ЛУНА 1979

ЛУНА 1979
Материал для анализа подросткового психоза (16 лет), вызванного чистой реакцией на Луну, и представленного в виде текстового словоблудия (1979 год). Печатается без стилистической правки, литературной редакции и с орфографической корректировкой.

ЛУНА

Хотите оторваться от всего живого, сусального мира? Сейчас... Мы любим говорить о грядущей встрече. Слушайте! Это было! Слушайте! Вот так вам, ага!

              «Он надменно вышел из дома. Его величественная голова была наполнена мудрыми мыслями. Он пошёл выносить мусорное ведро. Он закурил, и дым вознёсся в холодно-мудрый, тёмно-страшный космос. Но (избавь, Боже, конечно!) если бы в этот прекрасный исторический момент его родители увидели это...» Так бы начал рассказ человек с чувством юмора. Юмор меняет настроение, человек, с оптимизмом смотрящий на жизнь, и безудержного темперамента. То есть, человек, любящий либо розовый, либо красный цвет и кузнечиков. Я настроен полярно, потому что увидел ЭТО своими глазами. Это страшно, когда все говорят: «этого НЕТ», и только я один говорю - «ДА!»  (или - «это ЕСТЬ!»).
               
                1
                Начну с первой ночи. Эта ночь была так хороша! Я вышел в два часа ночи. И эта ночь:
Внизу чёрная,
Сверху синяя,
Пятиэтажки лунные,
Как дворцы тамплиеров,
Снежно-мёртвая,
Хуже инея,
Сверху луны чугунные,
Зеркало в души голубым льдом
В сером небе.
Луна, скотина, беснуется.
В эту ночь не спать — праздновать!
Веселиться, ржать,
Смотреть, как люди-курицы
Как сомнамбулы чёрные
С постели мещанства
Рвутся вскакивать!
Не понять им никогда, глупеньким,
Отчего подросток  как пьяный идёт,
Оттого в два часа ночи я встал, идиоты,
Чтобы вдохновение моё
Стало служить им!
Эта ночь — радостных символов,
Эта ночь — все-все законы жизни откроет,
Что стоишь, как пень недвижимый,
Ну, смело, в два часа ночи, ведь стоит!
          Так сказал поэт, а я скажу: эта ночь показала людям, как в жизни — гадкой, несносной, грязной в работе, страшных вздохах труда коричневого, видеть весь её смысл и все её великолепные моменты.
Я посмотрел в окно.
Я бухнулся на пол.
Но тут же взвился
И побежал быстрее арапа(?)
Ночь светла как день,
День работы чёрен как ночь,
Днём сидишь как пень,
Но ночью, тоска, берегись — прочь!
              Так сказал поэт, ну а я сказал бы, что ночью было действительно светло как днём! Но день я не люблю: его жёлтый свет отражается в миллиардах снежинок и кристалликов, что возбуждает много работать, много есть или будоражит похоть к надоевшей  жене. Мне же он только колет глаза, он органически неприемлем мне, и он меня ненавидит. Но иногда он разливается зеленью, жёлтой краской смывая, это начало, когда листья весны заполняют лёгкие.
Кристаллы снега в душе днём.
Ночью он тает.
Это всегда бывает,
(ведь)
Он сидит в тебе самом.
Когда огонь в душе горит,
На холод нет внимания.
И ночью ты — пиит,
А днём — как трупа разложения!
(не стань я!)
              Так сказал поэт... Но я вышел на улицу и устало засмеялся: как хорошо! Все знаки и фигуры вслед за мной ответили дружным, радостным хохотом. И я пошёл, а вокруг меня неслись хороводы! Хороводы закономерностей, признаков, первопричин, истин, понятий, фактов, глупых недоразумений, недопониманий, преступлений, радостей, наслаждений, страданий — всё это мне не надо, всё отделилось от меня! Мне нравится только эта ночь, всё остальное — где-то везде, но не у меня! Тени, отбрасываемые готическими деревами и романскими пятиярусными дворцами тамплиеров были загадочны и устало-ласковы:
                «Мы же говорили тебе!»
