Давней поэмы строфа

***
            … А дни все в книгу жизни
            Летят, как журавли.

Рубеж всё ближе, ближе…
Между землёй и небом
Осталось мало дней.
Я к Свету был приближен,
Но лишь «насущным хлебом»
Был привлечён в те годы — 
Теплом земных огней.

Летели дни за днями…
Тяжёлый камень в гору
Катил я, как Сизиф.
Что чудилось огнями,
То обернулось пнями,
И жизнь открылась взору —
Что над добычей гриф.

Но память Свет хранила.
В душе моей теплился
Лампады фитилёк.
И Жизнь меня простила,
И гриф куда-то скрылся,
И, оказалось, рядом
Всегда был Свет-награда,
Огнём был огонёк.

***
            Любимая, прости,
            Через снега-сугробы
            Я к терему дошёл,
            Любимой не нашёл.
            Всю ночь мела метель,
            Срывала дверь с петель,
            Грести, не разгрести,
            И следа не найти, 
            Любимая, прости!

Прости меня, Предназначенье,
Что не тебя любовью звал.
Жизнь пролетела, как мгновенье,
И недалёк уже причал.

А в дни весеннего цветенья,
Так обещавшего плоды,
Прости, моё Предназначенье,
Что принял свет не той звезды.

И жил энергией влюблений,
Цветы носил, но не для муз.
Подпал, не ведая сомнений,
Под обывательский искус.

Прости, что только в осень жизни
Я сеять, как весною, стал.
Есть срок для сева, срок для тризны,
Есть в море путь, и есть причал…

Но вновь не дам свершить злосчастье:
В ночи тоскливую метель
И в дни осеннего ненастья
Дверь терема сорвать с петель!


***
Он помнит вечер, керосинка,
Круг света только в двух шагах…
У мамы на плечах косынка
И книжка старая в руках.

Про Изумрудный город, Элли,
Страшилу, Дровосека, Льва,
Простудой свален с ног, в постели,
Он ловит мамины слова.

Про мудрость та ему читала,
Сердечность, смелость и обман
И поправляла одеяло,
Чтоб не унёс его буран.

«Лечись, сынок, расти здоровый,
Бастинд не бойся и Гингем,
Добром и мужеством ведомый
Не будешь побеждён никем!

От зла спасешь ты край чудесный,
Поможешь жителям его,
И воцарится мир небесный
По воле Бога самого!»

Мороз крепчал, окно в узоре.
Читала мать сыночку сказ.
А среди книг в немом дозоре
Уж Урфин Джюс свой щурил глаз…

Прошли года, есть дети, внуки.
В борьбе седым он стал давно.
Но маленьких, беря на руки,
Тот сказ читает всё равно…

***
Он жить спешил, спешил отчаянно,
За всё хватался, всё любил.
А ныне старость опечалена:
«На что он молодость убил?

Жалел нелюбящих любимых,
Корпел над тем, что не дал Бог,
А от способностей глубинных
Бежал скорей, не чуя ног!»

Он жить спешил, но жизни не к чему
Спешить понравиться толпе.
Она дарила его встречами,
Пока не встал он на тропе,

Пока не стал своей стезёю
Идти, доколе хватит сил,
Пока любим своей землёю,
Пока сторонке будет мил.

***
Всё, что было, отныне сухая листва,—
Хоть цвело-зеленело в свой срок.
Всё, что было, то давней поэмы строфа,
Словно важный, но старый урок.

И зачем вспоминать, что так мало ценил
И, что было в руках, не берёг?
То по всем тупикам меня Бог проводил
И привёл к основной из дорог.

01 ноября 2019 г.

© Шафран Яков Наумович, 2020