветром пишет!

Брови сильные стянув,
Взор свой — как орлица клюв —
В спящего вонзает.

Весь из памяти — букварь!
Растерялась Дева-Царь,
Что сказать — не знает.

В грудь, прямую как доска,
Втиснула два кулачка:
Усмиряет смуту.

— Ох, лентяй ты наш, лентяй!
И от пушечного, чай,
Не вздрогнет — салюту! —

Как бы листвой
Затрёсся дуб.

Как пес цепной
Смех — с дерзких губ.

“Агу, агу, младенец!”
Хохочет, подбоченясь.

Всё — как метлою замела!
Всё — как водою залила!

Гляди: сейчас — грудь лопнет!
Все корабли потопнут!

— и —

Молча, молча,
Как сквозь толщу
Каменной коры древесной,

Из очей ее разверстых —
Слезы крупные, янтарные,
Непарные.

Не бывало, чтоб смолою
Плакал дуб!
Так, слезища за слезою,
Золотые три дороги
От истока глаз широких
К устью губ.

Не дрожат ресницы длинные,
Личико недвижное.
Словно кто на лоб ей выжал
Персик апельсинный.

Апельсинный, абрикосный,
Лейся, сок души роскошный,
Лейся вдоль щек —

Сок преценный, янтарёвый,
Дар души ее суровой,
Лейся в песок!

На кафтан его причастный,
Лик безгласный — кровью красной
Капай, смола!

Кровью на немую льдину…
— Растопись слезой, гордыня,
Камень-скала!

***

А уж под сталью-латами
Спор беспардонный начат:
— Чт;: над конем не плакала,
А над мальчишкой — плачешь?

Вихрь-жар-град-гром была, —
За всё наказана!
Войска в полон брала, —
Былинкой связана!

Войска в полон брала,
Суда вверх дном клала,
А сама в топь брела —
Да невылазную!

Кулаком славным, смуглым
Лик утирает круглый —
Наводит красоту.

Лик опрокинула вверх дном,
Чтоб солнце ей своим огнем
Всю выжгло — срамоту.

“Его Высочеству приказ:
Что в третий и в последний раз
Зарей в морскую гладь

На гусельный прибудем зов.
Прощай, Гусляр! До трех разов
У нас закон — прощать”.

Всей крепостью неженских уст
Уста прижгла. (От шейных бус
На латах — след двойной.)

От сласти отвалилась в срок,
И — сапожок через борток —
В дом свой морской — домой.

***

Еще сталь-змея вороток дерёт,
А целованный уже вздрогнул рот:
Не то вздох, не то так, зев;та,
А всё, может, зовет кого-то…

Допрежь синих глаз приоткрыл уста:
— Эх, и чтоб тебе подождать, краса!
И не слышал бы ветер жалоб:
Целовала б и целовала б!

Оттого что бабам в любовный час
Рот горячий-алый — дороже глаз,
Все мы к райским плодам ревнивы,
А гордячки-то — особливо!

***

Потягивается, подрагивает,
Перстами уста потрагивает…
Напрасно! И не оглянется!
Твое за сто верст — свиданьице!

А дядька-то шепчет, козлом пляша:
“Должно быть, на всех парусах пошла!
Не всё целовать в роточек…
Давай-ка свой вороточек!”

***

Синей василёчков,
Синей конопли
На заспанных щечках
Глаза расцвели.

“Эй, старый, послушь-ка:
Вот сон-то приспел!
Как будто кукушку
Я взял на прицел!

Пусть зря не тоскует!
Зажмурил глазок…
И слышу — кукует:
До трех до разов”.

— То не пташечка-кукушка
Куковала,
То твоя подружка
Тосковала.

Как под бурею ночной стонут снасти…
Да уж спать-то ты у нас больно мастер! —

“И вижу еще я, —
Речет сам не свой, —
Что плачет смолою
Дубок молодой.

Ветвями облапит
Как грудку-мне-стан,
И капит, и капит
Слезой на кафтан”.

— Нет, Царь Лебединый,
Не дуб, не смола:
То спесь-ее-льдина
Слезой изошла. —

“И снится мне, — молвит
(Сам губочки трет), —
Что красное солнце
Мне — яблочком в рот.

Да так вот, с поклоном:
Испробуй, лентяй!”
— Царя Соломона
На сон почитай. —

Тот вздохом туманным:
“Дай сон доскажу!
За перст безымянный
Прикован — лежу.

Ай к смерти? Ай к свадьбе?
Скажи, не мытарь!”
— Эй, спать бы и спать бы
Тебе, государь!

От бабы Иосиф-то
Нагишом, — берегись!
На женском волосике
Не один уж повис! —

Не внемлет Царевич дурной ворожбе,
Сам нежную руку целует себе.

“Гадай хошь на картах,
А хошь — на бобах!
Хошь вороном каркай, —
Всё сласть на губах!”

Ты бренчи, Гусляр, задай нам пиру-звону!
Синь-то водная — что синькой подсинёна!
Исполать тебе, Царь-Буря, будь здорова!
Рот у мальчика — что розан пурпуровый!

НОЧЬ ТРЕТЬЯ

— Веселитесь, наши верные народы!
Белогривый я ваш Царь, белобородый.
Круговой поднос, кумачовый нос,
Мне сам черт сегодня чарочку поднес!

Веселитесь, наши руки даровые!
Вс; хлеба ваши я пр;пил яровые!
Коли хлеба нет, будем есть овес:
Напитаемся — и личиком в навоз!

Выпивайте, брови черные, до донышка!
Всех-то телок ваших пропил я, буренушек!
А коль тошно вам от ребячьих слез, —
Помолитесь, чтоб их черт скорей унес!

Задирайте, попы-дьяконы, подрясники!
Не то в пляске-то носами ;б пол хрястнетесь!
Чем крысиный хвост, да великий пост —
Лучше с чарочкой-сударочкой взасос!

Подымайтесь, воры-коршуны-мятежники!
Для костра сваво я сам припас валежнику.
Двери — настежь — вс;. В клети заперт — пес!
Частоколы сам по колышку разнес!

Рухай-рухай, наше царство развалённое!
Красный грянь, петух, над щами несолеными!
Красный грянь, петух: “Царь-Кумашный нос
Всё, как есть, свое именьице растрёс!”

— Эй, холопы, гусляра за бока!
Чтоб Камаринскую мне, трепака!

***

То не дым-туман, турецкое куреньице —
То Царевича перед Царем виденьице.

То не птицы две за сеткою тюремною —
То ресницы его низкие, смиренные.

Ох, ресницы, две в снегу полуподковочки!
Розан-рот твой, куполок-льняной-мак;вочка!

В кулачок свой кашлян;вши для приличества:
“Какой песней услужу тваму Величеству?”

— Птица в небе — выше нас родилась!
Над тобою наш не властен приказ!

***

“Часто я слыхал сквозь дрему
Бабий шепот-шепотеж:
— Плохой сын Царю земному, —
Знать, Небесному хорош!

Черным словом, буйным скоком
Не грешил я на пиру.
На крыльце своем высоком
Дай ступеньку гусляру!

Никогда, сойдясь межою,
Навзничь девки не бросал,
Да не то что там с чужою —
Вовсе с бабами не спал!

Не плясал в зазорном платье,
Как ударят ввечеру.
Широки твои полаты, —
Дай местечко гусляру!

Хошь плохой я был наследник —
Гуслярок зато лихой!
Паренек-то из последних —
Может, ангел не плохой…

Хошь и неуч я в молебнах,
Наверстаю — как помру!
Между труб твоих хвалебных
Дай местечко гусляру!”

***

Взял лучину Царь: “Нагнись-ка, дружок!”
(Чуть-что всей ему копны не поджег!)
“Видно, воду пьешь да постное ешь?
Что тебя-то не видал я допрежь?”

Сын ли с батюшкой, аль с львом красным — лань?
Вся-то глотка-пересохла-гортань!

Вспыхнул пуще корольков-своих-бус:
“Я вам, батюшка, сынком довожусь!”

Как толкнет его тут Царь сгоряча:
“Врешь, молочная лапша! каланча!

Прынц заморский либо беглый монах, —
Ни в каких я не повинен сынах!”

Подивился тут Царевич бровьми:
“Хоть убей меня, а зря не страми!

Не монах и не заморский мужик, —
Я в супружестве законном прижит!”

Помянул тут Царь с десяток шутов:
“Знать, косушку породил полуштоф!

Да иная нам тут малость важна:
Коли сын, так твоя мать мне — жена?!”

И как взвоет — инда стекла дрожат:
“Ох пропал-пропал, пропал-пропал, — женат!

Коль жена, так значит — дочь, значит — зять?
Где ж убивица моя, — твоя мать?!”

В землю пальчиком гусляр: “Вечный дом! —
Ты в супружестве живешь во втором”.

Разом хмель пропал от этого сказу,
Растаращился, что сом пучеглазый,

Вздоху нету, — гляди лопнет шар;м.
“Так в супружестве живем во втором!..”

Дрожит сын, шепочет,
Вином виски мочит,
Хлопочет вокруг той горы кумачовой:
Лик — шар сургучовый, краснее клопа.
“Ох, батюшки, — так и ушел без попа!”

Льет в рот вино, наз;д — вино,
К груди припал, — бревном-бревно.
“Одно бы знать: что дышишь.
Да сердца не прослышишь!”

“Коли вино не хочет в рот, —
Сам в руки гусельки берет, —
Быть может, Царь-отец мой,
Мое — поможет средство!”

Пробежался по струн;м ветерком,
Слышит: кто-то ровно — щелк! — языком.

Разжужжался, что шмелиха-пчела,
Смотрит: холм-гора-то кверху пошла!

А как пальчики пустил во всю прыть,
Видит: Царь сидит, да ручкою: пить!

***

Отцу сынок налил,
Пьет Царь, подставляет,
За кажною чаркой
Сынка похваляет:

“И кудри-то — шапкой!
Стан — рюмки стройней!
Вот что бы без баб-то —
Рожать сыновей!

Зачем — жена?
На кой — жена?
Ты не жена,
Скажи, — война!

Чуть что не так —
И свет ей мрак,
И друг ей враг,
И царь — дурак…
Ох ты, Царь-дурак, женатый холостяк!

Приведи-ка мне, сыночек, жену:
Бить не стану, а разок — толкану!”

***

То не сон-туман, ночное наважденьице —
То Царицыно перед Царем виденьице.

То не черный чад над жаркою жаровнею —
То из уст ее — дыханьице неровное.

То не черных две косы, служанки кроткие:
Две расхлестанных змеи — да с косоплетками!

До ковровой до земли склонилась истово,
Об царевы сапоги звенит монистами.

“Виноградинка в соку,
Здравствуй, зернышко!
Не видал я на веку
Стройней горлышка!

Вся от пяточек до бус —
В; как — нравишься!
Да коль я не подавлюсь,
Ты — подавишься!

Оттого что вкус мой гнусный, мокрый ус!”

***

Вырывала тут из кос косоплетки,
Отползала змея к самой середке,

Духом винным-тут-бочоночным румянилась,
Царю — в землю, гуслярочку — в пояс кланялась.

Ножки смирные, рот алый поджат.
Во всем теле — одни ноздри дрожат.

***

Заиграл сперва гусляр так-;т легонечко,
Ровно капельки шумят по подоконничку.

Та — рябь рябит,
Плечьми дрожит.

Заработали тут струночки-прислужницы,
Ровно зернышки-посыпались-жемчужинки.

Та — пруд-река,
Колеблет бока.

Заходили тут и руки в странном плясе:
Коготочками гребет, что кот в атласе.

Сожмет, разожмет,
Вновь в горсть соберет.

Отпустил гусляр своих коней стреноженных —
Прокатилась дрожь волной до быстрых ноженек.

Как тигр-лежебок
Готовит прыжок.

Ой, рябь!
Ой, зыбь!
Ой, жар!
Ой, хлад!

Ой, в пляс пошла, помилуй Бог вас, стар и млад!

Бочком, бочком,
Шмыжком, шмыжком,
Играючи да крадучись —
Что кот с мышом!

(Ох, не пляшут так, жена, пред муженьком!)

— Скидавай босовики!
Босая пляши! —

Эй, топ, босовичок!
Эй, скок, босовичок!
Наших б;сых ног —
Не белей снежок!

(Что ж ты вспыхнул, ай мороз тебя ожег?)

— Пусть душу не спасу, —
Распущай косу! —

Как тряханёт!
Как маханёт!
Мраком-то-как-
Жаром — дохнёт!

Белый плат-то свой нагрудный распахнет!..

Плоть ли бабья — ай
Просто яблонь-май?
Бабья пазуха —
Али Божий рай?

То дыханьице ли, жаркий воздушок,
Аль инбирь-шафран-корица-корешок?

Веселится Царь, — инда пот утер!
Белей снегу — сын, глаза в землю впер.

— Что ж вы, струночки, не стали вперебор? —

Не змеиный шип — шелков рваных скрип,
То не плетка-хлыст — шелков рваных свист,
То на всем плясу — шелк; ручьями вниз!

— Эй, жару поддавай!
Рубаху скидавай! —

Отцу с сыном пир великий задавай!

Заленилась — не слыхать монист.
С плеча левого наплечник вниз.

Рукой заспанной ресницы трет,
Теперь правому плечу — черед.

Осовела, что кулек с мукой,
Ткань у бедер собрала рукой.

Да не в;время зевнула, дрянь!
Пошла рот крестить, — пустила ткань.

И — взыграв как целый град Содом —
Закрутилась дымовым столбом!

***

Ночь — ежели черная,
Кровь ежели красная,
Бабенка невздорная,
Да на всё согласная —

Можно одной улочкой
Вдвоем ходить,
Можно одной булочкой
Двоих накормить.

Друг ли ты с товарищем,
Ай сын с отцом,
Поделитесь чарочкой —
И всё с концом!

Грех из-за убожества
Входить в изъян!
Поделись по-божески —
И каждый пьян.

На миру монашество —
Что землю грызть!
Ну, а бабья наша тут
Молчать — корысть.

Столбам с перекладкою
Никто не плох!
Хватай мертвой хваткою,
А там — как Бог!

***

Луна с луговины
Ушла за копну.
Глядит Царь на сына,
Глядит на жену.

Верней самострела
Глаз пьяных — прицел.
“Ты ног не жалела,
Ты рук не жалел,

И так что за кружкой
Я верно сужу,
Решил, что друг дружкой
Я вас награжу.

Любитесь — доколе
Ус есть у китов,
Да чтоб мне к Николе
Внучок был готов!

Да чтоб тот внучонок
С меня был снятой!”
Берет Царь бочонок:
“Налей вам святой!

В ковры-вам-подстилки
Вину велю течь!”
В персты по бутылке
Сует вместо свеч.

“Чтоб в играх-затействах
Плодились птенцы,
Вот вам венецейских
Две чарки — в венцы!”

Вверх дном, ошалелый!
Двойной аж фонтан:
Ей прямо на тело,
Ему на кафтан.

Сидит, приосанясь,
Меж струн и меж струй,
Да вдруг как затянет:
“Исайя, ликуй!”

***

Эй, Исайя ты, Исайя,
С небес свесь-ка голову!
На невесту взглянь: босая,
Того хуже — голая!

Словно цельным становищем
Вражьим — в рот целована.
Всего тела вдоль — винищем
В кровь исполосована.

Ишь, сокрыла черноглазье!
Хороша, смиренница!
На полуношных-то разве
На летуньях — женятся?

Как пойдет чудить в кровати
Булавками-иглами!
— Нет, Исайя-ликователь,
Твое дело гиблое!

Гляди: Царь их лбами чокнул
Для дельца веселого!
“Да в уста чтобы — не в щеку
Целоваться, голуби!

Не рябая, не косая,
Глаже шелку — платьице!”
— Ох, пророк ты наш Исайя,
Паренек-то пятится!

“Коли сам жену не чмокнешь,
Скручу с ней веревкою!”
(Ох, поддастся паренек наш!
Пенька — баба ловкая!)

Быть ему, пророк Исайя,
За дверьми чугунными!
От нее себя заставил
Изгородью струнною!

Царь из рук как схватит гусли!
— Держись, гуси-лебеди! —
“Чмокай в паточное устье, —
Не то — гусли вдребезги!”

То не д;вица в когтях у черной немочи —
То Царевича у женских уст застеночек.

Потягивается, подрагивает,
Устами уста потрагивает,
Как жалом в него вонзается,
Как в яблок в него вгрызается,
Из сердца весь сок вытягивает,
В глубинную глубь затягивает.

“Учись, учись, любовничек,
Как без меня чаевничать!

Учись, учись, болезный мой,
Как нашей лаской брезговать!

Учись, учись, монашек мой,
Как в споре жить — да с мачехой!”

Обхватывает, обматывает,
В грудь скудную — когти вкапывает,
Вокруг обвилась, кaк жимолость,
Как радуга — запрокинулась!
Белки-то уже — под дёснами!
Аж пол подметает — космами!

***

Стар и млад — не суди!
Этот жар — из груди
Должен в грудь перебечь,
Аль всю суть нашу сжечь.

У цыгана — луна,
У буяна — война,
У дворянчиков — честь,
У нас — кровь одна есть.

Кровь, что воет волк;м,
Кровь — свирепый дракон,
Кровь, что кровь с молоком
В кровь целует — силком!

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Солнце в терем врезалось —
Что меч золотой!
Лежит цвет-наш-трезвенник,
Как пьяный какой.

Вот уж вечер-зарево —
Он взор межит.
Уж к вечерне вдарили —
Он всё лежит.

Ухо клонит-слушает:
Уж с коих пор —
Ровно шум-шушуканье,
Девичий спор.

Словно ручеечка два
Шумят сквозь снег…
Только шепоточка два, —
А толку — нет.

Ему шепоточка два
Без всяких слов,
А нам волосочка два
Да с двух голов.

(Враги неразрывные —
В одном котле!)
Сошлись на груди одной,
Одном сукне.

Один — глаз хоть выколи,
Тот — взор завесь.
Один — аж по щиколку,
Тот — с пальчик весь.

По кафтану шитому
Шумят войной.
Тот — змеиным шипом-то,
А тот — струной.

От их шуму-шороху
Аж лоб болит!
“Твое дело коротко!”
— Да толк велик!

“Стрижка-брижка-выскочка!”
— С грозой дружу!
“Из хвоста-знать-кисточки!”
— Да верх держу!

“С головы я чёсаной!”
—А я с честнОй!
“Моя баба — с косами!”
— Моя — с красой!

Был тут спор порядошный:
Свились в комок!
Только слышит: рядышком —
Другой шумок.

Не морской, не гусельный:
Пчелиный — гуд.
Близко-близко, чуть ли не
У самых губ.

Нет, не пчелки розанам
Ведут дозор.
То с печатью грозною
У слюнки — спор ((1)).

“Чей ты, мед несмешанный?”
— Забыл ожог?
“Подари усмешечкой!”
— Вдохни разок!

“Вспомни час полуночный!”
— Полдневный жар!
“Теку в каждой слюночке!”
— Что вздох — то дар!

“Раскрой половиночки!”
— Шепни во сне!
“Все мои — кровиночки!”
— Все песни — мне!

Разорвут на части две,
(Аж жар во рту!)
Разных уст — печати две
На том же рту.

“Мой он, мед несмешанный!”
— Шалишь, дружок!
Свистит слюнка грешная,
Кипит ожог.

“Что это с губами-то?”
(Гусляр втупик.)
“Пить хочу без памяти, —
Аж грудь кипит!”

Язычком оближется:
От губ — дымок,
Только что поблизости —
Опять шумок:

Как от свечки воск дает
В церкви ночной. —
Речь великопостная,
Шумок свечной.

Ему — капли воску две
Из Божьих сот,
А нам, значит, слезки две —
Из разных вод.

Та из моря Ч;рмного,
Акульих мест,
Та из моря верного —
Жемчужный всплеск.

Двух печалей первенцы:
— Вернись! — Вернись! —
Две слезы-соперницы
В одну слились.

***

Жаркими руками
Вдоль перил витых,
Шалыми скачками
С лестничек крутых.

Какой тут заморыш!
Богатырь, ей-ей!
Одним махом — сорок
Спрыгнул ступеней.

Бугор ему — кочка,
Страш;н ему — кто?
Море бы в примочки
Взял, каб не мелк;!

Ох, ожог, знать, лютый!
Не простой, знать, мед!
Гляди, вихрь полУ-то
Сейчас оторвет!

По камням-колючкам
Шпарит-жарит — и-их!
А ведьмухи внучкам:
“Ошалел жених!”

Только — Царь Небесный! —
Из тьмы теремной
Что за знак за крЕстный
Вслед ему — чуднОй?

“На измор-отраву,
На позор-на-вред,
Слева — да направо,
Снизу — да наверх…”

Не глаза под бровью:
Черные дела!
Не наестся кровью
Ревности игла!

***

Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!
Окиянская дорога — колыбельная!

***

“Не спи, крепись!
Взгляни на птиц:
Заснем — так вниз,
Заснешь — так вниз…

Не та уж синь
Промеж ресниц
Пойдет, —
Морская синь пойдет!
Морская синь,
Морская соль,
Всё море в грудь твою взойдет, —
И будешь ты
Не Царский сын:
Морской король.
Аминь.
Не спи — встряхнись!
Учись у птиц!
Смекай наш писк,
Смекай наш свист!
Не звон монист —
Змеиный шип!
Держись!
С змеищей вперегиб
Не стой в ночи!
Шелками шит, змеей зашит
Твой вороток!
Не спи, крепись!
Встряхнись!
Смекай наш свист!”

***

И ветер этой песне вторил
Широким свистом кучерским.
Тогда заговорило море
Роскошным голосом морским:

— Доверься морю! — Не обманет!
Плыви, корАбель-корабЕль!
Я нянюшка — всех лучше — нянек,
Всем колыбелям колыбель.

Уж скоро ты в кулак — канаты
Сам разорвешь, своей рукой.
Припав к груди моей богатой,
Крепчай, мой выкормыш морской!

Клади себе взамен подушки
Мою широкую зарю!
Тебе в игрушки-погремушки
Я само солнце подарю!

Не будет вольным володеньям
Твоим ни краю, ни конца…
Испей, сыночек двухнедельный,
Испей морского питьеца.

Испей, испей его, испробуй!
Утробу тощую согрей.
Иди, иди ко мне в учебу —
К пенящейся груди моей!

***

Волна челн колышет,
Жар утробу сушит.
Одно дело — слушать,
А другое — слышать.

Кому жить охОта —
К мощам не паломник,
Кому пить охота —
Лишь стакан и помнит.

Ох, стакан твой полный,
Голубые волны!
Ох, медок в нем ценный,
Чересчур уж пенный!

Выпьешь, — ничего не
Скажешь, — мед хвалёный!
Ох, твой ужин ноне
Весь пересолёный!

***

Кровь ли это в жилах,
Аль волна об челн,
Как та песнь сложилась —
Нам-то знать почем?

Не своей охотой —
Дуло у виска!
Не своей работы —
Смертная тоска!

***

Как ременным кушаком сжата грудь.
Ручку поднял — вороток отстегнуть,

Да от темени до пят — как вздрогнёт!
Да как ручку-то назад дерганёт!

А всего-то на тебе, дурачок,
Пустяковина сидит: паучок.

Шейкой крутит, аж в лице покраснел!
А паук-то уж на грудку приспел.

“Не дави меня, Господь не велит.
Не простой я паучок, — крестовик!”

И тонЕнько так, комарьей струной:
“Не простой я паучок, — теремной!”

Ну и страху-тут-смятенья был;!
Ровно судорогой парня свело.

Тут бы дрянь ему да в воду щелчком!
Ан уж кончено и так с паучком:

Солнце светит, ветерок, значит, свеж…
Только нового — что дядькина плешь!

— Чтоб ты лопнул с той мушиной крови! —
А старик ему: “Бог в помощь, плыви!”

— Чтоб огнем тебя — мушиная кровь! —
А старик ему: “Совет да любовь!”

— Чтоб на гроб тебе не стало досОк! —
А старик на то ни слова, — молчок.

***

То не Свет-Егорий
Спор ведет с Советом,
То посередь моря —
Царь-Девица с Ветром.

Говорит, как с ровней,
(Мудр, хоть непоседа!)
Спор-то полюбовный,
Дружная беседа.

“Ветер-ветер, перебежчик,
Переносчик, пересказчик,
Наших женских дел доносчик,
Слов разносчик, дум доказчик…

Да чтоб слов не тратить,
— Разом чтоб! Спроста! —
Есть ли где, касатик,
Меж царей мне братец,
Меж девиц — сестра?”

Говорит — как шутит.
Тот кудрями крутит:

— Нет во всей вселенной
Такой здоровенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный! —

Вздох тут поборовши,
Отпила от чаши.
“Так-то так — здоровше!
Ну, а всех ли краше?”

Говорит — как рубит.
Тот как дьякон трУбит:

— Нет во всей вселенной
Такой откровенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный! —

“Эх, болтун досужий,
Скажи, не жалея:
Ну, а может — хуже
Знаешь — да милее?”

Говорит — как просит.
Тот гонцом доносит:

— Нет во всей вселенной
Такой несравненной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный!

“Чего ж он, мой лебедь…
(Говорит — как бредит)
Синий взор свой прячет?”
Говорит — как плачет…

— Будет тебе руки
Марать бабьим делом!
— Коли будут внуки,
Будешь ты им — дедом! —

НА руки ей тихо
Шум-кладет-крыло:
— Мой совет, чтоб их и
Вовсе не былО!

Варишь — не наваришь!
От лоханки — к курам!
Предоставь, товарищ,
Это дело — дурам.

Куры на нашесте, —
Ребят не унять!
Давай лучше вместе
Корабли гонять! —

Разошелся дурень:
Аж грозится Деве!
— А родства-то: шурин,
Тесть, да зять, да деверь…

Степняки, невежды,
Ватошный кафтан! —
Крылышек промежду
Грудку-взял-ей-стан.

— Нет на всем на рынке
Ценней — жениха-то!
От моей перинки
Не пойдешь брюхатой!

Крыл у меня двое:
Одно подстелю,
А другим накрою
И благословлю. —

Да над самой, эдак,
Шепчет над душой:
“Не хочу я девок,
Ты мне брат старшой!”

— Нет во всей вселенной
Такой дерзновенной!
Ты — наш цвет военный!
Я — твой неизменный!

По рукам, что ль? — Слышит:
Слеза — стук — об сталь.
“Об одном лишь, — дышит, —
Грусть-схватила-жаль.

Лучше б… (тот к ней ближе)
Вовсе б свет погас!
Так и не увижу
Его синих глаз!”

Зарычал с досады!
Разом крылья отнял!
— Да в любом посаде
Таких глаз — по сотням!

Бабью страсть дрянную
Знаю — к кулаку!
Чай, не приревную, —
Сам приволоку!

Не мужик, не зверь я,
Не законный лапоть!
Ну, а чем на перья
Мне слезою капать —

Хватай-ка за гриву —
Брать Стамбул-Царьград!
Девичий-свой-львиный
Покажи захват!

Завзятой бобыль я,
Проживем без скуки! —
Тот навстречу — крылья,
Та навстречу — руки…

— Всех законов крепче
Ветровой закон! —
“Свет-Архангел! — шепчет. —
Никак, его звон?”

***

“Сорную траву дурную
Не коси, косарь, с плеча!
Не паша, не боронуя,
Молодость моя прошла:

Всё печаль свою покоил,
Даже печки не сложил.
Кто избы себе не строил —
Тот земли не заслужил.

Для гробочка-домовины,
Из досочек из шести
Из сосновых — ни единой
Я не выстрогал доски.

Только знал, что на перине
Струнным звоном ворожил.
Кто страды земной не принял —
Тот земли не заслужил.

На перине, на соломе,
Середь моря без весла, —
Ничего не чтил, окроме
Струнного рукомесла.

Ну, а этим уж именьем
Пуще хлеба дорожил…
Кто к земным плодам надменен —
Тот земли не заслужил!”

***

Ломовым ей дышлом
В грудь — напев чуть слышный.
Она Ветру: “Слышишь?”
— Ничего не слышу!

Тот без зла ответил,
Ее зло взяло.
“Отстранись-ка, Ветер,
Рваное крыло!

Из твоей свободы
Не слатать заплаты!
Тебе путь — к Восходу,
Ну, а мне — к Закату!”

Не орел с орлицей
В спор-вступили-схват:
Крылья рвет — Девицын
Нареченный брат.

***

Солнце — долу,
Месяц — в гору,
Челнок с горы нА гору.
Оставался б, мальчик, дома,
Обирал бы ягоды…

В сапожке казанском ногу
На борток поставил он.
Окиянскую дорогу
Мерит взором сабельным.

То не меч с мечом,
Не клинок с клинком —
То пресветлый взор
С заревым лучом —

Взор державный с лучом державным
В поединке схватились славном.

Под ногою хлябь-трясина
Дурь ведет опасную.
Мерься, мерься, взор пресиний,
С тою саблей красною!

Докажи: не трус ты скверный,
Не сопля в халатике!
С самим воинством вечерним,
Мол, играл в солдатики.

То не ладан-пар
От воды встает,
То войскам — гусляр
Производит смотр.

Не крестьянским полкам голодным —
Золотым облакам Господним.

— Выходи — сам хан татарский —
Поравняюсь силою!
Возводи меня на царство,
Рать ширококрылая!

Надоело промеж нянек
Брать цветник атакою!
Никакой я вам не пряник,
Не миндаль, не патока! —

То не два крыла —
В золотой костер,
То Царевич наш
Две руки простер,

Две руки свои разом поднял
В золотую зарю Господню!

(Не кичись своим обхватом,
Грудь Первопрестольная!
Семихолмие — Москва-то,
Хлябь — тысячехолмие!

Величай нас, люд сермяжный,
По имени-отчеству!
На морском холму на кажном —
ВОт наше Высочество!)

То не просто — конь
В боевой огонь,
Без стремян-подков
Острогрудый конь —

По морским заповедным чащам,
С белым всадником, ввысь глядящим.

А навстречу — из чертога —
Кто — в броню закованный?
Не ему ли дать дорогу
Войска — на две стороны?

К гусляру простерты длани,
За плечьми-просторами
Разошлась двумя крылами
Рать золотоперая…

То не меч честной
Мечу держит речь,
То булавка-сон
Промеж хилых плеч,

То острожник двух рук ревнивых
Женской местью сражен в загривок.

***

Над орленком своим — орлица,
Над Царевичем — Царь-Девица.

— Бог на небе — и тот в аду,
Ворон в поле, мертвец в гробу,
Шептуны, летуны, ветрогоны,
Вихрь осенний и ветр полудённый,
ВсЕ разбойнички по кустам,
Хан татарский, турецкий султан,
Силы — власти — престолы — славы —
Стан пернатый и стан шершавый,
Ветер — вОды — огонь — земля,
Эта спящая кровь — моя!

Царю не дам,
Огню не дам,
Воде не дам,
Земле не дам.

Ребенок, здесь спящий,
Мой — в море и в чаще,
В шелках — под рогожей —
Мой — стоя и лежа,
И в волчьей берлоге,
И в поздней дороге,
Мой — пеший и конный,
Мой — певчий и сонный.

Ребенок, здесь спящий,
Мой — в горе и в счастье,
Мой — в мощи и в хвори,
Мой — в пляске и в ссоре,
И в царском чертоге,
И в царском остроге,
В шелках — на соломе —
Мой — в гробе и в громе!

В огне и в заразе,
В чуме и в проказе,
Мой — в сглазе и в порче,
Мой — в пене и в корчах,
В грехе и в погоне,
Мой — в ханском полоне,
Мой — есть он дотоле
И будет — доколе:

Есть страж — в раю,
Не-наш — в аду,
Земля — внизу,
Судьба — вверху.

***

ЧтО это вдруг стальным лучом
Рассекло луч вечерний?
То Дева-Царь своим мечом
Клянется, саблей верной.

Припав к головочке льняной,
Ресницы-нежит-стрелы:
“Сама виной, сама виной, —
Гордыня одолела!

Видали вы такую стать,
Чтоб вдруг ребеночку не спать?
Да мне твой взор и спящий,
Всех царств небесных — слаще!

Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт.
Да, цветик благовонный!
Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь,
Ты Царь мой будешь — Сонный!

Чуть что не так — и двор сквозной,
И дом дружку заказан…
Хоть и хорош, как заказной, —
У Бога не заказан!”

С великой нежностью ему
Разглаживает шнур-тесьму,
Лик-наклоняет-солнце
На белое суконце.

И вдруг — будь счастлив, паренек,
Что сон твой непритворный! —
Белого поля поперек
— Пропала! — волос черный!

***

Через всё небо — вкось
Красные письмена.
Первый глухой удар
Грома далекого.

Дева не крестит лба,
Лат отломила бок,
Сабельной сталью в сталь
Знаки-врезает-весть.

Кончив, на острый край
Весть-насадила-гнев.
Через коленку — враз —
Саблю-ломает-сталь.

В правой — чем грудь разить,
В той — где рукой хватать.
Стан преклонив, к ногам
Оба конца кладет.

Не разогнув колен,
Русским честным крестом
Лоб-ему-грудь-плеча
Крестит на сон ночной.

Гонит пророк коней.
Гривами хлябь пошла.
Пуще взметнулся бич
В длани пророковой.

Молнией поднялась,
Грудь-разломила-сталь.
Правой рукой под грудь,
Левою — сердце вон!

Взмах — и ответный всплеск.
Красен рубахи холст,
Как кровяная — хлябь…
Ветер замел круги.

Ох, уж не ветр, не вихрь!
В небо полезла хлябь!
Не оплошай бичом, —
Вожжи уж вырваны!

***

Не приступ протрубил горнист —
Кулашный свист!
Не бурю полоснувший хлыст —
Ответный свист!

— ЗдорОво, нареченный брат!
— ЗдорОво, брат!
— В дорогу, нареченный брат!
— В дорогу, брат!

Довольно, знать, по гусляру
Рвать волоса!
В грудь — сквозь сердечного дыру —
Ветр ворвался!

***

Сталь из вОрота —
Память в лоб.
“Где же Воинство?
Что за сноп
Из воды, за лучи-за-стрелы?
Середь моря, что ль, солнце село?
Что за кровь на моей груди?”

А колдун: — В облаке гляди!

И видит гусляр: в облаках тех румяных,
В морях тех не наших — туманных — обманных —
Челнок лебединый с младым гусляром…
И дивного мужа под красным шатром
Он видит — как золотом-писанный-краской!
И светлые латы под огненной каской,
И красную каску на красных кудрях,
И властную руку, в небесных морях
Простертую — через простор пурпур;вый —
Чрез версты и версты к челну гуслярову.

И вот уж — прыжками морская слюда,
Вот-вот уж носами сшибутся суда…
Сошлись — и как древнего времени чудо —
Тот муж светоносный в челнок белогрудый
Нисходит — склоняется — сдернул покров…
Да как подивится на вид гусляров!
Да как рассмеется так вот откровенно, —
Как новое солнце взошло во вселенной!
Как лев златогривый стоит над щенком…

Так, ласка за лаской, смешок за смешком,
В морях тех небесных! — далече-далече! —
Вся их повторяется первая встреча.
И снова туман-всколыхнулся-фата,
И сызнова в небе всё та же мечта:
Корабь тот — и челн тот, и вновь пурпур;вый
Вскипающий вал промеж ними — и снова
По грозному небу — как кистью златой —
Над Ангелом — Воин из стали литой.

И грозную смуту на личике круглом,
Жемчужную россыпь на золоте смуглом
Он видит. — Как дождичком-бьет-серебром!
Да что ж это? Аль обернулся бабьём?
Да как ж это можно, чтоб в каске хвостатой
Над дрянь-гусляришкой реветь в три ручья-то!
Аль черная ночь-тобой крутит-дурман?
И длится, и длится зеркальный обман…
И вот уж, мечом-поиграв-рукоятью,
Уста гусляру припечатал печатью.
— Смеется! — И это, мол, нам нипочем!

Так, слезка за слезкою, луч за лучом,
В том зеркале чудном — с закатного краю —
Вся их повторяется встреча вторая.

И видит гусляр, как в волшебном стекле,
Эбеновый волос на белом сукне,
И светлую саблю с письмом рукописным,
И крест тот широкий — любви бескорыстной,
Которым нас матери крестят: — Живи!
Ох, латы ломает! Рубаха в крови!
Кровавое сердце взметнулось над хлябью!
— Спаси мою душеньку! — Грудка-то — бабья!

Кровавою дланью громам поклялась!..

Так, перед морями двух плачущих глаз,
В морях тех небесных — далече-далече! —
Вся их разыгралась последняя встреча.

***

И снова: гладь — гладью,
Синь — синью…
Где сердце упало — красно!
Оставьте вы Царского сына,
Он память-читает-письмо.

Науки — не царское дело,
Мозги не пристали гербам.
Знать, лютая страсть одолела,
Коль сразу прочел — по складам:

— Нигде меня нету.
В никуда я пропала.
Никто не догонит.
Ничто не вернет.

***

Как цветочек!
Смотреть-то жалость!
Эх вы, сабельных
Два куска!
“Что ж, — шепочет, —
Теперь осталось?”

— Ей войска, а тебе — тоска! —

Размахнулся всею силой рук:
Ан уж нету старика — паук!

Как притопнет, поглядев востр;:
Ан уж нету паука — мокр;!

Сам же в воду — добывать свое добро.

НОЧЬ ПОСЛЕДНЯЯ

“Ой, вётлы, ой, вётлы —
Полночные мётлы!
Ой, вётлы!

Ой, рот ты мой блёклый,
Глаза мои стёклы —
Ой, вётлы!

Пришел к побережью
Без парня — челнок-то!
Ой, вётлы!

Не жить мне на свете!
Ой, вётлы, ой, ветер,
Ой, ветер!

Бери меня, ветер,
На крылышки, ветер,
Ой, ветер!

Берите, туманы!
Не быть мне румяной —
Туманы!

Отравой-обманом-
Объелась-дурманом,
Ой, ветер!

Не жить мне на свете!
Ой, вётлы, ой, ветер,
Ой, ветер!”

А Ветер в ответ ей:
“Я милого встретил,
Шлет вести.

Жив белый твой цветик,
Да только не весел,
Не светел.

В кумашной палатке
Плывет без оглядки —
С солдаткой.

У страшной солдатки
Под огненной пяткой —
Твой сладкий!

А хочешь — за бабой
Разбойной — в погоню?
Обгоним!

А хочешь — волну
За волной поторопим?
Затопим!

Затопим, закружим,
Закружим, отслужим?
Отслужим!

А дружкА — назад,
K груди пламенной!”
А она, в слезах:
“Ветер, нА меня!

Ветер, нА меня!
Туман, нА меня!
Отпусти меня,
Гроб мой каменный!”

***

Мчится, мчится вместе с Ветром — молодая!
Заметает след — ветла седая.
Не пушись, ветла!
Не трудись, метла!
Кому дело, что я с ветром утекла?

“Ох ты, ветер, не былО бы нам подвоху!”
— А ты, мать моя, сиди себе, не охай!
Крепче всяких уз —
Ветровой союз!
Чай, не первой в своей верности клянусь! —

“Что ж то, ветер, не слыхать морского шуму?”
— А ты, мать моя, сиди себе, не думай!
Встречных птиц считай,
Звезды в лоб щелкАй, —
Не очнешься — и уж царство-нам-Китай!

“Что толкаешься, мужик ты сиволапый?”
— А ты, мать, меня за крылышки не цапай!
Не слетишь — не трусь!
Не таков я гусь, —
Не таких еще носил через всю Русь!

“Прямо в небо норовит, лесной шишига!”
— А ты, мать моя, сиди себе, не прыгай!
Для двух ног твоих
Тот пролет велик —
Не с любовничком упасть на пуховик!

“Ой, родимый, погоди, никак не сяду!”
— Сиди, мать моя, сиди, сиди, не падай!
До низОв-равнин —
Не вершок-аршин!
Уж не ссорься лучше с Ветром ты старшим!

“Говорят тебе, дурак, сидеть неловко!”
— Нет, уж некогда — годить! Верста — делов-то!
Не одна краса,
Что твоя коса!
Не одной тебе, чай, в верности клялся!

“Что ж ты, подлый, обернулся кверху брюхом?!”
— Не сумела усидеть, змея, — так рухай!
Знай, змея из змей:
Сахарок-твой-клей
Так и тает промеж двух ее грудей!

***

— Ух! —
— Кто ж это так ухнул вдруг?
Просто вылетел из тела — дух!
Да не плачь ты, полунощный сыч!
Просто тело о кремень-кирпич.

И пополз меж камней —
Змей…

КОНЕЦ

Над подвалами — полы,
Над полами — потолки,
Купола — над потолками,
Облака — над куполами.
Там — про наши дела
Пальцем пишет — Судьба.

Пишет — ровно плугом пашет:
Не до грамоты ей нашей!
Берегись, народ крещеный:
Пишет прописью саженной!
В облаках — промеж звезд —
Чуть зажглось — уж сбылось.

Под престолами — подвалы,
Над престолами — обломы
Облаков багровых, грозных
С красной молнией и с громом.
Сверху — страсть, снизу — смрад…
А еще царей винят!

Веселись, пока веселый!
Над подвалами — престолы.
Как нашлет Бог грозу,
Был вверху, стал внизу.

НАд подвалами — престолы,
ПОд подвалами — погосты,
С черной костью нашей рабской,
С мертвой плотью нашей скотской.
Сверху — страсть, снизу — смрад…
А еще рабов винят!

Веселись, лик бледный, впалый!
Под престолами — подвалы!

Не пропеть петуху —
Был внизу, стал вверху.

— Кто ж всё царствьице мое разнес в труху?

— А ты кто? — Царь.
— Какой ты Царь!
Нет, — ты не Царь, скажи:
Комарь.

Кровосос ты, ишь раздулся с нашей кровушки!
Где крестьянские все наши телочки-коровушки?

Царь, залечивай
Раны-немощи!
Есть нам нечего,
Пить нам не на што!
Свиньям месиво —
Вот обед наш весь!
Гниль да с плесенью —
Вот и век наш весь!

Гниль да плесень да горящая солома!
— Кто пустил вас, черти-дьяволы, в хоромы?

— А мы сами пришли!
Одолели вши.
Всё нутро-кишки
Проскребли жмыхи.

Чтоб спознался Царь крестьянский с нашим горем —
Мы царю-то Комару-то — брюхо вспорем!

— Что вы, дурни, Царю брюхо пороть?
У Царя-то, чай, священная плоть!
Али к Божьему закону тупы?
— ВсЕ по рощицам твои, Царь, попы!

— Ошалели, сволочь, черная кость!
— Кость-то белую твою с мясом врозь
Разведем — тогда смекнешь, старина:
Кость-то разная, а кровь-то — одна!

— Эй, дворянчики мои, грибы-груздочки!
Столбы верные, примерные столбочки!
Что ж вы нынче на помин не легки?
— Все без шапочки твои, Царь, грибки!

За престол за твой по красным по стогнам
Место лобное свели — с местом лобным.
“Не трудись, — кричат, — собачьи кишки!
Только выше мы еще — без башки!”

— Миткаль-бисер-леденцы-пух гусиный;
Выручай меня хоть ты, Двор Гостиный!
Аль в груди, как на лотке, — одна гниль?
— От купцов твоих, Кумач, — одна быль!

Там, где розаны цветут и на святки
В том краю теперь разбили палатки!
Пропадать с тобой небось — не глупцы!
Все водой твои махнули купцы!

— Эй, навозенные мухи,
Псы-антихристы!
Вызволяй, свиное ухо,
Царя — хитростью!

— Bcе макать пошли — да в нашу солонку!
Все на нашу перешли на сторонку!

— Ой, Боже, да кто ж вы?
— А мы — бездорожье,
Дубленая кожа,
Дрянцо, бессапожье,
Ощебья, отребья,
Бессолье, бесхлебье,
Рвань, ягоды волчьи, —
Да так себе — сволочь!

— Kaк не пропиты мои, значит, дрожки, —
Всем сафьянцу привезу на сапожки!

— Сафьян нам негоже:
Твоя нужна кожа.

— Пощадите мою спинку, голубчики!
Всем овчинки привезу на тулупчики!
— Нет, Царь, не до шуб!
Тебя под тулуп.

Чай, веками нас валили под рогожу-то!
— Ой, да что ж это, да что ж это, да что ж это?!

— Смеялся — плачь!
— Грозился — трусь!
Да, Царь-Кумач,
Мы — Красная Русь!

Твоя мамка мы, кормилка никудашная,
Русь кулашная — калашная — кумашная!

Ша — баш!

Москва, 14 июля — 17 сентября

Год написания: 1920

===

Цветаева М. И. - Вестнику


Цветаева М. И.

ВЕСТНИКУ

Скрежещут якорные звенья,
Вперед, крылатое жилье!
Покрепче чем благословенье
С тобой — веление мое!

Мужайся, корабельщик юный!
Вперед в лазоревую рожь!
Ты больше нежели Фортуну —
Ты сердце Цезаря везешь!

Смирит лазоревую ярость
Ресниц моих — единый взмах!
Дыханием надут твой парус
И не нуждается в ветрах!

Обветренные руки стиснув,
Слежу. — Не верь глазам! — Все ложь!
Доподлинный и рукописный
Приказ Монархини везешь.

Два слова, звонкие как шпоры,
Две птицы в боевом грому.
То зов мой — тысяча который? —
К единственному одному.

В страну, где солнце правосудья
Одно для нищих и вельмож
— Между рубахою и грудью —
Ты сердце Матери везешь.

3 июля

Год написания: 1921

===

Цветаева М. И. - Егорушка


Цветаева М. И.

ЕГОРУШКА

Младенчество

1

Обронил орел залетный — перышко.
Родился на свет Егорий-свет-Егорушка.

Ликом светлый, телом крепкий,
Грудью — ёмкий, криком — громкий.

Обоймет — задушит.
Десять мамок сушит.

Поет мамка над колыской,
Поет нянька над колыской:
«Ты лежи, сыночек, тихо,
Серый волк, сыночек, близко!

Придет серый волчок,
Схватит за бочок!
Так уж спи, мой свет-Егорий!»
А сосун из люльки вторит:

«— Придет серый волчок,
Схватит няньху за бочок!»

— Спи, сынок, голубок!
Тот встает на дыбок.

— Спи, сыночек! — А тот
Няньке пятками в рот.

И на том спасибо:
Всех зубов не выбил!

Ходи тихо, ходи низко —
У Егорья три колыски.

Перва ивова была:
Сама матушка сплела.
Так ее наш сок?л
Всю по прутику расплел.

Расписная да резная —
Вот колысочка вторая.
Часу в ней не пролежал:
Разом в щепья изломал!

Увязала гривну в узел,
Пошла матушка на кузню:

— «Наших слез поубавь.
Колыбелочку нам справь,
Чтоб сыночек наш пригожий
Ее в год не раскорежил!»

Пошла в кузнице горячка,
Идет мать-молодка с качкой:
Красной кованою —
Кузнецовою.

Весом: пять пудов с половиной.
Положила в нее сына.
— Ходи вверх, ходи вниз! —
Как скорлупочку разгрыз.

И глядит на свет Господень
Оком огненным.

2

То не ветер расшумелся над ветлами —
Вспоминает молода — орла залетного.

Не простого-то орла — златопёрого,
Ну, с которым-то она — от которого…

Вспомнить — грудь кипит!
Позабывши стыд —
Волком взвыть бы, да нельзя: сыночек спит!

Не кричит — знать сыт.
— Вспомнить — грудь кипит! —
Что ж так тихо нынче спит-не храпит?

С лавки скок: — Сы — нок!
Качку толк: Что — смолк?
Да вся кровь с лица: колыска пуста!

Туды-сюды:
Под качкой — нет,
Под лавкой — нет,
Скок н? печь — нет!

Аж в кадку — дно
Пытать багром
Пошла, аж вилами навоз
Перетрясла — как волк унес!

Аль Полунощница в нору
Сгребла, зажав в переднике?
И — воем — по всему двору:
— Мой первенький! — Последненькый!

Месяц ясный,
Звезды частые,
Беда-беда страшная!

Заколи меня, несчастную,
Заря-заря красная!

Ох, знак на правом на плече
Родимый, щечки-зарева!
При светлом месячном луче
Как есть — по травочке одной —
Все сено перешарила.

В хлев толканулася: петух
В сердцах вскричал. — Овечий дух
Ей в нос — с какой-тo смесью.

Взошла — за нею месяц.

И тычет ей перстом: Гляди!
Глядит: а хлеву посреди
— Так в нос и вдарил запах! —
Сама — с Егоркой в лапах!