               А всё — лёд, тротуары, дома с пятнами цветовых нюансов, чёрные проходы, деревья, «фонари-аптеки», понятия, факты, цифры, боль и наслаждение — всё было в голубом, мягком серебре белой, безукоризненно вычищенной, цинковой бляшкой смотревшейся ЛУНЫ. Я выставил чёрную руку с чёрной пуговицей на серо-синий небосвод, сравнивая с Луной, смеясь над её глупой рожей. Она сердито выбила у меня из руки пуговицу и захохотала! Да, да, это честно! Её лунный смех заразил меня.
Я смеялся, и все лунатики,
Как надувные шарики,
Ржали с Луной,
Как смешно, как весело
Ржать кобылой резаной
Над жизнью-дурой и над собой!
                Так сказал поэт, и я с ним вполне согласен. Ведь не всё же первый-второй раунд, а есть что-то ещё. Даже в боксе.
                2,  «Хрисса»
                О, Боже! Вторая ночь — ты...
                3,   «Нет»
                О, мгновение! Ты и близко, ты и далеко.
Если смотреть гномом,
И если быть Асторотом,
То в жизни это неправильной
Можно быть идиотом.
                Так сказал поэт, и я тоже говорю — верно... Но хоть глаза у меня слипаются, я всё равно пойду  туда, где гуляет Луна. Я получил предначертание, в чёрной повседневности, в рокоте городских машин, воплях разъярённых учителей, громкой матерщине хулиганов, визге разборок торговки с покупателем, оре  “Deep Purple”, грохоте падающих парт — я всё равно услышал тебя, пренебрегая любовью,  переступая через глупости законов с........ морали, плюя на глупые истории — я всё равно найду тебя!
Глуп закон как всегда
Подростку в 8 — сидеть дома.
Не понимают, вот беда,
Интересы хулигана и поэта -
Разновесомы.
Вечером, в 8, патрули ходят.
Видят — ходит, качаясь, подросток.
В вытрезвитель уводят.
Дали в морду.
А оказалось — это поэзии древа
Маленький отросток.
Под впечатлением шёл он.
И товарищ патрульный дал в морду
Даже не ему , а музе его,
Будто бы пацан выпил
Напиток алкогольный,
А не просто нектар поэзии
Попал в перо!
               Это, правда, было, но не со мной (и слава Богу!). Но  - чёрная сторона жизни — пошла отсюда!
                Итак, ты, третья ночь, кто ты?.. Грязная сторона жизни — пошла отсюда! ( О, Небо, удержи её!) Вы, слушайте! И ты, да, ты, в том числе, тоже слушай!! Я вышел. Было светло как днём. Снег скрипел как кости стариков и старух. Я ничего не видел. Я выкинул мусор и вдруг почувствовал в мёрзлой, лающей хохотом одинокой дворняги темноте обращённый на меня исподлобья взгляд. Я вздрогнул и увидел, что на меня смотрит чёрный предмет. Я не поверил. «Да, да!» - прошелестели листки оборванных газет, один листок, осмелев, повёл меня  к предмету. Я бросил в него кусок льда. Предмет мигнул и, снова посмотрев на меня,  указал взглядом на что-то... Я прошёл мимо него и увидел листок с чем-то стройным и слегка режущим. Это был каббалистический знак. «Да, да!» - проорали листки, и я пошёл под нестройную, но гармоничную в своей беспорядочности музыку. Но, наверно, лучше скажет поэт?
Улица хрустела
Как лицо мертвеца.
Луна, деревья, губы
Симфонию
Пели.
А снег хрустел,
И пальцам больно
От адской свирели.
Ветер подул — как боль
Тысячи сердец изошлись воем.
В этом порыве
Дико душе, будто сорвалась совсем
В прогул -  в перерыве.
Всё хрустит,
Снег — бумага, И невмочь,
Невмочь слышать человеку -
Хрустит век.
                Так сказал поэт и ещё добавил:
Так что вот, люди,
Слушайте:
Чем предаваться ночью грязному разврату или сну,
Выйдите, выйдите, выйдите,
Ночью зимой, не в весну.
Хрусталя души поймёте ценность,
Золото снега неизменность,
А всё, что раньше- снег, лёд — обыкновенность -
Вы полюбите больше золота, даже на весу.
Ночью, ночью все вылезайте,
И жизнь прекрасна — замечайте!
                Так сказал поэт, и я всего лишь скажу вам,  что теперь твёрдо убеждён: всё, что считали сказками — есть. Поверьте.