Беседа

Поэт:
Входите, сударь! Не скажу, что рад,
Но удивлен. Вы в мире победитель,
Вас втихомолку все боготворят.
Чем вызван Ваш приход в мою обитель?
Ужели тратить свой покой решились Вы
На тех, чьи души скорбны и черствы?

Мэф:
Безделкой – прихотью. При трезвости ума,
Присущей Вам, должно бы догадаться,
Что добродетель сходит в ад сама
С естественным желанием отдаться
Пороку освященному, и тем
Введенному в канон. Я лишь затем
Пытаюсь иногда стеречь каприз,
Чтоб сохранить традицию, не более…

Поэт:
К чему уничижать Ваш сан, ведь приз –
Чуть больше суеты, чуть меньше боли,
Естественность – она же нищета.
Не зря господь нам отдал все цвета.

Мэф:
Извечное людское самомненье.
Сколь все Вам очевидно, черт возьми!
Конечно философия – уменье
Стирать границы, но лишь меж людьми.
Есть высший долг, честь в конце концов,
И сын обязан чтить труды отцов.
Есть правда, но ведь есть и справедливость!

Поэт:
Она же – всепрощение и вкус?
Вы слишком современны, Ваша милость,
Но для чего столь вычурный искус?
Нельзя плясать на острее ножа.
Всяк сеет то, что перед тем пожал.

Мэф:
Род глухарей, где пафос – суть морали,
Где высший долг – пристойности оскал.
Икали, лебезили, покрывали,
Искались в глубине кривых зеркал.
И каждый возлюбить себя успел:
Умен, достоин, праведен и смел.
И всяк уверен, что достигнет рая,
Что замысел постиг и принял крест,
И пачкает пространство, пожирая
Все то, что случай выдумал окрест.
Нет ничего смешнее, видит бог,
Чем доблестью подслащенный порок.
Терпение, изысканность и вера
В конечную победу доброты –
Вот совершенства истинная мера,
Вот выход из духовной темноты.
Все остальное только сладкий дым.
Старей, прощай, люби и будь любим.
Иначе гений саморазрушенья,
Столь свойственный пытливому уму,
Войдет в игру и даже искушенье
Окажется излишним. Ни к чему
В конечном счете не приходит тот,
Кто студит мозг, а душу в клочья рвет.

Поэт:
Теория, неряшливостью строя
Созвучная неряшливому веку,
Способная увлечь своей игрою
И фата, и духовного калеку.
Под власть ее и я подпасть бы мог,
Но бродит слух: Озирис – Черный бог.

Мэф:
Наглец.
(исчезает в дыму)

Поэт:
(один, проветривая комнату)
Уф, наконец то стало чисто.
Чем ближе к старости тем более я сир.
Как можно полюбить сей странный мир.
Где даже дьявол служит в моралистах.


А.Г. Креславский-Смирнов