А малый-то ее в живот!
Так приналег — аж треск идет!
Причмокивая лихо,
Егор сосет волчиху.

А рядом — полукругом в ряд —
Шесть серых волченят.

А она-то его, уж она-то его.
Сосет — а та, знай, облапливает!
Уж мало ей лап четырех своих, —
Хвостом норовит, анафема!

Тот чмокнет, а эта хвостищем: мот!
И в нос-то его язычищем — раз!
Да тела всего — язычищем — вдоль
Сто раз — да еще сто раз.

А кр?гом, в маменьку впиясь:
Дюжина красных глаз.
А кругом, — промеж дохлых кур —
Дюжина овчьих шкур.

Застолбенела, не ступнет:
Аж гири у лодыжек:
А этот себе, знай, сосет,
А та себе, знай, лижет!

Как вздрогнет тут — и шесть носов
Ввысь — от овечьих шкур.
И хором шестеро бесов
За волченихой: уррр!

— Егорушка! — И частокол
Ощеренных клыков.
— Егорушка! — Седых боков
Дых — и седин — дыб.

— Егорушка! — И через всех
Бесов — на сына прямо!
А тот — от матери-то — в мех:
Анафеме-то: — Мама!

А она-то его! Уж она-то его!
— Сосет, а та, знай, облапливает!
Гляди, мол, смекай, мол, кто мать ему!
Аж нос задрала, анафема!

А бабы не слышно,
— Лижи во все рыло! —
Тихонечко вышла
И дверку закрыла.

Только с того часу
Новым дням черед.
Просит малый мяса,
Груди не берет.

Только месяц рожки
Ткет сквозь рожь-гречиху —
Кажну ночь в окошко
За дитем — волчиха.

* * *

Подрастают наши крылышки-перушки!
Три годочка уж сравнялось Егорушке,
Черным словом -бр?нит,
Не ребеночек растет — а разбойник.

Кочны вянут в огороде,
Цветы голову воротят.
Цвет не цвет и гриб не гриб —
Всем головочки посшиб!

Мать — сдобную лепешечку
Ему, — тот рожу злобную.
Мать — по носу пуховкою,
А тот ее — чертовкою.

И снег зачем белый,
И еж зачем колкий,
И Бог зачем — волка
Без крылышек сделал.

Окрошка на стол —
Подавай ему щей!
Любимая кошка —
И та без ушей!

А ростом-то! Вздохом!
И ввысь-то, и вширь!
Ни чертом, ни чохом:
Растет богатырь!

Задать ему порку —
Вся грудь закипает!
Да рядом с Егоркой
Браток выступает:

Попом не крещенный,
Христом не прощенный,
Честь-совесть — как сито,
К нему как пришитый.

У Егорки щеки круглые,
А у волка впалые.
У обоих совесть смуглая,
Сердце в груди — шалое.

У Егорки губы красные,
А у волка — сизые.
Оба до овец опасные:
Одной слюнкой лизаны.

У Егорки башка кольцами.
А у волка — космами
Ну а уж мозгами сходственны:
Одним гребнем чесаны.

У Егорки — штаны рваные,
А у волка — драные.
Оба гости — в лесу — званые:
Одним млеком — пьяные.

Одно слово: братья кр?стные:
Оба: рвань отборная!
Из одной лоханки трескают:
Одной грудью вскормлены!

С зарею — как хлебом накормит мать —
Заборы ломать да ломать.
Где энти прошли: словно вражья рать:
Вовек уж лесам не встать.

Да друг перед дружкою силой хвастать:
Овчаров дражнить, по амбарам шастать.

Егорушка вброд — и волчонок вброд,
Себе чего в рот — и волчонку в рот,
Почище чем бабы в голодный год
Московский блюдут черед.

Десятый чугун опростают с братцем —
Д’ну обниматься, д’ну целоваться!

А баба одна забрела во двор,
Да к печке — а в печке-то — вой да ор.
Еще не очнется с тех самых пор,
Как тот ему спинку тер!

Без щелоку, чай, без мочалки-мыла,
А так себе — волчьим манером: рылом.

Чуть где коромысло — бабье, держись!
Ведерки-то с горки, — да вверх, да вниз!
А поп-то у нас потому и лыс,
Что тот ему хвост отгрыз.

В овражке лежат, друг у дружки ищут.

Ох синь моя звездная, райский сад!
Ох ноченька поздня, покров-наш плат!
У Господа Бога и волк, знать, свят…
Где свалятся — там и спят.

И сладко так спят, хоть никто не стелет:
Дыханьице-пар на две части делят.

Храпят себе дружно —
И дело святое!
Друг — с другом.
Блуд — с блудом, —
Волчонок с дитею!

* * *

Еще раз сбылась заря, Господень промысел
Поднялся Егор с волком на промысел.

Идут
На разбой
И блуд.

Егорка-то: фью,
Тот ушьми подвижет.
Егорка-то: тьфу!
А волчок подлижет.

Идут — горы гудут,
Идут — лес взором жгут,
Что пожар — то за спиной кумач раздут.

Пожар — рубаха-то!
Зато штаны-то!
Из плису-бархату —
Как плугом взрытые!

Как рой чертей-бесов
Bкpyг ног-то крутятся.
Идут, кpacy с кустов
Сбивают прутиком.

Дорога дальняя,
Дорога ранняя.
Идет с волк?м дитё —
Заместо ангела.

(С хвостом ли ангел наш,
Али с крылом — нам што?
Лишь бы служил нам кто!
Лишь бы любил нас кто!)

Идут кустом-леском,
Идут рекой-мостом,
Идут холмом-горбом,
Идут кремнем-песком.

Последня корочка
Давно проглочена.
Глядит Егорушка:
Тын позолоченный.

За тыном — райский сад,
Глядит: кусты в цветах,
Меж них — скворцы свистят
На золотых шестах.

Остановился тут
Егор — тут.
— На кой цветы цветут?
Их и козлы не жрут!

А волк-то вторит, сват,
Нос сморщив замшевый:
— На кой скворцы свистят,
Когда не жрамши мы?

Как красная искра
Меж них зажглась.
Волк братцу: — Садись,
Братец и — раз —
Козлом — через тын —
В сад.

А сад — не просто сад:
В цветах скворцы свистят
На золотых шестах —
Знать сад-то — царский сад!

Егоркин — скорый суд,
Егоркин — грозный вид:
На кой цветы цветут,
Раз в брюхе — гром гремит?!

А волк-то вторит, сват,
Нос сморщив плюшевый:
«Зачем скворцы свистят,
Раз мы нe кyшамши?»

И — ну — кусты костить,
И — ну — шесты трясти!
А с высоты скворцы
Над волчьей хитростью

Уж так свистят, свистят
На золотых шестах,
Что волк Егорку в зад
Зубами — хвать в сердцах!

И все растет их злость
Огнем-соломою.
Уж все кусты-то в лоск,
Шесты поломаны,

Егоркин рваный зад,
Егоркин страшный взгляд.
В очах-то — красный ад.
Ну уж и царский сад!

??— Ась? —
Алой рекой — лиясь,
Белой фатой — виясь,
В небе — заря взялась,
В травке — тропа взялась.

И по тропе по той,
Под золотой фатой,
Плавной, как сон, стопой —
Матерь с дитей.

В белых цветах дитя —
Словно в снегах — дитя,
В белых дитя —
Как в облаках — дитя,

В pyчкe платочек-плат
Алый-знать-клетчатый,
И голубочек над
Правым над плечиком.

Остолбенел Егор,
Стоит навытяжку.

Им молвит дитятко:

«Зачем шесты трясти?
Скворцы — ручные все.

Мы здесь родные все».

И ручкой манит их,
И ручки тянет к ним,
И на ушко словцо
Шепочет маменьке.

Побагровел Егор.
А тот-то: «Братец мой!»
Побагровел Егор, —
Да как раскатится!

Да как взгремит в упор:
— Твой золоченый тын!
А я — так вор-Егор,
Егор — ничей я — сын…

А волк-то вторит, сват:
— Наш невысокий чин.
Егор он — волчий брат,
Егор — ничей он сын.

(А сам-то желтый глаз
Скосил на птиченьку.)
И серебром смеясь.
Им молвит дитятко:

— «Ты злость-то брось, родной.
Ты мне насквозь родной!
Не только гость ты мой,

Ты приходи, Егор,
Ко мне по яблочки!»
Ему в ответ Егор
С великой наглостью:

— «Что надо — сам беру,
Мой путь — к чертям в дыру,
Моя вся кровь в жару,
Овец сырьем я жру!»

А волк-то вторит, — сват,
Клыками хвастая:
— «На кой нам черт твой сад.
Раз мы зубастые!»

Да вдруг — глядите-кось:
Платочком слёзку вдруг
Смахнуло дитятко.

Слеза-то крупная,
Платочек клетчатый.
И голубочек-Дух
Вздрогн?л на плечике.

В большом смятенье двор,
Скворцы всполохнуты.
Егор,
Да вдруг как грохнется!

В мох-дёрн-песок-труху
Всем лбом — как вроется!
И вверху:
— «Не плачь, — устроится!»

А Дух-то вторит-свят,
Крылами плёская:
— «Егор, весь гpex твой снят
Одною слёзкою!»

Лежит ничком наглец,
Прах-землю лопает.
Что в ледоход гребец,
Плечьми работает.

Как пудовик-битюг
Под грузом — дышит-то!
И с материнских рук
Склонившись — дитятко:

«Рви, рви, опять взращу!
Семян-то множество!»
За обе рученьки
Его — на ноженьки.

* * *

Раскрыл глаза Егор:
Глазам не верится!
Где царский тын-забор?
Стоит под деревцем.

Как сахарком-песком
Стоит осыпанный.
А рядом волк ползком,
С глазами сытыми.

Как будто сон какой!
Где царь тот крохотный?
Прикрыл глаза рукой. —
Рука мокрехонька!

А волк-то вторит-вор:
— «Теперь — хоть в чайную!
Какой же волк-я-вор,
Раз я раскаянный!

Ох, мой носок в пуху!»…
А деревцо вверху:
— «Рви, рви, опять взращу!
Греши, опять прощу!»

Пастушество

Побросали белочки
Орешки-горошинки.
То на дудочке-сопелочке
Пастушок хорошенький

Тоску-скуку, злую гостью
Выпроваживает.
К тростнику припав — со злости
Грудь надсаживает.

От сопенья-того-д?ду —
Щеки лопаются.
От сопенья того — с дубу
Белки хлопаются.

Так орешками и сыплются в лопух.
То Егорушка-безродный свет-пастух.

А овцы? — Таковски:
Жирнее поповских.

А телки? — У волка
Спроси, — глаже шелку.

А волки?
— Зубами им щелкать!

А пес-то? Овчар, чай?
Овчар, да прежаркий!
А так что волчок
У нас серый — в овчарках.

В овчарках-в подпасках:
И вору острастка,
И стаду опаска:
В сем деле натаскан.

* * *

Ранним утречком,
Ранним утречком,
Еще курочки спят да уточки,
На зеленый лужок на сборище
Созывает в poжoк Егорушка.

Коровы — здоровы,
Быки — крутороги,
А тел?шки — ровно
Стройные поповны.

Козлы — заказные,
Сапоги смазные,
Рог — кинжал ножовый,
Только дух тяжелый.

Баран — парень глупый,
А жирен — пощупай!
Овцы — одурь с дрожью,
Ягняточки — Божьи.

Всяк в сем мирном войске
Славит день по-свойски.
Только вождь при войске —
В великом расстройстве.

Poжoк не мил,
Лужок не мил,
Козлом прыгнёт —
Прыжок не мил.

Орешек в рот —
Зерно горчит.
А коль хорош —
Живот урчит.

Все, что ни съем —
Все в злость ушло!
И солнышко — зачем
Взошло?

(Ухитримся-ка, Егор, жить поплоше!
Удавиться нам от жизни хорошей!)

Горошком — рубаха,
Штаны без заплатки,
И чай, значит, с сахаром,
Сладкий, внакладку,

А нам — хоть из кадки!
Черт с чаем — не жалко!
Хоть раз бы вприсядку
С волками — в повалку —

Под месяцем лютым —
Румяным — раздутым —
И овцы чтоб все —
К ш?ту [ам]!

* * *

Да красного страшного — толк — плечом
Быка-то — да в лоб ему — щелк — бичом.
Да красным, кумашным-то — плёск — платком
В глаза ему — и — лбом
Вперед — что пожарный в горящий дом
Гремящий — в бычачий гром!

Бык глуп —
Егор еще глупей,
Бык лют —
Егор еще лютей.

[Как взмашет!
Как вспляшет!
Как вспышет!
Как вздышит!]

От реву-от грому
В леса — коровы,
Козлы — на кручи,
Все овцы — в кучу.

За ревом, за громом —
Лоб с лбом, гром с громом.
Что — лоб проломан?
Нет, — рог обломан!

Как ломом — в тупой
Ему лоб: — Здорово!
Держись, Ерема! —
Второй обломан!

Козлы-резвы!
Сюды, козлы!

Овечий сброд,
Сюды, на смотр!

Коровушки,
По новости!

И ворон стар,
И заяц скор,
Сюды, сюды,
Весь дол и бор!

Сюды, сюды, весь дол и бор,
По новости-новиночки!
Глядите-кось, как свет-Егор
Быку — пятой — на спиночку!

Как в грудь коленочкой наддав
Poгa скрутил — хват!
Как меж обломанных держав
Кумашный — бьет — плат!

И дух потешив боевой
В хлад родниковый — с головой —
Раскрыв глаза — нос — рот,
Во весь свой вздох — пьет!

С досады
Все стадо б
Загнал в трясину.
Да п?д ноги
Кто-то ему: «Прости мя!»

Ягненочек льстивый,
Звезда во лбу.
И снова —
Дудеть
В дуду.

* * *

А солнышко — за холмики,
А солнышко — на донышко
Большого моря синего,
Бескрайного, пустынного.

Как солнышко — за горочку,
Опять коров Егорушка
Скликает, грудку мучает,
Овечью рать толкучую

В ряды берет, полкам-войскам
Козлам-резв?м дозор ведет.

От полков-рядов —
Столбы пыльные.
Прямо в очи бьет —
Заря сильная,

Заря щедрая,
Заря ,
Как Егоркино сердце —
Красная.

— «Здравствуй, Свет-Erop,
Всему стаду — Царь!»
Изо всех дворов
К нему млад и стар

Кто — краюшечку;
Кто — полушечку.
(Аж устанешь,
Хвалу-то слушамши!)

— «Ох уж Свет-Егор,
Пастух верный наш!»
Позади волчок —
Всему стаду страж.

Кто — опивочец
Кто — огрызочек.
(С того пиру — не быть отрыжечке!)

— Ох уж свет-волчок,
Овчар верный наш!
Уж такому псу —
Уж чего не дашь!

(Кто — оскребочек,
Кто — оплевочек,
А ктo просто — вдогонку — овощью!)
(Слова жирные,
Еда постная!)
Козлы смирные,
Овцы л?сные,

У коровушек
— Шаром — вымечко.
До небес, Егор,
Твое имечко!

* * *

Поздним вечером,
Поздним вечером,
Tocкa-грусть встает,
Боль извечная.

Отпылила пыль,
Отчудила быль,
Отгремел — по горбам —
Костыль.

Смотрят звезды
Под кров соломенный.
Только бык ревет,
Poг обломанный.

* * *

Спит, в зипун укутанный,
Что медведь ол?нецкий.
Метель мысли путает,
Метель в избу ломится.

Где меж п?рней нынешних
Столп-возьму-опорушку?
Эх, каб мне, Маринушке,
Да тебя — Егорушку!

За тобой, без посвисту —
Вскачь — в снега сибирские!
И пошли бы п? свету —
Парни богатырские!

Не видала б горюшка
Русь по день по нынешний —
Каб тебе, Егорушке,
Да меня, Маринушку!

Эх, по всем по красным-то
Я устам — паломница!
Странница клюкастая
Метель — в избу ломится…

Голова на ?тшиби,
Кулачок — подушечкой.
Не поднять хорошего
И ударом пушечным!

* * *

То не метель-крушель со зла
Клюкой в окошко мечется, —
Лучиною дымя в глаза
То мать сынка — за плечико.

— «Вставай, Егор!
Беда, Егор!
Тваво ягненка
Волк упер.
Вставай, сынок, не дрыхни!»
А тот спросонок: «Ихним
Царем я избран, — царь в лесу!
Теперь все стадо разнесу!»

— «Вставай, сынок-надёжа!
Вставай!» — с плеча одежу
Дерет: вставай сыночек! — в рот
Пирог сует — да все не впрок!
Смял — и сквозь сон-знать-смуту:
— «Теперь опять я лютый!»

И вновь храпит. — Не знает мать,
Как ей хорошего поднять,
Да вдруг как крикнет в? весь дух:
— Дурной пастух! — Другой пастух
Жизнь отдает за стадо!
Вскочил Егор: «Что надо??
Цыц, коли глотка дорога!»
И разом — в оба сапога!

Дверь настежь: в горницу — снега.
Два сапога — в снега!

* * *

А там метель косматая
Шумит: «Давай сосватаю
Тебе невесту рдяную,
Полный сугроб — приданого!

Семи ветров — наследницу,
Всех родин — уроженицу!»
А тот шапчонку набекрень:
— «В таких годах не женятся!»

— «Eгop — шумит, — послушайся!
Не по тебе пастушество!
Твоя вся кость иссушится.
Твоя вся кровь задушится!

По седоку — лошадушка!
Метель а конь твой сказошный!»
Тот сапогом как топнет в снег:
— Мне своих ног достатошно!

Не унялась, безбожница:
Старшим бураном божится,
Шальным бараном в ноженьки
Кидается, тьмой множится.

— «Меч дам тебе, власть-главенство,
Семи . . . . . . . . . . . .!»
Тот кулаком как вдарит в снег:
— Одной рукой управимся!

— «Пропал! — Пылит —
Попал! — палит —
Метель, клюка я глупая,
Сама Пурга я лютая!

Гей, мои птицы-ласточки!
Лети в глаза глазастые!»
Тот, рассмеясь, как харкнет в снег:
— «На то и баба — хвастается».

* * *

[Метет, метель,
Стелит постель,
Пьяным, влюбленным,
Мертвецки-сонным:
Всей голытьбе:
(Мне — тебе.)]

— Как бы не так!
Вьюге на злобу —
Прет из сугробу
Сжатый кулак.

Чей это нос расплющенный
В снегу? — Чей хвост опущенный?
Кто сквозь метель, без тропочки
Рысцой трусит, торопится?

В снежку порыв, понюхает,
Ушко вздыбив, послухает,
От взору — роща выгорит,
И шуба — мех навыворот.

— Скачи, гоньба! Гони, гоньба!
Уж над крутым отвесом лба
Метель — валы взметает.
Уж на нем снег не тает.

Спешит волчок, трусит волчок.
Что нам верста, ему — вершок,
Да как . . . . . . . .с разбегу:
Что за торчок из снегу?

Нюхнул — хвост выпушил — скребет,
Осел — передними — гребет,
Вал снежный — на два вала,
А посередке — в алой

Рубахе — как к венцу идут —
— Как взвоет тут! Как взноет тут! —
В тулупе нараспашку —
Егор — как воин павший.

— Егорушка! — куснул в плечо.
— Егорушка! — Рванул. — Еще
Куснул, — теперь уж з? нос.
Как дуб, сраженный з? ночь,
Как дуб . . . . . . . .суком
В метель грозится кулаком.

— Егорушка! Так, брат, нельзя!
Егорушка! — Лизнул в глаза,
И в нос лизнул, и в губы —

Лежит. — Четыре зуба
Так и засожены в губу.
А там метель в трубу
Трубит: «В честном гробу
Я друга погребу!»

Все горячее волчий дых.
Уж дыбом на боках худых
Мех дикой, разномастный.
И вдруг — железом красным
Литым расплавленным свинцом
. . . . . . . . . . . .слеза.
И разом — надвое — бугор,
И разом — на ноги — Егор.

Стоит, сугроба посерёд,
Одной рукою — очи трет,
Другой — в затылке чешет.
И хрипло так — аж три дня пил:
— А где ж я шапку обронил?
Трет-нажигает скулы:
— Волчок, никак соснул я? —
И, эдак вопросив, зевок
Такой великий задает,
Что волк, не пикнув даже,
За три версты — в овражек.

Идут дорогой,
Прут прямохожей.
Парень — проломом,
Волк — вавилоном.

Вскинет хвосточком,
Прянет ушами.
— Ну и охоч ты,
Брат, до шатанья!

Как не мой опыт,
Без моих хлопот,
— Тьфу, будь ты проклят! —
Снег тебе лопать.

Все б твои разом
Вышли — румяна.
Из-за барану —
Сколько изъяну!

А паренек-то:
Стоит ли споры —
Из-за Егора
Весть — разговоры?

Аль я царевич,
Что ль, какой дорог?
В кажной деревне —
По сто Егорок!

[Русь породила,
Вьюга — накрыла.
И, размахнувшись
— Чмок — того в рыло!]

* * *

Дороженька! Дороженька!
Стреми мои сапоженьки
По следу злому, темному,
Метелью заметенному.

Куда — скажи мне — вор-мой-пес
Маво ягненочка унес?

— Как ты со мной, ухабистой,
Речь заводил без наглости,
Как ты со мной, проселочной,
Речь заводил без сволочи —

Все прямо
И влево
И встань
Под древом.
Храни тебя
Мать —
Дева!

* * *

Куды, куды, детинушка?
Не торопись уж очень-то!
То след-зовет-тропиночка,
Большой дороги доченька.

— «Хоть прешь, мальчишка, на беду,
Тебя до места доведу,
Дойдешь, как по веревьицу!»
Глядит Егор: ствол-деревце,

На деревце — высокий дуб,
Высокий дуб . . . . . . . .
. . . . . . . .упорист,
Ну, Царь наш Миротворец.

Овчину с плеч долой-тулуп
И веточки на ветку — ступ:
Прилег как вор на страже.
А под низом — овражек.

А из овражку — свет ты наш! —
— «Он мал — он наш!
Он бел — он наш!»
Пяток братков, знать, наших,
А посреди — барашек.

И гласом — столб-заплачет-дуб:
— «Я мал — я глуп,
Я бел — я глуп!»
Глядит Егор: бок выдран!
Да с высоты тут тигрой

Как прянет в самый волчий вой!
«Он мал — он мой!
Он бел — он мой!»
И — радугой из гущи —
Глупца на сук негнущий!

Застолбенела волчья тварь.
Один: «Знать Царь!»
Другой: «Знать Царь!»
И меж собой, по-волчьи:
— Нас пятерых потолще!

Залебезила волчья рвань:
Один: Достань
Другой: Достань!
Как кулаком по дубу
Дубнет: Влезай, коль любо!

Как заскулит тут волчья гнусь!
Один: сорвусь!
Другой: сорвусь!
И вдруг — рысцою тихой —
Шажком — шмыжком — Волчиха!

И опрометью дрань и рвань:
Один: Мамань!
Другой: Мамань!
И как на панихиде
Все разом вдруг: — Оби — и — дел!

. . . . . . . .на шесток:
Тому — шлепок,
Тому — шлепок,
Всех одарила в ч?ред.
И вдруг как рылом смерит

Егорку — с носу да сапог.
Моргнет — и в бок,
Шморгнет — и в бок,
И вдруг, всем рылом врывшись

В живот-то: «Волчий привкус!»
И жалобно — сугроб бы взвыл! —
«Сынок, забыл!
Щенок, забыл
Волчиную погудку!»
И — лапами на грудку!

И — голосом — сугроб бы скис:
— Сынок, вернись!
Щенок, вернись!
Овчину-сбрось-личину!
Над всей страной волчиной
Тебя поставлю я Царем!

. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
И тут — на весь лесной чертог —
Один: Браток!
Другой: Браток!
А третий, самый рваный:
— Отдай маво барана!

И хором тут вся волчья блажь:
— «Он наш — отдашь!
Он наш — отдашь!
Вся наша кровь свернулась!»
А тот в ответ: «Да ну вас!

Аж тошно мне от ваших харь!
Не вам я — царь,
Стадам я — царь!»
И враз десницей-шуей
С груди-то — трёх! — старшую!

Заледенела, зноб затрёс.
Старш?я: Пёс!
Вся стая: Пёс!
И н? его за икры:
— Держись, собачья прикровь!

По скоком им Волчица в тыл:
«Он вскормлен был,
Он вспоен был
Моим сосцом волчиным!
Судить его — по чину!

Сюды, Егорий, на допрос!
Лизала? — В лоск!
Сосал? — Взасос.
А как порою темной
Глазком светила? — Помню.
. . . . . . . . . . . . . . .
Припомни прежнюю хлеб-соль!
Мы — тощие, ты сытый!
Отдай овцу! Сокрыты

Ресницами твои глаза!
Егорушка, взгляни в глаза,
Взгляни на мех-мой-проседь!
Егор, Волчица просит!

Егорушка!» — Но нем и глух
Егор. Лоб жилами набух.
Лик грозный. Дых неровен.
И — лбом в снега: «Виновен!

Виновен! Рвите на куски!
Виновен! Не отдам овцы!
Хватай! Не шелохнуся!
Да что ж не рвете, трусы?»

И — разом — волчье воронье:
Один: мое!
Другой: мое!
— Прочь! — им Волчиха с дрожью:
Мной вскормлен — мной и пожран!

Молись, Егор! — Тот в воздух: чмок!
— Прощай, браток!
Гуляй, браток!
А уж в ногах: «Не выдам!»
Браток стоит: шерсть дыбом.

И гневно: «Не отстать клыку!
Как ты мне брат по молоку.
Так я тебе — по хлебу!
Спасайся, брат! Я следом!»

— «Нет, брат, не место тут двоим:
Сдурил один — помру один!»
А уж над спором ихним
Волчиха — жарким дыхом.

Слюной-струею каплет в спор:
— «Пора, Егор! Стара, Егор!
Не жду! — Взыграло чрево!»
Вздохнул Егор. На древо

С ягненочком — на весь свой век
Глядит, и вдруг — как вспыхнет снег!
Костром-великим-гневом
Горит, горит Царь-Древо!

И — опрометью — волчий сброд!
— Горит! — А пламя посеред
— Горит! — как в ризе ценной
Ягненочек нетленный.

Навечно . . . . . . . . . . . .

* * *

«Вставай, Егор! Потом доспишь!
Уж день скрипит воротами!»
Глядит Егор: шатром-костром
В глаза — заря широкая.

В ногах волчок, сражает блох,
Крючком скрючившись, скрючимшись.
— «Чай, третий самовар заглох,
Все сушки пересушатся!

Вставай, лентяй!» На ножки — скок
Егор, тулуп внабросочку.
Глядит-глядит в зарю-восход,
Глядит-глядит без просыпу.

Глядит — аж душу потерял!
Аж захлебнулся золотом!
А волк: «Кто шапку потерял —
Тому венец под молотом!»

Купечество

Как к голубке безмужней вдовушке
Попросились купцы в ночевочку:
«Далеко, мол, вдова, до городу!»
Видит баба: седые бороды.
Втор? — первой, а третья — второй седей —
И впустила чужих людей.

Еще рук не успели выпростать —
А уж им самоварчик вытрясен.

Еще шуб не успели вытрусить —
А уж им самоварчик — искрами.

Не успели сосульки сойти с усов —
А уж им самовар готов.

Стакан? не схлебнули цельного —
А уж им зипуны подстелены.

Пол-ломтя не сжевали ситного —
А уж им и подушки взбитые.

Не успели стряхнуть с усов —
А уж и ночлег готов.

Инда взмокла, толчась, заботимшись.
А старшой: «Хороша работница!»

А второй: «Золотые рученьки!»
А третёй: «Не трудися, внученька!»

Не успели ресницы довесть до глаз —
Да все трое как вскрикнут враз:

«Ой, доченька! Никак — летун!
Летун-храпун! Летун-хапун!

Всю казну забирай на откуп!»
А она, ухмыльнувшись кротко:

«Не трудитеся, деды! Не змей летит, —
То сыночек-мой-свет сопит!»

Прозвенела казна за пазухой.
А старшой: «Хороша присказочка!»

А второй: «Не плоха присвисточка!»
А третёй: «Чудеса — поистину!»

И все разом: «Прости нас, вдова, дед?в:
Тоже разных видали вдов!»

Еще смута с лица не схлынула —
А они уж друг к дружке спинами.

Еще крест-не творили-заповедь —
А старшой уж с вторым — посапывать.

Не успела . . . . . . . . . . . .
Да как трое все вскочут враз!

— «Ой вдовушка!
Он-он — летун!
Летун-храпун,
Летун-хапун!

Пожалей нашей капли кровной!»
А она голосочком ровным:

— «Не крутитеся, деды! Не змей пыхтит:
То сыночек-мой-свет храпит».

Посинели в лице, как тряпочка,
А старшой: «Хороша похрапочка!»
А второй: «Нелегка погудочка!»
А третёй: «Богатырь, знать, будущий!»

И все разом: «Уж лик твой, вдова, таков:
Уж и льстивый он, змей, на вдов!»

Еще нитка в иголку ленится, —
А они уж за сон-храпеньице,

Еще шовчик не взят навыворот —
А по ним уже вошки прыгают.

Не успела иголку воткнуть в атлас —
Да все трое как вскочут враз!

«Ой, ноченька!
Ну что ж, летун!
Хватай, храпун!
Хватай, хапун!
. . . . . .громкий»

А она не взглянув от ш?ву:
«Не бранитеся, деды! Не змей пыхн?л:
То сыночек-мой-свет вздохнул!»

Отхлебнули как синьки-щелоку.
А старшой: «Хороша ночёвочка?»
А второй: «По грехам, знать, нашенским!»
А третёй, с тихотцой монашенской

Поклонился, да ровно кулёк-знать-холст
Так молчком под скамью и сполз.

Ползком сполз — скоком выскочил.
— «Ой, мать честна! Ой, с кисточкой!
Микола-свет-Угрешинский!
Сам-сам лежит и чешется!»

Не успела кресточку достать в доказ —
Да как дверью все хлопнут враз!

К горшкам-к шесткам, знать, в обчество.
В к, в лоханках топчутся,
Овечным сбродом мечутся,
Клянут свой сан купеческий…

Энтот в тесто, тот в жбан-угораздил-квас…
Да все трое как вскрикнут враз.

И трубный глас:
«Держи! Держи!
В мой сонный час!
А чччерт бы вас!

Где честь у вас, приличество?
По самому по личику
Слоном скакать! А черт бы вас
Растряс! В мой сонный час!

На свет, кроты, из норушки!»
Тут всех воров Егорушка
Вперед себя — как вытолкнет!
А сам-то — лбом об притолку
Как ахнет! — Лоб-то вытерпит!
И в избу — вместе с притолкой!

Ревет: «А ну-ка, р?дные!
Кажи статью доходную!
Огнем по телу мечену —
Кажи статью наплечную!
-чин-званье-отчество!»

Взглянул — д’как расхохочется!
«Ой дурни вы! Ой с?дые!
Ой, рухлядь вы прадедова!
Ой, холостые ружья вы!
Ой, вы громилы дюжие!

— Чай, трех погостов старосты?
Да что ж это вы — под старость-то?»

Старшой вперед оправился:
«По всей Руси мы славимся».

Второй: «Назвать по имени —
По всей Руси мы чтимые».

Третёй: «До самой Сызрани
Парчой торгуем, ризами,
Свечным товаром, ладаном.
Тваво добра — не надо нам».

Стоят, в окошко мрежатся.
Старшой: «Прощай, медвежество!»

Второй: «Прощай, сапожество!»
Tpeтёй: «Хоть от художества

Тваво — все — гудом хрящики, —
Идем ко мне в приказчики!

Что скажете, торговый дом?»
А те: «Дельцо дубовое!»

— «Что скажешь, мать безотчая?»
А та: «Премного почести».

— «По рукам, что ль, м?лодец? В добрый час!»
Да все трое — как вскочут враз!
— Ой, матушка!
. . . . . . . . . . . . . . .!
. . . . . . . . . . . . . . .!
. . . . . . . . . . . . . . .!

Не видать нам рядов-знать-лавок!
А Егор, повалившись н? бок:
— «Провалиться вам, деды! Не змей
То браточек-мой-свет . . . . . . . .!»

Расплелись — что коса на плёточки.
А старшой: «Хороша, знать, глоточка!»
А второй: «Не плоха — хорошая!»
А третёй: «Уж цела ли лошадь-то?

Уж не скачет ли шут на тебе, Саврас?»
— Да все трое — как вскочут враз!

«Держи! Держи!
Ой — зверь-рыскун!
Рыскун-храпун!
Рыскун-хапун!

. . . . . . . .зверь неслыхан!»
А Егор, почитай, без дыху:

— «Протрезвитеся, деды! Не зверь-он-яр:
То браточек мой-свет, овчар!»

Окрестились над страшным м?роком,
Шапки-шубы торопят т?ропом,

Вид непомнящий, взгляд незнающий,
Враз поклон отдают хозяюшке:

А она: «Не взыщи, Степенствушки,
Потому, мое дело женское…
Наварила б вам, батюшки, жирных щец…»
А старшой: «В рукава, купец!»

* * *

Скидаёт на паренька
Шушунок свой ватошный.
Долго на сваво сынка
Воззирала матушка.

(Никогда бы вас, сынов,
И рожать не надо бы!..)
— «Ты прости-прощай, сынок!
Расстаемся н?долго!

Что сыночку — десять дён,
Матерям-то — тысячи!
Заугольничком рожден —
До отца возвысишься!

Высок? твой путь забрёл, —
Поклонись, коль встренется!
Не кладу тебе, орел,
Н? сердце смиреньица.

Как бы царь ни принажал —
Не клонись осокою:
Уж в колысочке лежал
С головой высокою!

Чтоб сам Шут тебе — с жучка!
Все ручьи — целебные!..»
Достает из сундучка
Сапожок серебряный.

«Был когда-то позлащен,
Побелел от старости,
Тоже с милым разлучён,
Как и я — без парочки!»

Начищай его, дружок,
Мелом без оплошности.
На иконке чтоб дружок
Выходил хорошеньким.

Чтоб по отчим по следам…
И с крылечка — н? ветер:
«Весь на то и век нам дан —
Расставаться н?веки!»

* * *

Сбруя новая по крут-бокам поскакивает,
Колокольчики-бубенчики позвякивают.
Ты бренчи-звенчи, Валдай, купцам на счастьице!
Везем в лавочку мы нового приказчика!
Душа русская, простая, неувертливая!..
Заря алая по бел-снежку посвёркивает.
Ты зари, заря, зари во все оконышки!
Везем д?вицам мы новую иконочку!
Румянисту, . . . . . .штаны плисовые…
Чай, не з? морем каким, — в Рязани писанную!
Ты звони, Свята, звони во все во звонницы!
Везем Господу мы нового заслонничка!

* * *

Как над той землей, смирней какой не пахивали,
Разудалая одна — косынкой взмахивала!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Воспускай из-за прилавочка . . . . . . . .

Должн?, паренек
Своих pyк не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

Паренек-то, взглянуть, с душой!
И к прилавочку — ступ — старшой.

— Ну чт?, купец?
Как . . . . . . . .?
А тот в ответ:
. . . . . . . . . . . . . . .
Аж в лице покраснел, как свёкла.
«Вся спина моя, значит, взмокла!»

— «Знать целый куль
Нагреб — хвалю!
Давай-ка нуль
Писать к нулю!
Молодец, на слова не тратясь!
Не ошибся меньшой наш братец!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

«Где ж звон-казна?»
А тот в ответ:
«Кака казна?

Не пойму твоего я слова, —
Только первый мой день торговый!»

Глядит купец:
Овца — овцой!
— «Аль ты с глупцой,
Малец, с дурцой?

Без казны-то и солнце — с кукиш!»
А Егор, подивясь: «Да шутишь?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сробел купец:
. . . . . . . . . . . . . . .

«Где ж вся парча
Моя . . . . . . . .?
. . . . . . . .торговли?»
А Егор: «Ворочай оглобли!»

Уж так гребли,
Отец, гребли,
Как я им всем
Назад — рубли!

Уж и вид твой, кричат, бурдовый!
Видно, первый твой день торговый

А вот уж поп
Один — так грёб!
И оженю . . . . . . . .
И в гроб . . . . . . . .

Провожу, — хошь с родной сестрою
Окручу! — Потому — расстроил!

А еще Тит
Один — так спас.
Хоть старый лис,
, хоть лыс,
Весь кирпич-забирай-мой кафель!
Потому что [де] кричит, потрафил!

А Генерал —
Один — капрал:
Дроздов я драл,
Азов я брал,
А еще не видал такого, —
Видно, первый твой день торговый!

Сомлел купец,
. . . . . . . . . . . . . . .
«Ой воск мой яр!
Ой ладан…!

Ой елей-мой лампадный-слёзка!»
А Егор, рукава внаброску:

«Сперва словцом
Учи, добром!
А не смекнем —
Тогда ремнем.

Всё козлы-то в глазах — коровы:
Только первый мой день — торговый!»

Тут по плечу его старшой:
— «Ты паренек, глядеть, с душой!
Придут годы — придет и разум…
Подождем до другого разу!»

Вторник

Как над той землей, где . . .христосовались,
Разудалая одна — косищи чесывала.
Сокрушай, заря, расчёску-треск-гребеночку!
Воспускай из-за прилавочка орлёныша!

Должно, паренек
Своих рук не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

Паренек-то, взглянуть, — ерой!
И к прилавочку — ступ — второй.

— «Ну что, купец,
Как Бог нам дал?»

А тот в ответ:
— «Так Бог нам дал,

Ровно праздник какой престольный!
Весь товар твой, отец, пристроил!»

Взыграл купец:
— «Где ж жар-казна?»
А тот в ответ:
«Сказал — казна!

[Чай] вся иная пошла музыка:
Никакой уж и нет — казны-то!»

Как я словцо
Сказал: платеж,
Ну уж и вой
Пошел, галдеж!

«Одурел . . . . . .ай сбрендил?
Кто ж товар продает за деньги?»

Как затрясусь:
«Купец велел!»
Ох ты пострел,
Орут, безус!

Да как гаркнут [рявкнут] все разом сразу:
«Ишь царёву грубить указу!»

«Какой указ —
Шепчу — приказ?»
«А тот указ,
Орут, приказ:

Всем купцам, молодым и старым:
Весь товар продавать задаром!»

Как размахнусь,
Да в ножки — бух!
— Ох ты пентюх,
Орут, лопух!

Гнить бы в яме тебе царёвой —
Как не первый твой день торговый!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Купец
. . . . . . . . . . . . . . .
— «Туман-дурман,
Вопит, обман!

Не царю ты, а сброду-твари,
Всей дороге челом ударил!

Ох ум твой худ,
Карман твой свист,
Кошель мой туг,
Доход мой чист!

Ох рубли мои свет прибытки!»
А Егор, рукава внакидку:

«Как мой совсем особый склад,
Как на башку — выходит — слаб,
Чтоб мозги мои — впредь — свежее,
Наклади мне, отец, по шее!»

Тут по плечу его второй:
«Ты, паренек, должно, ерой!

А дурак — не с дурного ль глазу?
Подождем до другого разу!»

Среда

Как над той землей, козой несытой Сидоровой,
Разудалая одна — монистом игрывала…
Задавай, заря, во все рубли-целковики!
Воспуск?й из-за прилавочка соколика!

Должно, паренек
Своих рук не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

А взглянуть-то — дитя дитёй!
И к прилавочку — ступ — третёй.

— Ну што, купец,
Как жар-казна?
А тот в ответ:
— «Така казна,

Уж и мастер народ ваш тратить!
Всех ларей твоих, дед, не хватит!

Первее всех,
Отец, нам слыть!»
Взыграл купец:
«Ну, парень, сыпь!»

А волчок, из-под ног осклабясь:
— «Все — е до солнышка обещались!»

Вздрогн?л купец:
. . . . . . . . . . . . . . .
«Ох ты Рязань,
Кричит, Казань!

Ох ты Русь моя-дурь-Рассея!
Весь товар . . . . . .посеял!

Коль не . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .

Вот и вся вам святая Русь-то!»
А Егор, с превеликой грустью:

— «Что зря слова
Во рту молоть?
Кто оплошал —
Того колоть.

С колокольной-толкай-хошь-кровли!
Не пойму я твоей торговли!»

Тут по плечу
Его третёй:
«Хоть с каланчу —
Дитё — дитёй!
. . . . . . . . . . . . . . .
Подождем до другого разу!»

Четверг

Как над той землей, избой кленовой, ясеневой,
Разудалая одна — да распоясывалась.
Расплещись, заря, во все шелка разливчаты!
Воспускай из-за прилавочка счастливчика!

Должн?, паренек
Своих рук не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

Не пенькой торговал, —
Парчой.
И к прилавочку
— Ступ — старшой.

«Ну што, купец,
Kaк звон-казна?»
А тот в ответ:
«Ну да, казна!

Цельный, знаешь, мешок пузатый,
Да не любит меня казна-то!»

Взревел купец:
«Да кто ж? Да што ж?»
А тот в ответ:
«Ругай, как хошь!

Видно, ум у меня слаб?нек, —
Не пойму я московских денег!

Как стал считать —
Бревно-бревном!
Такой уж зноб
В костях — и лом!

А в ушах-то, что улей-пчелки,
Так тебе и жужжит: „Обчелся!“»

. . . . . . . . . . . . . . .
Пошел и шум.
Вдруг кто-то: ррраз!
Здорово, кум!

Почеши, говорю, в затылке!
А когда ж у тебя крестил-то?

Коли не кум,
Орет, так брат.
Ты на язык,
Я вижу, хват.

А считать, посмотрю, не школет.
Подсобить тебе, парень, что ли?

Как зачастит —
Зерно зерном!
Как в молоке
Лежу парном.

Ровно гущу-хлебаю-тв?рог.
А тот знай себе: шесть да сорок,

Да пять да шесть,
Да шесть да семь.
— «Как ни считай,
Ворчит, всё темь!

Все как будто забыл чего-то…
Видно, враные ваши счеты!

Вот так статья,
Ворчит, в?т стих!
Пойду-ка сверю
На своих!»

А волчок, над хвостом стараясь:
— «О сю пору сидит, сверяет».

Вздохнул купец:
«. . . . .ты гусь!»
А тот в ответ:
«И сам дивлюсь!

. . . . . . . . . . . . . . .
Знать уж . . .така: Егорий…

Мне и до трех,
Отец, не счесть.
Каков рожден —
Таков и есть».

. . . . . . . . . . . . . . .
Тут по плечу
Его — старшой:
«Хоть не пенькой
Сплошал — парчой —

Да глаза-то твои — алмазы!
Подождем до другого разу!»

Пятница

Как над той землей, чудней какой не видывала,
Разудалая одна — юбчонку скидывала.
Раскрутись, заря, во все свои полотнища,
Воспускай из-за прилавочка молодчика!

Должно, паренек
Своих рук не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

В само небо,
Чай, — прет горой!
И к прилавочку
— Ступ — второй.

— Ну што, купец,
Как звон-казна?
А тот в ответ:
. . . . . . . .казна.

Нынче дело другого рода:
Ни один твой вершок не продан.

Глядит купец:
. . . . . . . . . . . .
Как сам потоп
Прошел волной.

— Самовар твой, кричит, с угаром!
Аль опять отдавал задаром?

Ох ты упырь,
Кричит, шакал! —
А тот в ответ:
«Отец, сплошал!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Весь товар твой — до нитки — скраден!»

Не голова —
Отец, — арбуз!
Качнусь-очнусь,
Качнусь-очнусь,

Как болванчик какой китаец,
Ровно в люльке лежу — мотаюсь.

Встряхнусь это —
Опять нырну.
И так это
Сквозь сон-дрем?:

— Отчего ж это, мыслю, братцы,
Всё другим это — бабы снятся?

Да как на грех еще —
Сверчок.
— Посторожи, прошу,
Волчок!

Всё горошек в глазах персидский, —
Может, баба кака приснится.

Ну и залег —
Кульком кулёк.
Тут вперебой
Ему — волчок:

— «Заворчал, эдак вот, зачавкал,
Ну и встал я, отец, к прилавку.

Гляжу: чернец
Бредут с попом.
Да взвидят как,
Что волк — купцом:

„Поддавай, орут, ветер в полы!
Сам Нечистый сошел с престолу!“

Ну уж и трус
У вас народ!
Чуть шелохнусь —
Уж тряс берет:

— Ворочай, орут, Русь, по трахту!
Сам Нечистый у них в купцах-то!»

. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Тут вперерез
Ему Егор:
— «A мне, значит, взамен девиц-то
Все какая-то мелочь снится:

Как будто гриб
Нашел — сморчок…»
Тут вперебой
Ему — волчок:

— «Хоть и вид мой, пою, предивный,
А зато продаю за гривну.

Гляжу — хромец
Идет . . . . . . . . . . . .
Совсем было сошлись, —
Ан нет:

„Хороша, говорит, лавчонка,
Да уж больно купец страшон-то!“

Кто ни взойдет,
Отец, — страмит.
Терпел, терпел,
Аж сон кренит —

Отчего ж это, мыслю, братцы,
Все другим это — овцы снятся?

Хошь бы одну б
Каку — на вкус!
Качнусь-очнусь,
Качнусь-очнусь, —

. . . . . . . . . . . . . . .
Может . . . . . .приснится?

Ан: самовар
В глазах — прибор…»
Тут вперебой
Ему — Егор:

«Пока блюдцы-считал-стаканы,
Весь товар твой, отец, и канул».

Как ухватился
Тот за плешь:

«A самовар,
Вопит, мой где ж?»
— «И с . . . . . .прощайся:
Из-под . . . . . .придется чай пить!»

Пыхтит купец,
Как в баньке взмок.
Чтоб энтот сон,
. . . . . .вам впр?к —

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сволоку-ка вас, братцы, в волость!
А волчок-то с Егоркой в голос:

— «Тащи, отец!
Сошли, отец!
Озолоти,
. . . . . .отец!

После пытки таковской — торгу,
Хошь в петлю затяни — просторно!»

Вопит Егор:
«Уж как здоров —
От ладанных
Помру паров!»

А волчок пареньку в защиту:
«Запаршивел с твоей парчи-то!»

Тут по плечу
Его — второй:
«Не удушу,
Ворчит, не вой!»

Путь-то . . . . . .— не медом мазан!
Подождем до другого разу.

Суббота

Как над той землей, где бабка черту маливалась,
Разудалая одна — под полог сваливалась.
Закатись, заря, вались, заря, на сон честной!
Наше дело молодецкое окончено!

Должно, паренек
Своих pyк не берег,
Своих рук не берег,
Купцам кучу загреб.

Уж и лоб
У него — пустой!
И к прилавочку
— Ступ — третёй.

«Hy што, купец.
Как торг-дельцо?»
Взглянул — и с губ
Нейдет словцо:

Видит: купчик-то наш-кормилец
Вместо рук-то — веревку мылит!

Ты што ж это,
Речет, сок?л?
А тот в ответ:
«Знать, день пришел».

А волчок, защелк?в, как бубен:
«Кажну ночь тебе сниться будем!»

. . . . . . . . . . . .
Не суйся, дед!
И кредитку-достав-рублёвку:
«Получай за свою веревку».

А сам на крюк
Глядит-крючок.
Тут вперебой
Ему волчок:

«Не сосём твоих кровных жилок:
Деревенский еще обмылок!»

Вспылил купец:
«Ишь брат — повис!
Ты на земле
Гремит, трудись.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ты и сам у меня червонный!

Тем мне и люб,
Дурак, — что глуп!»
А тот, в сердцах:
«Вестимо — глуп.

Хошь хлыстом меня в очи хлёстай, —
Не стерплю я ребячьей слёзки!»

Сижу это,
Отец, с казной,
Ан голосок
В дверях — сквозной,

Как комарик звенит над синью,
Как сырая в печи осина.

Как трещинка
Поет в стекле…
Гляжу это:
Малец в тряпье,

Куполок-золотой-головка…
— Одолжи, говорит, веревку!

— Ай свет тебе,
Смеюсь, не люб?
А тот в ответ:
Хозяин лют.

Как в снежки-то играл с Колюшкой,
Обронил на снегу полушку.

Как хрусталек —
Звенит-ледыш:
«Озолоти, звенит,
Услышь!

А веревку не дашь — так в прорубь!»
— Это што ж, говорю, за т?ропь?

Коль уж такой
Мужик — в петлю,
Так кто ж служить
Пойдет царю?

