Пьеро

. . . . . . Занавес! — упал… В небе висели жернова
. . . . . . и вращали со скрежетом этот мир.
. . . . . . Соловей охрип. – Проза вместо ремарки.
. . . . . . Партия Пьеро, к Литературной графине:

Презирая правила здравого тона,
Вы все уложить пытаетесь в рифмы,
Да вот только перья ваши не остры,
И рождаются цветастые мифы.
С вас, что с гуся вода, безразлично,
Вырвать ли перо с его зада,
Или, росчерком лёгким и новым,
Подарить литера-фобам усладу.
Вы литературные черти,
Или просто почта масти бубновой,
Можете прогрызть всё, как черви
Причастившись музою новой.
Можете всё зря опорочить,
Или возвеличить тлен и рутину,
Вам бы дочитать всё до точки,
Но и она для вас всего середина.

. . . . . . Действие второе! Занавес! –
. . . . . . Возлежал на том же месте, априори проза,
. . . . . . а в небе со скрипом вращались жернова.
. . . . . . Партия маркизы, упавшей на голову Пьеро,
. . . . . . написавшего Литератруной графине:

Перья ломаны, буреломами,
Вероломно ворвётесь в дома,
Запятнаете, тех кто не сломан пока
И родите неправды тома.
А потом с веселящейся миною,
За свой ветрено-каверзный слог,
Вы одарите ложью и минами
Табулируя выбор дальних дорог.
Слог у вас всегда проницательный,
Как растяжка на тропке бойца,
Порицаете вы отрицая наш мир,
Зарифмуя всех — и паяца, и мудреца.
И с графина, графиня пьяна,
Если пила с утра валидол,
Она слышит лишь скрип от пера,
Вбив в гуся свой осиновый кол.

. . . . . . Действие третье! — Занавес!
. . . . . . На нем сидит охрипший соловей,
. . . . . . а над ним со скрежетом вращаются жернова.
. . . . . . Партия маркиза, который плохо прибил маркизу,
. . . . . . упавшей на голову Пьеро,
. . . . . . писавшего Литературной графине:


Что не делаю я, всё не так,
И пленить её я не могу,
Дифирамб превратится в пятак,
И грошовый памфлет на лугу.
Мой ужасен изысканный слог,
Полагаться нельзя на графиню,
От того как увижу её,
Руки тянутся сами к графину.
Посему, я рукою махну,
И к маркизе направлю свой шаг,
Когда выйдет та на балкон,
То пленённой затрепещет душа…
Но откуда взялся паршивец Пьеро,
И Маркиза чувства все потеряв,
Без сознанья улетела в объятья его,
На высокий мой слог наплевав.

. . . . . . Действие четвертое — последнее! Занавес
. . . . . . возлежит на том же месте, соловей онемел,
. . . . . . а над ними, в небе, со скрипом вращаются жернова.
. . . . . . В замол мира пошли и трагик и сатир. Проза… жизни.
. . . . . . Резюме, на партию Маркиза,
. . . . . . который  метил всё на Литературную графиню,
. . . . . . да плохо любил даже свою Маркизу,
. . . . . . упавшую «на голову» Пьеро, писавшего Литературной графине:

Независимые наблюдатели,
Воздыхатели и старатели,
Вы все служите своим музам,
А у тех почитателей кузов.
Соловьем спой или сиреной,
Пена всё среди синего моря,
Если грозно шумят шторма,
Или лодки наполнены горем.
А графини не ровня графинам,
Хоть в последних и сладко вино,
Упоённо они ищут повод
Пролить яд свой в куплет иной.
Ограничены все окружением,
Где был сформирован их мир.
Мир зависел всегда от культуры,
Нужен трагик в нем и сатир.

. . . . . . Конец.  Занавес покрыл всю сцену,
. . . . . . А в небе со скрипом вращались жернова.
. . . . . . Падал июльский снег…