Был тот хутор у болота...

Был тот хутор у болота
или сгинул без следа.
Хочешь верь, коли охота,
а не веришь – не беда.

Только там под древним дубом,
средь глуши и тишины
есть родник, что старым срубом
обнесен до глубины,
но давно мертва водица,
как потухшая свеча -
не напиться, не умыться
у забытого ключа,
да и птиц не слышно рядом,
лишь трава в вечерний час
над лесным качнется гадом,
зашуршит – и день угас.

Слава страшная ходила
в те лихие времена
будто хутор весь сгубила
ведьма страшная одна.
В ней была такая сила,
что не всем чертям под стать,
до того была красива,
поглядишь – ни сесть, ни встать.
Появившись ниоткуда,
стала в хутор приходить –
чудо это иль не чудо,
нынче некому судить...

Только парни на вечерках
разом, все, как напоказ,
позабыли о девчонках,
а с нее не сводят глаз.
Тут и слух (откуда взялся),
что в деревне за леском
дядька видный потерялся,
что встречался с ней тайком.
А парням то, что за дело,
веселись пока живой,
видно девка так задела,
хоть в болото головой.
Раз из-за нее подрались
да другой, да в третий раз,
только при своем остались,
с тем и пыл у них угас.

Был один из них плечистым,
озорным, в глазах огонь,
слыл отменным гармонистом
и умел держать гармонь.
Девки взглядом провожали,
примеряли в женихи,
ну а он частушки «жарил»
на похабные стихи.
Вот ему-то и досталась
та девица по-всему,
уходила, возвращалась
(Как, откуда?), но к нему.
Средь людей простору мало
на любовные дела.
Как-то, на Иван-Купалу
Девка парня позвала.

Мимо изб да огородцев,
с непокрытой головой
привела его к колодцу,
что с водою ключевой,
попросила отвернуться,
чтоб предстать во-всей красе,
чтоб раздеться и разуться,
на замшелый сруб присев.
Гармонист повел плечами,
отвернулся, молча ждет
(за такими-то речами,
что серьезнее грядет),
постоял так для порядку,
в ожидании, весь вспотел,
уж хотел с плеча трехрядку
на траву, да не успел...

Обернулся, глядь старуха
нагишом и зелена,
рыбья кость продета в ухо,
в рыбьей чешуе спина,
сгорблена, мала росточком,
руки скрючила свои,
и на всей ни волосочка,
лишь сплошные лишаи.
- "Хороша ли я, мой милый?"
То ли голос , то ли хрип.
Парня, словно подломило,
словом, он к земле прилип,
лишь гармошка под ладонью
шепчет: - "Эй , не пропадай?!"
А старуха за гармонью
тянет пальцы, мол, отдай!
Ухватилась, рвет со злобой,
мнет меха, да не помять.
На ногах поди попробуй
с этой ведьмой устоять.
Оступился и в колодец,
а водица холодна.
И живой, не тонет вроде,
бьется с ведьмою у дна.
Сколько времени минуло,
натерпелся парень всласть.
Тут вверху зарей сверкнуло,
и старуха убралась,
только тело молодое,
излучая бледный свет,
показалось над водою,
всплыв за бедным парнем вслед...

Гармониста осудили,
гнев людской нельзя унять,
да в дорожку снарядили
ни на годик, ни на пять.
И поехал он в ненастье
по земле, как лунь седой,
ни за правдой, ни за счастьем,
а за скорбною судьбой...

Хутор тот давно заброшен.
Кто уехал, кто пропал,
кто погнался за хорошим,
да видать не там искал.
Только говорят в народе,
да в лесу шумит ольха,
что девица так и бродит
выбирая жениха...