Да как сыпать пошел в карманы!
Оделяй, говорю, команду!

Как в решето
Сквозя водой.
«Отец, звенит,
Карман худой!»

«А худой, говорю, так свистни!»
Весь мешок тут ему и втиснул.

Осоловел
Малец — столбняк:
А поминать,
Лепечет, — как?

— Поминай, говорю, хошь зайца!
Не моя звонкота — хозяйска!

Тут васильком
Как вскроет взор:
«Ай позабыл
Меня, Егор?

Как в цветах обещались, в листьях?»
И уж нет никого — как высох!

Как голубок
Крылами — плёск!
«Ну, паренек
(Купец) — сбылось!»

(А из кажной глазной лощинки,
Что тычинки на свет — морщинки.)

«Как Русь стоит —
Тебя искал.
Одних лаптей,
Чай — воз стоптал.

Уж не знал, растеряв силёнки,
Уж с какой тебя ждать сторонки».

Стоит Егор,
Картуз в горсти.
— Озолоти! —
Хрипит: — пусти!

А не то — запиши на плеши! —
Без штанов удеру — как леший!

Тут по плечу
Его третёй:
«Ну уж и нрав,
Ворчит, крутой!
Чтоб вся жизть ему по заказу!
Подождем до другого разу!»

* * *

Воскресенье
(Отъезд)

Как над той землей, за тем за красным занавесом,
Разудалая одна — со сна выламывалась!
Выходи, заря, с ковшом, с шириной, с брагою,
Провожай меня, орла, за сини з? горы!

Должно, паренек
До купцов не дорос,
До купцов не дорос,
Цельну кучу растрёс!

. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
И с повозочки
— Ступ — братья.

«Хорош возок», —
Ему — старшой.
— И — конь рез?в! —
Ему — второй.

А третей: . . . . . . . .
— А по мне седочка не стоют!

— Смелей, сок?л! —
Ему — старшой, —
Как станет ствол
В лесу — сплошной,
Не сказавши дурного слова:
«Вспомяни», говори, старшого!

— Смекай, ерой! —
Ему — второй, —
Как где гора
Сошлась с горой,

— Расступись, говори, хоромы!
Поклонись, говори, второму!

— Смекай, огонь! —
Ему — третёй: —
Как станет конь
Шалить речной,

— Ошалел, скажи, дурень! Долу! —
Не страми, говори, Николу!

Старшой один
Тут держит речь:
— Как весь товар
Свой сбагришь с плеч —

Поспрошай у хромца-культяпки
Старичка в островерхой шапке.

Поклон тебе, скажи, от трех,
От трех купцов,
Скажи, братьёв,

А я сам, говори, тот хлопчик,
Что — живьем обдери — не взропщет!

На все дела,
Ори, горазд!
Он кувшинок
Тебе подаст,

Чиста с?ребра — день аж Божий!
Голубочек вверху посожен.

Ты отдарить
Не смей — казной.
Тройной поклон
Клади земной,

— Благодарствуй, . . . . . .
От всея от Руси . . . . . .

Хошь тот кувшин
И прост на взгляд —
Чтоб пуще глаз
Тебе был свят,

Да сам не пытай — смотри-ка! —
Что в нем там за богатство скрыто.

— Блюди закон!
Ему — старшой.
— Не льстись на жен!
Ему — второй.

А третёй: — Не крушитесь, братцы!
Выше прочих запишут в святцы!

— Взрастай, Егор!
Ему — старшой.
— Крепчай, Егор!
Ему — второй.

А третёй, с ласкотой суровой:
«Наклонись ко мне н? два слова!

Как уж в колыске
Нам не спать,
Так наша жизть
Не хочет вспять, —

Так уж знай, дурачок мой пр?стый,
Что третёму-то — в сердце врос ты!»

— Прощай, Егор!
Ему — старшой.

— Прощай, Егор!
Ему — второй.

А третёй-то — мороз, знать, тронул!
Ни словца не сказать третёму.

* * *

Уж миновал проселочек,
Привстал, оборочается:
На бугорку три елочки
Седатые — качаются.
Качаются — прощаются.

Старшая — как перстом грозит,
Вторая — как поклон творит,
Меньшая — как крестом хранит.

Серафим-Град

Но не слышит Егор. От круглых
Щек — весь цвет отошел Егорьев.
На холмах крутобоких, смуглых
Дивный град предстоит лазорев.

Не рабочьей рукою поднят,
С изначального веку — сущий,
Трудолюбием рук Господних
Прямо с облака н?земь спущен.

И стоят колокольни в звоне,
И летят колокольни в зорях.
И не вам, мятежи да войны,
Дивный град сокрушить…

Вздохнул Егор: «Ох град мой, град!»
Как с корнем вырывает взгляд,
На сапожки глядит: как стёклы!
Что за диво так?: просохло!

Вместо рек-морей — ручейки журчат,
Ребятьём — на звон — вперегон спешат.

— Мы спешим, Егор, в Серафим-от-град!
Поспешай, Егор, в Серафим-от-град!

Тут как ступит Егор шажочек:
Невтерпеж — разуваться хочет!

А как дважды ступнул — мурава пошла рость,
А как третий ступнул — виноград сладкий гроздь.

С три шажочка еще протопал —
В ворот?х уж стоит — как вкопан.

Взглянул — да как обмер!

Спроста, сгоряча — словно луч цветаст,
Павлиний хвосток глазаст.
Уж, знать, маляр малевать горазд:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И лаком и златом,
Не мазь — а ласканье!
И все ворот?-то —
Глазками, глазками.

Уж с энтою вохрой — и кровь не спорь!
Аж звоном звенит лазорь!

Чай, каждый мазочек
Обдуман, обсмыслен,
И в каждый глазочек
Угодничек вписан.

Уж энтот маляр малевать храбрец:
Аж криком кричит багрец!

Уж насожено — конца нет!
Всех как есть пристроил!
Все окошечки с жильцами,
А одно пустое.

И, вздохнув, Егорий — волку:
«Каб не вид наш серый,
Хорошо б, браток, светелку —
Ту занять-фатеру!»

А волчок ему погудкой
Жалобной, завистной:
«Всяку рвань-вписал-ублюдков,
Я один не вписан!

И … хорош, . . . . . .хорош,
И … хорош, — только я не гож!

Впущай, орет!
Встречай, орет!
Кто здесь ключарь,
Орет, впущай!»

«Не то, орет, култышка,
Всем божененкам — крышка!»

Как скважениночка в стекле,
Тихонько ключ пропел в замке,
Стена зашевелилась,
Калиточка раскрылась.

В нее — седая борода,
Должно что локоточка с два
На свет глядит . . . . . . . .
— Кто здесь, ворчит . . .?

Да взглянет как — калиткой хлоп!
Да штоб тебя, ворчит, да штоб!
Туда ж, ворчит, извольте ж:
В штанах — а морда волчья!

— Да мы ж, ему Егор, от трех,
От трех купцов . . .братьёв.
А волк: «Делов по горло:
За кувшинком приперли».

. . .ключарь: «Куды хитер!
А звать-то как тебя?» — Егор.
— А дальше как, для чести?
— Никак: Егор — и весь тут.

Смекнул привратник: — Стало — тот!
Ну, говорит, свободен вход.
Кивоты покачнулись,
Вороты распахнулись.

Шагнул Егор, а тот: «Нет, брось!
Ты, говорит, входи, будь гость!
А энтот пусть почахнет, —
У нас, брат, не волчатник!»

— Ну што ж, ему Егор, как хошь!
Как хошь, а без него не вхож!
Особняком без куму
Хошь в рай зови — наплюну!

. . .ключьми ключарь.
— Ох ты . . .ворчит, бунтарь!
Быть за тебя — проборке! —
И — настежь — обе створки.

И — настежь распахнувши взгляд —
Грядет Егорий в Град.

* * *

Шагнул — да как отпрянул!
Река катит [кипит] огниста.
Вал грозовой, багряный,
Рев, гром, блеск, жар неистов.

Глядит: нечеловечья
Река, — ну пламем пламя!
А по воде навстречу
Солдат идет с крылами.

Да на Егорку: — Кто таков?
— Я, говорит, от трех братьёв,
Их паренечек присный,
За кувшиночком прислан.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да вдруг как гаркнет: «Н? кра — уллл!»
Вся хлябь стойком, вся рыба
В реке хвостами дыбом.

На бережок ступнул на край
И шпорами ……: — Смекай! Слушай команду.
За твой за нрав за пр?стый
Переведу без м?сту.

Как будем пламя посерёд,
Такой уж вой пойдет и рев —
Закаменей, как башня.
Оглянешься — шабаш нам!

Теперь вторая будет стать:
Воды ручищами не брать.
У ней состав такой уж:
Обмочишь — не отмоешь.

А третий мой, смекай, приказ:
Какая б ужасть ни стряслась,
Словцом — прошу покорно! —
Не выругайся черным!

О бережок-притопнул-край,
Коленочку согнул: «Седлай!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Запамятуешь — . . . . . .!

* * *

Вал горбовой, верблюжий,
Дых огневой, угарный.
Сидит Егор на службе
Верхом, а волк — на парне.

Так Троицей святой и прут:
Солдат-крылат, Егор и плут,
Среди волны багровой —
Уродом трехголовым.

Сидит Егор — и сам не рад:
Что за солдат такой крылат?
Что за река ведьмиста?
Что за вода пениста?

А волк-то вторит шепотком:
«Добро б с хвостом, — а то с крылом!
А где таки берутся?
Что за страна нерусска?»

Все круче вал, все пуще вой,
Уж полдороги за спиной.
Вдруг как взревут, зав?пят:
— «Нe доверяй! Потопит!»

Молчит Егор, не дует в ус,
Надвинул на глаза картуз.
(Эх, завралась, бесовка!
Еще и нет — усов-то!)

Как сквозь войну-идут-сквозь строй,
Уж полпути прошли с верстой,
Вновь рев тысячеустый:
«Остерегись! Упустит!

Не по волнам шагаешь, — стой!»
Сорокоустовой тоской
Вся хлябь взмелась, не валом
Вал — пропадом-провалом!

А путь-то — в те поры — свершен.
Уж до земли — аршин с вершком.
Вдруг крик такой унылый:
— Оборотись! Поми — и — луй!

Пилами пилют!
Вилами колют!
Иглами очи
Выколоть хочут!

Как обернется простота!
Чуть-што башки не сшиб с винта!
Картуз с башки, черт-дьявол — с уст,
Сам в воду, добывать картуз!

Тут бы и шах ему и мат,
Каб не солдат-таков-крылат
Без всякого усилья
Не подхватил на крылья.

А тот, картуз [кулак] прижав к груди:
«Куда сказал — туда веди!
Нет для меня величья,
Коль кто на помощь кличет».

Ворчит солдат: «Ишь, лоботряс!
Все три статьи нарушил враз!
Взглянь за твою за жалость,
Что с картузом-то сталось!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как позолоченный картуз!
Блеск-пыл-жар-вар неистов!
Вот так вода огниста!

Тут по плечу его капрал:
«Ну . . . . ., — речет, — не врал!
Кем звался — тот и есть ты,
Из дела вышел с честью.

Кто на призыв молчит: спаси! —
Тот к нам не со Святой Руси,

Кто черта не шумнет спроста —
На той на шее нет креста.

Так, стало, русский ты кругом —
Коль н? смерть прешь за картузом!

Идем, сокол мой кроткий,
В еройскую слободку!»

Год написания: 1921

===


41.     Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь… - Цветаева М.И.
42.     Звезда над люлькой — и звезда над гробом… - Цветаева М.И.
43.     Заря пылала, догорая… - Цветаева М.И.
44.     Поскорее бы с тобою разделаться… - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Поскорее бы с тобою разделаться…


Цветаева М. И.

ПОСКОРЕЕ БЫ С ТОБОЮ РАЗДЕЛАТЬСЯ...

Поскорее бы с тобою разделаться,
Юность — молодость, — эка невидаль!
Все: отселева — и доселева
Зачеркнуть бы крест на крест — наотмашь!

И почить бы в глубинах кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных,
И учить бы науке висельной
Юных крестниц своих и крестников.

— Как пожар зажечь, — как пирог испечь,
Чтобы в рот — да в гроб, как складнее речь
На суду держать, как отца и мать
. . . . . . . .продать.

Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!
В том дому жемчуга с горошину.
Будет жемчуг. . . . . . . .
А воробушек — на веревочке!

На пути твоем — целых семь планид,
Чтоб высоко встать — надо кровь пролить.
Лей да лей, не жалей учености,
Весельчак ты мой, висельченочек!

— Ну, а ты зачем? — Душно с мужем спать!
— Уложи его, чтоб ему не встать,
Да с ветрами вступив в супружество —
Берегись! — голова закружится!

И плетет — плетет. . . . паук
— «От румян-белил встал горбом — сундук,
Вся, как купол, красой покроешься, —
После виселицы — отмоешься!»

Так — из темных обвалов кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных
. . . . . . . . . .
Юных висельников и висельниц.

Внук с пирушки шел, видит — свет зажжен,
. . . . . в полу круг прожжен.
— Где же бабка? — В краю безвестном!
Прямо в ад провалилась с креслом!

Октябрь

Год написания: 1919

===

Цветаева М. И. - Заря пылала, догорая…


Цветаева М. И.

ЗАРЯ ПЫЛАЛА, ДОГОРАЯ...

Заря пылала, догорая,
Солдатики шагали в ряд.
Мне мать сказала, умирая:
— Надень мальчишеский наряд.

Вся наша белая дорога
У них, мальчоночков, в горсти.
Девчонке самой легконогой
Все ж дальше сердца не уйти!

Мать думала, солдаты пели.
И все, пока не умерла,
Подрагивал конец постели:
Она танцовщицей была!

…И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть,
И есть топор — от головы…

Июнь

Год написания: 1920

===

Цветаева М. И. - Звезда над люлькой — и звезда над гробом…


Цветаева М. И.

ЗВЕЗДА НАД ЛЮЛЬКОЙ - И ЗВЕЗДА НАД ГРОБОМ...

Звезда над люлькой — и звезда над гробом!
А посредине — голубым сугробом —
Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать,
Мне больше нечего тебе сказать,
Звезда моя!..

4 января, Кунцево — Госпиталь

Год написания: 1920

===

Цветаева М. И. - Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…


Цветаева М. И.

ОХ, ГРИБОК ТЫ МОЙ, ГРИБОЧЕК, БЕЛЫЙ ГРУЗДЬ...

Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!
То шатаясь причитает в поле — Русь.
Помогите — на ногах нетверда!
Затуманила меня кровь-руда!

И справа и слева
Кровавые зевы,
И каждая рана:
— Мама!

И только и это
И внятно мне, пьяной,
Из чрева — и в чрево:
— Мама!

Все рядком лежат —
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?

Белый был — красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был — белый стал:
Смерть побелила.

— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!
Аль у красных пропадал? — Ря — азань.

И справа и слева
И сзади и прямо
И красный и белый:
— Мама!

Без воли — без гнева —
Протяжно — упрямо —
До самого неба:
— Мама!

Декабрь

Год написания: 1920

===


45.     Дорожкою простонародною… - Цветаева М.И.
46.     Простите меня, мои горы… - Цветаева М.И.
47.     Памяти Беранже - Цветаева М.И. 
48.     Мать из хаты за водой… - Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Мать из хаты за водой…


Цветаева М. И.

МАТЬ ИЗ ХАТЫ ЗА ВОДОЙ...

Мать из хаты за водой,
А в окно — дружочек:
Голубочек голубой,
Сизый голубочек.

Коли днем одной — тоска,
Что же в темь такую?
И нежнее голубка
Я сама воркую.

С кем дружился в ноябре —
Не забудь в июле.
. . . . . . . .
Гули-гули-гули.

. . . . . . . .
Возвратилась мать!
. . . . . . . .
Ладно — ворковать!

Чтобы совы страсть мою
Стоном не спугнули —
У окна стою — пою:
Гули-гули-гули.

Подари-ка золотой
Сыну на зубочек,
Голубочек голубой,
Сизый голубочек!

14 ноября 1918

===

Цветаева М. И. - Памяти Беранже

Цветаева М. И.

ПАМЯТИ БЕРАНЖЕ

Дурная мать! — Моя дурная слава
Растет и расцветает с каждым днем.
То на пирушку заведет Лукавый,
То первенца забуду за пером…

Завидуя императрицам моды
И маленькой танцовщице в трико,
Гляжу над люлькой, как уходят — годы,
Не видя, что уходит — молоко!

И кто из вас, ханжи, во время оно
Не пировал, забыв о платеже!
Клянусь бутылкой моего патрона
И вашего, когда-то, — Беранже!

Но одному — сквозь бури и забавы —
Я, несмотря на ветреность, — верна.
Не ошибись, моя дурная слава:
— Дурная мать, но верная жена!

6 июля 1918

===

Цветаева М. И. - Простите меня, мои горы…


Цветаева М. И.

ПРОСТИТЕ МЕНЯ, МОИ ГОРЫ...

«Простите меня, мои горы!
Простите меня, мои реки!
Простите меня, мои нивы!
Простите меня, мои травы!»

Мать — крест надевала солдату,
Мать с сыном прощались навеки…
И снова из сгорбленной хаты:
«Простите меня, мои реки!»

14 мая 1918

===

Цветаева М. И. - Дорожкою простонародною…


Цветаева М. И.

ДОРОЖКОЮ ПРОСТОНАРОДНОЮ...

Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
Идем — свободные, немодные,
Душой и телом — благородные.

Сбылися древние пророчества:
Где вы — Величества? Высочества?

Мать с дочерью идем — две странницы.
Чернь черная навстречу чванится.
Быть может — вздох от нас останется,
А может — Бог на нас оглянется…

Пусть будет — как Ему захочется:
Мы не Величества, Высочества.

Так, скромные, богоугодные,
Душой и телом — благородные,
Дорожкою простонародною —
Так, доченька, к себе на родину:

В страну Мечты и Одиночества —
Где мы — Величества, Высочества.

Год написания: 1919

===

49.     Барабанщик! Бедный мальчик… - Цветаева М.И. 
50.     Стенька Разин - Цветаева М.И. 
51.     Четвертый год… - Цветаева М.И. 
52.     В оны дни ты мне была, как мать…


Цветаева М. И. - В оны дни ты мне была, как мать…


Цветаева М. И.

В ОНЫ ДНИ ТЫ МНЕ БЫЛА, КАК МАТЬ...

В оны дни ты мне была, как мать,
Я в ночи тебя могла позвать,
Свет горячечный, свет бессонный,
Свет очей моих в ночи оны.

Благодатная, вспомяни,
Незакатные оны дни,
Материнские и дочерние,
Незакатные, невечерние.

Не смущать тебя пришла, прощай,
Только платья поцелую край,
Да взгляну тебе очами в очи,
Зацелованные в оны ночи.

Будет день — умру — и день — умрешь,
Будет день — пойму — и день — поймешь…
И вернется нам в день прощеный
Невозвратное время оно.

26 апреля 1916

===


Цветаева М. И. - Четвертый год…


Цветаева М. И.

ЧЕТВЕРТЫЙ ГОД...

Четвертый год.
Глаза, как лед,
Брови уже роковые,
Сегодня впервые
С кремлевских высот
Наблюдаешь ты
Ледоход.

Льдины, льдины
И купола.
Звон золотой,
Серебряный звон.
Руки скрещены,
Рот нем.
Брови сдвинув — Наполеон! —
Ты созерцаешь — Кремль.

— Мама, куда — лед идет?
— Вперед, лебеденок.
Мимо дворцов, церквей, ворот —
Вперед, лебеденок!

Синий
Взор — озабочен.
— Ты меня любишь, Марина?
— Очень.
— Навсегда?
— Да.

Скоро — закат,
Скоро — назад:
Тебе — в детскую, мне —
Письма читать дерзкие,
Кусать рот.

А лед
Всё
Идет.

24 марта 1916

===


Цветаева М. И. - Стенька Разин


Цветаева М. И.

СТЕНЬКА РАЗИН

1

Ветры спать ушли — с золотой зарей,
Ночь подходит — каменною горой,
И с своей княжною из жарких стран
Отдыхает бешеный атаман.

Молодые плечи в охапку сгреб,
Да заслушался, запрокинув лоб,
Как гремит над жарким его шатром —
Соловьиный гром.

22 апреля 1917

2

А над Волгой — ночь,
А над Волгой — сон.
Расстелили ковры узорные,
И возлег на них атаман с княжной
Персиянкою — Брови Черные.

И не видно звезд, и не слышно волн,
Только весла да темь кромешная!
И уносит в ночь атаманов челн
Персиянскую душу грешную.

И услышала
Ночь — такую речь:
— Аль не хочешь, что ль,
Потеснее лечь?
Ты меж наших баб —
Что жемчужинка!
Аль уж страшен так?
Я твой вечный раб,
Персияночка!
Полоняночка!

* * *

А она — брови насупила,
Брови длинные.
А она — очи потупила
Персиянские.
И из уст ее —
Только вздох один:
— Джаль-Эддин!

* * *

А над Волгой — заря румяная,
А над Волгой — рай.
И грохочет ватага пьяная:
— Атаман, вставай!

Належался с басурманскою собакою!
Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!

А она — что смерть,
Рот закушен в кровь. —
Так и ходит атаманова крутая бровь.

— Не поладила ты с нашею постелью,
Так поладь, собака, с нашею купелью!

В небе-то — ясно,
Тёмно — на дне.
Красный один
Башмачок на корме.

И стоит Степан — ровно грозный дуб,
Побелел Степан — аж до самых губ.
Закачался, зашатался. — Ох, томно!
Поддержите, нехристи, — в очах тёмно!

Вот и вся тебе персияночка,
Полоняночка.

25 апреля 1917

3
(Сон Разина)

И снится Разину — сон:
Словно плачется болотная цапля.
И снится Разину — звон:
Ровно капельки серебряные каплют.

И снится Разину дно:
Цветами — что плат ковровый.
И снится лицо одно —
Забытое, чернобровое.

Сидит, ровно Божья мать,
Да жемчуг на нитку нижет.
И хочет он ей сказать,
Да только губами движет…

Сдавило дыханье — аж
Стеклянный, в груди, осколок.
И ходит, как сонный страж,
Стеклянный — меж ними — полог.

* * *

Рулевой зарею правил
Вниз по Волге-реке.
Ты зачем меня оставил
Об одном башмачке?

Кто красавицу захочет
В башмачке одном?
Я приду к тебе, дружочек,
За другим башмачком!

И звенят-звенят, звенят-звенят запястья:
— Затонуло ты, Степаново счастье!

8 мая 1917

Год написания: 1917

===


Цветаева М. И. - Барабанщик! Бедный мальчик…


Цветаева М. И.

БАРАБАНЩИК! БЕДНЫЙ МАЛЬЧИК…

Барабанщик! Бедный мальчик!
Вправо-влево не гляди!
Проходи перед народом
С Божьим громом на груди.

Не наемник ты — вся ноша
На груди, не на спине!
Первый в глотку смерти вброшен
На ногах — как на коне!

Мать бежала спелой рожью,
Мать кричала в облака,
Воззывала: — Матерь Божья,
Сберегите мне сынка!

Бедной матери в оконце
Вечно треплется платок.
— Где ты, лагерное солнце!
Алый лагерный цветок!

А зато — какая воля —
В подмастерьях — старший брат,
Средний в поле, третий в школе,
Я один — уже солдат!

Выйдешь цел из перебранки —
Что за радость, за почет,
Как красотка-маркитантка
Нам стаканчик поднесет!

Унтер ропщет: — Эх, мальчонка!
Рано начал — не к добру!
— Рано начал — рано кончил!
Кто же выпьет, коль умру?

А настигнет смерть-волчица —
Весь я тут — вся недолга!
Императору — столицы,
Барабанщику — снега.

А по мне — хоть дно морское!
Пусть сам черт меня заест!
Коли Тот своей рукою.
Мне на грудь нацепит крест!

11 ноября 1918

===


53.     Чародей - Цветаева М.И.
54.     Да, я тебя уже ревную… - Цветаева М.И.
55.     Эпитафия («Забилась в угол, глядишь упрямо…») - Цветаева М.И.
56.     Маме («В старом вальсе штраусовском впервые…») – Цветаева М.И.


Цветаева М. И. - Маме («В старом вальсе штраусовском впервые…»)


Цветаева М. И.

МАМЕ («В старом вальсе штраусовском впервые…»)

В старом вальсе штраусовском впервые
Мы услышали твой тихий зов,
С той поры нам чужды все живые
И отраден беглый бой часов.

Мы, как ты, приветствуем закаты,
Упиваясь близостью конца.
Все, чем в лучший вечер мы богаты,
Нам тобою вложено в сердца.

К детским снам клонясь неутомимо,
(Без тебя лишь месяц в них глядел!)
Ты вела своих малюток мимо
Горькой жизни помыслов и дел.

С ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен смех и чужд домашний кров…
Наш корабль не в добрый миг отчален
И плывет по воле всех ветров!

Все бледней лазурный остров — детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно грусть оставила в наследство
Ты, о, мама, девочкам своим!

===


Цветаева М. И. - Эпитафия («Забилась в угол, глядишь упрямо…»)


Цветаева М. И.

ЭПИТАФИЯ («Забилась в угол, глядишь упрямо…»)


Л.А.Т.

На земле

— «Забилась в угол, глядишь упрямо…
Скажи, согласна? Мы ждем давно».
— «Ах, я не знаю. Оставьте, мама!
Оставьте, мама. Мне все равно!»

В земле

— «Не тяжки ль вздохи усталой груди?
В могиле тесной всегда ль темно?»
— «Ах, я не знаю. Оставьте, люди!
Оставьте, люди! Мне все равно!»

Над землей

— «Добро любила ль, всем сердцем, страстно?
Зло — возмущало ль тебя оно?»
— «О Боже правый, со всем согласна!
Я так устала. Мне все равно!»

1906-1916 г.

===


Цветаева М. И. - Да, я тебя уже ревную…


Цветаева М. И.

ДА, Я ТЕБЯ УЖЕ РЕВНУЮ

АЛЕ

Да, я тебя уже ревную,
Такою ревностью, такой!
Да, я тебя уже волную
Своей тоской.

Моя несчастная природа
В тебе до ужаса ясна:
В твои без месяца два года —
Ты так грустна.

Все куклы мира; все лошадки
Ты без раздумия отдашь —
За листик из моей тетрадки
И карандаш.

Ты с няньками в какой-то ссоре —
Все делать хочется самой.
И вдруг отчаянье, что «море
Ушло домой».

Не передашь тебя — как гордо
Я о тебе ни повествуй! —
Когда ты просишь: «Мама, морду
Мне поцелуй».

Ты знаешь, все во мне смеется,
Когда кому-нибудь опять
Никак тебя не удается
Поцеловать.

Я — змей, похитивший царевну, —
Дракон! — Всем женихам — жених! —
О свет очей моих! — О ревность
Ночей моих!

6 июня 1914

===


Цветаева М. И. - Чародей


Цветаева М. И.

ЧАРОДЕЙ

Анастасии Цветаевой

Он был наш ангел, был наш демон,
Наш гувернер — наш чародей,
Наш принц и рыцарь. — Был нам всем он
Среди людей!

В нем было столько изобилий,
Что и не знаю, как начну!
Мы пламенно его любили —
Одну весну.

Один его звонок по зале —
И нас охватывал озноб,
И до безумия пылали
Глаза и лоб.

И как бы шевелились корни
Волос, — о, эта дрожь и жуть!
И зала делалась просторней,
И ?же — грудь.

И руки сразу леденели,
И мы не чувствовали ног.
— Семь раз в течение недели
Такой звонок!

* * *

Он здесь. Наш первый и последний!
И нам принадлежащий весь!
Уже выходит из передней!
Он здесь, он здесь!

Он вылетает к нам, как птица,
И сам влетает в нашу сеть!
И сразу хочется кружиться.
Кричать и петь.

* * *

Прыжками через три ступени
Взбегаем лесенкой крутой
В наш мезонин — всегда весенний
И золотой.

Где невозможный беспорядок —
Где точно разразился гром
Над этим ворохом тетрадок
Еще с пером.

Над этим полчищем шарманок,
Картонных кукол и зверей,
Полуобгрызанных баранок,
Календарей,

Неописуемых коробок,
С вещами не на всякий вкус,
Пустых флакончиков без пробок,
Стеклянных бус,

Чьи ослепительные грозди
Clinquantes, ?clatantes grappes —
Звеня опутывают гвозди
Для наших шляп.

Садимся — смотрим — знаем — любим,
И чуем, не спуская глаз,
Что за него себя погубим,
А он — за нас.

Два скакуна в огне и в мыле —
Вот мы! — Лови, когда не лень! —
Мы говорим о том, как жили
Вчерашний день.

О том, как бегали по зале
Сегодня ночью при луне,
И что и как ему сказали
Потом во сне.

И как — и мы уже в экстазе! —
За наш непокоримый дух
Начальство наших двух гимназий
Нас гонит двух.

Как никогда не выйдем замуж,
— Taк в останемся втроем! —
О, никогда не выйдем замуж,
Cкорей умрем!

Как жизнь уже давным-давно нам —
Сукно игорное — vivat!
За Иоанном — в рай, за доном
Жуаном — в ад.

* * *

Жерло заговорившей Этны —
Его заговоривший рот.
Ответный вихрь и смерч, ответный
Водоворот.

Здесь и проклятья, и осанна,
Здесь все сжигает и горит.
О всем, что в мире несказанно,
Он говорит.

Нас — нам казалось — насмерть раня
Кинжалами зеленых глаз,
Змеей взвиваясь на диване!..
О, сколько раз

С шипеньем раздраженной кобры,
Он клял вселенную и нас, —
И снова становился добрый…
Почти на час.

Чревовещание — девизы —
Витийства — о, король плутов! —
Но нам уже доносят снизу,
Что чай готов.

* * *

Среди пятипудовых теток
Он с виду весит ровно пуд:
Так легок, резок, строен, четок,
Так страшно худ.

Да нет, — он ничего не весит!
Он ангельски — бесплотно — юн!
Его лицо, как юный месяц,
Меж полных лун.

Упершись в руку подбородком,
— О том, как вечера тихи,
Читает он. — Как можно теткам
Читать стихи?!

* * *

О, как он мил, и как сначала
Преувеличенно-учтив!
Как, улыбаясь, прячет жало
И как, скрестив

Свои магические руки,
Умеет — берегись, сосед! —
Любезно отдаваться скуке
Пустых бесед.

Но вдруг — безудержно и сразу! —
Он вспыхивает мятежом,
За безобиднейшую фразу
Грозя ножом.

Еще за полсекунды чинный,
Уж с пеной у рта взвел курок.
— Прощай, уют, и именинный,
Прощай, пирог!

* * *

Чай кончен. Удлинились тени,
И домурлыкал самовар.
Скорей на свежий, на весенний
Тверской бульвар!

Нам так довольно о Бодлере!
Пусть ветер веет нам в лицо!
Поют по-гоголевски двери,
Скрипит крыльцо. —

В больших широкополых шляпах
Мы, кажется, еще милей…
— И этот запах, этот запах
От тополей.

Бульвар сверкает. По дорожке
Косые длинные лучи.
Бегут серсо, за ними ножки,
Летят мячи,

Другие остаются в сетках.
Вот мальчик в шапочке «Варяг»
На платьице в шотландских клетках
Направил шаг.

Сияют кудри, щечки, глазки,
Ревун надулся и охрип.
Скрипят колесами коляски,
— Протяжный скрип. —

Там мама наблюдает зорко
За девочкой с косой, как медь.
В одной руке ее — ведерко,
В другой — медведь.

Какой-то мальчик просит кашки.
Ох, как он, бедный, не дорос
До гимназической фуражки
И папирос!

О, вейтесь, кудри, вейтесь, ленты!
Увы, обратно нет путей!
Проходят парами студенты
Среди детей.

Играет солнце по аллеям…
— Как жизнь прелестна и проста! —
Нам ровно тридцать лет обеим:
Его лета.

* * *

О, как вас перескажешь ныне —
Четырнадцать — шестнадцать лет!
Идем, наш рыцарь посредине,
Наш свой — поэт.

Мы по бокам, как два привеска,
И видит каждая из нас:
Излом щеки, сухой и резкий,
Зеленый глаз,

Крутое острие бородки,
Как злое острие клинка,
Точеный нос и очерк четкий
Воротничка.

(Кто с нашим рыцарем бродячим
Теперь бредет в луче златом?..)
Над раскаленным, вурдалачьим,
Тяжелым ртом, —

Уса, взлетевшего высоко,
Надменное полукольцо…
— И всё заглядываем сбоку
Ему в лицо.

А там, в полях необозримых,
Служа Небесному Царю,
Чугунный правнук Ибрагимов
Зажег зарю.

* * *

На всём закат пылает алый,
Пылают где-то купола,
Пылают окна нашей залы
И зеркала.

Из черной глубины рояля
Пылают гроздья алых роз.
— «Я рыцарь Розы и Грааля,
Со мной Христос,

Но шел за мной по всем дорогам
Тот, ктo присутствует и здесь.
Я между Дьяволом и Богом
Разорван весь.

Две правды — два пути — две силы —
Две бездны: Данте и Бодлер!»
О, как он по-французски, милый,
Картавил «эр».

Но, милый, Данте ты оставишь,
И с ним Бодлера, дорогой!
Тихонько нажимаем клавиш,
За ним другой —

И звуки — роем пчел из улья —
Жужжат и вьются — кто был прав?! —
Наш Рыцарь Розы через стулья
Летит стремглав.

Он, чуть ли не вселенной старше —
Мальчишка с головы до пят!
По первому аккорду марша
Он весь — солдат!

Чу! — Звон трубы! — Чу! — Конский топот!
Треск барабана! — Кивера!
Ах, к черту ум и к черту опыт!
Ура! Ура!

Он Тот, в чьих белых пальцах сжаты
Сердца и судьбы, сжат весь мир.
На нем зеленый и помятый
Простой мундир.

Он Тот, кто у кремлевских башен
Стоял во весь свой малый рост,
В чьи вольные цвета окрашен
Аркольский мост.

* * *

Должно быть, бледны наши лица,
Стук сердца разрывает грудь.
Нет времени остановиться,
Нет сил — вздохнуть.

Магическою силой руки
По клавишам — уже летят!
Гремят вскипающие звуки,
Kaк водопад.

Цирк, раскаленный, как Сахара,
Сонм рыжекудрых королев.
Две гордости земного шара:
Дитя и лев.

Под куполом — как царь в чертоге —
Красуется британский флаг.
Расставив клетчатые ноги,
Упал дурак…

В плаще из разноцветных блесток,
Под говор напряженных струн,
На площадь вылетел подросток,
Как утро — юн!

— Привет, милэди и милорды! —
Уже канат дрожит тугой
Под этой маленькой и твердой
Его ногой.

В своей чешуйке многозвездной,
— Закончив резвый пируэт, —
Он улыбается над бездной,
Подняв берет.

* * *

Рояль умолкнул. Дребезжащий
Откуда-то — на смену — звук.
Играет музыкальный ящик,
Старинный друг,

Весь век до хрипоты, до стона,
Игравший трио этих пьес:
Марш кукол — Auf der Blauen Donau —
И экосез.

В мир голосов и гобеленов
Открылась тайная тропа:
О, рай златоволосых венок!
О, вальс в три па!

Под вальс невинный, вальс старинный
Танцуют наши три весны, —
Холодным зеркалом гостиной —
Отражены.

Так, залу окружив трикраты,
— Тройной тоскующий тростник, —
Вплываем в царство белых статуй
И старых книг.

На вышке шкафа, сер и пылен,
Видавший лучшие лета,
Угрюмо восседает филин
С лицом кота.

С набитым филином в соседстве
Спит Зевс, тот непонятный дед,
Которым нас пугали в детстве,
Что — людоед.

Как переполненные соты —
Ряд книжных полок. Тронул блик
Пергаментные переплеты
Старинных книг.

* * *

Цвет Греции и слава Рима, —
Неисчислимые тома!
Здесь — сколько б солнца ни внесли мы, —
Всегда зима.

Последним солнцем розовея,
Распахнутый лежит Платон…
Бюст Аполлона — план Музея —
И всё — как сон.

* * *

Уже везде по дому ставни
Захлопываются, стуча.
В гостиной — где пожар недавний? —
Уж ни луча.

Все меньше и все меньше света,
Все ближе и все ближе стук…
Уж половина кабинета
Ослепла вдруг.

Еще единым мутным глазом
Белеет левое окно.
Но ставни стукнули — и разом
Совсем темно.

Самозабвение — нирвана —
Что, фениксы, попались в сеть?! —
На дальних валиках дивана
Не усидеть!

Уже в углу вздохнуло что-то,
И что-то дрогнуло чуть-чуть.
Тихонько скрипнули ворота:
Кому-то в путь.

Иль кто-то держит путь обратный
— Уж наши руки стали льдом —
В завороженный, невозвратный
Наш старый дом.

Мать под землей, отец в Каире…
Еще какое-то пятно!
Уже ничто смешное в мире
Нам не смешно.

Уже мы поняли без слова,
Что белое у шкафа — гроб.
И сердце, растеряв подковы,
Летит в галоп.

* * *

— «Есть в мире ночь. Она беззвездна.
Есть в мире дух, он весь — обман.
Есть мир. Ему названье — бездна
И океан.

Кто в этом океане плавал —
Тому обратно нет путей!
Я в нем погиб. — Обратно, Дьявол!
Не тронь детей!

А вы, безудержные дети,
С умом, пронзительным, как лед, —
С безумьем всех тысячелетий,
Вы, в ком поет,

И жалуется, и томится —
Вся несказанная земля!
Вы, розы, вы, ручьи, вы, птицы,
Вы, тополя —

Вы, мертвых Лазарей из гроба
Толкающие в зелень лип,
Вы, без кого давным-давно бы
Уже погиб.

Наш мир — до призрачности зыбкий
На трех своих гнилых китах —
О, золотые рыбки! — Скрипки
В моих руках! —

В короткой юбочке нелепой
Несущие богам — миры,
Ко мне прижавшиеся слепо,
Как две сестры,

Вы, чей отец сейчас в Каире,
Чьей матери остыл и след —
Узнайте, вам обеим в мире
Спасенья нет!

Хотите, — я сорву повязку?
Я вам открою новый путь?»
«Нет, — лучше расскажите сказку
Про что-нибудь…»

* * *

О Эллис! — Прелесть, юность, свежесть,
Невинный и волшебный вздор!
Плач ангела! — Зубовный скрежет!
Святой танцор,

Без думы о насущном хлебе
Живущий — чем и как — Бог весть!
Не знаю, есть ли Бог на небе! —
Но, если есть —

Уже сейчас, на этом свете,
Все до единого грехи
Тебе отпущены за эти
Мои стихи.

О Эллис! — Рыцарь без измены!
Сын голубейшей из отчизн!
С тобою раздвигались стены
В иную жизнь…

— Где б ни сомкнулись наши веки
В безлюдии каких пустынь —
Ты — наш и мы — твои. Во веки
Веков. Аминь.

15 февраля — 4 мая 1914


***

===============================> Есенин С.А. (25) <==============================

1. Я красивых таких не видел (сестре Шуре) 
2. Ты запой мне ту песню, что прежде… (сестре Шуре)
3. Синий день. День такой синий
4. Заря окликает другую… 
5. Анна Снегина (А. Воронскому)
6. Письмо от матери 
7. Письмо матери   
8. Метель
9. Возвращение на родину 
10.По-осеннему кычет сова…
11.Исповедь хулигана
12.Я покинул родимый дом… 
13.Иорданская голубица 
14.Инония (пророку Иеремии)
15.Товарищ 
16.Разбуди меня завтра рано…
17.О родина!
18.То не тучи бродят за овином…
19.Вечер, как сажа… 
20.Удалец
21.Ус
22.Сиротка
23.Молитва матери
24.В хате
25.Исповедь самоубийцы 


==========> Письмо от матери <==> Письмо матери <==> Молитва матери <============


Есенин С. А.

ПИСЬМО ОТ МАТЕРИ

Чего же мне
Еще теперь придумать,
О чем теперь
Еще мне написать?
Передо мной
На столике угрюмом
Лежит письмо,
Что мне прислала мать.

Она мне пишет:
“Если можешь ты,
То приезжай, голубчик,
К нам на святки.
Купи мне шаль,
Отцу купи порты,
У нас в дому
Большие недостатки.

Мне страх не нравится,
Что ты поэт,
Что ты сдружился
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.

Стара я стала
И совсем плоха,
Но если б дома
Был ты изначала,
То у меня
Была б теперь сноха
И на ноге
Внучонка я качала.

Но ты детей
По свету растерял,
Свою жену
Легко отдал другому,
И без семьи, без дружбы,
Без причал
Ты с головой
Ушел в кабацкий омут.

Любимый сын мой,
Что с тобой?
Ты был так кроток,
Был ты так смиренен.
И говорили все наперебой:
Какой счастливый
Александр Есенин!

В тебе надежды наши
Не сбылись,
И на душе
С того больней и горьше,
Что у отца
Была напрасной мысль,
Чтоб за стихи
Ты денег брал побольше.

Хоть сколько б ты
Ни брал,
Ты не пошлешь их в дом,
И потому так горько
Речи льются,
Что знаю я
На опыте твоем:
Поэтам деньги не даются.

Мне страх не нравится,
Что ты поэт,
Что ты сдружился
С славою плохою.
Гораздо лучше б
С малых лет
Ходил ты в поле за сохою.

Теперь сплошная грусть,
Живем мы, как во тьме.
У нас нет лошади.
Но если б был ты в доме,
То было б все,
И при твоем уме —
Пост председателя
В волисполкоме.

Тогда б жилось смелей,
Никто б нас не тянул,
И ты б не знал
Ненужную усталость.
Я б заставляла
Прясть
Твою жену,
А ты как сын
Покоил нашу старость”.
. . . . . . . . . . . . . . . .

Я комкаю письмо,
Я погружаюсь в жуть.
Ужель нет выхода
В моем пути заветном?
Но все, что думаю,
Я после расскажу.
Я расскажу
В письме ответном…

1924 г.

==== ==== ==== ====
 

Есенин С. А.

ПИСЬМО МАТЕРИ

Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.

Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось, —
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

1924 г.

==== ==== ==== ====


Есенин С. А.

МОЛИТВА МАТЕРИ

На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.

Молитва старушки сына поминает,
Сын в краю далеком родину спасает.

Молится старушка, утирает слезы,
А в глазах усталых расцветают грезы.

Видит она поле, поле перед боем,
Где лежит убитым сын ее героем.

На груди широкой брызжет кровь, что пламя,
А в руках застывших вражеское знамя.

И от счастья с горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.

И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

1914 г.

==== ====

======> Есенин С.А. <======================
 
1.      Я красивых таких не видел (сестре Шуре) – Есенин С.А.
2.      Ты запой мне ту песню, что прежде… (сестре Шуре) - Есенин С.А.
3.      Синий день. День такой синий - Есенин С.А.
4.      Заря окликает другую… - Есенин С.А.
5.      Анна Снегина (А. Воронскому) - Есенин С.А.
6.      Письмо от матери - Есенин С.А. 



Есенин С. А. - Письмо от матери 


Есенин С. А.

ПИСЬМО ОТ МАТЕРИ *(текст стихотворения находится в начале раздела)


====


Есенин С. А. - Анна Снегина (А. Воронскому)


Есенин С. А.

АННА СНЕГИНА (А. ВОРОНСКОМУ)

1

“Село, значит, наше — Радово,
Дворов, почитай, два ста.
Тому, кто его оглядывал,
Приятственны наши места.
Богаты мы лесом и водью,
Есть пастбища, есть поля.
И по всему угодью
Рассажены тополя.

Мы в важные очень не лезем,
Но все же нам счастье дано.
Дворы у нас крыты железом,
У каждого сад и гумно.
У каждого крашены ставни,
По праздникам мясо и квас.
Недаром когда-то исправник
Любил погостить у нас.

Оброки платили мы к сроку,
Но — грозный судья — старшина
Всегда прибавлял к оброку
По мере муки и пшена.
И чтоб избежать напасти,
Излишек нам был без тяго;т.
Раз — власти, на то они власти,
А мы лишь простой народ.

Но люди — все грешные души.
У многих глаза — что клыки.
С соседней деревни Криуши
Косились на нас мужики.
Житье у них было плохое —
Почти вся деревня вскачь
Пахала одной сохою
На паре заезженных кляч.

Каких уж тут ждать обилий,
Была бы душа жива.
Украдкой они рубили
Из нашего леса дрова.
Однажды мы их застали…
Они в топоры, мы тож.
От звона и скрежета стали
По телу катилась дрожь.

В скандале убийством пахнет.
И в нашу и в их вину
Вдруг кто-то из них как ахнет! —
И сразу убил старшину.

На нашей быдластой сходке
Мы делу условили ширь.
Судили. Забили в колодки
И десять услали в Сибирь.
С тех пор и у нас неуряды.
Скатилась со счастья возжа.
Почти что три года кряду
У нас то падеж, то пожар”.

*

Такие печальные вести
Возница мне пел весь путь.
Я в радовские предместья
Ехал тогда отдохнуть.

Война мне всю душу изъела.
За чей-то чужой интерес
Стрелял я мне близкое тело
И грудью на брата лез.
Я понял, что я — игрушка,
В тылу же купцы да знать,
И, твердо простившись с пушками,
Решил лишь в стихах воевать.
Я бросил мою винтовку,
Купил себе “липу”* , и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил семнадцатый год.

Свобода взметнулась неистово.
И в розово-смрадном огне
Тогда над страною калифствовал
Керенский на белом коне.
Война “до конца”, “до победы”.
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Но все же не взял я шпагу…
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу —
Был первый в стране дезертир.

*

Дорога довольно хорошая,
Приятная хладная звень.
Луна золотою порошею
Осыпала даль деревень.
“Ну, вот оно, наше Радово, —
Промолвил возница, —
Здесь!
Недаром я лошади вкладывал
За норов ее и спесь.
Позволь, гражданин, на чаишко.
Вам к мельнику надо?
…Так — вон!..

Я требую с вас без излишка
За дальний такой прогон”.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Даю сороковку.
“Мало!”
Даю еще двадцать.
“Нет!”
Такой отвратительный малый,
А малому тридцать лет.
“Да что ж ты?
Имеешь ли душу?
За что ты с меня гребешь?”
И мне отвечает туша:
“Сегодня плохая рожь.
Давайте еще незвонких
Десяток иль штучек шесть —
Я выпью в шинке самогонки
За ваше здоровье и честь…”

*

И вот я на мельнице…
Ельник
Осыпан свечьми светляков.
От радости старый мельник
Не может сказать двух слов:
“Голубчик! Да ты ли?
Сергуха?!
Озяб, чай? Поди, продрог?
Да ставь ты скорее, старуха,
На стол самовар и пирог!”

В апреле прозябнуть трудно,
Особенно так в конце.
Был вечер задумчиво чудный,
Как дружья улыбка в лице.
Объятья мельника кру;ты,
От них заревет и медведь,
Но все же в плохие минуты
Приятно друзей иметь.

“Откуда? Надолго ли?”
“На; год”.
“Ну, значит, дружище, гуляй!
Сим летом грибов и ягод
У нас хоть в Москву отбавляй.
И дичи здесь, братец, до че;рта,
Сама так под порох и прет.
Подумай ведь только…
Четвертый
Тебя не видали мы год…”
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Беседа окончена.
Чинно
Мы выпили весь самовар.
По-старому с шубой овчинной
Иду я на свой сеновал.

Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Состарившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: “Нет!”
Далекие, милые были!
Тот образ во мне не угас.
Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.

2

“Ну что же, вставай, Сергуша!
Еще и заря не текла,
Старуха за милую душу
Оладьев тебе напекла.
Я сам-то сейчас уеду
К помещице Снегиной.
Ей
Вчера настрелял я к обеду
Прекраснейших дупелей”.

Привет тебе, жизни денница!
Встаю, одеваюсь, иду.
Дымком отдает росяница
На яблонях белых в саду.

Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек.
И сколько зарыто в ямах.
И сколько зароют еще.
И чувствую в скулах упрямых
Жестокую судоргу щек.

Нет, нет!
Не пойду навеки!
За то, что какая-то мразь
Бросает солдату-калеке
Пятак или гривенник в грязь.

“Ну, доброе утро, старуха!
Ты что-то немного сдала…”
И слышу сквозь кашель глухо:
“Дела одолели! Дела…
У нас здесь теперь неспокойно.
Испариной все зацвело.
Сплошные мужицкие войны.
Дерутся селом на село.
Сама я своими ушами
Слыхала от прихожан:
То радовцев бьют криушане,
То радовцы бьют криушан.

