Heavy night flight тяжёлый промышленный сон 1985,

 HEAVY NIGHT FLIGHT
Тяжёлый промышленный сон
1985,  Карабаш.

Мощный абрис реальной ситуации, «Сон» в 3 профилях,



1 (Тревожный и хард-роковый
и также театрально-литературный)

Нас вынесло из комнаты
На тёплый воздух.
И мне казалось —
Очень мирно всё вокруг.
Люди цеплялись своими интересами,
Как тёплыми руками.
И дыхание соседа было слышно
За пятьдесят шагов —
Так тихо было всё вокруг.
Лишь огненный столб из труб
Отлетевшей в искрах ведьмы,
Да лучики транспорта
Вели нас в свето-теневое плавание.
А старые дома из камня, досок
Мирно спали,
Успокоенно мигая
промелькнувшими за окнами свечами.
Был я один,
но мне внезапно предложили
полёт на двоих в поисках тёмных,
и вышли мы в темнеющий закат,
нас провожали чёрные окна
со стеариновыми бледными
свечами.
Но вот взошло и то,
Чего мы долго ждали —
То, мягко переместит нас туда,
Где мы найдём удовлетворение
Своим страстям.
Мы двигались,
А всё было в строго отточенной,
Преподанной нам форме.
Начинался наш полёт —
Туда, где мы искали что-то,
Потерянное нами и родное.
Мы вновь вдвоём
На тёмном перекрёстке.
И нет того жуткого чувства
Сладкого страха близости убийцы.
Мы идём, и тёплые сонные деревья
По обеим сторонам нашего пути
Что-то отмечали (видимо, для себя)
Вдруг мы видим
Строгие окна замка в Эльсиноре.
Это был отсос.
Мой мягкий дым вылетал
Из уст моих,
Принимая подобие
Павлиньего крыла.

2 (Промышленный)

От старой церкви,
Которая скрывалась за ветвями тополя,
Как гриб за осенней листвой,
Мы как два мрачных чёрных всадника
( это говорит тени)
Ногами меряли  пространство, время —
От  времени осталось
Лишь воспоминание.
Но тёплое асфальтовое болото!
Мы чавкали в нём
И асфальт напоминал нам
Разжёванную огромную ириску,
Старательно разглаженную
Грязной детской рукой.
Мы видели большие ворота.
Нас вёл собачий вой,
похожий на стон истерзанного человека,
И обломанный каменный столб,
Смотрящий под тридцать градусов.
А несуразные столбы —
Как два сросшихся близнеца,
Сивые и серые на чёрной траве
Смотрели на нас, говоря:
«Мы видели много».
И вот ворота.
Мы зашли туда.
Трубы, огромные,
Стлали дым на чело неба.
А хвост дыма был подобен старой жиле
Или старой зарубцевавшейся ране —
Мягкой и без нервов, но болящей
На немощном, холодном лике неба.
Белые горы плевали на дым.
Но рушились.
Лишь те, где трубы выросли, держались
И не оседали, гния.
А дым переходил
От фиолетово-лиловых
К зелёным и оранжевым тонам,
Меняясь постоянно в свете лампионов.
Мы уронили крылья,
И я  сглотнул арбуз,
Который тотчас же заткнулся,
Поскольку у меня в желудке
Горела соляная кислота.
Проволока, как чужая тоска,
Извивалась под ногами, как змея.
И рельсы, подобные чьей-то
Доброй услуге
Осыпаны были чёрными кристаллами,
Которые в свете потайном
Мрачно подмигивали нам,
Предупреждая нас.
Были и вырытые ямы, и заграждения,
И пар лишал нас видимых причин
Идти вперёд.
И гейзер кипятка хлестал
На метра три.
И груды механизмов,
И ряд электроокон —
Всё отказывалось от человека.
Мы летели дальше, уродуя свои тени
По всем извращениям плоскостей

3 (Театрально-литературный)

И вот опять тиха дорога
И вот красно-белый (через полоску)
Наш шлагбаум с рубиновым значком.
И нам в конце
Фонарь, уютно спрятавшийся
В пыльной зелени листвы,
Указывал на звёзды.
Мы увидели огромное небо без конца,
И цель нашего night flight-а —
Спящая в кресле
Седая женщина.


Карабаш, Поэтическая революция 1985, утерянный и неудачный концертный вариант записи 1987 года на 2 гитары с наложением, находится в проекте.