А все это, значит, безвластье.
Прогнали царя…
Так вот…
Посыпались все напасти
На наш неразумный народ.
Открыли зачем-то остроги,
Злодеев пустили лихих.
Теперь на большой дороге
Покою не знай от них.
Вот тоже, допустим… с Криуши…
Их нужно б в тюрьму за тюрьмой,
Они ж, воровские души,
Вернулись опять домой.
У них там есть Прон Оглоблин,
Булдыжник, драчун, грубиян.
Он вечно на всех озлоблен,
С утра по неделям пьян.
И нагло в третьёвом годе,
Когда объявили войну,
При всем при честно;м народе
Убил топором старшину.
Таких теперь тысячи стало
Творить на свободе гнусь.
Пропала Расея, пропала…
Погибла кормилица Русь!”

Я вспомнил рассказ возницы
И, взяв свою шляпу и трость,
Пошел мужикам поклониться,
Как старый знакомый и гость.
Иду голубою дорожкой
И вижу — навстречу мне
Несется мой мельник на дрожках
По рыхлой еще целине.
“Сергуха! За милую душу!
Постой, я тебе расскажу!
Сейчас! Дай поправить возжу,
Потом и тебя оглоушу.
Чего ж ты мне утром ни слова?
Я Снегиным так и бряк:
Приехал ко мне, мол, веселый
Один молодой чудак.
(Они ко мне очень желанны,
Я знаю их десять лет.)
А дочь их замужняя Анна
Спросила:
— Не тот ли, поэт?
— Ну да, — говорю, — он самый.
— Блондин?
— Ну, конечно, блондин.
— С кудрявыми волосами?
— Забавный такой господин.
— Когда он приехал?
— Недавно.
— Ах, мамочка, это он!
Ты знаешь,
Он был забавно
Когда-то в меня влюблен.

Был скромный такой мальчишка,
А нынче…
Поди ж ты…
Вот…
Писатель…
Известная шишка…
Без просьбы уж к нам не придет”.

И мельник, как будто с победы,
Лукаво прищурил глаз:
“Ну, ладно! Прощай до обеда!
Другое сдержу про запас”.

Я шел по дороге в Криушу
И тростью сшибал зеленя.
Ничто не пробилось мне в душу,
Ничто не смутило меня.
Струилися запахи сладко,
И в мыслях был пьяный туман…
Теперь бы с красивой солдаткой
Завесть хорошо роман.

*

Но вот и Криуша!
Три года
Не зрел я знакомых крыш.
Сиреневая погода
Сиренью обрызгала тишь.
Не слышно собачьего лая,
Здесь нечего, видно, стеречь —
У каждого хата гнилая,
А в хате ухваты да печь.
Гляжу, на крыльце у Прона
Горластый мужицкий галдеж.
Толкуют о новых законах,
О ценах на скот и рожь.
“Здорово, друзья!”
“Э, охотник!
Здорово, здорово!
Садись.
Послушай-ка ты, беззаботник,
Про нашу крестьянскую жись.
Что нового в Питере слышно?
С министрами, чай, ведь знаком?
Недаром, едрит твою в дышло,
Воспитан ты был кулаком.
Но все ж мы тебя не порочим.
Ты — свойский, мужицкий, наш,
Бахвалишься славой не очень
И сердце свое не продашь.
Бывал ты к нам зорким и рьяным,
Себя вынимал на испод…
Скажи:
Отойдут ли крестьянам
Без выкупа пашни господ?
Кричат нам,
Что землю не троньте,
Еще не настал, мол, миг.
За что же тогда на фронте
Мы губим себя и других?”

И каждый с улыбкой угрюмой
Смотрел мне в лицо и в глаза,
А я, отягченный думой,
Не мог ничего сказать.
Дрожали, качались ступени,
Но помню
Под звон головы:
“Скажи,
Кто такое Ленин?”
Я тихо ответил:
“Он — вы”.

3

На корточках ползали слухи,
Судили, решали, шепча.
И я от моей старухи
Достаточно их получал.

Однажды, вернувшись с тяги,
Я лег подремать на диван.
Разносчик болотной влаги,
Меня прознобил туман.
Трясло меня, как в лихорадке,
Бросало то в холод, то в жар.
И в этом проклятом припадке
Четыре я дня пролежал.
Мой мельник с ума, знать, спятил.
Поехал,
Кого-то привез…

Я видел лишь белое платье
Да чей-то привздернутый нос.
Потом, когда стало легче,
Когда прекратилась трясь,
На пятые сутки под вечер
Простуда моя улеглась.
Я встал.
И лишь только пола
Коснулся дрожащей ногой,
Услышал я голос веселый:
“А!
Здравствуйте, мой дорогой!
Давненько я вас не видала…
Теперь из ребяческих лет
Я важная дама стала,
А вы — знаменитый поэт.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну, сядем.
Прошла лихорадка?
Какой вы теперь не такой!
Я даже вздохнула украдкой,
Коснувшись до вас рукой.
Да!
Не вернуть, что было.
Все годы бегут в водоем.
Когда-то я очень любила
Сидеть у калитки вдвоем.
Мы вместе мечтали о славе…
И вы угодили в прицел,
Меня же про это заставил
Забыть молодой офицер…”

*

Я слушал ее и невольно
Оглядывал стройный лик.
Хотелось сказать:
“Довольно!
Найдемте другой язык!”

Но почему-то, не знаю,
Смущенно сказал невпопад:
“Да… Да…
Я сейчас вспоминаю…
Садитесь…
Я очень рад…
Я вам прочитаю немного
Стихи
Про кабацкую Русь…
Отделано четко и строго.
По чувству — цыганская грусть”.
“Сергей!
Вы такой нехороший.
Мне жалко,
Обидно мне,
Что пьяные ваши дебоши
Известны по всей стране.

Скажите:
Что с вами случилось?”
“Не знаю”.
“Кому же знать?”
“Наверно, в осеннюю сырость
Меня родила моя мать”.
“Шутник вы…”
“Вы тоже, Анна”.
“Кого-нибудь любите?”
“Нет”.
“Тогда еще более странно
Губить себя с этих лет:
Пред вами такая дорога…”

Сгущалась, туманилась даль.
Не знаю, зачем я трогал
Перчатки ее и шаль.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Луна хохотала, как клоун.
И в сердце хоть прежнего нет,
По-странному был я полон
Наплывом шестнадцати лет.
Расстались мы с ней на рассвете
С загадкой движений и глаз…

Есть что-то прекрасное в лете,
А с летом прекрасное в нас.

*

Мой мельник…
Ох, этот мельник!
С ума меня сводит он.
Устроил волынку, бездельник,
И бегает, как почтальон.
Сегодня опять с запиской,
Как будто бы кто-то влюблен:
“Придите.
Вы самый близкий.
С любовью
Оглоблин Прон”.

Иду.
Прихожу в Криушу.
Оглоблин стоит у ворот
И спьяну в печенки и в душу
Костит обнищалый народ.
“Эй, вы!
Тараканье отродье!
Все к Снегиной…
Р-раз — и квас.
Даешь, мол, твои угодья
Без всякого выкупа с нас!”
И тут же, меня завидя,
Снижая сварливую прыть,
Сказал в неподдельной обиде:
“Крестьян еще нужно варить”.

“Зачем ты позвал меня, Проша?”
“Конечно, ни жать, ни косить.
Сейчас я достану лошадь
И к Снегиной… вместе…
Просить…”
И вот запрягли нам клячу.
В оглоблях мосластая шкеть —
Таких отдают с придачей,
Чтоб только самим не иметь.
Мы ехали мелким шагом,
И путь нас смешил и злил:
В подъемах по всем оврагам
Телегу мы сами везли.

Приехали.
Дом с мезонином
Немного присел на фасад.
Волнующе пахнет жасмином
Плетнёвый его палисад.
Слезаем.
Подходим к террасе
И, пыль отряхая с плеч,
О чьем-то последнем часе
Из горницы слышим речь:
“Рыдай не рыдай — не помога…
Теперь он холодный труп…
… Там кто-то стучит у порога.
Припудрись…
Пойду отопру…”

Дебелая грустная дама
Откинула добрый засов.
И Прон мой ей брякнул прямо
Про землю,
Без всяких слов.
“Отдай!.. —
Повторял он глухо. —
Не ноги ж тебе целовать!”

Как будто без мысли и слуха
Она принимала слова.
Потом в разговорную очередь
Спросила меня
Сквозь жуть:
“А вы, вероятно, к дочери?
Присядьте…
Сейчас доложу…”

Теперь я отчетливо помню
Тех дней роковое кольцо.
Но было совсем не легко мне
Увидеть ее лицо.
Я понял —
Случилось горе,
И молча хотел помочь.
“Убили… Убили Борю…
Оставьте.
Уйдите прочь.
Вы — жалкий и низкий трусишка!
Он умер…
А вы вот здесь…”

Нет, это уж было слишком.
Не всякий рожден перенесть.
Как язвы, стыдясь оплеухи,
Я Прону ответил так:
“Сегодня они не в духе…
Поедем-ка, Прон, в кабак…”

4

Все лето провел я в охоте.
Забыл ее имя и лик.
Обиду мою
На болоте
Оплакал рыдальщик-кулик.

Бедна наша родина кроткая
В древесную цветень и сочь,
И лето такое короткое,
Как майская теплая ночь.
Заря холодней и багровей.
Туман припадает ниц.
Уже в облетевшей дуброве
Разносится звон синиц.

Мой мельник вовсю улыбается,
Какая-то веселость в нем.
“Теперь мы, Сергуха, по зайцам
За милую душу пальнем!”

Я рад и охоте,
Коль нечем
Развеять тоску и сон.
Сегодня ко мне под вечер,
Как месяц, вкатился Прон.
“Дружище!
С великим счастьем,
Настал ожидаемый час!
Приветствую с новой властью,
Теперь мы всех р-раз — и квас!
Без всякого выкупа с лета
Мы пашни берем и леса.
В России теперь Советы
И Ленин — старшой комиссар.
Дружище!
Вот это номер!
Вот это почин так почин.
Я с радости чуть не помер,
А брат мой в штаны намочил.
Едри ж твою в бабушку плюнуть.
Гляди, голубарь, веселей.
Я первый сейчас же коммуну
Устрою в своем селе!”

У Прона был брат Лабутя,
Мужик — что твой пятый туз:
При всякой опасной минуте
Хвальбишка и дьявольский трус.
Таких вы, конечно, видали.
Их рок болтовней наградил.

Носил он две белых медали
С японской войны на груди.
И голосом хриплым и пьяным
Тянул, заходя в кабак:
“Прославленному под Ляояном
Ссудите на четвертак…”
Потом, насосавшись до дури,
Взволнованно и горячо
О сдавшемся Порт-Артуре
Соседу слезил на плечо.
“Голубчик! —
Кричал он. —
Петя!
Мне больно… Не думай, что пьян.
Отвагу мою на свете
Лишь знает один Ляоян”.

Такие всегда на примете.
Живут, не мозоля рук.
И вот он, конечно, в Совете,
Медали запрятал в сундук.
Но с тою же важной осанкой,
Как некий седой ветеран,
Хрипел под сивушной банкой
Про Нерчинск и Турухан:
“Да, братец!
Мы горе видали,
Но нас не запугивал страх…”
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Медали, медали, медали

Звенели в его словах.
Он Прону вытягивал нервы,
И Прон материл не судом.
Но все ж тот поехал первый
Описывать снегинский дом.

В захвате всегда есть скорость:
— Даешь! Разберем потом!
Весь хутор забрали в волость
С хозяйками и со скотом.

А мельник…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мой старый мельник
Хозяек привез к себе,
Заставил меня, бездельник,
В чужой ковыряться судьбе.
И снова нахлынуло что-то,
Когда я всю ночь напролет
Смотрел на скривленный заботой
Красивый и чувственный рот.

Я помню —
Она говорила:
“Простите… Была не права…
Я мужа безумно любила.
Как вспомню… болит голова…
Но вас
Оскорбила случайно…
Жестокость была мой суд…

Была в том печальная тайна,
Что страстью преступной зовут.
Конечно,
До этой осени
Я знала б счастливую быль…
Потом бы меня вы бросили,
Как выпитую бутыль…
Поэтому было не надо…
Ни встреч… ни вобще продолжать…
Тем более с старыми взглядами
Могла я обидеть мать”.

Но я перевел на другое,
Уставясь в ее глаза.
И тело ее тугое
Немного качнулось назад.
“Скажите,
Вам больно, Анна,
За ваш хуторской разор?”
Но как-то печально и странно
Она опустила свой взор.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
“Смотрите…
Уже светает.
Заря как пожар на снегу…
Мне что-то напоминает…
Но что?..
Я понять не могу…
Ах!.. Да…
Это было в детстве…

Другой… Не осенний рассвет…
Мы с вами сидели вместе…
Нам по шестнадцать лет…”

Потом, оглядев меня нежно
И лебедя выгнув рукой,
Сказала как будто небрежно:
“Ну, ладно…
Пора на покой…”
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Под вечер они уехали.
Куда?
Я не знаю куда.
В равнине, проложенной вехами,
Дорогу найдешь без труда.

Не помню тогдашних событий,
Не знаю, что сделал Прон.
Я быстро умчался в Питер
Развеять тоску и сон.

5

Суровые, грозные годы!
Ну разве всего описать?
Слыхали дворцовые своды
Солдатскую крепкую “мать”.

Эх, удаль!
Цветение в далях!
Недаром чумазый сброд

Играл по дворам на роялях
Коровам тамбовский фокстрот.
За хлеб, за овес, за картошку
Мужик залучил граммофон, —
Слюнявя козлиную ножку,
Танго себе слушает он.
Сжимая от прибыли руки,
Ругаясь на всякий налог,
Он мыслит до дури о штуке,
Катающейся между ног.

Шли годы
Размашисто, пылко.
Удел хлебороба гас.
Немало попрело в бутылках
“Керенок” и “ходей” у нас.
Фефела! Кормилец! Касатик!
Владелец землей и скотом,
За пару измызганных “катек”
Он даст себя выдрать кнутом.

Ну, ладно.
Довольно стонов,
Ненужных насмешек и слов.
Сегодня про участь Прона
Мне мельник прислал письмо:
“Сергуха! За милую душу!
Привет тебе, братец! Привет!
Ты что-то опять в Криушу
Не кажешься целых шесть лет.

Утешь!
Соберись на милость!
Прижваривай по весне!
У нас здесь такое случилось,
Чего не расскажешь в письме.
Теперь стал спокой в народе,
И буря пришла в угомон.
Узнай, что в двадцатом годе
Расстрелян Оглоблин Прон.

Расея!..
Дуро;вая зыкь она.
Хошь верь, хошь не верь ушам —
Однажды отряд Деникина
Нагрянул на криушан.
Вот тут и пошла потеха…
С потехи такой — околеть!
Со скрежетом и со смехом
Гульнула казацкая плеть.
Тогда вот и чикнули Проню…
Лабутя ж в солому залез
И вылез,
Лишь только кони
Казацкие скрылись в лес.
Теперь он по пьяной морде
Еще не устал голосить:
“Мне нужно бы красный орден
За храбрость мою носить…”
Совсем прокатились тучи…
И хоть мы живем не в раю,

Ты все ж приезжай, голубчик,
Утешить судьбину мою…”

*

И вот я опять в дороге.
Ночная июньская хмарь.
Бегут говорливые дроги
Ни шатко ни валко, как встарь.
Дорога довольно хорошая,
Равнинная тихая звень.
Луна золотою порошею
Осыпала даль деревень.
Мелькают часовни, колодцы,
Околицы и плетни.
И сердце по-старому бьется,
Как билось в далекие дни.

Я снова на мельнице…
Ельник
Усыпан свечьми светляков.
По-старому старый мельник
Не может связать двух слов:
“Голубчик! Вот радость! Сергуха?!
Озяб, чай? Поди, продрог?
Да ставь ты скорее, старуха,
На стол самовар и пирог.
Сергунь! Золотой! Послушай!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И ты уж старик по годам…
Сейчас я за милую душу
Подарок тебе передам”.
“Подарок?”
“Нет…
Просто письмишко…
Да ты не спеши, голубок!
Почти что два месяца с лишком
Я с почты его приволок”.

Вскрываю… читаю… Конечно!..
Откуда же больше и ждать?
И почерк такой беспечный,
И лондонская печать.

“Вы живы?.. Я очень рада…
Я тоже, как вы, жива.
Так часто мне снится ограда,
Калитка и ваши слова.
Теперь я от вас далеко…
В России теперь апрель.
И синею заволокой
Покрыта береза и ель.
Сейчас вот, когда бумаге
Вверяю я грусть моих слов,
Вы с мельником, может, на тяге
Подслушиваете тетеревов.
Я часто хожу на пристань
И, то ли на радость, то ль в страх,
Гляжу средь судов все пристальней
На красный советский флаг.

Теперь там достигли силы.
Дорога моя ясна…
Но вы мне по-прежнему милы,
Как родина и как весна”…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Письмо как письмо.
Беспричинно.
Я в жисть бы таких не писал…

По-прежнему с шубой овчинной
Иду я на свой сеновал.
Иду я разросшимся садом,
Лицо задевает сирень.
Так мил моим вспыхнувшим взглядам
Погорбившийся плетень.
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет.
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: “Нет!”

Далекие милые были!..
Тот образ во мне не угас.

Мы все в эти годы любили,
Но, значит,
Любили и нас.

Январь 1925
Батум


===


Есенин С. А. - Заря окликает другую…


Есенин С. А.

ЗАРЯ ОКЛИКАЕТ ДРУГУЮ...

Заря окликает другую,
Дымится овсяная гладь…
Я вспомнил тебя, дорогую,
Моя одряхлевшая мать.

Как прежде ходя на пригорок,
Костыль свой сжимая в руке,
Ты смотришь на лунный опорок,
Плывущий по сонной реке.

И думаешь горько, я знаю,
С тревогой и грустью большой,
Что сын твой по отчему краю
Совсем не болеет душой.

Потом ты идешь до погоста
И, в камень уставясь в упор,
Вздыхаешь так нежно и просто
За братьев моих и сестер.

Пускай мы росли ножевые,
А сестры росли, как май,
Ты все же глаза живые
Печально не подымай.

Довольно скорбеть! Довольно!
И время тебе подсмотреть,
Что яблоне тоже больно
Терять своих листьев медь.

Ведь радость бывает редко,
Как вешняя звень поутру,
И мне — чем сгнивать на ветках —
Уж лучше сгореть на ветру.

1925 г.


====


Есенин С. А. - Синий день. День такой синий


Есенин С. А.

СИНИЙ ДЕНЬ. ДЕНЬ ТАКОЙ СИНИЙ

Чтоб не ругалась больная мать,
Я приду, как… сука,
У порога околевать.

I

Ты ведь видишь, что ночь хорошая,
Нет ни холода, ни тепла.
Так зачем же под лунной порошею
В эту ночь ты совсем не спала?

Не спала почему? Скажи мне,
Я все [вынесу], все перенесу [переживу].
И хоть месяцем желтым выжну
Непосеянную полосу.

Весне зима есть, Да, зима!
Ты ее ведь видела, любимая, сама.
Береза, как в метель с зеленым рукавом,
Хотя печалится, но не по мне живом.

Скажи же, милая, когда она печалится?
Кругом весна, и жизнь моя кончается.
Но к гробу уходя и смерть приняв постель
древесную метель.

Вот потому всегда, когда мой глаз остер,
Мне душу греет так рябиновый костер,
Но все пройдет навек, как этот жар в груди,
Береза милая, постой, не уходи.

II

Сани. Сани. Конский бег.
Поле. Петухи да ветер.
Полюбил я русский снег
Тем, что чист и светел.

Сам я русский и далек,
Никогда не скрою:
Та звезда, что дал мне рок,
Пропадет со мною.

*

Ночь проходит. Свет потух.
За окном поет петух.
И зачем в такую рань
Он поет — дурак и дрянь?

Но коль есть в том смысл и знак,
Я такой, как он, дурак.

*

Небо хмурое. Небо сурится.
К голосам я привычен и глух.
Лишь тебя только, доброй курицы,
Я желаю, далекий петух.

Нам ведь нечего делать и надо ли?
Сдохну я, только ты не ложись.
У моей, я хотел бы, падали
Процветала куриная жизнь.

III

Ты ведь видишь, что небо серое
Так и виснет и липнет к очам.
Ты прости, что я в Бога не верую —
Я молюсь ему по ночам.

Так мне нужно. И нужно молиться.
И, желая чужого тепла,
Чтоб душа, как бескрылая птица,
От земли улететь не могла.

Октябрь 1925


====


Есенин С. А. - Ты запой мне ту песню, что прежде… (сестре Шуре)


Есенин С. А.

ТЫ ЗАПОЙ МНЕ ТУ ПЕСНЮ, ЧТО ПРЕЖДЕ... (СЕСТРЕ ШУРЕ)

Ты запой мне ту песню, что прежде
Напевала нам старая мать.
Не жалея о сгибшей надежде,
Я сумею тебе подпевать.

Я ведь знаю, и мне знакомо,
Потому и волнуй и тревожь —
Будто я из родимого дома
Слышу в голосе нежную дрожь.

Ты мне пой, ну, а я с такою,
Вот с такою же песней, как ты,
Лишь немного глаза прикрою —
Вижу вновь дорогие черты.

Ты мне пой. Ведь моя отрада —
Что вовек я любил не один
И калитку осеннего сада,
И опавшие листья с рябин.

Ты мне пой, ну, а я припомню
И не буду забывчиво хмур:
Так приятно и так легко мне
Видеть мать и тоскующих кур.

Я навек за туманы и росы
Полюбил у березки стан,
И ее золотистые косы,
И холщовый ее сарафан.

Потому так и сердцу не жестко —
Мне за песнею и за вином
Показалась ты той березкой,
Что стоит под родимым окном.

13 Сентября 1925


====


Есенин С. А. - Я красивых таких не видел (сестре Шуре)


Есенин С. А.

Я КРАСИВЫХ ТАКИХ НЕ ВИДЕЛ (СЕСТРЕ ШУРЕ)

Я красивых таких не видел,
Только, знаешь, в душе затаю
Не в плохой, а в хорошей обиде —
Повторяешь ты юность мою.

Ты — мое васильковое слово,
Я навеки люблю тебя.
Как живет теперь наша корова,
Грусть соломенную теребя?

Запоешь ты, а мне любимо,
Исцеляй меня детским сном.
Отгорела ли наша рябина,
Осыпаясь под белым окном?

Что поет теперь мать за куделью?
Я навеки покинул село,
Только знаю — багряной метелью
Нам листвы на крыльцо намело.

Знаю то, что о нас с тобой вместе
Вместо ласки и вместо слез
У ворот, как о сгибшей невесте,
Тихо воет покинутый пес.

Но и все ж возвращаться не надо,
Потому и достался не в срок,
Как любовь, как печаль и отрада,
Твой красивый рязанский платок.

13 Сентября 1925


====


7.      Письмо матери - Есенин С.А.
8.      Метель - Есенин С.А. 
9.      Возвращение на родину - Есенин С.А.
10.     По-осеннему кычет сова… - Есенин С.А.



Есенин С. А. - По-осеннему кычет сова…


Есенин С. А.

ПО-ОСЕННЕМУ КЫЧЕТ СОВА...

По-осеннему кычет сова
Над раздольем дорожной рани.
Облетает моя голова,
Куст волос золотистый вянет.

Полевое, степное «ку-гу»,
Здравствуй, мать голубая осина!
Скоро месяц, купаясь в снегу,
Сядет в редкие кудри сына.

Скоро мне без листвы холодеть,
Звоном звезд насыпая уши.
Без меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать.

Новый с поля придет поэт,
В новом лес огласится свисте.
По-осеннему сыплет ветр,
По-осеннему шепчут листья.

1920 г.


====


Есенин С. А. - Возвращение на родину


Есенин С. А.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Я посетил родимые места,
Ту сельщину,
Где жил мальчишкой,
Где каланчой с березовою вышкой
Взметнулась колокольня без креста.

Как много изменилось там,
В их бедном неприглядном быте.
Какое множество открытий
За мною следовало по пятам.

Отцовский дом
Не мог я распознать;
Приметный клен уж под окном не машет,
И на крылечке не сидит уж мать,
Кормя цыплят крупитчатою кашей.

Стара, должно быть, стала…
Да, стара.
Я с грустью озираюсь на окрестность:
Какая незнакомая мне местность:
Одна, как прежняя, белеется гора,
Да у горы
Высокий серый камень.
Здесь кладбище!
Подгнившие кресты,
Как будто в рукопашной мертвецы,
Застыли с распростертыми руками.

По тропке, опершись на подожок,
Идет старик, сметая пыль с бурьяна.

“Прохожий!
Укажи, дружок,
Где тут живет Есенина Татьяна?”

“Татьяна… Гм…
Да вон за той избой.
А ты ей что?
Сродни?
Аль, может, сын пропащий?”

“Да, сын.
Но что, старик, с тобой?
Скажи мне,
Отчего ты так глядишь скорбяще?”

“Добро, мой внук,
Добро, что не узнал ты деда!..”
“Ах, дедушка, ужели это ты?”
И полилась печальная беседа
Слезами теплыми на пыльные цветы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . .

“Тебе, пожалуй, скоро будет тридцать…
А мне уж девяносто…
Скоро в гроб.
Давно пора бы было воротиться”,—
Он говорит, а сам все морщит лоб.
“Да!.. Время!..
Ты не коммунист?”
“Нет!..”
“А сестры стали комсомолки.
Такая гадость! Просто удавись!
Вчера иконы выбросили с полки,
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам…
Может, пригодится…
Пойдем домой —
Ты все увидишь сам”.

И мы идем, топча межой кукольни.
Я улыбаюсь пашням и лесам,
А дед с тоской глядит на колокольню.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

“Здорово, мать! Здорово!” —
И я опять тяну к глазам платок.
Тут разрыдаться может и корова,
Глядя на этот бедный уголок.

На стенке календарный Ленин.
Здесь жизнь сестер,
Сестер, а не моя,—
Но все ж готов упасть я на колени,
Увидев вас, любимые края.

Пришли соседи…
Женщина с ребенком.
Уже никто меня не узнает.
По-байроновски наша собачонка
Меня встречала с лаем у ворот.

Ах, милый край!
Не тот ты стал,
Не тот.
Да уж и я, конечно, стал не прежний.
Чем мать и дед грустней и безнадежней,
Тем веселей сестры смеется рот.

Конечно, мне и Ленин не икона,
Я знаю мир…
Люблю мою семью…
Но отчего-то все-таки с поклоном
Сажусь на деревянную скамью.

“Ну, говори, сестра!”
И вот сестра разводит,
Раскрыв, как Библию, пузатый “Капитал”,
О Марксе,
Энгельсе…
Ни при какой погоде
Я этих книг, конечно, не читал.

И мне смешно,
Как шустрая девчонка
Меня во всем за шиворот берет…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По-байроновски наша собачонка
Меня встречала с лаем у ворот.

1 июня 1924


====


Есенин С. А. - Метель


Есенин С. А.

МЕТЕЛЬ

Прядите, дни, свою былую пряжу,
Живой души не перестроить ввек.
Нет!
Никогда с собой я не полажу,
Себе, любимому,
Чужой я человек.

Хочу читать, а книга выпадает,
Долит зевота,
Так и клонит в сон…
А за окном
Протяжный ветр рыдает,
Как будто чуя
Близость похорон.

Облезлый клен
Своей верхушкой черной
Гнусавит хрипло
В небо о былом.
Какой он клен?
Он просто столб позорный —
На нем бы вешать
Иль отдать на слом.

И первого
Меня повесить нужно,
Скрестив мне руки за спиной,
За то, что песней
Хриплой и недужной
Мешал я спать
Стране родной.

Я не люблю
Распевы петуха
И говорю,
Что если был бы в силе,
То всем бы петухам
Я выдрал потроха,
Чтобы они
Ночьми не голосили.

Но я забыл,
Что сам я петухом
Орал вовсю
Перед рассветом края,
Отцовские заветы попирая,
Волнуясь сердцем
И стихом.

Визжит метель,
Как будто бы кабан,
Которого зарезать собрались.
Холодный,
Ледяной туман,
Не разберешь,
Где даль,
Где близь…

Луну, наверное,
Собаки съели —
Ее давно
На небе не видать.
Выдергивая нитку из кудели,
С веретеном
Ведет беседу мать.

Оглохший кот
Внимает той беседе,
С лежанки свесив
Важную главу.
Недаром говорят
Пугливые соседи,
Что он похож
На черную сову.

Глаза смежаются,
И как я их прищурю,
То вижу въявь
Из сказочной поры:
Кот лапой мне
Показывает дулю,
А мать — как ведьма
С киевской горы.

Не знаю, болен я
Или не болен,
Но только мысли
Бродят невпопад.
В ушах могильный
Стук лопат
С рыданьем дальних
Колоколен.

Себя усопшего
В гробу я вижу.
Под аллилуйные
Стенания дьячка
Я веки мертвому себе
Спускаю ниже,
Кладя на них
Два медных пятачка.

На эти деньги,
С мертвых глаз,
Могильщику теплее станет,—
Меня зарыв,
Он тот же час
Себя сивухой остаканит.

И скажет громко:
“Вот чудак!
Он в жизни
Буйствовал немало…
Но одолеть не мог никак
Пяти страниц
Из „Капитала“”.

Декабрь 1924

Год написания: 1924


====


Есенин С. А. - Письмо матери


Есенин С. А.

ПИСЬМО МАТЕРИ   *(текст стихотворения находится в начале раздела)


===


11.     Исповедь хулигана - Есенин С.А.
12.     Я покинул родимый дом… - Есенин С.А.
13.     Иорданская голубица - Есенин С.А. 
14.     Инония (пророку Иеремии) - Есенин С.А.


Есенин С. А. - Инония (пророку Иеремии)


Есенин С. А.

ИНОНИЯ (ПРОРОКУ ИЕРЕМИИ)


1

Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,—
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.

Я иное узрел пришествие —
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.

Подыму свои руки к месяцу,
Раскушу его, как орех.
Не хочу я небес без лестницы,
Не хочу, чтобы падал снег.

Не хочу, чтоб умело хмуриться
На озерах зари лицо.
Я сегодня снесся, как курица,
Золотым словесным яйцом.

Я сегодня рукой упругою
Готов повернуть весь мир…
Грозовой расплескались вьюгою
От плечей моих восемь крыл.

2

Лай колоколов над Русью грозный —
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля!

Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже Богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.

Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
Я иным тебя, Господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!

Проклинаю я дыхание Китежа
И все лощины его дорог.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже
Мы воздвигли себе чертог.

Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Обещаю вам град Инонию,
Где живет Божество живых!

Плачь и рыдай, Московия!
Новый пришел Индикоплов.
Все молитвы в твоем часослове я
Проклюю моим клювом слов.

Уведу твой народ от упования,
Дам ему веру и мощь,
Чтобы плугом он в зори ранние
Распахивал с солнцем нощь.

Чтобы поле его словесное
Выращало ульями злак,
Чтобы зерна под крышей небесною
Озлащали, как пчелы, мрак.

Проклинаю тебя я, Радонеж,
Твои пятки и все следы!
Ты огня золотого залежи
Разрыхлял киркою воды.

Стая туч твоих, по-волчьи лающих,
Словно стая злющих волков,
Всех зовущих и всех дерзающих
Прободала копьем клыков.

Твое солнце когтистыми лапами
Прокогтялось в душу, как нож.
На реках вавилонских мы плакали,
И кровавый мочил нас дождь.

Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.

Говорю вам — вы все погибнете,
Всех задушит вас веры мох.
По-иному над нашей выгибью
Вспух незримой коровой Бог.

И напрасно в пещеры селятся
Те, кому ненавистен рев.
Все равно — он иным отелится
Солнцем в наш русский кров.

Все равно — он спалит телением,
Что ковало реке брега.
Разгвоздят мировое кипение
Золотые его рога.

Новый сойдет Олипий
Начертать его новый лик.
Говорю вам — весь воздух выпью
И кометой вытяну язык.

До Египта раскорячу ноги,
Раскую с вас подковы мук…
В оба полюса снежнорогие
Вопьюся клещами рук.

Коленом придавлю экватор
И, под бури и вихря плач,
Пополам нашу землю-матерь
Разломлю, как златой калач.

И в провал, отененный бездною,
Чтобы мир весь слышал тот треск,
Я главу свою власозвездную
Просуну, как солнечный блеск.

И четыре солнца из облачья,
Как четыре бочки с горы,
Золотые рассыпав обручи,
Скатясь, всколыхнут миры.

3

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли,—
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!

Не отягивай чугунной радугой
Нив и гранитом — рек.
Только водью свободной Ладоги
Просверлит бытие человек!

Не вбивай руками синими
В пустошь потолок небес:
Не построить шляпками гвоздиными
Сияние далеких звезд.

Не залить огневого брожения
Лавой стальной руды.
Нового вознесения
Я оставлю на земле следы.

Пятками с облаков свесюсь,
Прокопытю тучи, как лось;
Колесами солнце и месяц
Надену на земную ось.

Говорю тебе — не пой молебствия
Проволочным твоим лучам.
Не осветят они пришествия,
Бегущего овцой по горам!

Сыщется в тебе стрелок еще
Пустить в его грудь стрелу.
Словно полымя, с белой шерсти его
Брызнет теплая кровь во мглу.

Звездами золотые копытца
Скатятся, взбороздив нощь.
И опять замелькает спицами
Над чулком ее черным дождь.

Возгремлю я тогда колесами
Солнца и луны, как гром;
Как пожар, размечу волосья
И лицо закрою крылом.

За уши встряхну я горы,
Копьями вытяну ковыль.
Все тыны твои, все заборы
Горстью смету, как пыль.

И вспашу я черные щеки
Нив твоих новой сохой;
Золотой пролетит сорокой
Урожай над твоей страной.

Новый он сбросит жителям
Крыл колосистых звон.
И, как жерди златые, вытянет
Солнце лучи на дол.

Новые вырастут сосны
На ладонях твоих полей.
И, как белки, желтые вёсны
Будут прыгать по сучьям дней.

Синие забрезжат реки,
Просверлив все преграды глыб.
И заря, опуская веки,
Будет звездных ловить в них рыб.

Говорю тебе — будет время,
Отплещут уста громов;
Прободят голубое темя
Колосья твоих хлебов.

И над миром с незримой лестницы,
Оглашая поля и луг,
Проклевавшись из сердца месяца,
Кукарекнув, взлетит петух.

4

По тучам иду, как по ниве, я,
Свесясь головою вниз.
Слышу плеск голубого ливня
И светил тонкоклювых свист.

В синих отражаюсь затонах
Далеких моих озер.
Вижу тебя, Инония,
С золотыми шапками гор.

Вижу нивы твои и хаты,
На крылечке старушку мать;
Пальцами луч заката
Старается она поймать.

Прищемит его у окошка,
Схватит на своем горбе,—
А солнышко, словно кошка,
Тянет клубок к себе.

И тихо под шепот речки,
Прибрежному эху в подол,
Каплями незримой свечки
Капает песня с гор:

“Слава в вышних Богу
И на земле мир!
Месяц синим рогом
Тучи прободил.

Кто-то вывел гуся
Из яйца звезды —
Светлого Исуса
Проклевать следы.

Кто-то с новой верой,
Без креста и мук,
Натянул на небе
Радугу, как лук.

Радуйся, Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.

Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе.
Наша правда — в нас!”

Январь 1918


====


Есенин С. А. - Иорданская голубица


Есенин С. А.

ИОРДАНСКАЯ ГОЛУБИЦА


1

Земля моя, златая!
Осенний светлый храм!
Гусей крикливых стая
Несется к облакам.

То душ преображенных
Несчислимая рать,
С озер поднявшись сонных,
Летит в небесный сад.

А впереди их лебедь.
В глазах, как роща, грусть.
Не ты ль так плачешь в небе,
Отчалившая Русь?

Лети, лети, не бейся,
Всему есть час и брег.
Ветра стекают в песню,
А песня канет в век.

2

Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя родина,
Я — большевик.

Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.

Крепкий и сильный,
На гибель твою,
В колокол синий
Я месяцем бью.

Братья-миряне,
Вам моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть.

3

Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань,
Снова зарею клубится
Мой луговой Иордань.

Славлю тебя, голубая,
Звездами вбитая высь.
Снова до отчего рая
Руки мои поднялись.

Вижу вас, злачные нивы,
С стадом буланых коней.
С дудкой пастушеской в ивах
Бродит апостол Андрей.

И, полная боли и гнева,
Там, на окрайне села,
Мати Пречистая Дева
Розгой стегает осла.

4

Братья мои, люди, люди!
Все мы, все когда-нибудь
В тех благих селеньях будем,
Где протоптан Млечный Путь.

Не жалейте же ушедших,
Уходящих каждый час,—
Там на ландышах расцветших
Лучше, чем в полях у нас.

Страж любви — судьба-мздоимец
Счастье пестует не век.
Кто сегодня был любимец —
Завтра нищий человек.

5

О новый, новый, новый,
Прорезавший тучи день!
Отроком солнцеголовым
Сядь ты ко мне под плетень.

Дай мне твои волосья
Гребнем луны расчесать.
Этим обычаем — гостя
Мы научились встречать.

Древняя тень Маврикии
Родственна нашим холмам,
Дождиком в нивы златые
Нас посетил Авраам.

Сядь ты ко мне на крылечко,
Тихо склонись ко плечу.
Синюю звездочку свечкой
Я пред тобой засвечу.

Буду тебе я молиться,
Славить твою Иордань…
Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань.

20 — 23 июня 1918
Константиново


====


Есенин С. А. - Я покинул родимый дом…


Есенин С. А.

Я ПОКИНУЛ РОДИМЫЙ ДОМ

Я покинул родимый дом,
Голубую оставил Русь.
В три звезды березняк над прудом
Теплит матери старой грусть.

Золотою лягушкой луна
Распласталась на тихой воде.
Словно яблонный цвет, седина
У отца пролилась в бороде.

Я не скоро, не скоро вернусь!
Долго петь и звенеть пурге.
Стережет голубую Русь
Старый клен на одной ноге,

И я знаю, есть радость в нем
Тем, кто листьев целует дождь,
Оттого, что тот старый клен
Головой на меня похож.

1918 г.


====


Есенин С. А. - Исповедь хулигана


Есенин С. А.

ИСПОВЕДЬ ХУЛИГАНА

Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.

Я нарочно иду нечесаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потемках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы.
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.

Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь Бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!

Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.

Но живет в нем задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.

Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клен перед костром зари.
О, сколько я на нем яиц из гнезд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зеленой?
По-прежнему ль крепка его кора?

А ты, любимый,
Верный пегий пес?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьем, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой ее по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.

Я все такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злаченые рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.

Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерок зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать.

Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришел, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льется бурливых волос вином.

Я хочу быть желтым парусом
В ту страну, куда мы плывем.

Ноябрь 1920


===


15.     Товарищ - Есенин С.А. - Есенин С.А. 
16.     Разбуди меня завтра рано… - Есенин С.А.
17.     О родина! - Есенин С.А. 
18.     То не тучи бродят за овином… - Есенин С.А.


Есенин С. А. - То не тучи бродят за овином…


Есенин С. А.

ТО НЕ ТУЧИ БРОДЯТ ЗА ОВИНОМ...

То не тучи бродят за овином
И не холод.
Замесила божья матерь сыну
Колоб.

Всякой снадобью она поила жито
В масле.
Испекла и положила тихо
В ясли.

Заигрался в радости младенец,
Пал в дрему,
Уронил он колоб золоченый
На солому.

Покатился колоб за ворота
Рожью.
Замутили слезы душу голубую
Божью.

Говорила божья матерь сыну
Советы:
«Ты не плачь, мой лебеденочек,
Не сетуй.

На земле все люди человеки,
Чада.
Хоть одну им малую забаву
Надо.

Жутко им меж темных
Перелесиц,
Назвала я этот колоб —
Месяц».

1916 г.


====


Есенин С. А. - О родина!


Есенин С. А.

О РОДИНА!

О родина, о новый
С златою крышей кров,
Труби, мычи коровой,
Реви телком громов.

Брожу по синим селам,
Такая благодать.
Отчаянный, веселый,
Но весь в тебя я, мать.

В училище разгула
Крепил я плоть и ум.
С березового гула
Растет твой вешний шум.

Люблю твои пороки,
И пьянство, и разбой,
И утром на востоке
Терять себя звездой.

И всю тебя, как знаю,
Хочу измять и взять,
И горько проклинаю
За то, что ты мне мать.

1917 г.


====


Есенин С. А. - Разбуди меня завтра рано…


Есенин С. А.

РАЗБУДИ МЕНЯ ЗАВТРА РАНО...

Разбуди меня завтра рано,
О моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать.

Я сегодня увидел в пуще
След широких колес на лугу.
Треплет ветер под облачной кущей
Золотую его дугу.

На рассвете он завтра промчится,
Шапку-месяц пригнув под кустом,
И игриво взмахнет кобылица
Над равниною красным хвостом.

Разбуди меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет.
Говорят, что я скоро стану
Знаменитый русский поэт.

Воспою я тебя и гостя,
Нашу печь, петуха и кров…
И на песни мои прольется
Молоко твоих рыжих коров.

1917 г.


====


Есенин С. А. - Товарищ


Есенин С. А.

ТОВАРИЩ

Он был сыном простого рабочего,
И повесть о нем очень короткая.
Только и было в нем, что волосы как ночь
Да глаза голубые, кроткие.
Отец его с утра до вечера
Гнул спину, чтоб прокормить крошку;
Но ему делать было нечего,
И были у него товарищи: Христос да кошка.
Кошка была старая, глухая,
Ни мышей, ни мух не слышала,
А Христос сидел на руках у матери
И смотрел с иконы на голубей под крышею.
Жил Мартин, и никто о нем не ведал.
Грустно стучали дни, словно дождь по железу.
И только иногда за скудным обедом
Учил его отец распевать марсельезу.
«Вырастешь, — говорил он, — поймешь…
Разгадаешь, отчего мы так нищи!»
И глухо дрожал его щербатый нож
Над черствой горбушкой насущной пищи.
Но вот под тесовым
Окном —
Два ветра взмахнули
Крылом;
То с вешнею полымью
Вод
Взметнулся российский
Народ…
Ревут валы,
Поет гроза!
Из синей мглы
Горят глаза.
За взмахом взмах,
Над трупом труп;
Ломает страх
Свой крепкий зуб.
Все взлет и взлет,
Все крик и крик!
В бездонный рот
Бежит родник…
И вот кому-то пробил
Последний, грустный час..
Но верьте, он не сробел
Пред силой вражьих глаз!
Душа его, как прежде,
Бесстрашна и крепка,
И тянется к надежде
Бескровная рука.
Он незадаром прожил,
Недаром мял цветы;
Но не на вас похожи
Угасшие мечты…
Нечаянно, негаданно
С родимого крыльца
Донесся до Мартина
Последний крик отца.
С потухшими глазами,
С пугливой синью губ,
Упал он на колени,
Обняв холодный труп.
Но вот приподнял брови,
Протер рукой глаза,
Вбежал обратно в хату
И стал под образа.
«Исус, Исус, ты слышишь?
Ты видишь?  Я один.
Тебя зовет и кличет
Товарищ твой Мартин!
Отец лежит убитый,
Но он не пал, как трус.
Я слышу, он зовет нас,
О верный мой Исус.
Зовет он нас на помощь,
Где бьется русский люд,
Велит стоять за волю,
За равенство и труд!..»
И, ласково приемля
Речей невинных звук,
Сошел Исус на землю
С неколебимых рук.
Идут ручка с рукою,
А ночь черна, черна!..
И пыжится бедою
Седая тишина.
Мечты цветут надеждой
Про вечный, вольный рок.
Обоим нежит вежды
Февральский ветерок.
Но вдруг огни сверкнули…
Залаял медный груз.
И пал, сраженный пулей,
Младенец Иисус.
Слушайте:
Больше нет воскресенья!
Тело его предали погребенью
Он лежит
На Марсовом
Поле.
А там, где осталась мать,
Где ему не бывать
Боле,
Сидит у окошка
Старая кошка,
Ловит лапой луну…
Ползает Мартин по полу:
«Соколы вы мои, соколы,
В плену вы,
В плену!»
Голос его все глуше, глуше,
Кто-то давит его, кто-то душит,
Палит огнем.
Но спокойно звенит
За окном,
То погаснув, то вспыхнув
Снова,
Железное
Слово:
«Рре-эс-пуу-ублика!»

1917 г.


===
 

19.     Вечер, как сажа… - Есенин С.А. 
20.     Удалец - Есенин С.А.
21.     Ус - Есенин С.А.
22.     Сиротка - Есенин С.А. 


Есенин С. А. - Сиротка


Есенин С. А.

СИРОТКА

Маша — круглая сиротка.
Плохо, плохо Маше жить,
Злая мачеха сердито
Без вины ее бранит.

Неродимая сестрица
Маше места не дает,
Плачет Маша втихомолку
И украдкой слезы льет.

Не перечит Маша брани,
Не теряет дерзких слов,
А коварная сестрица
Отбивает женихов.

Злая мачеха у Маши
Отняла ее наряд,
Ходит Маша без наряда,
И ребята не глядят.

Ходит Маша в сарафане,
Сарафан весь из заплат,
А на мачехиной дочке
Бусы с серьгами гремят.

Сшила Маша на подачки
Сарафан себе другой
И на голову надела
Полушалок голубой.

Хочет Маша понарядней
В церковь божию ходить
И у мачехи сердитой
Просит бусы ей купить.

Злая мачеха на Машу
Засучила рукава,
На устах у бедной Маши
Так и замерли слова.

Вышла Маша, зарыдала,
Только некуда идти,
Побежала б на кладбище,
Да могилки не найти.

Замела седая вьюга
Поле снежным полотном,
По дороженькам ухабы,
И сугробы под окном.

Вышла Маша на крылечко,
Стало больно ей невмочь.
А другом лишь воет ветер,
А кругом лишь только ночь.

Плачет Маша у крылечка,
Притаившись за углом,
И заплаканные глазки
Утирает рукавом.

Плачет Маша, крепнет стужа.
Злится дедушка-мороз,
А из глаз ее, как жемчуг,
Вытекают капли слез.

Вышел месяц из-за тучек,
Ярким светом заиграл.
Видит Маша — на приступке
Кто-то бисер разметал.

От нечаянного счастья
Маша глазки подняла
И застывшими руками
Крупный жемчуг собрала.

Только Маша за колечко
Отворяет дверь рукой, —
А с высокого сугроба
К ней бежит старик седой:

«Эй, красавица, постой-ка,
Замела совсем пурга!
Где-то здесь вот на крылечке
Позабыл я жемчуга».

Маша с тайною тревогой
Робко глазки подняла
И сказала, запинаясь:
«Я их в фартук собрала».

И из фартука стыдливо,
Заслонив рукой лицо,
Маша высыпала жемчуг
На обмерзшее крыльцо.

«Стой, дитя, не сыпь, не надо, —
Говорит старик седой, —
Это бисер ведь на бусы,
Это жемчуг, Маша, твой».

Маша с радости смеется,
Закраснелася, стоит,
А старик, склонясь над нею,
Так ей нежно говорит:

«О дитя, я видел, видел,
Сколько слез ты пролила
И как мачеха лихая
Из избы тебя гнала.

А в избе твоя сестрица
Любовалася собой
И, расчесывая косы,
Хохотала над тобой.

Ты рыдала у крылечка,
А кругом мела пурга,
Я в награду твои слезы
Заморозил в жемчуга.

За тебя, моя родная,
Стало больно мне невмочь
И озлобленным дыханьем
Застудил я мать и дочь.

Вот и вся моя награда
За твои потоки слез…
Я ведь, Маша, очень добрый,
Я ведь дедушка-мороз».

И исчез мороз трескучий…
Маша жемчуг собрала
И, прислушиваясь к вьюге,
Постояла и ушла.

Утром Маша рано-рано
Шла могилушку копать,
В это время царедворцы
Шли красавицу искать.

Приказал король им строго
Обойти свою страну
И красавицу собою
Отыскать себе жену.

Увидали они Машу,
Стали Маше говорить,
Только Маша порешила
Прежде мертвых схоронить.

Тихо справили поминки,
На душе утихла боль,
И на Маше, на сиротке,
Повенчался сам король.

Год написания: 1914


====


Есенин С. А. - Ус


Есенин С. А.

УС

Не белы снега по-над Доном
Заметали степь синим звоном.
Под крутой горой, что ль под тыном,
Расставалась мать с верным сыном.

«Ты прощай, мой сын, прощай, чадо,
Знать, пришла пора, ехать надо!
Захирел наш дол по-над Доном,
Под пятой Москвы, под полоном».

То не водный звон за путиной —
Бьет копытом конь под осиной.
Под красневу дремь, под сугредок
Отвечал ей сын напоследок:

«Ты не стой, не плачь на дорогу,
Зажигай свечу, молись богу.
Соберу я Дон, вскручу вихорь,
Полоню царя, сниму лихо».

Не река в бугор била пеной —
Вынимал он нож с подколена,
Отрезал с губы ус чернявый,
Говорил слова над дубравой:

«Уж ты, мать моя, голубица,
Сбереги ты ус на божнице;
Окропи его красным звоном,
Положи его под икону!»

Гикал-ухал он под туманом,
Подымалась пыль за курганом.
А она в ответ, как не рада:
«Уж ты сын ли мой, мое чадо!»

*

На крутой горе, под Калугой,
Повенчался Ус с синей вьюгой.
Лежит он на снегу под елью,
С весела-разгула, с похмелья.

Перед ним все знать да бояры,
В руках золотые чары.
«Не гнушайся ты, Ус, не злобуй,
Подымись, хоть пригубь, попробуй!

Нацедили мы вин красносоких
Из грудей из твоих из высоких.
Как пьяна с них твоя супруга,
Белокосая девица-вьюга!»

Молчит Ус, не кинет взгляда, —
Ничего ему от земли не надо.
О другой он земле гадает,
О других небесах вздыхает…

*

Заждалася сына дряхлая вдовица,
День и ночь горюя, сидя под божницей.
Вот прошло-проплыло уж второе лето,
Снова снег на поле, а его все нету.

Подошла, взглянула в мутное окошко…
«Не одна ты в поле катишься, дорожка!»
Свищет сокол-ветер, бредит тихим Доном.
«Хорошо б прижаться к золотым иконам…»

Села и прижалась, смотрит кротко-кротко…
«На кого ж похож ты, светлоглазый отрок?..
А! — сверкнули слезы над увядшим усом. —
Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»

Радостью светит она из угла.
Песню запела и гребень взяла.

Лик ее старческий ласков и строг.
Встанет, присядет за печь, на порог.

Вечер морозный, как волк, темно-бур…
Кличет цыплят и нахохленных кур:

«Цыпушки-цыпы, свет-петушок!..»
Крепок в руке роговой гребешок.

Стала, уставилась лбом в темноту,
Чешет волосья младенцу Христу.

1914 г.


====


Есенин С. А. - Удалец


Есенин С. А.

УДАЛЕЦ

Ой, мне дома не сидится,
Размахнуться б на войне.
Полечу я быстрой птицей
На саврасом скакуне.

Не ревите, мать и тетка,
Слезы сушат удальца.
Подарила мне красотка
Два серебряных кольца.

Эх, достану я ей пикой
Душегрейку на меху.
Пусть от радости великой
Ходит ночью к жениху.

Ты гори, моя зарница,
Не страшён мне вражий стан.
Зацелует баловница,
Как куплю ей сарафан.

Отчего вам хныкать, бабы,
Домекнуться не могу.
Али руки эти слабы,
Что пешню согнут в дугу.

Буду весел я до гроба,
Удалая голова.
Провожай меня, зазноба,
Да держи свои слова.

Год написания: 1914-1915


====


Есенин С. А. - Вечер, как сажа…


Есенин С. А.

ВЕЧЕР, КАК САЖА...

Вечер, как сажа,
Льется в окно.
Белая пряжа
Ткет полотно.

Пляшет гасница,
Прыгает тень.
В окна стучится
Старый плетень.

Липнет к окошку
Черная гать.
Девочку-крошку
Байкает мать.

Взрыкает зыбка
Сонный тропарь:
“Спи, моя рыбка,
Спи, не гутарь”.

1914-1916 гг.


==


23.     Молитва матери - Есенин С.А. 
24.     В хате - Есенин С.А.
25.     Исповедь самоубийцы  - Есенин С.А. 



Есенин С. А. - Исповедь самоубийцы


Есенин С. А.

ИСПОВЕДЬ САМОУБИЙЦЫ

Простись со мною, мать моя,
Я умираю, гибну я!
Больную скорбь в груди храня,
Ты не оплакивай меня.

Не мог я жить среди людей,
Холодный яд в душе моей.
И то, чем жил и что любил,
Я сам безумно отравил.

Своею гордою душой
Прошел я счастье стороной.
Я видел пролитую кровь
И проклял веру и любовь.

Я выпил кубок свой до дна,
Душа отравою полна.
И вот я гасну в тишине,
Но пред кончиной легче мне.

Я стер с чела печать земли,
Я выше трепетных в пыли.
И пусть живут рабы страстей —
Противна страсть душе моей.

Безумный мир, кошмарный сон,
А жизнь есть песня похорон.
И вот я кончил жизнь мою,
Последний гимн себе пою.

А ты с тревогою больной
Не плачь напрасно надо мной.

1913-1915 гг.


====


Есенин С. А. - В хате


Есенин С. А.

В ХАТЕ

Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.

Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.

Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.

Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.

А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.

1914 г.


===


Есенин С. А. - Молитва матери


Есенин С. А.

МОЛИТВА МАТЕРИ *(текст стихотворения находится в начале раздела)



***   ***

==================================> Блок А.А. (22) <=============================
1.      Из газет
2.      Коршун
3.      Милая девушка, что ты колдуешь…
4.      Мы не торопимся заране…
5.      Моей матери («Друг, посмотри, как в равнине небесной…»)
6.      Моей матери («Спустилась мгла, туманами чревата…»)
7.      Моей матери («Чем больней душе мятежной…») 
8.      Моей матери («Тихо. И будет всё тише…») 
9.      Моей матери («Помнишь думы? Они улетели…») 
10. Нет имени тебе, мой дальний…
11. Гроб невесты легкой тканью…
12. Всё на земле умрет — и мать, и младость…
13. Ветер стих, и слава заревая…
14. Повеселясь на буйном пире…
15. Поэт
16. В лапах косматых и страшных…
17. Сон
18. Сын и мать
19. Черная кровь
20. Аветик Исаакян. Моей матери
21. Я насадил мой светлый рай…
22. Я — человек и мало богу равен…

***

Блок А.А.

1.       Из газет - Блок А. А.
2.       Коршун - Блок А. А.
3.       Милая девушка, что ты колдуешь… - Блок А. А.
4.       Мы не торопимся заране… - Блок А. А.


Блок А. А. - Мы не торопимся заране…


Блок А. А.

МЫ НЕ ТОРОПИМСЯ ЗАРАНЕЕ...

Мы не торопимся заране
Огни ненужные зажечь,
Уже милее прежних встреч —
В вечернем встретиться тумане.
И пусть докучливая мать
Не будет наших разговоров
Дозором поздним нарушать.
Уйдем от материнских взоров,
И пусть прервется речи нить.
Так сладко в час очарованья
Твои волненья и молчанья
И тайные мечты следить.

29 апреля 1900

Год написания: 1900

===

Блок А. А. - Милая девушка, что ты колдуешь…


Блок А. А.

МИЛАЯ ДЕВУШКА, ЧТО ТЫ КОЛДУЕШЬ...

Милая девушка, что ты колдуешь
Черным зрачком и плечом?
Так и меня ты, пожалуй, взволнуешь,
Только — я здесь ни при чем.
Знаю, что этой игрою опасной
Будешь ты многих пленять,
Что превратишься из женщины страстной
В умную нежную мать.
Но, испытавши судьбы перемены, —
Сколько блаженств и потерь! —
Вновь ты родишься из розовой пены
Точно такой, как теперь.

9 декабря 1915

Год написания: 1915

===

Блок А. А. - Коршун


Блок А. А.

КОРШУН

Чертя за кругом плавный круг,
Над сонным лугом коршун кружит
И смотрит на пустынный луг. —
В избушке мать над сыном тужит:
«На хлеба, на, на грудь, соси,
Расти, покорствуй, крест неси».
Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней. —
Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?

22 марта 1916

Год написания: 1916

===

Блок А. А. - Из газет


Блок А. А.

ИЗ ГАЗЕТ

Встала в сияньи. Крестила детей.
И дети увидели радостный сон.
Положила, до полу клонясь головой,
Последний земной поклон.
Коля проснулся. Радостно вздохнул,
Голубому сну еще рад наяву.
Прокатился и замер стеклянный гул:
Звенящая дверь хлопнула внизу.
Прошли часы. Приходил человек
С оловянной бляхой на теплой шапке.
Стучал и дожидался у двери человек.
Никто не открыл. Играли в прятки.
Были веселые морозные Святки,
Прятали мамин красный платок.
В платке уходила она по утрам.
Сегодня оставила дома платок:
Дети прятали его по углам.
Подкрались сумерки. Детские тени
Запрыгали на стене при свете фонарей.
Кто-то шел по лестнице, считая ступени.
Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.
Дети прислушались. Отворили двери
Толстая соседка принесла им щей.
Сказала: «Кушайте». Встала на колени
И, кланяясь, как мама, крестила детей.
Мамочке не больно, розовые детки
Мамочка сама на рельсы легла.
Доброму человеку, толстой соседке,
Спасибо, спасибо. Мама не могла…
Мамочке хорошо. Мама умерла

27 декабря 1903

Год написания: 1903


====

5.       Моей матери («Друг, посмотри, как в равнине небесной…») - Блок А. А. 
6.       Моей матери («Спустилась мгла, туманами чревата…») - Блок А. А.
7.       Моей матери («Чем больней душе мятежной…») - Блок А. А.
8.       Моей матери («Тихо. И будет всё тише…») - Блок А. А.
9.       Моей матери («Помнишь думы? Они улетели…») - Блок А. А.



Блок А. А. - Моей матери («Помнишь думы? Они улетели…»)


Блок А. А.

МОЕЙ МАТЕРИ («ПОМНИШ ДУМЫ? ОНИ УЛЕТЕЛИ...»)

Помнишь думы? Они улетели.
Отцвели завитки гиацинта.
Мы провидели светлые цели
В отдаленных краях лабиринта.
Нам казалось: мы кратко блуждали.
Нет, мы прожили долгие жизни…
Возвратились — и нас не узнали,
И не встретили в милой отчизне.
И никто не спросил о Планете,
Где мы близились к юности вечной…
Пусть погибнут безумные дети
За стезей ослепительно млечной!
Но в бесцельном, быть может, круженьи —
Были мы, как избранники, нищи.
И теперь возвратились в сомненьи
В дорогое, родное жилище…
Так. Не жди изменений бесцельных,
Не смущайся забвеньем. Не числи.
Пусть к тебе — о краях запредельных
Не придут и спокойные мысли.
Но, прекрасному прошлому радо, —
Пусть о будущем сердце не плачет.
Тихо ведаю: будет награда:
Ослепительный Всадник прискачет.

4 декабря 1904

Год написания: 1904

===

Блок А. А. - Моей матери («Тихо. И будет всё тише…»)


Блок А. А.

МОЕЙ МАТЕРИ («ТИХО. И БУДЕТ ВСЕ ТИШЕ...»)

Тихо. И будет всё тише.
Флаг бесполезный опущен.
Только флюгарка на крыше
Сладко поет о грядущем.
Ветром в полнебе раскинут,
Дымом и солнцем взволнован,
Бедный петух очарован,
В синюю глубь опрокинут.
В круге окна слухового
Лик мой, как нимбом, украшен.
Профиль лица воскового
Правилен, прост и нестрашен.
Смолы пахучие жарки,
Дали извечно туманны…
Сладки мне песни флюгарки:
Пой, петушок оловянный!

Июль 1905

Год написания: 1905

===

Блок А. А. - Моей матери («Чем больней душе мятежной…»)


Блок А. А.

МОЕЙ МАТЕРИ («ЧЕМ БОЛЬНЕЙ ДУШЕ МЯТЕЖНОЙ…»)

Чем больней душе мятежной,
Тем ясней миры.
Бог лазурный, чистый, нежный
Шлет свои дары.
Шлет невзгоды и печали,
Нежностью объят.
Но чрез них в иные дали
Проникает взгляд.
И больней душе мятежной,
Но ясней миры.
Это бог лазурный, нежный
Шлет свои дары.

8 марта 1901

Год написания: 1901

===

Блок А. А. - Моей матери («Спустилась мгла, туманами чревата…»)


Блок А. А.

МОЕЙ МАТЕРИ («СПУСТИЛАСЬ МГЛА, ТУМАНАМИ ЧРЕВАТА…»)

Спустилась мгла, туманами чревата.
Ночь зимняя тускла и сердцу не чужда.
Объемлет сирый дух бессилие труда,
Тоскующий покой, какая-то утрата.
Как уследишь ты, чем душа больна,
И, милый друг, чем уврачуешь раны?
Ни ты, ни я сквозь зимние туманы
Не можем зреть, зачем тоска сильна.
И нашим ли умам поверить, что когда-то
За чей-то грех на нас наложен гнет?
И сам покой тосклив, и нас к земле гнетет
Бессильный труд, безвестная утрата?

22 ноября 1899

Год написания: 1899

===

Блок А. А. - Моей матери («Друг, посмотри, как в равнине небесной…»)


Блок А. А.

МОЕЙ МАТЕРИ («ДРУГ, ПОСМОТРИ, КАК В РАВНИНЕ НЕБЕСНОЙ…»)

Друг, посмотри, как в равнине небесной
Дымные тучки плывут под луной,
Видишь, прорезал эфир бестелесный
Свет ее бледный, бездушный, пустой?
Полно смотреть в это звездное море,
Полно стремиться к холодной луне!
Мало ли счастья в житейском просторе?
Мало ли жару в сердечном огне?
Месяц холодный тебе не ответит
Звезд отдаленных достигнуть нет сил…
Холод могильный везде тебя встретит
В дальней стране безотрадных светил…

Июль 1898

Год написания: 1898

====


10.      Нет имени тебе, мой дальний… - Блок А. А.
11.      Гроб невесты легкой тканью… - Блок А. А.
12.      Всё на земле умрет — и мать, и младость… - Блок А. А.
13.      Ветер стих, и слава заревая… - Блок А. А.



Блок А. А. - Ветер стих, и слава заревая…
Моей матери


Блок А. А.

ВЕТЕР СТИХ, И СЛАВА ЗАРЕВАЯ...
Моей матери

Ветер стих, и слава заревая
Облекла вон те пруды.
Вон и схимник. Книгу закрывая,
Он смиренно ждет звезды.
Но бежит шоссейная дорога,
Убегает вбок…
Дай вздохнуть, помедли, ради бога,
Не хрусти, песок!
Славой золотеет заревою
Монастырский крест издалека.
Не свернуть ли к вечному покою?
Да и что за жизнь без клобука?..
И опять влечет неудержимо
Вдаль из тихих мест
Путь шоссейный, пробегая мимо,
Мимо инока, прудов и звезд…

Август 1914

Год написания: 1914


====

Блок А. А. - Всё на земле умрет — и мать, и младость…


Блок А. А.

ВСЕ НА ЗЕМЛЕ УМРЕТ - И МАТЬ, И МЛАДОСТЬ...

Всё на земле умрет — и мать, и младость,
Жена изменит, и покинет друг.
Но ты учись вкушать иную сладость,
Глядясь в холодный и полярный круг.
Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда — и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись…
И забывай страстей бывалый край.
И к вздрагиваньям медленного хлада
Усталую ты душу приучи,
Чтоб было здесь ей ничего не надо,
Когда оттуда ринутся лучи.

7 сентября 1909

Год написания: 1909


====

Блок А. А. - Гроб невесты легкой тканью…


Блок А. А.

ГРОБ НЕВЕСТЫ ЛЕГКОЙ ТКАНЬЮ...

Гроб невесты легкой тканью
Скрыт от глаз в соборной мгле.
Пресвятая тонкой дланью
Охраняет на земле.
Кто у гроба в час закатный?
Мать и солнечная сень.
Третий с ними — благодатный
Несмежающийся день.
Над ее бессмертной дрёмой
Нить Свершений потекла…
Это — Третий — Незнакомый
Кротко смотрит в купола.

5 ноября 1904

Год написания: 1904


====

Блок А. А. - Нет имени тебе, мой дальний…


Блок А. А.

НЕТ ИМЕНИ ТЕБЕ, МОЙ ДАЛЬНИЙ...

Нет имени тебе, мой дальний.
Вдали лежала мать, больна.
Над ней склонялась всё печальней
Ее сиделка — тишина.
Но счастье было безначальней,
Чем тишина. Была весна.
Ты подходил к стеклянной двери
И там стоял, в саду, маня
Меня, задумчивую Мэри,
Голубоокую меня.
Я проходила тихой залой
Сквозь дрёму, шелесты и сны…
И на балконе тень дрожала
Ее сиделки — тишины…
Мгновенье — в зеркале старинном
Я видела себя, себя…
И шелестила платьем длинным
По ступеням — встречать тебя.
И жали руку эти руки…
И трепетала в них она…
Но издали летели звуки:
Там… задыхалась тишина,
И миг еще — в оконной раме
Я видела — уходишь ты…
И в окна к бедной, бедной маме
С балкона кланялись цветы…
К ней прилегла в опочивальне
Ее сиделка — тишина…
Я здесь, в моей девичьей спальне,
И рук не разомкнуть… одна…
Нет имени тебе, весна.
Нет имени тебе, мой дальний.

Октябрь 1906

Год написания: 1906


====

14.       Повеселясь на буйном пире… - Блок А. А.
15.       Поэт - Блок А. А.
16.       В лапах косматых и страшных… - Блок А. А.
17.       Сон - Блок А. А.


Блок А. А. - Сон
Моей матери


Блок А. А.

СОН
Моей матери

Я видел сон: мы в древнем склепе
Схоронены; а жизнь идет
Вверху — всё громче, всё нелепей;
И день последний настает.
Чуть брежжит утро Воскресенья.
Труба далекая слышна.
Над нами — красные каменья
И мавзолей из чугуна.
И он идет из дымной дали;
И ангелы с мечами — с ним;
Такой, как в книгах мы читали,
Скучая и не веря им.
Под аркою того же свода
Лежит спокойная жена;
Но ей не дорога свобода:
Не хочет воскресать она…
И слышу, мать мне рядом шепчет:
«Мой сын, ты в жизни был силен:
Нажми рукою свод покрепче,
И камень будет отвален». —
«Нет, мать. Я задохнулся в гробе,
И больше нет бывалых сил.
Молитесь и просите обе,
Чтоб ангел камень отвалил».

20 июня 1910

Год написания: 1910


====

Блок А. А. - В лапах косматых и страшных…


Блок А. А.

В ЛАПАХ КОСМАТЫХ И СТРАШНЫХ...

В лапах косматых и страшных
Колдун укачал весну.
Вспомнили дети о снах вчерашних,
Отошли тихонько ко сну.
Мама крестила рукой усталой,
Никому не взглянула в глаза.
На закате полоской алой
Покатилась к земле слеза.
«Мама, красивая мама, не плачь ты!
Золотую птицу мы увидим во сне.
Всю вчерашнюю ночь она пела с мачты,
А корабль уплывал к весне.
Он плыл и качался, плыл и качался,
А бедный матросик смотрел на юг:
Он друга оставил и в слезах надрывался, —
Верно, есть у тебя печальный друг?»
«Милая девочка, спи, не тревожься,
Ты сегодня другое увидишь во сне.
Ты к вчерашнему сну никогда не вернешься:
Одно и то же снится лишь мне…»

Август 1905

Год написания: 1905

====

Блок А. А. - Поэт


Блок А. А.

ПОЭТ

Сидят у окошка с папой.
Над берегом вьются галки.
— Дождик, дождик! Скорей закапай!
У меня есть зонтик на палке!
— Там весна. А ты — зимняя пленница,
Бедная девочка в розовом капоре…
Видишь, море за окнами пенится?
Полетим с тобой, девочка, за? море.
— А за морем есть мама?
— Нет.
— А где мама?
— Умерла.
— Что это значит?
— Это значит: вон идет глупый поэт:
Он вечно о чем-то плачет.
— О чем?
— О розовом капоре.
— Так у него нет мамы?
— Есть. Только ему нипочем:
Ему хочется за? море,
Где живет Прекрасная Дама.
— А эта Дама — добрая?
— Да.
— Так зачем же она не приходит?
— Она не придет никогда:
Она не ездит на пароходе.
Подошла ночка,
Кончился разговор папы с дочкой.

Июль 1905

Год написания: 1905

====

Блок А. А. - Повеселясь на буйном пире…
Моей матери


Блок А. А.

ПОВЕСЕЛЯСЬ НА БУЙНОМ ПИРЕ...
Моей матери

Повеселясь на буйном пире,
Вернулся поздно я домой;
Ночь тихо бродит по квартире,
Храня уютный угол мой.
Слились все лица, все обиды
В одно лицо, в одно пятно;
И ветр ночной поет в окно
Напевы сонной панихиды…
Лишь соблазнитель мой не спит;
Он льстиво шепчет: «Вот твой скит.
Забудь о временном, о пошлом
И в песнях свято лги о прошлом».

6 января 1912

Год написания: 1912


====


18.       Сын и мать - Блок А. А. 
19.       Черная кровь - Блок А. А.
20.       Аветик Исаакян. Моей матери - Блок А. А.


Блок А. А. - Аветик Исаакян. Моей матери


Блок А. А.

АВЕТИК ИСААКЯН. МОЕЙ МАТЕРИ

1
От родимой страны удалился
Я, изгнанник, без крова и сна,
С милой матерью я разлучился,
Бедный странник, лишился я сна.
С гор вы, пестрые птицы, летите,
Не пришлось ли вам мать повстречать?
Ветерки, вы с морей шелестите,
Не послала ль привета мне мать?
Ветерки пролетели бесшумно,
Птицы мимо промчались на юг.
Мимо сердца с тоскою безумной —
Улетели бесшумно на юг.
По лицу да по ласковой речи
Стосковался я, мать моя, джан,
Джан — ласкательное название.
Был бы сном я — далече, далече
Полетел бы к тебе, моя джан.
Ночью душу твою целовал бы,
Обнимал бы, как сонный туман,
К сердцу в жгучей тоске припадал бы,
И смеялся и плакал бы, джан!

2
Мне грезится: вечер мирен и тих,
Над домом стелется тонкий дым,
Чуть зыблются ветви родимых ив,
Сверчок трещит в щели?, невидим.
У огня сидит моя старая мать,
Тихонько с ребенком моим грустит.
Сладко-сладко, спокойно дремлет дитя,
И мать моя, молча, молитву творит.
«Пусть прежде всех поможет господь
Всем дальним странникам, всем больным,
Пусть после всех поможет господь
Тебе, мой бедный изгнанник, мой сын».
Над мирным домом струится дым,
Мать над сыном моим молитву творит,
Сверчок трещит в щели?, невидим,
Родимая ива едва шелестит.

Год написания: 1915


====

Блок А. А. - Черная кровь


Блок А. А.

ЧЕРНАЯ КРОВЬ

1
В пол-оборота ты встала ко мне,
Грудь и рука твоя видится мне.
Мать запрещает тебе подходить,
Мне — искушенье тебя оскорбить!
Нет, опустил я напрасно глаза,
Дышит, преследует, близко — гроза…
Взор мой горит у тебя на щеке,
Трепет бежит по дрожащей руке…
Ширится круг твоего мне огня,
Ты, и не глядя, глядишь на мня!
Пеплом подернутый бурный костер —
Твой не глядящий, скользящий твой взор!
Нет! Не смирит эту черную кровь
Даже — свидание, даже — любовь!
2 января 1914

2
Я гляжу на тебя. Каждый демон во мне
Притаился, глядит.
Каждый демон в тебе сторожит,
Притаясь в грозовой тишине…
И вздымается жадная грудь…
Этих демонов страшных вспугнуть?
Нет! Глаза отвратить, и не сметь, и не сметь
В эту страшную пропасть глядеть!
22 марта 1914

3
Даже имя твое мне презренно,
Но, когда ты сощуришь глаза,
Слышу, воет поток многопенный,
Из пустыни подходит гроза.
Глаз молчит, золотистый и карий,
Горла тонкие ищут персты…
Подойди. Подползи. Я ударю —
И, как кошка, ощеришься ты…
30 января 1914

4
О, нет! Я не хочу, чтоб пали мы с тобой
В объятья страшные. Чтоб долго длились муки,
Когда — ни расплести сцепившиеся руки,
Ни разомкнуть уста — нельзя во тьме ночной!
Я слепнуть не хочу от молньи грозовой,
Ни слушать скрипок вой (неистовые звуки!),
Ни испытать прибой неизреченной скуки,
Зарывшись в пепел твой горящей головой!
Как первый человек, божественным сгорая,
Хочу вернуть навек на синий берег рая
Тебя, убив всю ложь и уничтожив яд…
Но ты меня зовешь! Твой ядовитый взгляд
Иной пророчит рай! — Я уступаю, зная,
Что твой змеиный рай — бездонной скуки ад.
Февраль 1912

5
Вновь у себя… Унижен, зол и рад.
Ночь, день ли там, в окне?
Вон месяц, как паяц, над кровлями громад
Гримасу корчит мне…
Дневное солнце — прочь, раскаяние — прочь!
Кто смеет мне помочь?
В опустошенный мозг ворвется только ночь,
Ворвется только ночь!
В пустую грудь один, один проникнет взгляд,
Вопьется жадный взгляд…
Всё отойдет навек, настанет никогда,
Когда ты крикнешь: Да!
29 января 1914

6
Испугом схвачена, влекома
В водоворот…
Как эта комната знакома!
И всё навек пройдет?
И, в ужасе, несвязно шепчет…
И, скрыв лицо,
Пугливых рук свивает крепче
Певучее кольцо…
…И утра первый луч звенящий
Сквозь желтых штор…
И чертит бог на теле спящей
Свой световой узор.
2 января 1914

7
Ночь — как века, и томный трепет,
И страстный бред,
Уст о блаженно-странном лепет,
В окне — старинный, слабый свет.
Несбыточные уверенья,
Нет, не слова —
То, что теряет всё значенье,
Забрежжит бледный день едва…
Тогда — во взгляде глаз усталом —
Твоя в нем ложь!
Тогда мой рот извивом алым
На твой таинственно похож!
27 декабря 1913

8
Я ее победил, наконец!
Я завлек ее в мой дворец!
Три свечи в бесконечной дали.
Мы в тяжелых коврах, в пыли.
И под смуглым огнем трех свеч
Смуглый бархат открытых плеч,
Буря спутанных кос, тусклый глаз,
На кольце — померкший алмаз,
И обугленный рот в крови
Еще просит пыток любви…
А в провале глухих око?н
Смутный шелест многих знамен,
Звон, и трубы, и конский топ,
И качается тяжкий гроб.
— О, любимый, мы не одни!
О, несчастный, гаси огни!..
— Отгони непонятный страх —
Это кровь прошумела в ушах.
Близок вой похоронных труб,
Смутен вздох охладевших губ:
— Мой красавец, позор мой, бич…
Ночь бросает свой мглистый клич,
Гаснут свечи, глаза, слова…
— Ты мертва, наконец, мертва!
Знаю, выпил я кровь твою…
Я кладу тебя в гроб и пою, —
Мглистой ночью о нежной весне
Будет петь твоя кровь во мне!
Октябрь 1909

9
Над лучшим созданием божьим
Изведал я силу презренья.
Я палкой ударил ее.
Поспешно оделась. Уходит.
Ушла. Оглянулась пугливо
На сизые окна мои.
И нет ее. В сизые окна
Вливается вечер ненастный,
А дальше, за мраком ненастья,
Горит заревая кайма.
Далекие, влажные долы
И близкое, бурное счастье!
Один я стою и внимаю
Тому, что мне скрипки поют.
Поют они дикие песни
О том, что свободным я стал!
О том, что на лучшую долю
Я низкую страсть променял!

13 марта 1910

Год написания: 1909-1914


====

Блок А. А. - Сын и мать
Моей матери


Блок А. А.

СЫН И МАТЬ
Моей матери

Сын осеняется крестом.
Сын покидает отчий дом.
В песнях матери оставленной
Золотая радость есть:
Только б он пришел прославленный,
Только б радость перенесть!
Вот, в доспехе ослепительном,
Слышно, ходит сын во мгле,
Дух свой предал небожителям,
Сердце — матери-земле.
Петухи поют к заутрене,
Ночь испуганно бежит.
Хриплый рог туманов утренних
За спиной ее трубит.
Поднялись над луговинами
Кудри спутанные мхов,
Метят взорами совиными
В стаю легких облаков…
Вот он, сын мой, в светлом облаке,
В шлеме утренней зари!
Сыплет он стрелами колкими
В чернолесья, в пустыри!..
Веет ветер очистительный
От небесной синевы.
Сын бросает меч губительный,
Шлем снимает с головы.
Точит грудь его пронзенная
Кровь и горние хвалы:
Здравствуй, даль, освобожденная
От ночной туманной мглы!
В сердце матери оставленной
Золотая радость есть:
Вот он, сын мой, окровавленный!
Только б радость перенесть!
Сын не забыл родную мать:
Сын воротился умирать.

4 октября 1906

Год написания: 1906


====


21.       Я насадил мой светлый рай… - Блок А. А.
22.       Я — человек и мало богу равен… - Блок А. А.
 


Блок А. А. - Я — человек и мало богу равен…
Моей матери


Блок А. А.

Я - ЧЕЛОВЕК И МАЛО БОГУ РАВЕН...
Моей матери

Я — человек и мало богу равен.
В моих стихах ты мощи не найдешь.
Напев их слаб и жизненно бесславен,
Ты новых мыслей в них не обретешь.
Их не согрел ни гений, ни искусство,
Они туманной, долгой чередой
Ведут меня без мысли и без чувства
К земной могиле, бедной и пустой.
О, если б мог я силой гениальной
Прозреть века, приблизить их к добру!
Я не дал миру мысли идеальной,
Ни чувства доброго покорному перу…
Блажен поэт, добром проникновенный,
Что миру дал незыблемый завет
И мощью вечной, мощью дерзновенной
Увел толпы? в пылающий рассвет!

18 июля 1899

Год написания: 1899


====

Блок А. А. - Я насадил мой светлый рай…
Моей матери


Блок А. А.

Я НАСАДИЛ МОЙ СВЕТЛЫЙ РАЙ...
Моей матери

Я насадил мой светлый рай
И оградил высоким тыном,
И в синий воздух, в дивный край
Приходит мать за милым сыном.
«Сын, милый, где ты?» — Тишина.
Над частым тыном солнце зреет,
И медленно и верно греет
Долину райского вина.
И бережно обходит мать
Мои сады, мои заветы,
И снова кличет: «Сын мой! Где ты?»,
Цветов стараясь не измять…
Всё тихо. Знает ли она,
Что сердце зреет за оградой?
Что прежней радости не надо
Вкусившим райского вина?

Апрель 1907

Год написания: 1907


***   ***


================================> Некрасов Н.А. (13) <===========================

1. В альбом С. Н. Степанову
2. В полном разгаре страда деревенская…
3. Великое чувство! У каждых дверей…
4. Внимая ужасам войны…
5. Дедушка 
6. Еду ли ночью по улице темной…
7. Из поэмы «Мать»
8. Мать («Она была исполнена печали…»)
9. Орина, мать солдатская
10. Песнь Марии
11. Плач детей
12. Материнское благословение, или бедность и честь 
13. Так запой, о поэт! чтобы всем матерям…

***


Некрасов Н.А.

1. В альбом С. Н. Степанову – Некрасов Н.А.
2. В полном разгаре страда деревенская… - Некрасов Н.А.
3. Великое чувство! У каждых дверей… -  Некрасов Н.А.
4. Внимая ужасам войны… -  Некрасов Н.А.


Некрасов Н. А. - Внимая ужасам войны…


Некрасов Н. А.

ВНИМАЯ УЖАСАМ ВОЙНЫ...

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя.
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мир подсмотрел
Святые, искренние слезы —
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…

Год написания: 1855-1856


====

Некрасов Н. А. - Великое чувство! У каждых дверей…


Некрасов Н. А.

ВЕЛИКОЕ ЧУВСТВО! У КАЖДЫХ ДВЕРЕЙ...

Великое чувство! У каждых дверей,
В какой стороне ни заедем,
Мы слышим, как дети зовут матерей,
Далеких, но рвущихся к детям.
Великое чувство! Его до конца
Мы живо в душе сохраняем, —
Мы любим сестру, и жену, и отца,
Но в муках мы мать вспоминаем!

Год написания: 1877


====

Некрасов Н. А. - В полном разгаре страда деревенская…


Некрасов Н. А.

В ПОЛНОМ РАЗГАРЕ СТРАДА ДЕРЕВЕНСКАЯ...

В полном разгаре страда деревенская…
Доля ты! — русская долюшка женская!
Вряд ли труднее сыскать.

Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
Многострадальная мать!

Зной нестерпимый: равнина безлесная,
Нивы, покосы да ширь поднебесная —
Солнце нещадно палит.

Бедная баба из сил выбивается,
Столб насекомых над ней колыхается,
Жалит, щекочет, жужжит!

Приподнимая косулю тяжелую,
Баба порезала ноженьку голую —
Некогда кровь унимать!

Слышится крик у соседней полосыньки,
Баба туда — растрепалися косыньки, —
Надо ребенка качать!

Что же ты стала над ним в отупении?
Пой ему песню о вечном терпении,
Пой, терпеливая мать!..

Слезы ли, пот ли у ней над ресницею,
Право, сказать мудрено.
В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,
Канут они — всё равно!

Вот она губы свои опаленные
Жадно подносит к краям…
Вкусны ли, милая, слезы соленые
С кислым кваском пополам?..

Год написания: 1862-1863


====

Некрасов Н. А. - В альбом С. Н. Степанову


Некрасов Н. А.

В АЛЬБОМ С. Н. СТЕПАНОВУ

Пишите, други! Начат путь!
Наполним быстро том альбомный,
Но вряд ли скажет кто-нибудь
Умней того, что прозой скромной
Так поэтически сказать
Сумела любящая мать!..

Год написания: 1859

====


5. Дедушка - Некрасов Н.А.
6. Еду ли ночью по улице темной… - Некрасов Н.А.
7. Из поэмы «Мать» - Некрасов Н.А. 
8. Мать («Она была исполнена печали…») - Некрасов Н.А.
9. Орина, мать солдатская - Некрасов Н.А.



Некрасов Н. А. - Орина, мать солдатская


Некрасов Н. А.

ОРИНА, МАТЬ СОЛДАТСКАЯ...

День-деньской моя печальница,
В ночь — ночная богомолица,
Векова моя сухотница…
(Из народной песни)

Мы с охоты возвращаемся,
До ночлега прошлогоднего,
Слава богу, добираемся.

«Вот и мы! Здорово, старая!
Что насупилась ты, кумушка!
Не о смерти ли задумалась?
Брось! пустая эта думушка!

Посетила ли кручинушка?
Молви — может, и размыкаю». —
И поведала Оринушка
Мне печаль свою великую.

«Восемь лет сынка не видела,
Жив ли, нет — не откликается,
Уж и свидеться не чаяла,
Вдруг сыночек возвращается.

Вышло молодцу в бессрочные…
Истопила жарко банюшку,
Напекла блинов Оринушка,
Не насмотрится на Ванюшку!

Да недолги были радости.
Воротился сын больнехонек,
Ночью кашель бьет солдатика,
Белый плат в крови мокрехонек!

Говорит: „Поправлюсь, матушка!“
Да ошибся — не поправился,
Девять дней хворал Иванушка,
На десятый день преставился…»

Замолчала — не прибавила
Ни словечка, бесталанная.
«Да с чего же привязалася
К парню хворость окаянная?

Хилый, что ли, был с рождения?..»
Встрепенулася Оринушка:
«Богатырского сложения,
Здоровенный был детинушка!

Подивился сам из Питера
Генерал на парня этого,
Как в рекрутское присутствие
Привели его раздетого…

На избенку эту бревнышки
Он один таскал сосновые…
И вилися у Иванушки
Русы кудри как шелковые…»

И опять молчит несчастная…
«Не молчи — развей кручинушку!
Что сгубило сына милого —
Чай, спросила ты детинушка?»

— «Не любил, сударь, рассказывать
Он про жизнь свою военную,
Грех мирянам-то показывать
Душу — богу обреченную!

Говорить — гневить всевышнего,
Окаянных бесов радовать…
Чтоб не молвить слова лишнего,
На врагов не подосадовать,

Немота перед кончиною
Подобает христианину.
Знает бог, какие тягости
Сокрушили силу Ванину!

Я узнать не добивалася.
Никого не осуждаючи,
Он одни слова утешные
Говорил мне умираючи.

Тихо по двору похаживал
Да постукивал топориком,
Избу ветхую обхаживал,
Огород обнес забориком;

Перекрыть сарай задумывал.
Не сбылись его желания:
Слег — и встал на ноги резвые
Только за день до скончания!

Поглядеть на солнце красное
Пожелал, — пошла я с Ванею:
Попрощался со скотинкою,
Попрощался с ригой, с банею.

Сенокосом шел — задумался.
„Ты прости, прости, полянушка!
Я косил тебя во младости!“ —
И заплакал мой Иванушка!

Песня вдруг с дороги грянула,
Подхватил, что было голосу,
„Не белы снежки“, закашлялся,
Задышался — пал на полосу!

Не стояли ноги резвые,
Не держалася головушка!
С час домой мы возвращалися…
Было время — пел соловушка!

Страшно в эту ночь последнюю
Было: память потерялася,
Всё ему перед кончиною
Служба эта представлялася.

Ходит, чистит амуницию,
Набелил ремни солдатские,
Языком играл сигналики,
Песни пел — такие хватские!

Артикул ружьем выкидывал
Так, что весь домишка вздрагивал;
Как журавль стоял на ноженьке
На одной — носок вытягивал.

Вдруг метнулся… смотрит жалобно…
Повалился — плачет, кается,
Крикнул: „Ваше благородие!
Ваше!..“ Вижу, задыхается.

Я к нему. Утих, послушался —
Лег на лавку. Я молилася:
Не пошлет ли бог спасение?..
К утру память воротилася,

Прошептал: „Прощай, родимая!
Ты опять одна осталася!..“
Я над Ваней наклонилася,
Покрестила, попрощалася,

И погас он, словно свеченька
Восковая, предыконная…»

Мало слов, а горя реченька,
Горя реченька бездонная!..

Год написания: 1863


====

Некрасов Н. А. - Мать («Она была исполнена печали…»)


Некрасов Н. А.

МАТЬ («ОНА БЫЛА ИСПОЛНЕНА ПЕЧАЛИ...»)

Она была исполнена печали,
И между тем, как шумны и резвы
Три отрока вокруг нее играли,
Ее уста задумчиво шептали:
«Несчастные! зачем родились вы?
Пойдете вы дорогою прямою
И вам судьбы своей не избежать!»
Не омрачай веселья их тоскою,
Не плачь над ними, мученица-мать!
Но говори им с молодости ранней:
Есть времена, есть целые века,
В которые нет ничего желанней,
Прекраснее — тернового венка…

Год написания: 1868


====

Некрасов Н. А. - Из поэмы «Мать»


Некрасов Н. А.

ИЗ ПОЭМЫ «МАТЬ»

1
В насмешливом и дерзком нашем веке
Великое, святое слово: «мать»
Не пробуждает чувства в человеке.
Но я привык обычай презирать.
Я не боюсь насмешливости модной.
Такую музу мне дала судьба:
Она поет по прихоти свободной
Или молчит, как гордая раба,
Я много лет среди трудов и лени
С постыдным малодушьем убегал
Пленительной, многострадальной тени,
Для памяти священной… Час настал!..

Мир любит блеск, гремушки и литавры,
Удел толпы — не узнавать друзей,
Она несет хвалы, венцы и лавры
Лишь тем, чей бич хлестал ее больней;
Венец, толпой немыслящею свитый,
Ожжет чело страдалицы забытой —
Я не ищу ей позднего венца.
Но я хочу, чтоб свет души высокой
Сиял для вас средь полночи глубокой,
Подобно ей несчастные сердца!..

Быть может, я преступно поступаю,
Тревожа сон твой, мать моя? прости!
Но я всю жизнь за женщину страдаю.
К свободе ей заказаны пути;
Позорный плен, весь ужас женской доли,
Ей для борьбы оставил мало сил,
Но ты ей дашь урок железной воли…
Благослови, родная: час пробил!
В груди кипят рыдающие звуки,
Пора, пора им вверить мысль мою!
Твою любовь, твои святые муки,
Твою борьбу — подвижница, пою!..

2
Я отроком покинул отчий дом.
(За славой я в столицу торопился.)
В шестнадцать лет я жил своим трудом
И между тем урывками учился.
Лет двадцати, с усталой головой,
Ни жив, ни мертв (я голодал подолгу),
Но горделив — приехал я домой.
Я посетил деревню, нивы, Волгу —

Всё те же вы — и нивы, и народ…
И та же всё — река моя родная…
Заметил я новинку: пароход!
Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.
Кипела ты — зубчатым колесом
Прорытая — дорога водяная,
А берега дремали кротким сном.
Дремало всё: расшивы, коноводки,
Дремал бурлак на дне завозной лодки,
Проснется он — и Волга оживет!
Я дождался тягучих мерных звуков…
Приду ль сюда еще послушать внуков,
Где слышу вас, отцы и сыновья!
Уж не на то ль дана мне жизнь моя?

Охвачен вдруг дремотою и ленью,
В полдневный зной вошел я в старый сад;
В нем семь ключей сверкают и гремят.
Внимая их порывистому пенью,
Вершины лип таинственно шумят.
Я их люблю: под их зеленой сенью,
Тиха, как ночь, и легкая, как тень,
Ты, мать моя, бродила каждый день.

У той плиты, где ты лежишь, родная,
Припомнил я, волнуясь и мечтая,
Что мог еще увидеться с тобой,
И опоздал! И жизни трудовой
Я предан был, и страсти, и невзгодам,
Захлеснут был я невскою волной…
Я рад, что ты не под семейным сводом
Погребена — там душно, солнца нет;
Не будет там лежать и твой поэт…
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
И наконец вошел я в старый дом,
В нем новый пол, и новые порядки;
Но мало я заботился о том.
Я разобрал, хранимые отцом,
Твоих работ, твоих бумаг остатки
И над одним задумался письмом.
Оно с гербом, оно с бордюром узким,
Исписан лист то польским, то французским
Порывистым и страстным языком.

Припоминал я что-то долго, смутно:
Уж не его ль, вздыхая поминутно,
Читала ты в младенчестве моем
Одна, в саду, не зная ни о чем,
Я в нем тогда источник горя видел
Моей родной, — я сжечь его был рад,
И я теперь его возненавидел.
Глухая ночь! Иду поспешно в сад…
Ищу ее, обнять желаю страстно…
Где ты? Прими сыновний мой привет!
Но вторит мне лишь эхо безучастно…
Я зарыдал; увы! ее уж нет!

Луна взошла и сад осеребрила,
Под сводом лип недвижно я стоял,
Которых сень родная так любила.
Я ждал ее — и не напрасно ждал…
Она идет; то медленны, то скоры
Ее шаги, письмо в ее руке…
Она идет… Внимательные взоры
По нем скользят в тревоге и тоске.
«Ты вновь со мной! — невольно восклицаю. —
Ты вновь со мной…» Кружится голова…
Чу, тихий плач, чу, шепот! Я внимаю —
Слова письма — знакомые слова!

3. Письмо
Варшава, 1824 год
Какую ночь я нынче провела!
О, дочь моя! что сделала ты с нами?
Кому, кому судьбу ты отдала?
Какой стране родную предпочла?
Приснилось мне: затравленная псами,
Занесена ты русскими снегами.

Была зима, была глухая ночь,
Пылал костер, зажженный дикарями,
И у костра с закрытыми глазами
Лежала ты, моя родная дочь!

Дремучий лес, чернея полукругом,
Ревел как зверь… ночь долгая была,
Стонала ты, как стонет раб за плугом,
И наконец застыла — умерла!..

О, сколько снов… о, сколько мыслей черных!
Я знаю, бог карает непокорных,
Я верю снам и плачу, как дитя…
Позор! позор! мы басня всей Варшавы.
Ты, чьей руки М.М. искал, как славы,
В кого N.N. влюбился не шутя,
Ты увлеклась армейским офицером,
Ты увлеклась красивым дикарем!
Не спорю, он приличен по манерам,
Природный ум я замечала в нем.
Но нрав его, привычки, воспитанье…
Умеет ли он имя подписать?
Прости! Кипит в груди негодованье —
Я не могу, я не должна молчать!
_ _ _ _ _ _
Твоей красе (сурова там природа)
Уж никогда вполне не расцвести;
Твоей косы не станет на полгода,
Там свой девиз: «любить и бить»… прости.
_ _ _ _ _ _
Какая жизнь! Полотна, тальки, куры
С несчастных баб; соседи — дикари,
А жены их безграмотные дуры…
Сегодня пир… псари, псари, псари!
Пой, дочь моя! средь самого разгара
Твоих рулад, не выдержав удара,
Валится раб… Засмейся! всем смешно…
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
В последний раз, как мать тебя целую —
Я поощрять беглянку не должна;
Решай сама, бери судьбу любую:
Вернись в семью, будь родине верна —
Или, отцом навеки проклятая
И навсегда потерянная мной,
Останься там отступницею края
И москаля презренною рабой.
_ _ _ _ _ _

Очнулся я. Ключи немолчные гремели,
И птички ранние на старых липах пели.
В руке моей письмо… но нет моей родной!
Смятенный, я поник уныло головой.
Природа чутким сном была еще объята;
Луна глядела в пруд; на стебле роковом
Стояли лопухи недвижно над прудом.
Так узники глядят из окон каземата
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _

Я книги перебрал, которые с собой
Родная привезла когда-то издалека
Заметки на полях случайные читал:
В них жил пытливый ум, вникающий глубоко.
И снова плакал я, и думал над письмом,
И вновь его прочел внимательно сначала,
И кроткая душа, терзаемая в нем,
Впервые предо мной в красе своей предстала…
И неразлучною осталась ты с тех пор,
О мать-страдалица! с своим печальным сыном,
Тебя, твоих следов искал повсюду взор,
Досуг мой предан был прошедшего картинам.

Та бледная рука, ласкавшая меня,
Когда у догоравшего огня
В младенчестве я сиживал с тобою,
Мне в сумерки мерещилась порою,
И голос твой мне слышался впотьмах,
Исполненный мелодии и ласки,
Которым ты мне сказывала сказки
О рыцарях, монахах, королях.

Потом, когда читал я Данта и Шекспира,
Казалось, я встречал знакомые черты:
То образы из их живого мира
В моем уме напечатлела ты.
И стал я понимать, где мысль твоя блуждала,
Где ты душой, страдалица, жила,
Когда кругом насилье ликовало,
И стая псов на псарне завывала,
И вьюга в окна била и мела…
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _

Незримой лестницей с недавних юных дней
Я к детству нисходил, ту жизнь припоминая,
Когда еще была ты нянею моей
И ангелом-хранителем, родная.

В ином краю, не менее несчастном
Но менее суровом рождена,
На севере угрюмом и ненастном
В осьмнадцать лет уж ты была одна.
Тот разлюбил, кому судьбу вручила,
С кем в чуждый край доверчиво пошла, —
Уж он не твой, но ты не разлюбила,
Ты разлюбить до гроба не могла…
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _

Ты на письмо молчаньем отвечала,
Своим путем бесстрашно ты пошла.
_ _ _ _ _ _
_ _ _ _ _ _

Гремел рояль, и голос твой печальный
Звучал, как вопль души многострадальной,
Но ты была ровна и весела:
«Несчастна я, терзаемая другом,
Но пред тобой, о женщина раба!
Перед рабом, согнувшимся над плугом,
Моя судьба — завидная судьба!
Несчастна ты, о родина! я знаю:
Весь край в плену, весь трепетом объят,
Но край, где я люблю и умираю,
Несчастнее, несчастнее стократ!»
Хаос! мечусь в беспамятстве, в бреду!
Хаос! едва мерцает ум поэта,
Но юности священного обета
Не совершив, в могилу не сойду!
Поймут иль нет, но будет песня спета.

Я опоздал! я медленно и ровно
Заветный труд не в силах совершить,
Но я дерзну в картине малословной
Твою судьбу, родная, совместить.

И я смогу!.. Поможет мне искусство,
Поможет смерть — я скоро нужен ей!..
Мала слеза — но в ней избыток чувства…
Что океан безбрежный перед ней!..
_ _ _ _ _ _

Так двадцать лет подвижничества цепи
Влачила ты, пока твой час пробил.
И не вотще среди безводной степи
Струился ключ — он жаждущих поил.
И не вотще любовь твоя сияла:
Как в небесах ни много черных туч,
Но если ночь сдаваться утру стала,
Всё ж наконец проглянет солнца луч!

И вспыхнул день! Он твой: ты победила!
У ног твоих — детей твоих отец,
Семья давно вины твои простила,
Лобзает раб терновый твой венец…
Но… двадцать лет!.. Как сладко, умирая,
Вздохнула ты… как тихо умерла!
О, сколько сил явила ты, родная!
Каким путем к победе ты пришла!..

Душа твоя — она горит алмазом,
Раздробленным на тысячи крупиц
В величьи дел, неуловимых глазом.
Я понял их — я пал пред ними ниц,
Я их пою (даруй мне силы, небо!..).
Обречена на скромную борьбу,
Ты не могла голодному дать хлеба,
Ты не могла свободы дать рабу.

Но лишний раз не сжало чувство страха
Его души — ты то дала рабам, —
Но лишний раз из трепета и праха
Он поднял взор бодрее к небесам…
Быть может, дар беднее капли в море,
Но двадцать лет! Но тысячам сердец,
Чей идеал — убавленное горе,
Границы зла открыты наконец!

Твой властелин — наследственные нравы
То покидал, то бурно проявлял,
Но если он в безумные забавы
В недобрый час детей не посвящал,
Но если он разнузданной свободы
До роковой черты не доводил, —
На страже ты над ним стояла годы,
Покуда мрак в душе его царил…

И если я легко стряхнул с годами,
С души моей тлетворные следы
Поправшей всё разумное ногами,
Гордившейся невежеством среды,
И если я наполнил жизнь борьбою
За идеал добра и красоты,
И носит песнь, слагаемая мною,
Живой любви глубокие черты —
О мать моя, подвигнут я тобою!
Во мне спасла живую душу ты!

И счастлив я! уж ты ушла из мира,
Но будешь жить ты в памяти людской,
Пока в ней жить моя способна лира.
Пройдут года — поклонник верный мой
Ей посвятит досуг уединенный,
Прочтет рассказ и о твоей судьбе;
И, посетив поэта прах забвенный,
Вздохнув о нем, вздохнет и о тебе.

Год написания: 1851-1877


====

Некрасов Н. А. - Еду ли ночью по улице темной…


Некрасов Н. А.

ЕДУ ЛИ НОЧЬЮ ПО УЛИЦЕ ТЕМНОЙ...


Еду ли ночью по улице темной,
Бури заслушаюсь в пасмурный день —
Друг беззащитный, больной и бездомный,
Вдруг предо мной промелькнет твоя тень!
Сердце сожмется мучительной думой.
С детства судьба невзлюбила тебя:
Беден и зол был отец твой угрюмый,
Замуж пошла ты — другого любя.
Муж тебе выпал недобрый на долю:
С бешеным нравом, с тяжелой рукой;
Не покорилась — ушла ты на волю,
Да не на радость сошлась и со мной…

Помнишь ли день, как, больной и голодный,
Я унывал, выбивался из сил?
В комнате нашей, пустой и холодной,
Пар от дыханья волнами ходил.
Помнишь ли труб заунывные звуки,
Брызги дождя, полусвет, полутьму?
Плакал твой сын, и холодные руки,
Ты согревала дыханьем ему.
Он не смолкал — и пронзительно звонок
Был его крик… Становилось темней;
Вдоволь поплакал и умер ребенок…
Бедная, слез безрассудных не лей!
С горя да с голоду завтра мы оба
Так же глубоко и сладко заснем;
Купит хозяин, с проклятьем, три гроба —
Вместе свезут и положат рядком…

В разных углах мы сидели угрюмо.
Помню, была ты бледна и слаба,
Зрела в тебе сокровенная дума,
В сердце твоем совершалась борьба.
Я задремал. Ты ушла молчаливо,
Принарядившись, как будто к венцу,
И через час принесла торопливо
Гробик ребенку и ужин отцу.
Голод мучительный мы утолили,
В комнате темной зажгли огонек,
Сына одели и в гроб положили…
Случай нас выручил? Бог ли с помог?
Ты не спешила печальным признаньем,
Я ничего не спросил,
Только мы оба глядели с рыданьем,
Только угрюм и озлоблен я был…

Где ты теперь? С нищетой горемычной
Злая тебя сокрушила борьба?
Или пошла ты дорогой обычной
И роковая свершится судьба?
Кто ж защитит тебя? Все без изъятья
Именем страшным тебе назовут,
Только во мне шевельнутся проклятья —
И бесполезно замрут!..

Год написания: 1847


====

Некрасов Н. А. - Дедушка
(Посвящается З-н-ч-е)


Некрасов Н. А.

ДЕДУШКА
(Посвящается З-н-ч-е)

I
Раз у отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображён на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — «Это дедушка твой». —
И отвернулся папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь».
— «То-то… ты скажешь, смотри!..»

II
«Дедушку знаешь, мамаша?» —
Матери сын говорит.
«Знаю», — и за руку Саша
Маму к портрету тащит,
Мама идёт против воли.
«Ты мне скажи про него,
Мама! недобрый он, что ли,
Что я не вижу его?
Ну, дорогая! ну, сделай
Милость, скажи что-нибудь!»
— «Нет, он и добрый и смелый,
Только несчастный». — На грудь
Голову скрыла мамаша,
Тяжко вздыхает, дрожит —
И зарыдала… А Саша
Зорко на деда глядит:
«Что же ты, мама, рыдаешь,
Слова не хочешь сказать!»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь.
Лучше пойдём-ка гулять…»

III
В доме тревога большая.
Счастливы, светлы лицом,
Заново дом убирая,
Шепчутся мама с отцом.
Как весела их беседа!
Сын подмечает, молчит.
«Скоро увидишь ты деда!» —
Саше отец говорит…
Дедушкой только и бредит
Саша, — не может уснуть:
«Что же он долго не едет?..»
— «Друг мой! Далёк ему путь!»
Саша тоскливо вздыхает,
Думает: «Что за ответ!»
Вот наконец приезжает
Этот таинственный дед.

IV
Все, уж давно поджидая,
Встретили старого вдруг…
Благословил он, рыдая,
Дом, и семейство, и слуг,
Пыль отряхнул у порога,
С шеи торжественно снял
Образ распятого бога
И, покрестившись, сказал:
«Днесь я со всем примирился,
Что потерпел на веку!..»
Сын пред отцом преклонился,
Ноги омыл старику;
Белые кудри чесала
Дедушке Сашина мать,
Гладила их, целовала,
Сашу звала целовать.
Правой рукою мамашу
Дед обхватил, а другой
Гладил румяного Сашу:
«Экой красавчик какой!»
Дедушку пристальным взглядом
Саша рассматривал, — вдруг
Слёзы у мальчика градом
Хлынули, к дедушке внук
Кинулся: «Дедушка! где ты
Жил-пропадал столько лет?
Где же твои эполеты,
Что не в мундир ты одет?
Что на ноге ты скрываешь?
Ранена, что ли, рука?..»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь.
Ну, поцелуй старика!..»

V
Повеселел, оживился,
Радостью дышит весь дом.
С дедушкой Саша сдружился,
Вечно гуляют вдвоём.
Ходят лугами, лесами,
Рвут васильки среди нив;
Дедушка древен годами,
Но ещё бодр и красив,
Зубы у дедушки целы,
Поступь, осанка тверда,
Кудри пушисты и белы,
Как серебро борода;
Строен, высокого роста,
Но как младенец глядит,
Как-то апостольски просто,
Ровно всегда говорит…

VI
Выйдут на берег покатый
К русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на песке;
Барку ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Лёгкой прохладою дует
С медленных, дремлющих вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поёт…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слёзы, как град?..»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…»

VII
Рад я, что вижу картину
Милую с детства глазам.
Глянь-ка на эту равнину —
И полюби её сам!
Две-три усадьбы дворянских,
Двадцать господних церквей,
Сто деревенек крестьянских
Как на ладони на ней!
У лесу стадо пасётся —
Жаль, что скотинка мелка;
Песенка где-то поётся —
Жаль — неисходно горька!
Ропот: «Подайте же руку
Бедным крестьянам скорей!»
Тысячелетнюю муку,
Саша, ты слышишь ли в ней?..
«Надо, чтоб были здоровы
Овцы и лошади их,
Надо, чтоб были коровы
Толще московских купчих, —
Будет и в песне отрада,
Вместо унынья и мук.
Надо ли?» — «Дедушка, надо!»
— «То-то! попомни же, внук!..»

VIII
Озими пышному всходу,
Каждому цветику рад,
Дедушка хвалит природу,
Гладит крестьянских ребят.
Первое дело у деда
Потолковать с мужиком,
Тянется долго беседа,
Дедушка скажет потом:
«Скоро вам будет не трудно,
Будете вольный народ!»
И улыбнётся так чудно,
Радостью весь расцветёт.
Радость его разделяя,
Прыгало сердце у всех.
То-то улыбка святая!
То-то пленительный смех!

IX
«Скоро дадут им свободу, —
Внуку старик замечал: —
Только и нужно народу.
Чудо я, Саша, видал:
Горсточку русских сослали
В страшную глушь, за раскол,
Волю да землю им дали;
Год незаметно прошёл —
Едут туда комиссары,
Глядь — уж деревня стоит,
Риги, сараи, амбары!
В кузнице молот стучит,
Мельницу выстроят скоро.
Уж запаслись мужики
Зверем из тёмного бора,
Рыбой из вольной реки.
Вновь через год побывали,
Новое чудо нашли:
Жители хлеб собирали
С прежде бесплодной земли.
Дома одни лишь ребята
Да здоровенные псы;
Гуси кричат, поросята
Тычут в корыто носы…»

X
Так постепенно в полвека
Вырос огромный посад —
Воля и труд человека
Дивные дивы творят!
Всё принялось, раздобрело!
Сколько там, Саша, свиней,
Перед селением бело
На полверсты от гусей;
Как там возделаны нивы,
Как там обильны стада!
Высокорослы, красивы
Жители, бодры всегда,
Видно — ведётся копейка!
Бабу там холит мужик:
В праздник на ней душегрейка —
Из соболей воротник!

XI
«Дети до возраста в неге,
Конь — хоть сейчас на завод —
В кованой, прочной телеге
Сотню пудов увезёт…
Сыты там кони-то, сыты,
Каждый там сыто живёт,
Тёсом там избы-то крыты,
Ну уж зато и народ!
Взросшие в нравах суровых,
Сами творят они суд,
Рекрутов ставят здоровых,
Трезво и честно живут,
Подати платят до срока,
Только ты им не мешай».
— «Где ж та деревня?» — «Далёко,
Имя ей: Тарбагатай,
Страшная глушь, за Байкалом…
Так-то, голубчик ты мой,
Ты ещё в возрасте малом,
Вспомнишь, как будешь большой…»

XII
«Ну… а покуда подумай,
То ли ты видишь кругом:
Вот он, наш пахарь угрюмый,
С тёмным, убитым лицом:
Лапти, лохмотья, шапчонка,
Рваная сбруя; едва
Тянет косулю клячонка,
С голоду еле жива!
Голоден труженик вечный,
Голоден тоже, божусь!
Эй! отдохни-ка, сердечный!
Я за тебя потружусь!»
Глянул крестьянин с испугом,
Барину плуг уступил,
Дедушка долго за плугом,
Пот отирая, ходил;
Саша за ним торопился,
Не успевал догонять:
«Дедушка! где научился
Ты так отлично пахать?
Точно мужик, управляешь
Плугом, а был генерал!»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь,
Как я работником стал!»

XIII
Зрелище бедствий народных
Невыносимо, мой друг,
Счастье умов благородных
Видеть довольство вокруг.
Нынче полегче народу:
Стих, притаился в тени
Барин, прослышав свободу…
Ну, а как в наши-то дни!

* * *
Словно как омут, усадьбу
Каждый мужик объезжал.
Помню ужасную свадьбу,
Поп уже кольца менял,
Да на беду помолиться
В церковь помещик зашёл:
«Кто им позволил жениться?
Стой!» — и к попу подошёл…
Остановилось венчанье!
С барином шутка плоха —
Отдал наглец приказанье
В рекруты сдать жениха,
В девичью — бедную Грушу!
И не перечил никто!..
Кто же имеющий душу
Мог это вынести?.. кто?

XIV
Впрочем, не то ещё было!
И не одни господа,
Сок из народа давила
Подлых подьячих орда.
Что ни чиновник — стяжатель,
С целью добычи в поход
Вышел… а кто неприятель?
Войско, казна и народ!
Всем доставалось исправно.
Стачка, порука кругом:
Смелые грабили явно,
Трусы тащили тайком.
Непроницаемой ночи
Мрак над страною висел…
Видел — имеющий очи
И за отчизну болел.
Стоны рабов заглушая
Лестью да свистом бичей,
Хищников алчная стая
Гибель готовила ей…

XV
Солнце не вечно сияет,
Счастье не вечно везёт:
Каждой стране наступает
Рано иль поздно черёд,
Где не покорность тупая —
Дружная сила нужна;
Грянет беда роковая —
Скажется мигом страна.
Единодушье и разум
Всюду дадут торжество,
Да не придут они разом,
Вдруг не создашь ничего, —
Красноречивым воззваньем
Не разогреешь рабов,
Не озаришь пониманьем
Тёмных и грубых умов.
Поздно! Народ угнетённый
Глух перед общей бедой.
Горе стране разорённой!
Горе стране отсталой!..
Войско одно — не защита.
Да ведь и войско, дитя,
Было в то время забито,
Лямку тянуло кряхтя…

XVI
Дедушка кстати солдата
Встретил, вином угостил,
Поцеловавши как брата,
Ласково с ним говорил:
«Нынче вам служба не бремя —
Кротко начальство теперь…
Ну, а как в наше-то время!
Что ни начальник, то зверь!
Душу вколачивать в пятки
Правилом было тогда.
Как ни трудись, недостатки
Сыщет начальник всегда:
„Есть в маршировке старанье,
Стойка исправна совсем,
Только заметно дыханье…“
Слышишь ли?.. дышат зачем!»

XVII
«А не доволен парадом,
Ругань польётся рекой,
Зубы посыплются градом,
Порет, гоняет сквозь строй!
С пеною у рта обрыщет
Весь перепуганный полк,
Жертв покрупнее поищет
Остервенившийся волк:
„Франтики! подлые души!
Под караулом сгною!“
Слушал — имеющий уши,
Думушку думал свою.
Брань пострашней караула,
Пуль и картечи страшней…
Кто же, в ком честь не уснула,
Кто примирился бы с ней?..»
— «Дедушка! ты вспоминаешь
Страшное что-то?.. скажи!»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь,
Честью всегда дорожи…
Взрослые люди — не дети,
Трус — кто сторицей не мстит!
Помни, что нету на свете
Неотразимых обид».

XVIII
Дед замолчал и уныло
Голову свесил на грудь.
«Мало ли, друг мой, что было!..
Лучше пойдём отдохнуть».
Отдых недолог у деда —
Жить он не мог без труда:
Гряды копал до обеда,
Переплетал иногда;
Вечером шилом, иголкой
Что-нибудь бойко тачал,
Песней печальной и долгой
Дедушка труд сокращал.
Внук не проронит ни звука,
Не отойдёт от стола:
Новой загадкой для внука
Дедова песня была…

XIX
Пел он о славном походе
И о великой борьбе;
Пел о свободном народе
И о народе-рабе;
Пел о пустынях безлюдных
И о железных цепях;
Пел о красавицах чудных
С ангельской лаской в очах;
Пел он об их увяданьи
В дикой, далёкой глуши
И о чудесном влияньи
Любящей женской души…
О Трубецкой и Волконской
Дедушка пел — и вздыхал,
Пел — и тоской вавилонской
Келью свою оглашал…
«Дедушка, дальше!.. А где ты
Песенку вызнал свою?
Ты повтори мне куплеты —
Я их мамаше спою.
Те имена поминаешь
Ты иногда по ночам…»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь —
Всё расскажу тебе сам:
Где научился я пенью,
С кем и когда я певал…»
— «Ну! приучусь я к терпенью!» —
Саша уныло сказал…

XX
Часто каталися летом
Наши друзья в челноке,
С громким, весёлым приветом
Дед приближался к реке:
«Здравствуй, красавица Волга!
С детства тебя я любил».
— «Где ж пропадал ты так долго?» —
Саша несмело спросил.
«Был я далёко, далёко…»
— «Где же?..» Задумался дед.
Мальчик вздыхает глубоко,
Вечный предвидя ответ.
«Что ж, хорошо ли там было?»
Дед на ребёнка глядит:
«Лучше не спрашивай, милый!
(Голос у деда дрожит.)
Глухо, пустынно, безлюдно,
Степь полумёртвая сплошь.
Трудно, голубчик мой, трудно!
По году весточки ждёшь,
Видишь, как тратятся силы —
Лучшие божьи дары,
Близким копаешь могилы,
Ждёшь и своей до поры…
Медленно-медленно таешь…»
— «Что ж ты там, дедушка, жил?..»
— «Вырастешь, Саша, узнаешь!»
Саша слезу уронил…

XXI
«Господи! слушать наскучит!
„Вырастешь!“ — мать говорит,
Папочка любит, а мучит:
„Вырастешь“, — тоже твердит!
То же и дедушка… Полно!
Я уже выроc — смотри!..
(Стал на скамеечку чёлна.)
Лучше теперь говори!..»
Деда целует и гладит:
«Или вы все заодно?..»
Дедушка с сердцем не сладит,
Бьётся как голубь оно.
«Дедушка, слышишь? хочу я
Всё непременно узнать!»
Дедушка, внука целуя,
Шепчет: «Тебе не понять.
Надо учиться, мой милый!
Всё расскажу, погоди!
Пособерись-ка ты с силой,
Зорче кругом погляди.
Умник ты, Саша, а всё же
Надо историю знать
И географию тоже».
— «Долго ли, дедушка, ждать?»
— «Годик, другой, как случится».
Саша к мамаше бежит:
«Мама! хочу я учиться!» —
Издали громко кричит.

XXII
Время проходит. Исправно
Учится мальчик всему —
Знает историю славно
(Лет уже десять ему),
Бойко на карте покажет
И Петербург, и Читу,
Лучше большого расскажет
Многое в русском быту.
Глупых и злых ненавидит,
Бедным желает добра,
Помнит, что слышит, что видит…
Дед примечает: пора!
Сам же он часто хворает,
Стал ему нужен костыль…
Скоро уж, скоро узнает
Саша печальную быль…

Год написания: 1870

====


10. Песнь Марии - Некрасов Н.А.
11. Плач детей - Некрасов Н.А. 
12. Материнское благословение, или бедность и честь - Некрасов Н.А.
13. Так запой, о поэт! чтобы всем матерям… - Некрасов Н.А.



Некрасов Н. А. - Так запой, о поэт! чтобы всем матерям…


Некрасов Н. А.

ТАК ЗАПОЙ, О ПОЭТ! ЧТОБЫ ВСЕМ МАТЕРЯМ...

Так запой, о поэт! Чтобы всем матерям
На Руси на святой, по глухим деревням,
Было слышно, что враг сокрушен, полонен,
А твой сын — невредим, и победа за ним,
«Не велит унывать, посылает поклон».

Год написания: 1877


====

Некрасов Н. А. - Материнское благословение, или бедность и честь


Некрасов Н. А.

МАТЕРИНСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ, ИЛИ БЕДНОСТЬ И ЧЕСТЬ

Драма с куплетами в пяти действиях
Перевод с французского Н.А. Перепельского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Антони Бернард.
Магдалина, жена его.
Мария, дочь их.
Командор де Буафлери.
Маркиза де Сиври.
Маркиз де Сиври, под именем Андре.
Пьерро.
Эрбо, пастор.
Жако, Шардо } савояры.
Ларок, управляющий командора.
Лафлер.
Лаура де Ереван.
Кавалер.
Фаншета.
Слуга.
Дамы и кавалеры.
Савояры.

Первое и пятое действия происходят в савойской деревне, а остальные в Париже.

Действие первое
Старый волокита

Внутренность бедной хижины. В стороне, противоположной зрителям, открытый вид на живописные долины и горы Савой. Тут же дверь, ведущая в хижину.
Явление 1
Магдалина, Пьерро.
При поднятии занавеса Магдалина сидит на скамейке и прядет близ стола, на котором горит лампа.
Пьерро (входя). Как! уж вы за работой, тетушка Магдалина?
Магдалина. А как же быть, дитя мое, нужно трудиться.
Пьерро. Да не нужно слишком утомлять себя.
Магдалина. О! я не боюсь работы… Во мне еще довольно сил и здоровья.
Пьерро. Ну, вы не то, что Мария!.. Об ней нельзя сказать этого! С виду она похожа больше на горожанку, чем на савоярку!.. Да где она? ее что-то не видать сегодня.
Магдалина (тихо). Спит еще!.. она молода… ей нужен сон!.. ну а я за нее поработаю.
Пьерро (нежно). Вот, по чести, добрая мать!.. Она напоминает мне мою!.. Милая матушка Питу!
Она меня так горячо любила,
Трудилась век для счастья моего,
Мне, гладивши головку, говорила:
«Дитя мое! не делай ничего!»

(Плача.)
Мать умерла! Но я с любовью нежной
Совет ее храню важней всего,
И видит бог, как свято и прилежно
Стараюся не делать ничего!

Вот все наши идут в Париж за пропитанием, а я не пойду! А ваша Мария тоже не уедет сегодня вместе с другими?
Магдалина. Нет, нет, я не расстанусь с моей милой Марией! Бог милостив! У меня и отца ее есть руки! мы станем работать как можно больше, станем просиживать целые ночи, если нужно… И она не будет нуждаться в насущном хлебе!.. Ей не нужно будет просить милостину в Париже.
Пьерро (живо). Ах! как я вас люблю за это!.. Вот я, например, ни больше ни меньше как пастух… и что ж? поверите ли, я соглашусь лучше есть один черный хлеб здесь, чем самые лучшие кушанья в Париже… У меня нет ничего, но я всё-таки не расстанусь с родной стороной!
Явление 2
Магдалина, Бернард, Пьерро.
Бернард (входит и кладет на скамейку, поставленную по левую сторону двери, свою шапку). Славный успех! Завидный успех!
Пьерро (поворотившись). А! вы здесь, Бернард!
Бернард (мрачный в продолжение всего действия). Умереть в бедности там или здесь!.. разве не всё равно? в Париже, по крайней мере, есть надежда устроить свое счастие! А здесь бедность! всё одна бедность!.. кредиторы… запрещения!.. Сам черт!.. то есть господин Ларок.
Пьерро. Управитель маркизы? Знаю… у него такая собачья физиономия… он всегда делает глупую рожу, когда хочет казаться умным, и кислую, когда вздумает любезничать!
Магдалина. Так ты его видел, Антони?
Бернард. Я только что сейчас от него.
Магдалина (с заботливостью). Ну, что ж! неужели мы непременно сегодня должны заплатить за нашу ферму — за этот скудный клочок земли, принадлежащий к замку де Сиври.
Бернард. Да, сегодня.
Магдалина. И нет надежды на отсрочку?
Бернард. Никакой!
Магдалина. Боже мой!.. (Работает с большим жаром.)
Бернард (с усилием). Я просил, умолял его, как бога!.. Он не хотел ничего слышать.
Пьерро. Разбойник! плут! жестокосердый! (После небольшого размышления.) Подлый человек! собака!
Магдалина (мужу). Если бы ты сходил в замок и поговорил с маркизой, она, быть может…
Бернард. Напрасный труд!.. соискателей слишком много: Жан Леблан, Томас Лавинь, Жак Руан… и другие богачи хотят нашей фермы!.. они могут дать верные залоги!.. и ферма останется за ними!.. кроме того, за три месяца мы должны Лароку.
Магдалина. Но господин Эрбо, наш пастор, обещал поговорить за нас.
Бернард. Его ходатайство не принесет никакой пользы… Ларок объявил, что сегодня же продаст нашу бедную лачужку!
Магдалина (встает и роняет веретено). Продать хижину, где мы праздновали нашу свадьбу!.. где умерла моя мать!.. родилась наша милая Мария! Боже! возможно ли это? Куда мы денемся, Антони, куда мы денемся?
Бернард (со вздохом). Пусть будет, что угодно небу и… нашему притеснителю.
Магдалина. Тише! Мария!
Явление 3
Те же и Мария.
Входит в дверь на правой стороне и ставит корзинку на небольшой шкап, поставленный у двери.
Мария.
Как соловей
Поет по воле —
В тени ветвей
И в чистом поле…
Едва встаю,
Чуть день начнется —
Так я пою,
Пока поется…
Бегу гулять
Так шибко, шибко…
Глаза глядят
На всё с улыбкой,
А грудь моя
Так сладко бьется!..
И рада я,
Что мне поется!

Пьерро. Соловей не поет так, как она…
Мария. Здравствуйте, батюшка!
Бернард (сурово). Здравствуй! (Он целует ее в лоб.)
Мария. Здравствуйте, Пьерро.
Пьерро (весело). Здравствуйте, Мария! (В сторону.) Как она мила сегодня.
Мария. Прежде чем обниму тебя, матушка, мне нужно с тобой побраниться… Ты никогда меня не разбудишь, а я так крепко сплю… и работаешь одна, вот и вчера и сегодня… Это нехорошо. (Обнимает ее.)
Пьерро. Что у нее за сердце!
Бернард. В самом деле, ты слишком балуешь ее, как будто она получает несколько тысяч годового дохода! как будто она готовится выйти за маркиза или герцога… Впрочем, кто знает, какую будущность готовит ей бог.
Мария. О! я прошу только у него, чтоб он дал мне средства никогда не разлучаться с вами, батюшка, и моей доброй матушкой!
Магдалина. И он исполнит твою просьбу, Мария, милое дитя мое. (Обнимает ее.)
Пьерро. На вот!.. кого это я видел там внизу?.. Нет, я не ошибаюсь… Это он!..
Мария. Кто?
Пьерро. Господин Л арок.
Бернард. Так скоро!
Пьерро. С каким-то барином, которого я никогда не видывал… они идут сюда.
Бернард. Без сомнения, затем, чтоб нас выгнать из нашего жилища!.. Ну что ж! пускай придут!.. Я готов на всё!..
Мария (пораженная). Нас выгнать?.. (Смотрит на мать, которая рыдает.) Матушка!.. что это значит?.. о чем ты плачешь?..
Магдалина. Ты скоро узнаешь причину моих слез, бедное дитя мое!.. Молись богу, — теперь он единственная наша надежда!
Ларок показывается в дверях и делает знак командору, что он может войти.
Явление 4
Прежние, Ларок, командор.
Мария ставит стол в сторону и уносит веретено и лампу в комнату направо. Все почтительно кланяются.
Пьерро (в сторону, рассматривая Ларока). Много бы я дал за удовольствие переломать ему ребра.
Командор (в дверях). Ты говоришь, Ларок, что эта миленькая девочка, которую мы встретили, убежала в эту хижину?
Ларок (тихо командору). Точно так, сударь, — отец и мать ее перед вами! (Он с почтением отходит к дверям.)
Командор (в сторону). Ах, черт возьми!.. будем красноречивы и величественны… (Подходя к сцене.) Добрые люди… гм!.. добрые люди!.. Здравствуйте, добрые люди!..
Бернард (кланяясь). Здравствуйте, сударь!
Командор. Кто из вас называется Антони Бернард?
Бернард. Я, сударь!
Командор. Послушай, старичок, не твоя ли это дочь, легкая и резвая, как бабочка, носит иногда работникам завтрак?
Мария выходит.
Бернард. Точно так, сударь… вот она… Подойди сюда, Мария… эти господа тебя спрашивают.
Мария (дрожа). Меня, батюшка? Я ничего не понимаю… (Узнает его.) Ах! боже мой!
Командор (тихо Лароку). Ты не обманул меня, Ларок, они очень бедны!
Ларок (тихо командору). Теперь она в наших руках, сударь. (Они тихо разговаривают между собою.)
Магдалина (споря с мужем). Я тебе говорю, что я хочу этого…
Бернард (тихо жене). А я говорю, что не хочу!
Командор (приметя их спор). О чем вы спорите, добрые люди?
Магдалина. Вот видите, сударь, в чем дело… мы содержали ферму, принадлежащую госпоже маркизе!.. Наша Мария ее крестница!
Командор. А! крестница?
Магдалина (живо). Точно так, сударь! Маркиза в доказательство, что принимала Марию от купели… дала нам в управление эту ферму.
Командор. Это достойный подарок такой хорошенькой крестнице.
Магдалина. И вообразите, не ужасно ли это!.. За то, что мы задолжали за три месяца… у нас отняли всё до последней нитки.
Пьерро. Даже корову… сударь… отняли у их дочери!
Магдалина. И завтра, если мы не заплатим, завтра эта хижина!.. в которой родилась Мария, будет продана. (Возвышая голос.) И всё это потому… потому, что этого хочет господин Ларок!
Пьерро (приближаясь). Точно, всё это потому, что он этого хочет! Я свидетель!
Командор (с принужденной строгостью). Что я слышу?.. как! Ларок!..
Ларок. Но, сударь, ведь вы сами приказали…
Командор (прерывая его). Молчать!.. ты дурак!..
Пьерро. Прекрасно сказано!
Командор (в сторону). Это животное никогда не понимает моих импровизованных планов! (Громко.) Успокойтесь, добрые люди! он не сделает вам никакого зла… Я пришел сказать вам, что сестра моя, маркиза, принимает в вас большое участие и сильно, очень сильно интересуется вашей дочерию.
Мария (в сторону). Как!.. она никогда меня не видана!..
Магдалина (с радостью). Слышишь ли, Антони?
Командор. Маркиза хочет устроить ее будущую судьбу.
Mapия. Возможно ли?
Командор. Что касается до фермы… Я поговорю с сестрой… она, верно, не знает всех этих подробностей… на без сомнения она уважит мое ходатайство, и ферма останется за вами.
Пьерро и Магдалина. Какое счастие!
Командор. В приданое милой Марии.
Магдалина. Ну что ж! Мария, поблагодари господина командора за все его милости!
Мария кланяется ему.
Командор (в сторону, подходя к авансцене). Не совсем-то ловка!.. Зато какая милашка!.. теперь нужно только побольше хитрости — и победа за мной. (Громко.) Ларок, я надеюсь, что всё это исполнится, иначе я прогоню тебя к черту!
Ларок. В минуту всё исполнится, сударь!
Пьерро (кричит над ухом командора, который оборотился к нему спиной). Да здравствует командор!
Командор (отскакивает направо, зажимая уши). Кто этот крикун?
Ларок. Это, сударь, Пьерро — горный пастух.
Командор. Он, кажется, столько же прост, сколько и беден… Поди за мной в замок, мой друг.
Пьерро (в сторону). В замок… чем он хочет сделать меня… может быть, дворецким?.. недурно!.. очень недурно! (Потирает руки.)
Командор (тоном покровителя). Прощайте, добрые люди, прощайте… не бойтесь… я всё, всё устрою.
Пьерро (кричит, кидая свою шапку). Да здравствует командор!
Командор, Ларок и Пьерро уходят.
Явление 5
Бернард, Магдалина, Мария.
Магдалина (с радостью обнимает Марию). Ну что! не говорила ли я тебе, Антони, что она спасет нас?.. Милая моя Мария!.. Она была всегда счастлива!.. Ода всех нас сделает счастливыми!
Бернард. Дай-то бог! Ну, Магдалина, пойдем же завтракать. (Уходит направо.)
Магдалина (идя за своим мужем). А ты что, Мария?
Мария (запинаясь). Нет, матушка; я так недавно встала, что мне совсем еще не хочется есть. Мне нужно сходить к моим козочкам, и я позавтракаю в горах… (в сторону) с Андре!
Бернард (за кулисами). Жена!
Магдалина. Ну что? чего ты хочешь… сейчас, сейчас. (Уходит.)
Явление 6
Мария.
Мария. Бедный Андре! он не большой господин, он не может помочь нам!.. Но я больше люблю его, чем этого скверного командора, который так испугал меня, когда я встретилась с ним сегодня около ручья… Но Андре так же, как и я, беден. Он говорил мне, что всё его имение состоит в сильных и здоровых руках, которыми он достает хлеб! И он не позволил мне сказывать о наших свиданиях никому, даже нашему почтенному пастору, от которого никто ни в чем не скрывается, даже матушке… Он принужден на некоторое время скрываться в наших горах… Это тайна, о которой он также никому не велел говорить.
Я прежде никогда не лгала
Пред доброй матерью моей,
Ей все секреты открывала,
Во всем советовалась с ней…
И вдруг теперь я всё скрываю!..
Ах! боже мой! как я грешу!
Как безрассудно поступаю!..
Пойду и всё ей расскажу!..

(Идет к двери, направо и возвращается, говоря.) А что, если она рассердится? если матушка запретит мне с ним видеться?.. Нет, лучше буду покуда молчать.
Меня она ведь не неволит,
Пойду к нему сперва спрошу…
И если он сказать позволит,
Тогда ей всё перескажу!

Он ждет меня, в этом я уверена… Он придет, как и всегда, попросить молока… сядет подле меня… мы вместе позавтракаем… потом так весело поболтаем… и день пройдет очень скоро!.. Он, я думаю, уж сердится на меня! Побегу скорей!.. (Она хочет идти, но перед ней является Эрбо, — в сторону со страхом.) Кого я вижу? Господин Эрбо!
Явление 7
Эрбо и Мария.
Эрбо. Куда ты идешь, дитя мое?..
Молчание.
Ты не отвечаешь, Мария, краснеешь!.. я пришел сказать тебе…
Мария (с ужасом). Ах! Господин Эрбо!
Эрбо. Ты сегодня в горах встретила мужчину,
Мария (тихо, с опущенными глазами). Да, это правда.
Эрбо. Он говорил тебе, что ты прекрасна.
Мария. Правда, говорил.
Эрбо. Он был сегодня здесь…
Мария (с живостию). Ах! что касается до этого…
Эрбо (строго). Мария… я знаю, ты никогда не лгала!.. Он был!.. я это знаю… говорил с твоими родителями… обещал им покровительство сестры своей маркизы.
Мария (в сторону). Боже мой!.. а я думала, что он говорит мне об Андре!
Эрбо. Он обнадежил вас, что ферма останется за вами… и что уже подписаны условия.
Мария. Неужели! Ах, какое счастье!
Эрбо. Скажи лучше несчастие.
Мария. Но я вас не понимаю!..
Эрбо. Мария, твое сердце еще чисто; ты добра, проста, неопытна; не знаешь ни света, ни этих придворных господ… Если они одолжают кого-нибудь, так думают получить за это более, чем они дали… вот и этот знатный барин… я его понял. Если он обязал твоих родителей, то знай, что взамен куска хлеба, который он им дал, ему хочется погубить и обесславить их единственное дитя.
Мария (живо). Ах! Господин пастор, не думайте, чтоб я…
Эрбо. Я знаю, что Мария, в сердце которой я старался вкоренить все добродетели, не забудет никогда своего старого друга и устоит против всех обольщений… Но тебя преследует человек низкий и коварный; он будет грозить вам разорением, отнимет эту бедную ферму, ваше единственное богатство!.. Он поставит тебя между бедностью и бесчестием, и ты сделаешься тогда его жертвою или невольною причиною нищеты, а может быть, и смерти твоих родителей.
Мария. Великий боже!
Эрбо. Ты видишь, у него рассчитано всё; со всех сторон угрожает тебе опасность.
Mapия. Но, мой боже! что же мне делать?
Эрбо (с живостью, тихо). Бежать!
Мария. Бежать?..
Эрбо. Сегодня же!.. через час наши горцы оставляют деревню и уезжают в Париж искать средств для пропитания, в котором им отказывает наша бедная бесплодная земля. Нужно и тебе отправиться с ними.
Мария. Отправиться с ними! Боже мой! покинуть матушку!
Эрбо. Непременно, дитя мое, это единственное средство избавиться от гнусных замыслов старого негодяя. Здесь всё трепещет перед ним!.. Ты не можешь ему противиться… Даже я, увы! я не могу защищать тебя от его могущества. В Париже твоя неизвестность спасет тебя, а он, не видя более тебя здесь, забудет…
Мария (плача). Хорошо, я убегу, господин пастор… Но моя матушка! моя матушка!
Эрбо. Нужно решиться. От этой разлуки зависит твоя честь…
В соседней комнате слышен голос Магдалины: «Антони, кажется, господин пастор пришел?»
А вот и мать твоя; от нее нужно скрывать твою печаль. Оботри твои глазки, чтоб на них не было и следа этих глупых слез.
Мария. Извольте!
Эрбо. Хорошо, дитя мое!
Мария поспешно отирает слезы и силится улыбнуться отцу.
Явление 8
Те же, Магдалина, Бернард.
Магдалина (с радостью). Знаете ли, господин пастор… Мария, верно, вам сказала… нашей хижины не продадут!.. Ах! какой добрый барин!.. Небо послало его к нам!.. Кроме того, он нас обнадежил, что и ферма останется за нами, и контракт будет возобновлен.
Эрбо. Он мог обещать вам это, Магдалина, потому что, я знаю, контракт еще вчера был приготовлен и подписан.
Общее изумление.
Бернард. Был приготовлен!.. подписан!.. что вы хотите сказать этим?
Эрбо. А то, слепые родители, что все эти угрозы, запрещения, эта милость, высказанная с такою ласкою, все эти благодеяния, так скоро обещанные, есть не что иное, как бесчестный заговор, который затеяли эти низкие люди для погибели вашей дочери!..
Магдалина (подбегая к ней). Мария!..
Бернард. Я не могу поверить.
Магдалина. Нет, это невозможно!.. Такое бесчестное дело!..
Эрбо. Тебя удивляет оно, бедная мать… Но знатные господа смотрят на бедных девушек как на игрушку своей прихоти, на развлечение в праздной жизни… Командор думает только о твоей дочери… он ищет средств сблизиться с ней и погубить ее.
Бернард (в продолжение некоторого времени казался размышляющим, с живостью прерывает его). Да, господин пастор говорит правду; теперь-то я понимаю все сегодняшние его ласкательства — и эту блестящую будущность, которую он обещал нашей дочери. Да, да, они хотели обольстить ее, развратить!.. И всё это потому, что мы бедные люди!
Явление 9
Те же и Пьерро.
Пьерро (прибегает запыхавшись). Вот он! Вот он!.. Я несу откуп фермы, укрепленный на шесть лет!.. в приданое Марии, а я произведен в лесничие!
Бернард (берет от него бумагу и останавливается перед ним). Замолчи, дурак! (Подает бумагу пастору.)
Пьерро (в сторону). Дурак! Вот благодарность за мое известие!.. Дурр… Нет, лучше притворюсь, будто не понимаю.
Магдалина. Ну что, господин пастор?
Эрбо. Всё, что я сказал, здесь подтверждается!
Мария. О небо!
Магдалина (заботливо). Что там, в этой бумаге?
Эрбо. Контракт, подписанный маркизою, и дальше…
Магдалина. Что дальше?
Эрбо. Марии дают место садовницы в замке.
Бернард (посматривая на жену). В замке!
Магдалина печально смотрит на Марию и прижимает ее к сердцу.
Пьерро. В замке! Какое счастье! Мы будем вместе! и тогда, быть может, я осмелюсь…
Бернард (с гневом). Замолчишь ли ты, животное!
Пьерро (в сторону). Животное!.. опять!.. И что с ним сделалось?.. Притворюсь, будто опять не понимаю!
Пастор делает ему знак, чтоб он замолчал, и садится налево; Пьерро стоит перед ним и делает знак, что он повинуется его приказанию.
Бернард (с решимостью, подходя к жене). Нужно от всего отказаться!
Пьерро (оборачиваясь). Что?
Магдалина. А бедность?
Бернард. Ну что ж? мы пойдем в поденщину, будем обрабатывать землю у других… я еще довольно силен для того, чтоб прокормить вас обеих… что касается до Марии…
Магдалина (с заботливостью). Мария…
Бернард. Она уедет!..
Магдалина. Уедет!.. Великий боже!
Бернард. Я решился! (Жене.)
Теперь не бедны мы опять,
Жена, вот наше состоянье,
Но должно за него отдать
Дочь нашу, дочь — на поруганье!
Нет, клад такой нам не к добру,
Позора ввек я не забуду…
Я лучше с голода умру,
Но жить бесчестием не буду!

(Разрывает контракт.)
Магдалина. Что ты сделал?
Бернард. То, что внушил мне мой долг!
Магдалина. Мы погибли!..
Бернард (с усилием). Зато спасена Мария!
Магдалина (подходя к господину Эрбо, который своим молчанием, по-видимому, одобряет Бернарда). Как, господин Эрбо, вы ничего не говорите!.. и вы также, и вы хотите отъезда моей дочери?.. Но если она уедет, знаете ли вы, что я умру от печали!
Эрбо (вставая, говорит ей с ласкою). Магдалина! если ты плачешь так потому, что добродетель разлучает тебя с твоей дочерью, — что же бы ты. стала делать, если б порок отнял ее у тебя?.. Когда-нибудь бог возвратит ее тебе, а покуда в Париже она не будет одна и без помощи. Я написал письмо к одному старому моему другу, — он будет ее покровителем, поможет ей советами.
Магдалина (заглушаемая рыданиями). Нет! нет!.. Не требуйте от меня этого!.. я не могу… Никогда!.. никогда!..
Мария (подбегая к ней). Матушка, не плачь! я возвращусь!
Магдалина. И ты тоже! Ты хочешь оставить меня!.. ты!.. неблагодарная!.. (Слезы заглушают ее голос.)
Мария. О! не говори этого, моя милая матушка; не ослабляй мою твердость! (В сторону.) Я и так нуждаюсь в ней!
В отдалении слышно пение савояров, которое постепенно приближается… Оркестр играет пиано.
Эрбо. Настает минута отъезда! они готовы!
Магдалина (вставая). Ах! они хотят отнять у меня Марию!
Бернард (с решимостью). Не плачь, Мария… Обними твою мать!.. я пойду приготовить всё нужное к твоему путешествию… (Уходит.)
Магдалина (шатаясь, идет за ним). Бернард!.. Бернард!.. погоди!.. О! я несчастная, бедная мать!.. (Она также уходит.)
Мария (плача). Я потеряла всю мою твердость!
Эрбо. Мария, ты не то мне обещала.
Мария. Я не видала тогда слез моей матери.
Явление 10
Пьерро, Мария (поддерживаемая г. Эрбо), Жако, маленькие савояры и савоярки с их отцами.
Хор.
Прощайте, друзья, до свиданья!
Вернитесь скорее
Вернемся мы скоро | назад,
Пусть будет ваш
Пусть будет наш | путь без страданья
И радостен, счастлив возврат!

В продолжение хора Эрбо дает советы Марии и отдает ей письмо, которое она прячет за корсет.
Жако. Вот и мы, господин Эрбо, совершенно готовы к отъезду. Теперь нам осталось только проститься с вами!..
Эрбо. Благодарю, друзья мои… но вы мне должны оказать одну услугу. (Он говорит с ними, показывая на Марию.)
Пьерро (рыдая). Ах, боже мой!.. так она точно едет!..
Мария (плача). Да, Пьерро, нужно ехать… я должна, ты узнаешь причину. Ты будешь утешать матушку, не правда ли, Пьерро?
Пьерро (рыдая). Разумеется, я буду утешать ее!
Мария. Пожалуйста, чаще ходи к ней!
Пьерро (рыдая). Всякой день!.. больше, два раза в день!.. три раза, четыре, пять!..
Мария. Завтра уж я не увижу ее! она не будет ласкать меня! О! боже мой! (Падает на руки Эрбо.)
Пьерро. Ах! это раздирает мое сердце!
Явление 11
Пьерро, Магдалина, Бернард, Мария, Эрбо, Жако.
Бернард (входит с маленькой палкой в руке и узлом в другой; он поддерживает свою жену). Да полно, Магдалина, будь потверже! Что за черт! не то я тебя брошу… У меня тоже не меньше горя. Притом Мария не навсегда же оставляет нас!.. Мы будем получать об нейизвестия от друга господина Эрбо. (Он кладет Магдалину бесчувственную на кресло.)
Мария (приметя ее, бросается к ногам ее). Матушка!
Все савояры уходят с Жако. Чрез двери видно, как они прощаются с своими отцами и удаляются в горы направо. Некоторые, вместе с Жако, остаются ждать Марию. Музыка тихо играет.
Бернард (Марии). Пойдем, дочь моя! (Делает ей знак, чтоб она обняла мать.)
Мария. Матушка, я еду!..
Магдалина (поднимаясь). О! минуту! Антони, сжалься! подожди одну минуту!.. Мать не отталкивают, когда она прощается с своей дочерью!..
Бернард (нежно). Ну обними ее еще раз; я провожу ее! (Делает знак Жако, чтоб тот уходил.)
Мария. Матушка, благословите дочь свою, свою Марию.
Магдалина. О! да, да! милое дитя мое! благословение, которым некогда благословила меня мать моя… Оно всегда охраняло меня от несчастий!.. а мое охранит тебя, Мария!.. когда голос мой не будет достигать твоего слуха… носи в своем сердце эту песню, которую передала мне мать моя!.. Дочь моя, говорила мне она… (Магдалина кладет свои руки на голову Марии.)
Ты начинаешь новый путь…
Твоя судьба от нас сокрыта,
Что будет?.. страшно заглянуть…
Один лишь бог твоя защита!

(Здесь Магдалина, ослабевшая от горя, садится. Мария падает к ногам ее. Магдалина продолжает.)
Работай больше и честней…
Молись… с молитвой грусть забудешь…

(Мало-помалу голос Магдалины заглушается слезами.)
И думай иногда о матери твоей,
За это… счастлива ты будешь…
Иди, дитя мое, иди!..
Бог да спасет тебя… прости…
Прости!.. Бог да…

(Голос ее прерывается.)
Мария. Матушка! Матушка! (Уходит с Бернардом.)
Явление 12
Те же, кроме Бернарда и Марии.
Магдалина (приходя в себя). Мария! Мария! где она? (Она смотрит вокруг себя, потом встает и, шатаясь, идет по сцене, говоря.) Ах! Они отняли у меня мою дочь! (В эту минуту послышался голос Марии, которая повторяет в отдалении прощальную песню матери. Магдалина, поддерживаемая Пьерро, жадно слушает. Занавес опускается.)

Действие второе
Молодой любовник

Театр представляет комнату на чердаке. В глубине дверь; налево от двери кровать с занавесами. В стороне на втором плане дверь в кабинет. Направо главной двери — камин. На той же стороне, на втором плане, окно, выходящее на улицу, близ окна образ мадонны и перед ним маленький геридон, у стены лютня и проч.
Явление 1
Мария и Пьерро.
При поднятии занавеса они сидят за столом, поставленным посреди театра, и обедают.

Вместе.
Говоря о прежней доле,
Забываю поневоле,
Что живу я с давних пор
Далеко от наших гор.

Мария. Ну что? не болен ли батюшка? а матушка, что матушка? Расскажи мне скорее об них, Пьерро…
Пьерро. Они здоровы как нельзя лучше и меня просили благословить вас за них… подождите же, я вас благословлю… (Протягивает руки.) Ну теперь конец концов! Я насилу отыскал вас… Этот Париж совсем сбил меня с толку… Гораздо больше нашей деревни! Я просто перепугался, увидевши такую огромную штуку.
Засовался словно кошка,
Перетрусил словно мышь,
Как являться понемножку
Стал мне издали Паршк…
А пришел… развесил уши
Среди улицы, как шут!..
Вот уже здесь так бьют баклуши!..
Не по-нашему живут!
Есть чему тут удивляться,
Всё тут очень мудрено,
Но всего хитрей, признаться,
Показалось мне одно:
На бульварах очень сходно
Фрак иль брюки продают…
Жаль, одно лишь непригодно —
Что примерить не дают!

Мария. Так и ты, бедный Пьерро, покинул деревню!
Пьерро (кладет свою шапку на стул). Что вы станете делать?.. Я не мог там больше оставаться, вас там не было! Конец концов! Как всё здесь хорошо! не так, как в наших горах!.. Ах! черт возьми!.. У нас после вашего отъезда всё пошло вверх дном! Что ж, черт возьми, подумал я, буду здесь делать? Я продал свой участок земли, который достался мне в наследство после дядюшки Петра, купил лютню и пошел в Париж повидаться с вами, и теперь я уж музыкант, известный на всех парижских улицах! так же, как вы… Я потому-то и нашел вас так скоро: ведь вас во всем квартале зовут Савойской жемчужиной! вы в большой славе!
Мария. Ну да, мой добрый Пьерро, то есть я в большой моде.
Пьерро. И я буду в моде.
Мария. Я заработала в продолжение шести месяцев столько, что могла завестись всей этой мебелью, которую ты видишь.
Пьерро. И еще послали несколько денег своей матушке, этого вы не говорите.
Мария. Ах! этого не стоит говорить… Приехавши сюда, я имела подпору, надежду!.. Но скоро старый друг господина Эрбо умер, и я осталась совершенно одна среди этого огромного Парижа.
Пьерро. Мамзель Мария, вы умная и честная девушка, я напишу о том в деревню!..
Мария (с живостью). Ах да… ты умеешь писать… и я также, Пьерро, скоро буду…
Пьерро. Как?..
Мария (в сторону). Что я сказала! (Громко.) Я скоро… буду учиться!
Пьерро. А покамест я ваш письмоводитель… Ну, как вы здесь поживаете?
Мария. Совершенно одна!
Пьерро. Как? и никого не принимаете?
Мария (запинаясь и опустя глаза). Никого!..
Пьерро (с радостью). Ах, как это мило! Никто не ходит сюда?.. как это лестно!.. Знаете, что это меня чертовски радует; потому что сейчас на лестнице я встретил…
Мария. Кого?
Пьерро. Камердинера, который, указывая мне вашу квартиру, говорил что-то о маркизе.
Мария (в сторону). Я отдыхаю!.. Это не он!
Пьерро. Это так и ущипнуло мое сердце!
Мария (в сторону). Но он хотел прийти! Что, если он теперь придет…
В это время за дверьми слышны три удара в ладоши.
Это он!..
Пьерро. На вот! Это что такое?
Мария. Это…
Снова хлопают.
Пьерро. Вам подают сигнал! Мария. Это учитель…
Пьерро. Учитель чистописания!.. я уйду, уйду!.. Мое почтение, я скоро ворочусь! (Берет лютню.)
Мария. Прощай, прощай, Пьерро! не забывай меня!..
Пьерро уходит.
Явление 2
Мария.
Мария. Бедный Пьерро!.. Не подозревает ли он чего-нибудь!.. Ах нет… Это невозможно!.. Я худо делаю, что скрываюсь от моих друзей!.. боюсь признаться им!.. Однако Андре так добр, так мил! и притом живет со мной на одной лестнице, могла ли я отказаться от свиданий?.. Я была знакома с ним целые шесть месяцев в горах, уехала оттуда, не простившись с ним. Это очень худо!.. и вдруг эта чудная встреча, в двухстах лье от нашей деревцо, на лестнице, в одном доме, в том же этаже!.. не было ли это позволением неба видеться с ним? не оно ли послало мне его покровителем? Да, Андре мой друг! моя защита! покровитель мой!.. и кто что ни говори, а я вовсе не худо сделала, позволя ему ходить ко мне… Но он ждет… Нужно подать ему сигнал, как, бывало, я подавала ему в горах…
Уж наступает вечер темный,
Невольно голос мой нескромный
Зовет тебя, о милый мой!
Спеши увидеться со мной!
Услышь знакомое призванье
На наше тайное свиданье:
То голос, голос, голос той —
С кем ты любил в горах встречаться.

(Она слушает: Андре повторяет снаружи последний стих.)
Спеши скорей, лети стрелой
С твоей Марией повидаться!

Андре (являясь).
Рад на призывный голос твой
Я в день хоть по сту раз являться.

Явление 3
Андре, Мария.
Андре. Какое счастие!.. Я не думал застать тебя дома!
Мария. В воскресенье всегда! в другие дни большая разница… я работаю для поддержания жизни. Воскресенье посвящаю богу и…
Андре. Кому?..
Мария (опуская глаза). Матушке.
Андре. А мне, Мария, мне?
Мария. Вам! вы мой друг, мой благодетель, который учит меня, простую, глупую савоярку…
Андре. Это-то счастливое неведение, Мария, эта восхитительная простота и нравится мне в тебе.
Мария. Ах! я ничего не знаю, совершенно ничего!.. Это меня печалит… сокрушает… несмотря на ваши прекрасные уроки, я не успеваю…
Андре. Ты слишком строга к себе, милая Мария… Ты сделала большие успехи и читаешь совсем не так дурно, как тебе кажется… Сегодня мы прочтем эту бумагу.
Мария. Но это писано, а я едва читаю печатное.
Андре. Ничего… Это также легко… И я надеюсь, что ты можешь… (В сторону.) Да, небо помогло мне… она может прочесть признание в пламенной страсти, которую я не смею высказать ей!.. Что-то из того будет!..
Мария (подбегая к нему). Начнем же скорей… Да извольте быть построже…
Андре (важно). Ты увидишь, я буду даже слишком строг…
Мария. Тут нет ничего смешного… Ну, будем читать. (Они садятся посреди театра. Складывая.) «Несмотря на то что мое сердце поняло вас». (Говоря.) Так ли?
Андре. Совершенно так.
Мария. «С… тех пор… как я вас узнал…»
Андре. Очень хорошо.
Мария. «Со дня… как я вас увидел (складывая) ветре… встретил в горах». (Говоря.) Что! видите, как я бегло читаю… (От радости она припрыгивает на креслах и бьет в ладоши.)
Андре. Как ангел!
Мария (читая). «Ваш божественный образ…» (Говоря с удивлением.) Отчего у вас так дрожит рука?..
Андре (слабым голосом). Но… и не знаю…
Мария. Держите хорошенько бумагу. (Читая.) «Ваш божественный образ не покидал меня пи на минуту… Я с ним вместе засыпаю! с ним про… про… пробуждаюсь…» (Говоря.) Ах, как это мило!.. к кому же оно писано?..
Андре (с живостью). Продолжайте, продолжайте, и вы тотчас узнаете.
Мария (читая). «Потому, что это вы, Мария!» (Говоря.) Ах! боже мой! (Она встает и прислушивается.)
Андре. Что с вами?..
Мария (прислушиваясь, показывая на дверь). Слышите!.. идут по лестнице…
Андре (в сторону). Черт их несет!
Мария. Верно, это Пьерро!
Андре. Пьерро?.. кто он такой?..
Мария (с замешательством). Пьерро!.. это крестьянин!.. он ничего не знает… я ему сказала только об учителе, что ж, я не обманула, вы точно мой учитель, но всё-таки лучше, чтоб он вас не видал!.. спрячьтесь, спрячьтесь!..
Андре. Куда же?
Мария (показывает налево в кабинет). Там!.. в кабинет!..
Андре (в сторону). Что делать, нужно уступить свое место Пьерро. (Уходит в кабинет.)
Мария (говоря ему). Минутку, одну минутку, мой друг!.. я его скоро выпровожу… (Бежит отворить главную дверь и тихо вскрикивает.) Ах!.. это не Пьерро!
Явление 4
Мария, маркиза, потом командор.
Маркиза. Вас ли зовут Марией?
Мария (робко). Точно так, сударыня.
Маркиза. Вы играете на лютне савойские песни на наших бульварах.
Мария. Точно так, сударыня.
Маркиза (в сторону). Это она!
Мария. Что вам угодно, сударыня?
Маркиза (с холодностью). Вы узнаете. (Она идет к дверям, говорит с слугою, тот удаляется и возвращается с командором; маркиза снова дает слуге приказание при первых словах командора.)
Мария. Какой надменный вид! повелительный той! чего хочет от меня эта дама?
Командор. Черт бы побрал всех этих маленьких людей, которые забираются в свои жилища по таким высоким лестницам! По чести, я совсем разбился ногами… (Приметя Марию.) Но я не ошибся!..
Мария (в сторону). Командор!
Маркиза (входя на сцену). Что у них происходит?
Командор. Это она! (В сторону.) Всё так же хороша!
Маркиза. Вы знаете ее?
Командор (в сторону). Ай! Аи! (Громко.) То есть я знал ее… ие зная… Вы также знаете ее, маркиза. Э!.. Боже мой! ведь это дочь одного из ваших фермеров Савой!.. молодая Бернард… (Подает кресло маркизе.)
Маркиза (садясь). Не правда ли, моя милая, и ты нас знаешь?
Мария. Точно так, сударыня. Если не ошибаюсь, я имею честь принимать у себя маркизу де Сиври.
Маркиза (в сторону). Это подтверждает мои подозрения. (Громко.) Скажи мне, зачем ты одна уехала в Париж?
Командор. Ах да!.. зачем?.. А ну… зачем?..
Мария (не слушая его, отвечает маркизе). У нас, бедных жителей гор, у всех одна причина, которая заставляет покидать родину, — это бедность!
Командор (в сторону). Она как будто не узнает меня! очень, очень хитро!
Маркиза. Но, сколько я помню, этой фермы, которую я вам отдала по просьбе моего брата, было бы достаточно для прокормления вашего семейства, значит, другая причина добудила тебя удалиться?
Мария. Так точно, сударыня, и я вам скажу ее (посматривая на командора), потому что не умею лгать.
Командор (в сторону). Неужели она будет так глупа, что всё расскажет сестре?.. Право, это из рук вон!
Мария. Почтенный наш пастор сказал, что мне угрожала большая опасность!..
Командор (в сторону). А! ей пастор сказал!.. Я с ним справлюсь!
Мария. Один сильный… (посматривает на командора) и неотвязчивый старик преследовал меня своим волокитством…
Командор (в сторону). Старик! Сестра не подумает на меня.
Мария (продолжая). Я должна была бежать, чтоб избавиться от его замыслов.
Маркиза (вставая). Я понимаю. Кто же был этот старик?
Командор (в сторону). Неужели она скажет?.. Я стою как будто на горячих угольях.
Мария (с достоинством, не смотря на командора). Я забыла его имя!
Командор (в сторону). Ах плутовка! это очень хорошо, хоть бы и не для старика, как она меня называет… Шутит, плутовка, шутит!
Маркиза. Но с тех пор, как ты живешь в Париже, кто помогает тебе в твоих нуждах?.. (Говоря это, показывает на мебель.)
Мария (простосердечно). Бог, сударыня.
Маркиза (улыбаясь). Бог!
Мария (с гордостью). И мой труд.
Маркиза. Как! Твоя лютня, твои песни?
Мария. Да, сударыня.
Маркиза (в сторону). Ее ответы удивляют меня; но, может быть, эта наивность не больше как маска, чтоб отклонить мои подозрения?
Командор. Маркиза, мне пришла в голову идея!.. богатая, глубокая идея!.. завтра у вас большое собрание?
Маркиза (наблюдая за Мариею, значительно). Да… по случаю представления моим друзьям Лауры де Ереван, невесты моего сына, маркиза Артура де Сиври.
Мария слушает равнодушно.
Никакой перемены!..
Командор. Так видите: эта савоярка теперь в большой моде; она пела при королевской фамилии; нужно пригласить ее после обеда, перед отъездом на придворный бал: для дам это будет обольстительная новость! (Проходя мимо Марии, тихо.) И большое счастие для моего сердца, ах! (Громко.) Что вы скажете на это, маркиза?
Маркиза (с явного радостью). Я скажу, командор, что ваша мысль превосходна.
Командор (в сторону). Теперь дела мои пойдут чудесно! Ай да я!
Маркиза (в сторону). Да… таким образом я открою истину. (Громко Марии.) Ну что ж! согласна ли ты завтра дать нам понятие о твоем таланте?
Мария. Не смею противиться вашим приказаниям!
Маркиза. Очень хорошо!
В эту минуту Андре, не вытерпев, отворяет дверь; но, увидев маркизу, он быстро затворяет ее, говоря: «Боже мой». Шум заставляет маркизу обернуться.
Маркиза. Что такое?
Мария (в сторону). Боже!
Командор (в сторону). Э! э! э!.. значит, я опоздал!.. Но утешусь… лучше поздно, чем никогда!
Маркиза (в сторону). Если он там? (Громко.) Посмотрите, командор, с каким вкусом и изящностью расположено всё в этой маленькой комнате.
Командор (в сторону). Какой-нибудь прокурорский писарь разоряется на нее.
Маркиза (идя к кабинету). И здесь еще комната, я думаю…
Командор. Будуар, без сомнения.
Маркиза. Посмотрим!
Мария (подбегая и становясь перед нею). Сударыня!
Маркиза (отворивши дверь в кабинет — в сторону). Никого!.. я ошиблась.
Командор входит на минуту в кабинет, напевая: «Ах, как пахнет розой здесь!»
Мария (в сторону). Боже мой! как я испугалась… (Отдыхая

[1]Печатается по ЦР, с восстановлением утраченных заглавия и начала списка действующих лиц но режиссерскому экземпляру.
Впервые опубликовано: куплеты командора (д. III, явл. 3) и Пьерро (д. II, явл. 1) — ЛГ, 1842, 25 окт., № 42; «Песня Марии» — РиП, 1843, No. 1, с. 240; полностью — Собр. соч. 1930, т. III, с. 253–309.
В собрание сочинений впервые включено в последнем из названных изданий.
Автограф не найден. Цензурованная рукопись (ЦР) — ЛГТБ, 1, IV, 5, 71; ценз. разр. для театральной постановки — 7 октября 1842 г. Разрешительная надпись цензора М. Гедеонова проведена через всю рукопись и повторена на последней странице. Режиссерский экземпляр — ЛГТБ, I, IV, 5, 73.
Датируется 1842 г.
Является переделкой французской пьесы А.-Ф. Деннери (A.-Ph. Dennery (D’Ennery)) и Г. Лемуана (G. Lemoine) «Божья милость» («Le grace do Dieu»), которая с большим успехом шла на сцене парижского театра Gaite (премьера — 16 января 1841 г.). Краткое содержание пьесы тогда же было передано в «Отечественных записках» (Театральная летопись. Французским театр в Париже. — ОЗ, 1841, № 3, отд. «Смесь», с. 45).
Пьеса Деннери и Лемуана была написана в подражание водевилю Ж.-Н. Буйи (J.-N. Bouilly) и М.-Ж. Пена (M.-J. Pain) «Фаншон, играющая на рылях»[34] («Fanchon la Vielleuse», 1800), чрезвычайно известному не только во Франции, но и за ее пределами. Поэтому мелодрама «Божья милость» ставилась в Россия под названием «Новая Фаншон» («La nouvolle Fanchon»). Впервые она была сыграна французской труппой Михайловского театра в Петербурге в начале 1842 г. и почти одновременно — французским театром в Москве (РиП, 1842, № 3, с. 41).
Основной автор «Божьей милости» А.-Ф. Деннери (1811–1899) — плодовитый французский драматург; ему принадлежит около 200 пьес, большинство которых он написал с различными соавторами. «Божья милость» пользовалась широкой популярностью. На сюжет, заимствованный из этой пьесы, Г. Доницетти создал оперу «Линда ди Шамуни». «„La grace de Dieu“ била шедевром Деннери, — писал Э. Золя. — Нужно вспомнить успех этой мелодрамы. Главные ситуации из нее рисовали на тарелках, по ее темам печатались сотни гравюр, которые встречаются еще теперь на стенах крестьянских домов. Вся Франция рыдала над горем бедной Марии» (Zola E. Nos auteurs dramatiques. Paris, 1881, p. 348). Э. Золя, который был принципиальным противником жанра мелодрамы вообще и творчества Деннери в частности, не случайно ввел в свой роман «Чрево Парижа» сцену с четким полемическим заданием: Лиза Кеню, предавшая своего родственника Флорана, в тот же вечер отправляется в театр, где вместе с мужем смотрит именно пьесу Деннери «La grace de Dieu», проливая слезы над судьбой героини.
Песни из «Божьей милости» долгое время оставались популярными в России. В романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» (1866) Катерина Ивановна почти в предсмертном бреду заставляет детей петь на улице «Cinq sous» — «известную петербургским жителям песенку нищих из французской пьесы Деннери и Лемуана „Божья милость, или Новая Фаншон“» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти т., т. VII. Л., 1973, с. 392).
Очевидно, внимание Некрасова на пьесу Деннери и Лемуана обратил Д. В. Григорович. Надо думать, что Некрасова привлекли во французской мелодраме ее явная антидворянская направленность, трогательный характер героини, соединение патетических и комических элементов, обилие романсов и песен.
Над своей переделкой Некрасов работал, по-видимому, летом и ранней осенью 1842 г. Д. В. Григорович вспоминал: «Каким образом ухитрился он это сделать, не зная буквально ни слова по-французски, остается непонятным. Сколько нужно было воли, терпения, чтобы, частью пользуясь объяснениями случайно заходивших знакомых, частью по лексикону, довести до конца такую работу» (Григорович Д. В. Литературные воспоминания. — Григорович, т. XII, с. 235).
По сравнению с французским оригиналом Некрасов ввел в пьесу значительные изменения. Прежде всего он переменил заглавие: вместо «Божьей милости» у него появляется «Материнское благословение, или Бедность и честь». Двойные названия были обычными для драматургии тех лет: в одной части заглавия обычно указывалась основная ситуация пьесы или имя главного героя, во второй — формулировалась тема, в данном случае — «бедность и честь». Кроме того, Некрасов ввел заглавия для каждого акта, чего не было во французском оригинале. Актовые заглавия также традиционны для мелодрамы. Диалектизмы, которых было много в «Божьей милости», устранены вовсе, потому что на русском языке передать их было невозможно. Изменены имена некоторых действующих лиц. Отец Марии Лусталот получил у Некрасова имя Бернард, пастор стал именоваться Эрбо, слуга командора (как и пастор, но имевший имени) — Лафлер.
В целом текст французской мелодрамы был значительно сокращен Некрасовым. Роль Шоншон (одно из главных действующих лиц) была им вовсе упразднена. Поэтому отпали целые сцены с ее участием. В других случаях ее реплики или вычеркивались, или передавались Пьерро. Ф. А. Кони в своей рецензии возражал против исключения роли Шоншон (ЛГ, 1842, 25 окт., № 42, с. 866). Однако у Некрасова были основания для такого решения. Шоншон — деревенская подруга Марии — благосклонно принимала ухаживания командора, который устроил ее в Оперу. Никакою раскаяния она но испытывает, напротив, вполне довольна споим положением. Таким образом, роль Шоншон противоречила моральной проблематике пьесы («бедность и честь») и нарушала основную тенденцию мелодрамы.
В общей сложности Некрасов исключил восемь явлений, введя взамен только одно (д. IV, явл. 4) — разговор командора с Марией. Цель его в данном случае заключалась в том, чтобы подчеркнуть низкую натуру командора: он продолжает преследовать Марию, уже зная, что ее любит его племянник.
Некрасову принадлежит еще одно важное добавление. Переведя довольно точно монолог Марии (д. II, явл. 5), он вкладывает в ее уста слова, которых не было во французском оригинале: «Я их <придворных господ> терпеть не могу…».
Некоторые изменения внес Некрасов и в финал: возможно, по цензурным соображениям он решил сделать из злодея командора типичного водевильного дядюшку-добряка, который устраивает счастье влюбленных.
В остальном Некрасов достаточно точно передал прозаический текст французской пьесы. Иначе обстояло дело с текстами стихотворными. Тут он чувствовал себя значительно увереннее. и не столько переводил, сколько переделывал или же сочинял сам. В «Божьей милости» было тридцать песен и романсов; Некрасов оставил лишь восемнадцать; из этих восемнадцати тринадцать являются переделками, остальные пять сочинены им самим. Переделки Некрасова по художественной выразительности зачастую превосходили французские стихи. На это обратил внимание еще в начале 1900-х гг. писатель и драматург Ив. Щеглов (И. Л. Леонтьев): «Имея под рукой оригинал пьесы Деннери и сверяя по нем стихотворный перевод двадцатилетнего Некрасова, невольно удивляешься, как легко и вместе как колоритно переложены популярные французские куплеты, приобретшие в свое время, исключительно благодаря талантливому некрасовскому переложению, не меньшую популярность и в России». У Некрасова, отмечал далее Ив. Щеглов, «очень тонкое „переложение“, без тени аффектации, которой страдает „поэзия“ французского оригинала, — переложение, стоящее много выше последнего» (Щеглов Ив. <Леонтьев И. Л.> Народ и театр. СПб., 1911, с. 220, 221).
Оригинальные стихи Некрасова, включенные в мелодраму, соответствуют направлению, которое принимает его поэзия к концу 1842 г. Особенно это относится к «Песне Марии» («В хижину бедную, богом хранимую, Скоро ль опять возвращусь…»). Не случайно Некрасов напечатал ее отдельно вскоре после премьеры (РиП, 1843, № 1, с. 240). Эта песня была популярной до конца XIX в. и вошла во многие песенники.
Переводя французскую мелодраму, Некрасов порою не удерживался от литературной полемики. Эго относится к оригинальной песенке Пьерро (д. II, явл. 1). Ф. А. Кони, включив ее целиком в текст своей рецензии, писал: «Куплет этот напомнил нам очень живо одно ученое путешествие, и остроумная мысль его, нам кажется, взята чуть ли но из „Москвитянина“» (ЛГ, 1842, 25 окт., № 42, с. 866). Ф. А. Кони имел в виду последнее четверостишие песни, в которой Пьерро, наивный крестьянин, впервые попавший в Париж, с удивлением рассказывал о нравах парижских торговцев:
На бульварах очень сходно
Фрак иль брюки продают…
Жаль, одно лишь непригодно —
Что примерить не дают!

В данном случае Некрасов пародировал описание Парижа М. П. Погодиным, который в 1841 г. опубликовал отрывки из дневника под названием «Месяц в Париже»: «Купил на базаре летнее платье и с поспешностию, которая всегда мне дорого обходится: мне сперва скучно было примерять много, потом совестно не купить примеривши, наконец, стыдно подать слишком малую цену, в сравнении с запрошенною. Скучно, совестно и стыдно, итого: я купил дурное платье, ле впору и дорого» (Москвитянин, 1841, № 2, с. 453). А. И. Герцен назвал этот дневник Погодина «приходно-расходным» (Герцен, т. V, с. 16).
В переделке Некрасова содержится еще один пример невольной, быть может, «русификации». В последнем действии один из савояров рассказывает, что в Париже он заработал 100 ефимков (в оригинале — 100 экю). Ефимок — старинное русское название иностранной монеты; в устах жителя Савойи слово это звучит, конечно, очень неожиданно.
В цензуре «Материнское благословение…» не встретило никаких препятствий. 3 октября 1842 г. помощник режиссера Руссо обратился в Контору императорских театров с просьбой о передаче в Цензурный комитет пьесы «Материнское благословение, или Бедность и честь», «избранной г. Шемаевым в свой бенефис, назначенный ему 19 октября сего года». В тот же день пьеса была препровождена в III Отделение (ЦГИА, ф. 497, оп. 1, № 9006, л. 60) и 7 октября 1842 г., как уже говорилось, разрешена к постановке (ЛГТБ, I, IV, 5, 71, л. 70). В кратком рапорте, который цензор обязан был составить для управляющего III Отделением, «Материнское благословение…» рассматривалось вместе с четырьмя другими переводами. М. Гедеонов писал: «Подлинники этих пьес одобрены к представлению. При разборе русских переводов не оказалось ничего предосудительного», — после чего последовала окончательная резолюция генерал-лейтенанта Л. Дубельта: «Позволяется. 9 окт. 1842» (ЦГИА, ф. 780, оп. 1, 1842, № 18, л. 82). О готовящейся постановке «Материнского благословения…» в Петербурге было сообщено в «Литературной газете»: «На Александринском театре готовят, в бенефис г. Шемаева, драму „Материнское благословение“, известную на французском под названием „La grace de Dieu“. Эта драма-водевиль исполнена самых поразительных театральных эффектов. Она давалась в Париже сто раз сряду, а савоярские мотивы, написанные для нее лучшими французскими сочинителями романсов, сделались даже народными. Мы видели эту пиесу в Москве, на французском театре, под названием „La nouvelle Fanchon“: это до сих пор лучшая пиеса тамошнего репертуара» (ЛГ, 1842, 18 окт., № 41, с. 843). Премьера «Материнского благословения…» состоялась на сцене Александрийского театра 19 октября 1842 г. Центральную роль Марии исполняла М. Д. Дюр. В спектакле были заняты также В. В. Самойлов (командор), В. А. Шемаев (Пьерро), А. М. Максимов (Артур). Имя переводчика на афише было скрыто за обычным театральным псевдонимом Некрасова: «Н. Перепельский». Премьера прошла успешно. По свидетельству А. И. Вольфа, актеры, занятые в спектакле, «были очень недурны, и публика осталась очень довольною исполнением» (Вольф, ч. I, с. 101).
Спектакль вызвал ряд откликов в печати. Подробная рецензия была написана Ф. А. Кони. По его мнению, французская драма, не заключавшая в себе особых литературных достоинств, была написана так искусно, что «пьесу можно смотреть с участием и большим удовольствием». Высказав несколько критических замечаний по адресу переводчика (главным образом в связи с исключением роли Шоншон). Ф. А. Кони в целом одобрительно отозвался о спектакле: «Драма сыграна у нас весьма удачно. Г-жа Дюр — в роли Марии — прелестна! Есть сцены, где она глубоко потрясает зрителя истиной своего увлечения, теплотою чувства и простодушной натурой, которая высказывается у нес в самых патетических сценах» (ЛГ, 1842, 25 окт., № 42, с. 866). В чрезвычайно резких тонах перевод Некрасова был раскритикован в журнале «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров» (1842, № 21, с. 11). Переводчик обвинялся в том, что он «вовсе не знаком с языком оригинала, а переводит по лексикону». Это обвинение было подхвачено и в «Северной пчеле» (1842, 17 ноября, № 258).
Наиболее сочувственный отклик был помещен в «Отечественных записках»: «Несмотря на особенные названия каждого отделения (обыкновенная бенефисная проделка в наше время!), пьеса, переведенная г. Перепельским, очень удачно выбрана. <…> Это не похоже на наши „трагедии“, и оригинальные, и переводимые о немецкого: в них есть только то, над чем можно позевать и поспать. Куплеты „Материнского благословения…“ переведены очень мило. Пьеса шла вообще недурно. Г-жа Дюр, игравшая главную роль, была во многих местах очень хороша» (Театральная летопись. Русский театр в Петербурге. — ОЗ, 1842, № 11, отд. «Смесь», с. 42).
В этом отзыве «Северная пчела» не без основания почувствовала стремление противопоставить «Материнское благословение…» псевдоисторическим драмам, проникнутым монархическими тенденциями, которые были характерны для русской сцены тех лет. Поэтому, отрицательно отозвавшись о французском оригинале, «Северная пчела» с раздражением писала о тех, «которые расхваливают эту драму, порицая в то же время безотчетно произведения лучших наших драматических писателей» (СП, 1842, 17 ноября, № 258, с. 1029–1030). Эта позиция булгаринской «Северной пчелы» оставалась неизменной на протяжении ряда лет. Так, в 1849 г., не в силах замолчать успех «Материнского благословения…» у демократического зрителя, газета писала (в связи с постановкой пьесы в Москве): «Артист должен всегда помнить, что судья его партер, и хотя бы число лиц, в нем присутствующих, было очень невелико, все-таки он обязан дорожить только его мнением. В Москве, к сожалению, не то что в Петербурге: верхние галереи имеют перевес» (СП, 1849, 25 авг., № 186, с. 741; см. там же: 1849, 29 сент., № 216, с. 861).
Но при всем различии мнений о французской пьесе и о переделке Некрасова никто из рецензентов не отрицал успеха спектакля, который «понравился нашей публике» (РиП, 1843, № 1, с. 224; см. там же, с. 231). О популярности «Материнского благословения…» свидетельствует один из участников петербургского спектакля — В. В. Самойлов. Вспоминая, как трудно было ему пробиться к большим ролям, он писал: «Я предложил переиграть попеременно все мужские роли в драме „Материнское благословение…“ („La nouvelle Fanchon“), бывшей тогда в большой моде; предложил это с условием, что если я хоть в одной роли буду хуже тех, которые играли до меня, то подвергаюсь штрафу, какой угодно будет назначить. Согласия не последовало» (Рус. старина, 1875, № 1, с. 212).
В 1846 г. «Материнское благословение…» было возобновлено на сцене Александрийского театра при измененном составе исполнителей (особенно удачно играла роль Марии Н. В. Самойлова). Всего на сцене Александрийского театра за период с 1842 по 1855 г. «Материнское благословение…» было поставлено 23 раза (Вольф, ч. II, с. VI).
Успешно шло «Материнское благословение…» и в Москве на сценах Большого и Малого театров. 29 октября 1843 г. в бенефис П. И. Орловой (игравшей роль Марии) роль командора впервые сыграл великий русский актер М. С. Щепкин (Гриц Т. С. М. С. Щепкин. Летопись жизни и творчества. М., 1966, с. 231).
Однако, несмотря на успех спектаклей, перевод Некрасова опубликован не был. Этим воспользовался некий Марков, который в 1848 г. напечатал свой перевод той же мелодрамы Деннери и Лемуана (без указания имени переводчика). Прозаический текст был переведен Марковым действительно с оригинала, о чем свидетельствует, в частности, восстановление роли Шоншон (у Маркова она получила имя Фаншеты). Что же касается куплетов и романсов, то все до одного они были взяты из перевода, Некрасова. Спекулируя на известности «Материнского благословения…», Марков выпустил свой перевод под этим же, принадлежавшим Некрасову, заглавием, изменив лишь порядок слов: «Благословение материнское» вместо «Материнское благословение…». Таким же образом были изменены слегка и стихотворные тексты, в том числе и те, которые сочинил сам Некрасов (см.: Теплинский М. В, К истории драмы Некрасова «Материнское благословение…». — Научный бюллетень Ленинградского университета. 1947, № 16–17, с. 37–38, где фамилия плагиатора дана ошибочно: Макаров вместо Марков).
Долгое время в Москве драму Дениери и Лемуана играли только по переделке Некрасова, затем сложилась парадоксальная ситуация: в Малом театре одна и та же пьеса одновременно игралась разными составами артистов по разным переводам. Так, известная русская актриса Л. П. Косицкая-Никулина играла роль Марии «по Маркову», а Е. Н. Лаврова-Васильева — «по Перепельскому». В печати того времени делались сопоставления игры этих актрис (СП, 1849, 25 авг., № 186, с. 741). Многие исследователи истории русского театра утверждают, что Л. П. Косицкая-Никулина выступала в «Материнском благословении…», переведенном Некрасовым. Это явная ошибка, проистекающая из широкой известности переделки Некрасова и почти полной неизвестности перевода Маркова (см., например: Ревякин А. И. Жизненный прототип Катерины. К творческой истории «Грозы». — В кн.: Вопросы русской литературы. Сб. статей. М., 1959, с. 294 (Учен. зап. Моск. гор. пед. ин-та им. В. Н. Потемкина, т. XCVIII); Куликова К. Ф. Л. П. Никулина-Косицкая. Л., 1970, с. 91–101; Театральная энциклопедия, т. III. М., 1964, с. 224). Имя Л. П. Косицкой-Никулиной как исполнительницы роли Марии указывается в издании перевода Маркова: Благословение материнское. Драма в 5 действиях, с куплетами, сочиненная гг. Денери и Густафом Лемуани. Изд. Манухина и Салаева. В типографии Александра Семена. М., 1848, с. 6.
Несмотря на то что перевод Маркова был опубликован, именно некрасовское «Материнское благословение…» в течение нескольких десятилетий не сходило со сцены, в то время как «Благословение материнское» было совершенно забыто. 30 августа 1873 г. в Малом театре роль Марии в «Материнском благословении…» сыграла М. Н. Ермолова. Правда, успеха в этой роли она не имела (см.: Дурылин С. Я. М. Н. Ермолова. 1853–1928. Очерк жизни и творчества. М., 1953, с. 68–69). Почти одновременно (сентябрь 1873 г.) отрывки из «Материнского благословения…» шли в Москве на сцене Общедоступного частного театра (на Варварской площади); в спектакле участвовали П. А. Стрепетова и Н. X. Рыбаков.
Чрезвычайно популярно было «Материнское благословение…» в других городах. Спектакли с участием П. И. Орловой в Киеве и Одессе производили настоящий фурор (см.: Псарев Я. Русский театр. — Одесск. вести., 1849, 15 янв., № 5; а также: 1848, 21 апр., № 32 и 20 ноября, № 93). В 1848 г. на сцене Ставропольского театра главные роли в некрасовской переделке французской мелодрамы исполняли Н. X. Рыбаков и его жена П. Г. Рыбакова (см.: Клинчин А. Николай Хрисанфович Рыбаков. М., 1972, с. 119–120, а также с. 151). Шло «Материнское благословение…» и в Самаре (см.: Альтшуллер А. Павел Свободин. Л., 1976, с. 16). 13 июня 1880 г. М. Г. Савина писала Тургеневу из Одессы о местном театре, в котором, по ее словам, «Материнское благословение…» дает больше сбору, чем «Женитьба Белугина» (Тургенев, Письма, т. XII, кн. 2, с. 558). Особенно популярна мелодрама была в Харькове, Казани и Нижнем Новгороде (Чуковский К. И. Несобранные статьи о Н. А. Некрасове. Калининград, 1974, с. 66).
Ив. Щеглов, посвятивший «Материнскому благословению…» специальную статью, писал, что это была «популярнейшая пьеса провинциального репертуара». Ему же принадлежит колоритный рассказ о постановке некрасовской переделки в петербургском народном театре «Америка» в начале 1900-х гг. По его словам, зрители чутко воспринимали в пьесе «глубоко демократические элементы: ее неизменное сочувствие униженным и оскорбленным, ее настойчивую защиту человеческих прав всякого несчастного бедняка…» (Щеглов Ив. «Материнское благословение» (памяти Н. А. Некрасова). — Ежемес. прилож. к журн. «Нива», 1906, № 11, с. 381–402).
«Материнское благословение…» продолжало идти на сценах театров и в первые годы после Октябрьской революции. Созданный вскоре после 1917 г. и поддержанный А. В. Луначарским «Театр классической мелодрамы и комедии» (Петроград) в качестве премьеры показал «Материнское благословение…» (см.: Эмче. «Материнское благословение». — Жизнь искусства, 1921, 6 дек., № 820, с. 5). В прессе тех лет сообщалось, что «Материнское благословение…» «было и остается одной из пьес, не сходящих с репертуара, и эта переводная мелодрама более других некрасовских „оригинальных“ пьес напоминает нам о поэте, уже близком к обретению своего пути» (см.: Новоселов Вл. Некрасов-драматург. — Вестн. театра и искусства, 1921, 2 дек., № 8, с. 2). О постановках «Материнского благословения…» в 1920-е гг. см. также: Марков П. А. О театре, т. 3. М., 1976, с. 13–14. В 1940 г. издательство «Искусство» выпустило «Материнское благословение…» отдельной книгой.
Командор — лицо, имеющее высшее звание в рыцарском ордене; здесь: знатный барин.
Савояры — жители Савойи, области на юго-востоке Франции.
Я несу откуп фермы… — Откуп — здесь: право на временное пользование.
Геридон — круглый столик на одной ножке.
…чудесный дивертисман! — Дивертисман (от франц. divertissement) — развлечение.
Музыка из водевиля «Приключение на искусственных водах»… — название популярного водевиля П. А. Каратыгина, премьера которого состоялась в Александрийском театре 10 сентября 1841 г. Опубликован в журнале «Репертуар русского и Пантеон всех европейских театров» (1842, № 4). «Пусть все мужчины злодеи ужасные, но только кроме его» — строки из романса героини водевиля Оленьки, который начинается словами: «Нового чувства всю силу значенья Он мне успел объяснить» (д. II, явл. 6).
Ритурнель — повторяющийся аккомпанемент в начале и в конце песни.

Год написания: 1842


====

Некрасов Н. А. - Плач детей


Некрасов Н. А.

ПЛАЧ ДЕТЕЙ

Равнодушно слушая проклятья
В битве с жизнью гибнущих людей,
Из-за них вы слышите ли, братья,
Тихий плач и жалобы детей?

«В золотую пору малолетства
Всё живое — счастливо живет,
Не трудясь, с ликующего детства
Дань забав и радости берет.
Только нам гулять не довелося
По полям, по нивам золотым:
Целый день на фабриках колеса
Мы вертим — вертим — вертим!

Колесо чугунное вертится,
И гудит, и ветром обдает,
Голова пылает и кружится,
Сердце бьется, всё кругом идет:
Красный нос безжалостной старухи,
Что за нами смотрит сквозь очки,
По стенам гуляющие мухи,
Стены, окна, двери, потолки, —
Всё и все! Впадая в исступленье,
Начинаем громко мы кричать:
„Погоди, ужасное круженье!
Дай нам память слабую собрать!“
Бесполезно плакать и молиться —
Колесо не слышит, не щадит:
Хоть умри — проклятое вертится,
Хоть умри — гудит — гудит — гудит!
Где уж нам, измученным в неволе,
Ликовать, резвиться и скакать!
Если б нас теперь пустили в поле,
Мы в траву попадали бы — спать.
Нам домой скорей бы воротиться, —
Но зачем идем мы и туда?..
Сладко нам и дома не забыться:
Встретит нас забота и нужда!
Там, припав усталой головою
К груди бледной матери своей,
Зарыдав над ней и над собою,
Разорвем на части сердце ей…»

Год написания: 1860


====

Некрасов Н. А. - Песнь Марии


Некрасов Н. А.

ПЕСНЬ МАРИИ

Из драмы «Материнское благословение»
В хижину бедную, богом хранимую,
Скоро ль опять возвращусь?
Скоро ли мать расцелую любимую,
С добрым отцом обнимусь?
Бледная, страшная, в грезах являлася
Мать моя часто ко мне,
И горячо я с мечтой обнималася,
Будто с родимой, во сне!..
Сколько, я думаю, к горю привычная,
Мать моя слез пролила…
Если б отсюда она, горемычная,
Речь мою слышать могла,
Я закричала б ей, — пусть не пугается:
«Жизнь для меня не тошна.
Матушка! дочь твоя с горем не знается:
Замуж выходит она!»

Год написания: 1842

 
***   ***

==================================> Фет А.А. (8) <===============================
1. В темноте, на треножнике ярком…
2. Вечер (из Шиллера)
3. Мама! глянь-ка из окошка…
4. Новогреческая песня
5. Выйди, мать, наружу, посмотри на диво…
6. Я говорю, что я люблю с тобою встречи…
7. Твоя старушка мать могла…
8. Станет насыпь могилы моей просыхать…



Фет А.А.

1. В темноте, на треножнике ярком… - Фет А.А.
2. Вечер (из Шиллера) - Фет А.А.
3. Мама! глянь-ка из окошка… - Фет А.А.



Фет А.А. - Мама! глянь-ка из окошка…


Фет А.А.

МАМА! ГЛЯНЬ-КА ИЗ ОКОШКА...

Мама! глянь-ка из окошка —
Знать, вчера недаром кошка
Умывала нос:
Грязи нет, весь двор одело,
Посветлело, побелело —
Видно, есть мороз.

Не колючий, светло-синий
По ветвям развешан иней —
Погляди хоть ты!
Словно кто-то тороватый
Свежей, белой, пухлой ватой
Все убрал кусты.

Уж теперь не будет спору:
За салазки, да и в гору
Весело бежать!
Правда, мама? Не откажешь,
А сама, наверно, скажешь:
«Ну, скорей гулять!»

9 декабря 1887

Год написания: 1887


====

Фет А.А. - Вечер (из Шиллера)


Фет А.А.

ВЕЧЕР (ИЗ ШИЛЛЕРА)

Бог лучезарный, спустись! жаждут долины
Вновь освежиться росой, люди томятся,
Медлят усталые кони, —
Спустись в золотой колеснице!

Кто, посмотри, там манит из светлого моря
Милой улыбкой тебя! узнало ли сердце?
Кони помчались быстрее:
Манит Фетида тебя.

Быстро в объятия к ней, вожжи покинув,
Спрянул возничий; Эрот держит за уздцы;
Будто вкопаны, кони
Пьют прохладную влагу.

Ночь по своду небес, прохладою вея,
Легкой стопою идет с подругой-любовью.
Люди, покойтесь, любите:
Феб влюбленный почил.

Год написания: 1840


====

Фет А.А. - В темноте, на треножнике ярком…



Фет А.А.

В ТЕМНОТЕ, НА ТРЕНОЖНИКЕ ЯРКОМ...

В темноте, на треножнике ярком
Мать варила черешни вдали…
Мы с тобой отворили калитку
И по темной аллее пошли.

Шли мы розно. Прохлада ночная
Широко между нами плыла.
Я боялся, чтоб в помысле смелом
Ты меня упрекнуть не могла.

Как-то странно мы оба молчали
И странней сторонилися прочь…
Говорила за нас и дышала
Нам в лицо благовонная ночь.

Год написания: 1856


====


4. Новогреческая песня - Фет А.А.
5. Выйди, мать, наружу, посмотри на диво… - Фет А.А.
6. Я говорю, что я люблю с тобою встречи… - Фет А.А.



Фет А.А. - Я говорю, что я люблю с тобою встречи…


Фет А.А.

Я ГОВОРЮ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ С ТОБОЮ ВСТРЕЧИ...

Я говорю, что я люблю с тобою встречи
За голос ласковый, за нежный цвет ланит,
За блеск твоих кудрей, спадающих на плечи,
За свет, что в глубине очей твоих горит.

О, это всё — цветы, букашки и каменья,
Каких ребенок рад набрать со всех сторон
Любимой матери в те сладкие мгновенья,
Когда ей заглянуть в глаза так счастлив он.

29 мая 1891

Год написания: 1891


====

Фет А.А. - Выйди, мать, наружу, посмотри на диво…


Фет А.А.

ВЫЙДИ, МАТЬ, НАРУЖУ, ПОСМОТРИ НА ДИВО...

«Выйди, мать, наружу, посмотри на диво:
Из-под снега травка проросла красиво.
Влезь-ко, мать, на крышу, глянь-ко на восток:
Из-под льда ущелья вешний вон цветок».
— «Не пробиться травке из-под груды снежной,
Изо льда ущелья цвет не виден нежный;
Никакого дива: влюблена то ты,
Так тебе на снеге чудятся цветы.»

29 октября 1875

Год написания: 1875

====

Фет А.А. - Новогреческая песня


Фет А.А.

НОВОГРЕЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

Но на что твоей матери лампа ночная?
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!
Ведь и солнце в дому, и луна молодая…
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!

25 января 1892

Год написания: 1892


====

7. Твоя старушка мать могла… - Фет А.А.
8. Станет насыпь могилы моей просыхать… - Фет А.А.
 

Фет А.А. - Станет насыпь могилы моей просыхать…


Фет А.А.

СТАНЕТ НАСЫПЬ МОГИЛЫ МОЕЙ ПРОСЫХАТЬ...

Станет насыпь могилы моей просыхать, —
И забудешь меня ты, родимая мать.
Как заглушит трава всё кладбище вконец,
То заглушит и скорбь твою, старый отец.
А обсохнут глаза у сестры у моей,
Так и вылетит горе из сердца у ней.

29 октября 1875

Год написания: 1875

====

Фет А.А. - Твоя старушка мать могла…



Фет А.А.

ТВОЯ СТАРУШКА МАТЬ МОГЛА...

Твоя старушка мать могла
Быть нашим вечером довольна:
Давно она уж не была
Так зло-умно-многоглагольна.

Когда же взор ее сверкал,
Скользя по нас среди рассказа,
Он с каждой стороны встречал
Два к ней лишь обращенных глаза.

Ковра большого по углам
Сидели мы друг к другу боком,
Внемля насмешливым речам, —
А речи те лились потоком.

Восторгом полные живым,
Мы непритворно улыбались
И над чепцом ее большим
Глазами в зеркале встречались.

Год написания: 1859



***   ***

================================> Апухтин А.Н. (6) <=============================
1. Когда был я ребенком, родная моя…
2. Перед операцией
3. Предчувствие
4. Астрам 
5. Умирающая мать
6. Шарманка


Апухтин А.Н.

1. Когда был я ребенком, родная моя… - Апухтин А. Н. 
2. Перед операцией - Апухтин А. Н.
3. Предчувствие - Апухтин А. Н.



Апухтин А. Н. - Предчувствие



А. П. Апухтиной

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Не знаю почему, но сердце замирает,
Не знаю почему, но вся душа дрожит,
Но сон очей моих усталых не смыкает,
Но ум мучительно над сердцем тяготит.

Я к ложу жаркому приникнул головою,
И, кажется, всю жизнь я выплакать готов…
И быстро предо мной проходят чередою
Все дрязги мелкие всех прожитых годов.

Я вспоминаю все: надежды и сомненья,
Былые радости и горе прежних дней,
И в памяти моей, как черные виденья,
Мелькают образы знакомые людей…

А мысль о будущем, как червь, меня снедает,
Немого ужаса душа моя полна,
И тьма меня томит, и давит, и смущает,
И не дождаться мне обманчивого сна.

1 июля 1855

Год написания: 1855


====

Апухтин А. Н. - Перед операцией



Апухтин А. Н.

ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ

Вы говорите, доктор, что исход
Сомнителен? Ну что ж, господня воля!
Уж мне пошел пятидесятый год,
Довольно я жила. Вот только бедный Коля
Меня смущает: слишком пылкий нрав,
Идеям новым предан он так страстно,
Мне трудно спорить с ним — он, может быть,
и прав, —
Боюсь, что жизнь свою загубит он напрасно.
О, если б мне дожить до радостного дня,
Когда он кончит курс и выберет дорогу.
Мне хлороформ не нужно: слава Богу,
Привыкла к мукам я… А около меня
Портреты всех детей поставьте, доктор милый,
Пока могу смотреть, хочу я видеть их.
Поверьте: в лицах дорогих
Я больше почерпну терпения и силы!..
Вы видите: вон там, на той стене,
В дубовой рамке Коля, в черной — Митя…
Вы помните, когда он умер в дифтерите
Здесь, на моих руках, вы всё твердили мне,
Что заражусь я непременно тоже.
Не заразилась я, прошло тринадцать лет…
Что вытерпела я болезней, горя… Боже!
Вы, доктор, знаете… А где же Саша? Нет!
Тут он с своей женой… Бог с нею!
Снимите тот портрет, в мундире, подле вас;
Невольно духом я слабею,
Как только встречу взгляд ее холодных глаз.
Всё Сашу мучит в ней: бесцельное кокетство,
Характер адский, дикая вражда
К семейству нашему… Вы знали Сашу с детства,
Не жаловался он ребенком никогда,
А тут, в последний раз, — но это между нами —
Он начал говорить мне о жене,
Потом вдруг замолчал, упал на грудь ко мне
И плакал детскими, бессильными слезами…
Я людям всё теперь простить должна,
Но каюсь: этих слез я не простила…
А прежде как она любила,
Каким казалась ангелом она!..
Вот Оля с детками. За этих, умирая,
Спокойна я. Наташа, ангел мой!
Уставила в меня глазенки, как живая,
И хочет выскочить из рамки золотой.
Мне больно шевельнуть рукой. Перекрестите
Хоть вы меня… Смешно вам, старый атеист,
Что ж делать, Бог простит! Вот так… Да отворите
Окно. Как воздух свеж и чист!
Как быстро тучки белые несутся
По неразгаданным, далеким небесам…
Да, вот еще: к моим похоронам,
Конечно, дети соберутся.
Скажите им, что, умирая, мать
Благословила их и любит, но ни слова,
Что я так мучилась… Зачем их огорчать!
Ну, доктор, а теперь начните — я готова!..

Июль 1886

Год написания: 1886


====

Апухтин А. Н. - Когда был я ребенком, родная моя…



Апухтин А. Н.

КОГДА БЫЛ Я РЕБЕНКОМ, РОДНАЯ МОЯ...

Когда был я ребенком, родная моя,
Если детское горе томило меня,
Я к тебе приходил, и мой плач утихал —
На груди у тебя я в слезах засыпал.

Я пришел к тебе вновь… Ты лежишь тут одна,
Твоя келья темна, твоя ночь холодна,
Ни привета кругом, ни росы, ни огня…
Я пришел к тебе… Жизнь истомила меня.

О, возьми, обними, уврачуй, успокой
Мое сердце больное рукою родной,
О, скорей бы к тебе мне, как прежде, на грудь,
О, скорей бы мне там задремать и заснуть.

1 июня 1859
Село Александровское

Год написания: 1859


====
 
4. Астрам - Апухтин А. Н.
5. Умирающая мать - Апухтин А. Н.
6. Шарманка - Апухтин А. Н.
 

Апухтин А. Н. - Шарманка
М.А. Апухтиной



Апухтин А. Н.

ШАРМАНКА
М.А. Апухтиной

Я иду через площадь… Звездами
Не усыпано небо впотьмах…
Только слякоть да грязь пред глазами,
А шарманки мотивы в ушах.

И откуда те звуки, не знаю,
Но, под них забываться любя,
Все прошедшее я вспоминаю
И ребенком вновь вижу себя.

В долгий вечер, бывало, зимою
У рояли я сонный сижу.
Ты играешь, а я за тобою
Неотвязчивым взором слежу.

То исчезнут из глаз твои руки,
То по клавишам явятся вдруг,
И чудесные, стройные звуки
Так ласкают и нежат мой слух.

А потом я рукою нетвердой
Повторяю урок в тишине,
И приятней живого аккорда
Твой же голос слышится мне.

Вот он тише звучит и слабее,
Вот пропал он в пространстве пустом…
А шарманка все громче, звучнее,
Все болезненней ноет кругом.

Вспоминаю я пору иную
И вот вижу: в столице, зимой,
И с колоннами залу большую,
И оркестр у подмосток большой.

Его речи, живой, музыкальной,
Так отрадно, мечтая, внимать,
То веселой, то томно-печальной,
И со мною твой образ опять.

И какие бы думе мятежной
Ни напомнил названья язык,
Все мне слышится голос твой нежный,
Все мне видится ясный твой лик.

Может быть, и теперь пред роялью,
Как и прежде, бывало, сидишь
И с спокойною, тихой печалью
На далекое поле глядишь.

Может быть, ты с невольной слезою
Вспоминаешь теперь обо мне?
И ты видишь: с постылой душою,
В незнакомой, чужой стороне

Я иду через площадь… Мечтами
Сердце полно о радостных днях…
Только слякоть да грязь пред глазами,
И шарманки мотивы в ушах.

25 марта 1856

Год написания: 1856


====

Апухтин А. Н. - Умирающая мать
(С французского)



Апухтин А. Н.

УМИРАЮЩАЯ МАТЬ
(С французского)

«Что, умерла, жива? Потише говорите,
Быть может, удалось на время ей заснуть…»
И кто-то предложил: ребенка принесите
И положите ей на грудь!
И вот на месте том, где прежде сердце билось,
Ребенок с плачем скрыл лицо свое…
О, если и теперь она не пробудилась,-
Все кончено, молитесь за нее!

Год написания: 1871


====

Апухтин А. Н. - Астрам



Апухтин А. Н.

АСТРАМ

Поздние гости отцветшего лета,
Шепчутся ваши головки понурые,
Словно клянете вы дни без просвета,
Словно пугают вас ноченьки хмурые…

Розы — вот те отцвели, да хоть жили…
Нечего вам помянуть пред кончиною:
Звезды весенние вам не светили,
Песней не тешились вы соловьиною…

Начало 1860-х годов

Год написания: 1860-1863


***   ***

==================================> Белый А. (5) <===============================
1. Судьба
2. Мать 
3. Матери
4. Предчувствие («Чего мне, одинокой, ждать…») 
5. Просветление


Белый А.

1. Судьба – Андрей Белый 
2. Мать – Андрей Белый
3. Матери – Андрей Белый



Андрей Белый - Матери



Андрей Белый

МАТЕРИ

Я вышел из бедной могилы.
Никто меня не встречал —
Никто: только кустик хилый
Облетевшей веткой кивал.
Я сел на могильный камень…
Куда мне теперь идти?
Куда свой потухший пламень —
Потухший пламень… — нести.
Собрала их ко мне — могила.
Забыли все с того дня.
И та, что — быть может — любила,
Не узнает теперь меня.
Испугаю их темью впадин;
Постучусь — они дверь замкнут.
А здесь — от дождя и градин
Не укроет истлевший лоскут.
Нет. — Спрячусь под душные плиты…
Могила, родная мать,
Ты одна венком разбитым
Не устанешь над сыном вздыхать.

Париж

Год написания: 1907


====

Андрей Белый - Мать


Андрей Белый

МАТЬ

Она и мать. Молчат — сидят
Среди алеющих азалий.
В небес темнеющих глядят
Мглу ниспадающей эмали.
«Ты милого, — склонив чепец,
Прошамкала ей мать, — забудешь,
А этот будет, как отец:
Не с костылями век пробудешь».
Над ними мраморный амур.
У ног — ручной, пуховый кролик.
Льет ярко-рдяный абажур
Свой ярко-рдяный свет на столик.
Пьет чай и разрезает торт,
Закутываясь в мех свой лисий;
Взор над верандою простер
В зари порфировые выси.
Там тяжкий месяца коралл
Зловещий вечер к долам клонит.
Там в озера литой металл
Темноты тусклые уронит; —
Тускнеющая дымом ночь
Там тусклые колеблет воды —
Там — сумерками кроет дочь,
Лишенную навек свободы.

Серебряный Колодезь

Год написания: 1908


====

Андрей Белый - Судьба


Андрей Белый

СУДЬБА

Меж вешних камышей и верб
Отражена ее кручина.
Чуть прозиявший, белый серп
Летит лазурною пустыней —
В просветах заревых огней
Сквозь полосы далеких ливней.
Урод склоняется над пей.
И всё видней ей и противней
Напудренный, прыщавый нос,
Подтянутые, злые губы,
Угарный запах папирос,
И голос шамкающий, грубый,
И лоб недобрый, восковой,
И галстук ярко огневой;
И видит —
где зеленый сук
Цветами розовыми машет
Под ветром, — лапами паук
На паутинных нитях пляшет;
Слетает с легкой быстротой,
Качается, — и вновь слетает,
И нитью бледно-золотой
Качается, а нить блистает:
Слетел, и на цветок с цветка
Ползет по росянистым кочкам.
И падает ее рука
С атласным кружевным платочком;
Платочек кружевной дрожит
На розовых ее коленях;
Беспомощно она сидит
В лиловых, в ласковых сиренях.
Качается над нею нос,
Чернеются гнилые зубы;
Угарной гарью папирос
Растянутые дышат тубы;
Взгляд оскорбительный и злой
Впивается холодной мглой,
И голос раздается грубый:
«Любовницей моею будь!»
Горбатится в вечернем свете
В крахмал затянутая грудь
В тяжелом, клетчатом жилете.
Вот над сафьянным башмачком
В лиловые кусты сирени
Горбатым клетчатым комком
Срывается он на колени.
Она сбегает под откос;
Безумие в стеклянном взгляде…
Стеклянные рои стрекоз
Летят в лазуревые глади.
На умирающей заре
Упала (тяжко ей и дурно)
В сырой росе, как серебре,
Над беломраморною урной.
Уж в черной, лаковой карете
Уехал он…
В чепце зеленом,
В колеблемом, в неверном свете,
Держа флакон с одеколоном,
Старушка мать над ней сидит,
Вся в кружевах, — молчит и плачет.
То канет в дым, то заблестит
Снеговый серп; и задымит
Туманами ночная даль;
Извечная висит печаль;
И чибис в полунощи плачет…

Москва

Год написания: 1906


====


4. Предчувствие («Чего мне, одинокой, ждать…») -  Андрей Белый
5. Просветление – Андрей Белый
 


Андрей Белый - Просветление


Андрей Белый

ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Ты светел в буре мировой.
Пока печаль тебя не жалит.
Она десницей роковой
В темь изначальную провалит.
Веселье xмельное пьяно.
Всё мнится что восторг пронижет.
Гортань прохладное вино
Огнистою cтpyею лижет.
Испил: — и брызнувший угар
Похмельем пенистым пылится.
И кубок ядовитых чар,
Опорожненный, чуть дымится.
Нет, он меня не обожжет:
Я возлюбил души пустыню.
Извечная, она лиет
Свою святую благостыню.
Извечная, она, как мать,
В темнотах бархатных восстанет.
Слезами звездными рыдать
Над бедным сыном не устанет.
Ты взору матери ответь:
Взгляни в ее пустые очи.
И вечно будешь ты глядеть
В мглу разливающейся ночи.
Вот бездна явлена тоской,
Вот в изначальном мир раздвинут…
Над бездной этой я рукой
Нечеловеческой закинут.
Ее ничем не превозмочь…
И пробегают дни за днями;
За ночью в очи плещет ночь
Своими смертными тенями.
* * *
Вздохнешь, уснешь — и пепел ты,
Рассеянный в пространствах ночи…
Из подневольной суеты
Взгляни в мои пустые очи, —
И будешь вечно ты глядеть,
Ты, — бледный, пленный, бренный житель —
За гранями летящих дней
В теней прохладную обитель…

Париж

Год написания: 1907


====

Андрей Белый - Предчувствие («Чего мне, одинокой, ждать…»)


Андрей Белый

ПРЕДЧУВСТВИЕ («ЧЕГО МНЕ, ОДИНОКОЙ, ЖДАТЬ…»)

Чего мне, одинокой, ждать?
От радостей душа отвыкла…
И бледная старушка мать
В воздушном капоре поникла, —
У вырезанных в синь листов
Завившегося винограда…
Поскрипывающих шагов
Из глубины немого сада
Шуршание: в тени аллей
Урод на костылях, с горбами,
У задрожавших тополей,
Переливающих листами,
Подсматривает всё за мной,
Хихикает там незаметно…
Я руки к выси ледяной
Заламываю безответно.
1906
Москва

Год написания: 1906


***   ***

==================================> Чёрный С. (3) <==============================
1. Старший брат
2. Зараза
3. Приставалка


Чёрный С.

1. Старший брат – Саша Чёрный   
2. Зараза - Саша Чёрный               
3. Приставалка - Саша Чёрный      


Саша Чёрный - Приставалка


Саша Чёрный

ПРИСТАВАЛКА

— Отчего у мамочки
На щеках две ямочки?
— Отчего у кошки
Вместо ручек ножки?
— Отчего шоколадки
Не растут на кроватке?
— Отчего у няни
Волоса в сметане?
— Отчего у птичек
Нет рукавичек?
— Отчего лягушки
Спят без подушки?..

— Оттого, что у моего сыночка
Рот без замочка.

Год написания: 1912

====

Саша Чёрный - Зараза


Саша Чёрный

ЗАРАЗА

Кот в углу глядит понуро
На каминное ребро…
На столе под лампой Юра
Разложил свое добро.
Девятьсот сто двадцать марок!
Восемнадцать сам купил,
Остальные все в подарок
От знакомых получил.
Польша — белая пичужка,
На литовских — конный шах,
На эстляндских — завитушка,
На финляндских — лев в штанах.
С каждым часом все их больше.
Мемель, Венгрия… Сочти!
Погляди, — одной лишь Польши
Всех сортов до тридцати.
И потом еще несчастье:
Чуть надорван где зубец,
Значит рви ее на части,—
Не годится и конец…
А легко ли на бумажках
Их наклеивать в альбом?
И вздыхает Юрик тяжко,
Наклонившись к маркам лбом.
Эту — можно для обмена,
Эту — можно подарить.
Надо будет непременно
Ватиканских раздобыть…
* * *

Входит мама. Села рядом.
Замурлыкала романс
И, окинув марки взглядом,
Мастерит из них пасьянс.
Дверь поет. Подходит папа:
«Юра, друг мой, а урок?»
Мальчик книжку взял из шкапа
И уселся в уголок.
«Птичка, бур-бур-бур, не знает
Ни заботы, ни труда…»
Папа марки разбирает:
Те — туда, а те — сюда.
Синеглазый хитрый мальчик
Притаился и глядит,
Улыбается в пенальчик,
Сам с собою говорит:
«Да, уроки… Тоже комик…
Знаем этих мам и пап,—
Заведут себе альбомик
И готово, — цап-царап!»

Год написания: 1925


====

Саша Чёрный - Старший брат


Саша Чёрный

СТАРШИЙ БРАТ

Митя, любимец мамин,
Конкурсный держит экзамен.
Пальцы у него похудели,
Глаза запрятались в щели…
На столе — геометрия,
На полу — тригонометрия,
На кровати — алгебра, химия
И прочая алхимия.
Сел он носом к стене,
Протирает пенсне
И зубрит до одурения.
Мама в ужасном волнении:
«Митя! Ты высох, как мумия,—
Это безумие…
Съешь кусочек пирожка,
Выпей стакан молочка!»
Митя уходит в сад,
Зубрит и ходит вперед и назад.
Мама, вздохнув глубоко,
Несет за ним молоко,
Но Митя тверже гранита —
Обернулся сердито
И фыркнул, косясь на герань:
«Мама! Отстань!..»

Год написания: 1924


***   ***

=================================> Брюсов В.Я. (2) <=============================
1. Матери на именины
2. У колонны


Брюсов В.Я.

1. Матери на именины – Брюсов В. Я.
2. У колонны -  Брюсов В.Я. 


Брюсов В. Я. - У колонны


Брюсов В. Я.

У КОЛОННЫ

Среди детей, на мраморной ступени,
Она сидела, голову склоня.
Ложились на седые косы тени,
Дрожал на пальцах алый отблеск дня.
Он тихо подошел, стал у колонны,
И робким голосом промолвил: «Мать!»
Не покачнулся лик ее склоненный,
Лишь губы что-то начали шептать.
Он, наклонясь, сказал ей: «Неужели
Ты сына не узнала? это — он!»
Ее как будто щеки побледнели,
И шепот расслыхал я: «Тот же сон,
Желанный сон. Мой милый, мой далекий!
Будь, будь со мной, хотя бы лишь во сне!»
И дальше в ночь пошел он, одинокий,
А гор вершины были все в огне.
6 ноября 1909

Год написания: 1909


====

Брюсов В. Я. - Матери на именины


Брюсов В. Я.

МАТЕРИ НА ИМЕНИНЫ

От ранних детских лет, как свет среди теней,
Люблю я этот день, наш праздник, вечно жданный.
И вот, когда он вновь приходит в смене дней,
Все снова для меня прозрачней и нежней,
Как в годы первые, во дни зари туманной.
9 ноября 1899

Год написания: 1899


***   ***

================================> Бальмонт К.Д. (2) <============================
1. Тайна сына и матери
2. Заговор матери 


Бальмонт К.Д.

1. Тайна сына и матери - Бальмонт К. Д.
2. Заговор матери -  Бальмонт. К.Д.


Бальмонт К. Д. - Заговор матери


Бальмонт К. Д.

ЗАГОВОР МАТЕРИ

Разрыдалась я во тереме родительском высоком,
С красной утренней зари
В чисто поле, в тоскованьи одиноком,
Все смотря, смотря, как в Небе, в тучках тают янтари,
Досиделася до поздней до вечерней я зари,
До сырой росы, в беде,
Стало ясно и звездисто, стало тихо так везде.
Не взмилилось мне о дитятке тоской себя крушить,
Гробовую я придумала тоску заговорить.
Чашу брачную взяла я, со свечою обручальной,
В чисто поле я пошла,
Я достала плат венчальный,
В студенце загорном, чистом, зачерпнув, воды взяла,
Призорочною чертою
Очертилась я в лесу,
Под Луною молодою
Я над свежею водою
Слово молвлю о дитяти, чтоб сберечь его красу.
Вот над чашей этой брачной,
Над водой ключа прозрачной,
Пред свечою обручальной,
Расстеливши плат венчальный,
Чисто личико я мою,
И свечу своей свечою,
Той единою, венчальной,
Чтоб не быть душе печальной,
Утираю платом белым,
Завещаю Век будь смелым,
Будь весенних дней милее,
Солнца ясного светлее,
Ненаглядный мой, любя,
Отвожу я от тебя: —
Духа страшного, седого,
Ветра, Вихоря ночного,
Домовых и водяных,
Одноглазых леших злых; —
Змея огненною знаю,
От него предохраняю,
И от Киевской от злой
Ведьмы, с Муромской сестрой; —
И от Ворона лихого,
От Кощея, и от слова
Чернокнижника — волхва,
Чьи захватисты слова; —
От русалки от моргуньи,
И от той Яги-колдуньи,
И от знахаря-слепца
Будь сохранен до конца.
Пусть в ночи и в полуночи
У тебя не меркнут очи,
Пусть в дороге и пути
Знаешь ты, куда идти.
Будь сокрыт от скорби страстной,
И от смерти от напрасной,
От врагов и от беды,
От огня и от воды
А как час твой смертный глянет,
Пусть твой разум воспомянет
Про того, в тебе чья кровь,
Про мою к тебе любовь.
Ты на родину вернися,
С кровным, с близким распростися,
И к сырой земле прильни,
Непробудным сном засни.
Слово то, что я сказала,
Живо с самого начала,
И сильнее, чем Вода,
Да пребудет навсегда.
Кто перечить мне захочет,
Кто морочит, узорочит,
Пусть узорчанье его
Возвратится на него.
Пусть в свои впадет узоры,
И за древние за горы
Пусть ведун напрасный тот
В Преисподнюю сойдет.

Год написания: без даты


====

Бальмонт К. Д. - Тайна сына и матери


Бальмонт К. Д.

ТАЙНА СЫНА И МАТЕРИ

Тайной скрыты все рожденья,
Тайной скрыта наша смерть.
Бог, спаси от искушенья,
И возьми нас после смерти в голубую твердь.
Вот, выходит мать из терема, и вся она — кручина,
Черным шелком обвила она дитя, родного сына,
Положила на кораблик, и пустила на Дунай.
«Уплывай, судьба, в безвестность Горе! Дитятко, прощай».
Чтобы страшного избегнуть, по волнам дитя пустила,
Обливаяся горючими слезами, говорила: —
«Ах, ты тихий Дунай,
Ты сыночка принимай,
Ты кораблик этот новый потихоньку колыхай.
А ты, быстрая вода,
Будь ему сестрой всегда.
А ты, желтый песок,
Береги его, как золото не раз ты уберег.
Вы, леса, вы не шумите,
Мово сына не будите».
Плачет мать. И будет плакать. Жаль ребенка своего.
Страшный рок ей был предсказан Ускользнет ли от него?
Двадцать лет прошло, неполностью. До тихого Дуная
За водой вдова из терема выходит молодая.
Пристает корабль, на палубе красивый молодец,
Он рекой, лесами выхолен, зовут его Донец.
«Эй, пригожая вдова, куда идешь ты?» — «За водою».
«Любишь ли Донца, скажи мне? Обвенчаешься со мною?»
«Я люблю Донца, красив он. Обвенчаюся с Донцом».
Вот сидят. Вино и мед тут. Были, были под венцом.
То, что тайно, станет явно. Незабвенные есть знаки
Горек мед, вино не пьяно. Боль огнем горит во мраке.
«Что же это? Как же это? Как же быть на свете нам?
Мать, поди и утопися. Я же в лес пойду к зверям».
Полно, темные. Постой ге, сердцу больно
Нет вины на вас, когда вина невольна.
Если страшное вам было суждено,
Помолитесь, канет темное на дно.
А Дунай течет, до Моря убегая,
И Дунаю мать родная — глубь морская.
Из морей река по капле собралась,
До морей идут все реки в должный час.
Ах, Дунай ты, Дунай,
Ты меня не потопляй,
Плачу я, мое ты горе потихонечку качай.
А ты, светлая вода,
Будь душе сестрой всегда.
А ты, желтый песок,
Золотись в свой должный срок.
А вы, темные леса,
Вы шумите, говорите, ухожу я в Небеса.
Всем они открыты нам,
Есть скончанье всем путям.
Мир, прощай.
Ах, Дунай ты, Дунай, тихий плещущий Дунай!

Год написания: без даты


***   ***

================================> Шевырёв С. П. (1) <============================
1. К непригожей матери


Шевырёв С. П.

1. К непригожей матери - Шевырёв С. П.

Шевырёв С. П. - К непригожей матери



Шевырёв С. П.

К НЕПРИГОЖЕЙ МАТЕРИ

Пусть говорят, что ты дурна,
Охрип от стужи звучный голос,
Как лист сосновый, жесток волос
И грудь тесна и холодна;
И серы очи, стан нестроен,
Пестра одежда, груб язык,
Твоих соперниц недостоин
Обезображенный твой лик.
Но без восторженной улыбки
Я на тебя могу ль взирать?
Как ты умела побеждать
Судьбы неправые ошибки!
Каких ты чад произвела!
Какое племя дщерей славных,
Прекрасных, милых, тихонравных,
Ты свету гордо отдала!
Уж не на них ли расточила
Дары богатой красоты?
И в них искусством изменила
Свои порочные черты?
Суровость в пламенную важность,
И хлад в спокойствие чела,
И дерзость в гордую отважность,
В великость духа перешла.
Не ты ли силою чудесной
Одушевила в них потом
Чело возвышенным умом,
И грудь гармонией небесной,
И очи серые огнем?
Не ты ль, по древнему владенью,
Водила их в свои леса,
При шуме их учила пенью,
У вод — как строить голоса
И нежной ласкою приветов
Одушевлять мечту поэтов?

Пускай твердят тебе в укор
Про жгущий, сладострастный взор
Красавицы давно известной,
Полуизмученно-прелестной,
Любимой солнцем и землей,
Сожженной от его дыханья,
От ядовитого лобзанья,
Полуослабшей и худой.
И я прославленную видел,
Хотел и думал обожать;
Но верь, моя дурная мать,
Тебя изменой не обидел.
Она явилась предо мной
В венке из мирт и винограда,
Водила жаркою рукой
Меня по сеням вертограда.
И кипарис и апельсин
В ее власах благоухали;
Венки цветом на злак долин
Одежды легкие стрясали;
Во взорах тлелся черный зной,
Печать любови огневой;
На смуглом образе томленье,
Какой-то грусти впечатленье
Изображалось предо мной.
Желая знать печали бремя,
Спросил нетерпеливо я:
«Да где ж твое живое племя,
Твоя великая семья?»
Она поникла и молчала,
И слезы сыпались ручьем,
И что же?.. трепетным перстом
Она на гробы указала.
И я бродил с ней по гробам,
И в недра нисходил земные,
И слезы приносил живые
Ее утраченным сынам.
Она с рыданьем однозвучным
Сказала: «Здесь моя семья,
А там — одна скитаюсь я
С моим любовником докучным!»
Когда же знойные глаза,
В припадке суетной печали,
Тягчила полная слеза —
Твои же дщери утешали
Чужую мать и сироту
И ей утешно воспевали
Ее живую красоту.

Светлей твои сверкают взоры,
Они надеждою блестят,
Они, как в небе метеоры,
Обетованием горят.
Их беспокойное сиянье
Пророчит тлеющий в тиши
Огонь невспыхнувшей души
И несвершенное желанье.
Ужель в тебе не красота
Твоя загадочная младость,
Неистощенные лета
И жизни девственная радость?..
Пусть ты дурна, пускай мечту
В тебе бессмысленно ласкаю, —
Но ты мне мать: я обожаю
Твою дурную красоту.

16 июля 1829
Искио

Год написания: 1829


***   ***

=================================> Северянин И. (1) <============================
1. Матери


Северянин И.

1. Матери – Северянин И.

Северянин И. - Матери


Северянин И.

МАТЕРИ

Как часто матери причиной
Несчастья в жизни дочерей
Своей сухой любовью чинной
И деспотичностью своей!
Муж хочет так, а мать иначе,
И вот, мечась меж двух огней,
Несчастная горюче плачет,
Увы, взывая тщетно к ней…
Несовместимы долг дочерний
И долг жены: как обнимать
Без муки мужа в час вечерний,
Когда меж ними в мыслях мать?
Тут охлажденье неизбежно,
И муж бросает ей в укор,
Зачем незаслуженно-нежно
На мать ее направлен взор…
…О, женщина! утишь свой ужас.
В Евангельи благая высь:
«Оставь родителей и к мужу
Душой и телом прилепись…»

Таллинн
3 ноября 1935

Год написания: 1935


***   ***

===============================> Ходасевич В.Ф. (1) <============================
1. Матери (Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно…)


Ходасевич В.Ф.

1. Матери (Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно…) - Ходасевич В.Ф.
 
Ходасевич В.Ф. - Матери (Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно…)


Ходасевич В.Ф.

МАТЕРИ (МАМА! ХОТЬ ТЫ МНЕ ОТКЛИКНИСЬ И ВЫСЛУШАЙ: БОЛЬНО...)

Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно
Жить в этом мире! Зачем ты меня родила?
Мама! Быть может, всё сам погубил я навеки, —
Да, но за что же вся жизнь — как вино, как огонь, как стрела?
Стыдно мне, стыдно с тобой говорить о любви,
Стыдно сказать, что я плачу о женщине, мама!
Больно тревожить твою безутешную старость
Мукой души ослепленной, мятежной и лживой!
Страшно признаться, что нет никакого мне дела
Ни до жизни, которой ты меня учила,
Ни до молитв, ни до книг, ни до песен.
Мама, я всё забыл! Всё куда-то исчезло,
Всё растерялось, пока, палимый вином,
Бродил я по улицам, пел, кричал и шатался.
Хочешь одна узнать обо мне всю правду?
Хочешь — признаюсь? Мне нужно совсем не много:
Только бы снова изведать ее поцелуи
(Тонкие губы с полосками рыжих румян!),
Только бы снова воскликнуть: «Царевна! Царевна!» —
И услышать в ответ: «Навсегда».
Добрая мама! Надень-ка ты старый салопчик,
Да помолись Ченстоховской
О бедном сыне своем
И о женщине с черным бантом!
осень 1910

Год написания: 1910


***   *** 
=================================> Сологуб Ф.К. (1) <============================
1. Как мне с коленом быть, скажи, скажи мне, мама…


Сологуб Ф.К.

1. Как мне с коленом быть, скажи, скажи мне, мама… - Сологуб Ф.К.


Сологуб Ф. К. - Как мне с коленом быть, скажи, скажи мне, мама…


Сологуб Ф. К.

КАК МНЕ С КОЛЕНОМ БЫТЬ, СКАЖИ, СКАЖИ МНЕ, МАМА...

Как мне с Коленом быть, скажи, скажи мне, мама.
О прелестях любви он шепчет мне упрямо.
Колен всегда такой забавный,
Так много песен знает он.
У нас в селе он самый славный,
И знаешь, он в меня влюблён,
И про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
Меня встречая у опушки,
Он поднимает свой рожок,
И кукованию кукушки
Он вторит, милый пастушок.
Он про любовь свою всё шепчет мне упрямо…
Но что же делать с ним, скажи, скажи мне, мама.
Он говорит: «Люби Колена.
Душа влюблённая ясна,
А время тает, словно пена,
И быстро пролетит весна».
Всё про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
Он говорит: «Любви утехам
Пришла пора. Спеши любить,
И бойся беззаботным смехом
Мне сердце томное разбить».
Люблю ли я его, меня он спросит прямо.
Тогда что делать с ним, скажи, скажи мне, мама…
24 апреля 1921

Год написания: 1921


***   ***
=================================> Суриков И.З. (1) <============================
1. У могилы матери


Суриков И.З.

1. У могилы матери – Суриков И.З.


Суриков И. З. - У могилы матери


Суриков И. З.

У МОГИЛЫ МАТЕРИ

Спишь ты, спишь, моя родная,
Спишь в земле сырой.
Я пришел к твоей могиле
С горем и тоской.

Я пришел к тебе, родная,
Чтоб тебе сказать,
Что теперь уже другая
У меня есть мать;

Что твой муж, тобой любимый,
Мой отец родной,
Твоему бедняге сыну
Стал совсем чужой.

Никогда твоих, родная,
Слов мне не забыть:
«Без меня тебе, сыночек,
Горько будет жить!

Много, много встретишь горя,
Мой родимый, ты;
Много вынесешь несчастья,
Бед и нищеты!»

И слова твои сбылися,
Все сбылись они.
Встань ты, встань, моя родная,
На меня взгляни!

С неба дождик льет осенний,
Холодом знобит;
У твоей сырой могилы
Сын-бедняк стоит.

В старом, рваном сюртучишке,
В ветхих сапогах;
Но всё так же тверд, как прежде,
Слез нет на глазах.

Знают то судьба-злодейка,
Горе и беда,
Что от них твой сын не плакал
В жизни никогда.

Нет, в груди моей горячей
Кровь еще горит,
На борьбу с судьбой суровой
Много сил кипит.

А когда я эти силы
Все убью в борьбе
И когда меня, родная,
Принесут к тебе, —

Приюти тогда меня ты
Тут в земле сырой;
Буду спать я, спать спокойно
Рядышком с тобой.

Будет солнце надо мною
Жаркое сиять;
Будут звезды золотые
Во всю ночь блистать;

Будет ветер беспокойный
Песни свои петь,
Над могилой серебристой
Тополью шуметь;

Будет вьюга надо мною
Плакать, голосить…
Но напрасно — сил погибших
Ей не разбудить.

Год написания: 1866


***   ***
================================> Карамзин Н.М. (1) <============================
1. Куплеты (на тот же голос) в честь нежной матери…


Карамзин Н.М.

1. Куплеты (на тот же голос) в честь нежной матери… - Карамзин Н.М.


Карамзин Н.М. - Куплеты (на тот же голос) в честь нежной матери…


Карамзин Н.М.

КУПЛЕТЫ (НА ТОТ ЖЕ ГОЛОС) В ЧЕСТЬ НЕЖНОЙ МАТЕРИ...

КУПЛЕТЫ
(НА ТОТ ЖЕ ГОЛОС)
В ЧЕСТЬ НЕЖНОЙ МАТЕРИ, ПЕТЫЕ ЕЕ
СЕМЕЙСТВОМ
В УЕДИНЕННОМ И ПРИЯТНОМ МЕСТЕ,
КОТОРОЕ НАЗЫВАЕТСЯ ЕЕ ИМЕНЕМ —
ДАРЬИНЫМ

Как приятны те места,
Где Натуры красота
В простоте своей сияет,
Где любовь изображает
Имя милое твое!

Хор

Как тот счастлив… и проч.

Прежде именем богинь
Украшался мрак пустынь;
Имя матери святее,
Имя Дарьино милее
Всех Гомеровых имян.

Хор

Как тот счастлив… и проч.

Здесь любезнейшую мать
Будут дети угощать
В час вечерния прохлады;
Здесь любовь и дружба рады
С нею время проводить.

Хор

Как тот счастлив… и проч.

Год написания: 1799


***   ***
===============================> Маяковский В.В. (1) <===========================
1. Мама и убитый немцами вечер


Маяковский В.В.

1. Мама и убитый немцами вечер –  Маяковский В.В.


Маяковский В. В. - Мама и убитый немцами вечер


Маяковский В. В.

МАМА И УБИТЫЙ НЕМЦАМИ ВЕЧЕР

По черным улицам белые матери
судорожно простерлись, как по гробу глазет.
Вплакались в орущих о побитом неприятеле:
«Ах, закройте, закройте глаза газет!»

Письмо.

Мама, громче!
Дым.
Дым.
Дым еще!
Что вы мямлите, мама, мне?
Видите —
весь воздух вымощен
громыхающим под ядрами камнем!
Ма — а — а — ма!
Сейчас притащили израненный вечер.
Крепился долго,
кургузый,
шершавый,
и вдруг, —
надломивши тучные плечи,
расплакался, бедный, на шее Варшавы.
Звезды в платочках из синего ситца
визжали:
«Убит,
дорогой,
дорогой мой!»

И глаз новолуния страшно косится
на мертвый кулак с зажатой обоймой
Сбежались смотреть литовские села,
как, поцелуем в обрубок вкована,
слезя золотые глаза костелов,

пальцы улиц ломала Ковна

*

.

А вечер кричит,
безногий,
безрукий:
«Неправда,
я еще могу-с —
хе! —
выбряцав шпоры в горящей мазурке,
выкрутить русый ус!»

Звонок.

Что вы,
мама?
Белая, белая, как на гробе глазет.
«Оставьте!
О нем это,
об убитом, телеграмма.
Ах, закройте,
закройте глаза газет!»

1914 г.




*****     *****     *****     *****     *****     *****     *****     *****




===================================> <===========================================
===================================> <===========================================




Цветаева М.И. (56)
1.  Что ты любовь моя… - Цветаева М.И. - http://stih.su/chto-ty-lyubov-moya/
2.  Ф. Корн «О, кто бы нас направил…» - Цветаева М.И. - http://stih.su/f-korn-o-kto-by-nas-napravil/
3.  Утомленье - Цветаева М.И. - http://stih.su/utomlene/
4.  У кроватки - Цветаева М.И. - http://stih.su/u-krovatki/
5.  У гробика - Цветаева М.И. - http://stih.su/u-grobika/
6.  Самоубийство - Цветаева М.И. - http://stih.su/samoubiystvo/
7.  Рождественская дама - Цветаева М.И. - http://stih.su/rozhdestvenskaya-dama/
8.  После праздника - Цветаева М.И. - http://stih.su/posle-prazdnika/
9.  После гостей - Цветаева М.И. - http://stih.su/posle-gostey/
10. Ондра Лысогорский Маме - Цветаева М.И. - http://stih.su/ondra-lysogorskiy-mame/
11. Маме («Как много забвением темным…») - Цветаева М.И. - http://stih.su/mame-kak-mnogo-zabveniem-temnym/
12. Мама на лугу - Цветаева М.И. - http://stih.su/mama-na-lugu/
13. Мама на даче - Цветаева М.И. - http://stih.su/mama-na-dache/
14. Мама за книгой - Цветаева М.И. - http://stih.su/mama-za-knigoy/
15. Мама в саду - Цветаева М.И. - http://stih.su/mama-v-sadu/
16. Книги в красном переплете - Цветаева М.И. - http://stih.su/knigi-v-krasnom-pereplete/
17. Как мы читали «Lichtenstein» - Цветаева М.И. - http://stih.su/kak-my-chitali-lichtenstein/
18. Инцидент за супом - Цветаева М.И. - http://stih.su/incident-za-supom/
19. За книгами - Цветаева М.И. - http://stih.su/za-knigami/
20. Живая цепочка - Цветаева М.И. - http://stih.su/zhivaya-cepochka/
21. Жениховы частушки - Цветаева М.И. - http://stih.su/zhenikhovy-chastushki/
22. Дортуар весной - Цветаева М.И. - http://stih.su/dortuar-vesnoy/
23. В сумерках - Цветаева М.И. - http://stih.su/v-sumerkakh/
24. В субботу - Цветаева М.И. - http://stih.su/v-subbotu/
25. В Ouchy - Цветаева М.И. - http://stih.su/v-ouchy/
26. Бретонские народные песни Торопливая невеста - Цветаева М.И. - http://stih.su/bretonskie-narodnye-pesni-toropliva/
27. Баловство - Цветаева М.И. - http://stih.su/balovstvo/
28. Читатели газет - Цветаева М.И. - http://stih.su/chitateli-gazet/
29. Юноше в уста - Цветаева М.И. - http://stih.su/yunoshe-v-usta/
30. Плач матери по новобранцу - Цветаева М.И. - http://stih.su/plach-materi-po-novobrancu/
31. Красный бычок - Цветаева М.И. - http://stih.su/krasnyy-bychok/
32. Поэма лестницы - Цветаева М.И. - http://stih.su/poyema-lestnicy/
33. Поэма конца - Цветаева М.И. - http://stih.su/poyema-konca/
34. Чем заслужить тебе и чем воздать… - Цветаева М.И. - http://stih.su/chem-zasluzhit-tebe-i-chem-vozdat/
35. Седой — не увидишь… - Цветаева М.И. - http://stih.su/sedoy-ne-uvidish/
36. Последняя дружба… - Цветаева М.И. - http://stih.su/poslednyaya-druzhba/
37. Егорушка - Цветаева М.И. - http://stih.su/egorushka/
38. Вестнику - Цветаева М.И. - http://stih.su/vestniku/
39. Царь-Девица (Поэма-сказка) - Цветаева М.И. - http://stih.su/car-devica-poyema-skazka/
40. Песенки из пьесы «Ученик» - Цветаева М.И. - http://stih.su/65655-2/
41. Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь… - Цветаева М.И. - http://stih.su/okh-gribok-ty-moy-gribochek-belyy-gruzd/
42. Звезда над люлькой — и звезда над гробом… - Цветаева М.И. - http://stih.su/zvezda-nad-lyulkoy-i-zvezda-nad-grob/
43. Заря пылала, догорая… - Цветаева М.И. - http://stih.su/zarya-pylala-dogoraya/
44. Поскорее бы с тобою разделаться… - Цветаева М.И. - http://stih.su/poskoree-by-s-toboyu-razdelatsya/
45. Дорожкою простонародною… - Цветаева М.И. - http://stih.su/dorozhkoyu-prostonarodnoyu/
46. Простите меня, мои горы… - Цветаева М.И. - http://stih.su/prostite-menya-moi-gory/
47. Памяти Беранже - Цветаева М.И. - http://stih.su/pamyati-beranzhe/
48. Мать из хаты за водой… - Цветаева М.И. - http://stih.su/mat-iz-khaty-za-vodoy/
49. Барабанщик! Бедный мальчик… - Цветаева М.И. - http://stih.su/barabanshhik-bednyy-malchik/
50. Стенька Разин - Цветаева М.И. - http://stih.su/stenka-razin/
51. Четвертый год… - Цветаева М.И. - http://stih.su/chetvertyy-god/
52. В оны дни ты мне была, как мать… - Цветаева М.И. - http://stih.su/v-ony-dni-ty-mne-byla-kak-mat/
53. Чародей - Цветаева М.И. - http://stih.su/charodey/
54. Да, я тебя уже ревную… - Цветаева М.И. - http://stih.su/da-ya-tebya-uzhe-revnuyu/
55. Эпитафия («Забилась в угол, глядишь упрямо…») - Цветаева М.И. - http://stih.su/yepitafiya-zabilas-v-ugol-glyadish-upr/
56. Маме («В старом вальсе штраусовском впервые…») - Цветаева М.И. - http://stih.su/mamev-starom-valse-shtrausovskom-vp/

Есенин С.А. (25)
57./1.)      Я красивых таких не видел (сестре Шуре) – Есенин С.А. - http://stih.su/ya-krasivykh-takikh-ne-videl-sestre-shure/
58./2.)      Ты запой мне ту песню, что прежде… (сестре Шуре) - Есенин С.А. - http://stih.su/ty-zapoy-mne-tu-pesnyu-chto-prezhde-sestr/
59./3.)      Синий день. День такой синий - Есенин С.А. - http://stih.su/siniy-den-den-takoy-siniy/
60./4.)      Заря окликает другую… - Есенин С.А. - http://stih.su/zarya-oklikaet-druguyu/
61./5.)      Анна Снегина (А. Воронскому) - Есенин С.А. - http://stih.su/anna-snegina-a-voronskomu/
62./6.)      Письмо от матери - Есенин С.А. - http://stih.su/pismo-ot-materi/
63./7.)      Письмо матери - Есенин С.А. - http://stih.su/pismo-materi/
64./8.)      Метель - Есенин С.А. - http://stih.su/metel/
65./9.)      Возвращение на родину - Есенин С.А. - http://stih.su/vozvrashhenie-na-rodinu/
66./10.)     По-осеннему кычет сова… - Есенин С.А. - http://stih.su/po-osennemu-kychet-sova/
67./11.)     Исповедь хулигана - Есенин С.А. - http://stih.su/ispoved-khuligana/
68./12.)     Я покинул родимый дом… - Есенин С.А. - http://stih.su/ya-pokinul-rodimyy-dom/
69./13.)     Иорданская голубица - Есенин С.А. - http://stih.su/iordanskaya-golubica/
70./14.)     Инония (пророку Иеремии) - Есенин С.А. - http://stih.su/inoniya-proroku-ieremii/
71./15.)     Товарищ - Есенин С.А. - Есенин С.А. - http://stih.su/tovarishh/
72./16.)     Разбуди меня завтра рано… - Есенин С.А. - http://stih.su/razbudi-menya-zavtra-rano/ 
73./17.)     О родина! - Есенин С.А. - http://stih.su/o-rodina/
74./18.)     То не тучи бродят за овином… - Есенин С.А. - http://stih.su/to-ne-tuchi-brodyat-za-ovinom/
75./19.)     Вечер, как сажа… - Есенин С.А. - http://stih.su/vecher-kak-sazha/
76./20.)     Удалец - Есенин С.А. - http://stih.su/udalec/
77./21.)     Ус - Есенин С.А. - http://stih.su/us/
78./22.)     Сиротка - Есенин С.А. - http://stih.su/sirotka/
79./23.)     Молитва матери - Есенин С.А. 
80./24.)     В хате - Есенин С.А. - http://stih.su/v-khate/
81./25.)     Исповедь самоубийцы  - Есенин С.А. - http://stih.su/ispoved-samoubiycy/

Блок А.А. (22)
82./1.)Из газет - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-iz-gazet/
83./2.)Коршун - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-korshun/
84./3.)Милая девушка, что ты колдуешь… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-milaya-devushka-chto-ty-kolduesh/
85./4.)Мы не торопимся заране… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-my-ne-toropimsya-zarane/
86./5.)Моей матери («Друг, посмотри, как в равнине небесной…») - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-moey-materi-drug-posmotri-ka/
87./6.)Моей матери («Спустилась мгла, туманами чревата…») - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-moey-materi-spustilas-mgla/
88./7.)Моей матери («Чем больней душе мятежной…») - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-moey-materi-chem-bolney-dushe/
89./8.)Моей матери («Тихо. И будет всё тише…») - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-moey-materi-tikho-i-budet-vsyo/
90./9.)Моей матери («Помнишь думы? Они улетели…») - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-moey-materi-pomnish-dumy-oni/
91./10.) Нет имени тебе, мой дальний… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-net-imeni-tebe-moy-dalniy/
92./11.) Гроб невесты легкой тканью… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-grob-nevesty-legkoy-tkanyu/
93./12.) Всё на земле умрет — и мать, и младость… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-vsyo-na-zemle-umret-i-mat-i-ml/
94./13.) Ветер стих, и слава заревая… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-veter-stikh-i-slava-zarevaya/
95./14.) Повеселясь на буйном пире… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-poveselyas-na-buynom-pire/
96./15.) Поэт - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-poyet/
97./16.) В лапах косматых и страшных… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-v-lapakh-kosmatykh-i-strashnykh/
98./17.) Сон - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-son/
99./18.) Сын и мать - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-syn-i-mat/
100./19.) Черная кровь - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-chernaya-krov/
101./20.) Аветик Исаакян. Моей матери - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-avetik-isaakyan-moey-materi/
102./21.) Я насадил мой светлый рай… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-ya-nasadil-moy-svetlyy-ray/
103./22.) Я — человек и мало богу равен… - Блок А. А. - http://stih.su/blok-a-a-ya-chelovek-i-malo-bogu-raven/
 
Некрасов Н.А. (13)
104./1.) В альбом С. Н. Степанову – Некрасов Н.А. - http://stih.su/v-albom-s-n-stepanovu/
105./2.) В полном разгаре страда деревенская… - Некрасов Н.А. - http://stih.su/v-polnom-razgare-strada-derevenskaya/
106./3.) Великое чувство! У каждых дверей… -  Некрасов Н.А. - http://stih.su/velikoe-chuvstvo-u-kazhdykh-dverey/
107./4.) Внимая ужасам войны… -  Некрасов Н.А. - http://stih.su/vnimaya-uzhasam-voyny/
108./5.) Дедушка - Некрасов Н.А. - http://stih.su/dedushka/
109./6.) Еду ли ночью по улице темной… - Некрасов Н.А. - http://stih.su/edu-li-nochyu-po-ulice-temnoy/
110./7.) Из поэмы «Мать» - Некрасов Н.А. - http://stih.su/iz-poyemy-mat/
111./8.) Мать («Она была исполнена печали…») - Некрасов Н.А. - http://stih.su/mat-ona-byla-ispolnena-pechali/
112./9.) Орина, мать солдатская - Некрасов Н.А. - http://stih.su/orina-mat-soldatskaya/
113./10.) Песнь Марии - Некрасов Н.А. - http://stih.su/pesn-marii/
114./11.) Плач детей - Некрасов Н.А. - http://stih.su/plach-detey/
115./12.) Материнское благословение, или бедность и честь - Некрасов Н.А. - http://stih.su/materinskoe-blagoslovenie-ili-bedno/
116./13.) Так запой, о поэт! чтобы всем матерям… - Некрасов Н.А. - http://stih.su/tak-zapoy-o-poyet-chtoby-vsem-materyam/

Фет А.А. (8)
117./1.) В темноте, на треножнике ярком… - Фет А.А. - http://stih.su/fet-a-a-v-temnote-na-trenozhnike-yarkom/ 
118./2.) Вечер (из Шиллера) - Фет А.А. - http://stih.su/fet-a-a-vecher-iz-shillera/
119./3.) Мама! глянь-ка из окошка… - Фет А.А. - http://stih.su/fet-a-a-mama-glyan-ka-iz-okoshka/
120./4.) Новогреческая песня - Фет А.А. - http://stih.su/fet-a-a-novogrecheskaya-pesnya/
121./5.) Выйди, мать, наружу, посмотри на диво… - Фет А.А. - http://stih.su/fet-a-a-vyydi-mat-naruzhu-posmotri-na-d/
122./6.) Я говорю, что я люблю с тобою встречи… - Фет А.А. - http://stih.su/ya-govoryu-chto-ya-lyublyu-s-toboyu-vstrechi/
123./7.) Твоя старушка мать могла… - Фет А.А. - http://stih.su/tvoya-starushka-mat-mogla/
124./8.) Станет насыпь могилы моей просыхать… - Фет А.А. - http://stih.su/stanet-nasyp-mogily-moey-prosykhat/
 
Апухтин А.Н. (6)
125./1.) Когда был я ребенком, родная моя… - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-kogda-byl-ya-rebenkom-rodna-2/
126./2.) Перед операцией - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-pered-operaciey/
127./3.) Предчувствие - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-predchuvstvie/
128./4.) Астрам - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-astram/
129./5.) Умирающая мать - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-umirayushhaya-mat/
130./6.) Шарманка - Апухтин А. Н. - http://stih.su/apukhtin-a-n-sharmanka/
 
Белый А. (5)
131./1.) Судьба – Андрей Белый -  http://stih.su/sudba/
132./2.) Мать – Андрей Белый - http://stih.su/mat-2/
133./3.) Матери – Андрей Белый - http://stih.su/materi/
134./4.) Предчувствие («Чего мне, одинокой, ждать…») -  Андрей Белый - http://stih.su/predchuvstvie-chego-mne-odinokoy-zhdat/
135./5.) Просветление – Андрей Белый - http://stih.su/prosvetlenie/
 
Чёрный С.  (3)
136./1.) Старший брат – Саша Чёрный    -     http://stih.su/starshiy-brat/
137./2.) Зараза - Саша Чёрный                -     http://stih.su/zaraza/
138./3.) Приставалка - Саша Чёрный        -     http://stih.su/pristavalka/

Брюсов В.Я. (2)
139./1.) Матери на именины – Брюсов В. Я. - http://stih.su/bryusov-v-ya-materi-na-imeniny/
140./2.) У колонны -  Брюсов В.Я. - http://stih.su/bryusov-v-ya-u-kolonny/

Бальмонт К.Д. (2)
141./1.) Тайна сына и матери - Бальмонт К. Д. - http://stih.su/tayna-syna-i-materi/
142./2.) Заговор матери -  Бальмонт. К.Д. - http://stih.su/zagovor-materi/

Шевырёв С. П. (1)
143./1.) К непригожей матери - Шевырёв С. П. - http://stih.su/shevyryov-s-p-k-neprigozhey-materi/

Северянин И. (1)
144./1.) Матери – Северянин И. - http://stih.su/severyanin-i-materi/

Ходасевич В.Ф. (1)
145./1.) Матери (Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно…) - Ходасевич В.Ф. - http://stih.su/khodasevich-v-f-materi-mama-khot-ty-mne-o/
 
Сологуб Ф.К. (1)
146./1.) Как мне с коленом быть, скажи, скажи мне, мама… - Сологуб Ф.К. - http://stih.su/sologub-f-k-kak-mne-s-kolenom-byt-skazh/

Суриков И.З. (1)
147./1.) У могилы матери – Суриков И.З. - http://stih.su/u-mogily-materi/

Карамзин Н.М. (1)
148./1.) Куплеты (на тот же голос) в честь нежной матери… - Карамзин Н.М. - http://stih.su/kuplety-na-tot-zhe-golos-v/

Маяковский В.В. (1)
149./1.) Мама и убитый немцами вечер –  Маяковский В.В. - http://stih.su/mama-i-ubityy-nemcami-vecher/