Рассказы о войне ветерана 336

                П А Л А Т А  38

  Поезд с зелеными вагонами шел на восток.  Этот состав начал свое путешествие
от белорусской станции Речица.  Все вагоны были полностью загружены ранеными солдатами, которые нуждались в длительном лечении.  В вагонах было жарко.  Подходил к концу июль 1944 года, шел четвертый год войны.  Я лежал на нижней полке и думал о ребятах своего взвода.  Как там они?  Я вот лежу в убегающем от войны вагоне, надо мной не свистят пули, не слышно грохота взрывов. Слышу только перестук колес да гудки паровозов, когда наш поезд стоит на очередной станции.
А стояли часто и  по несколько часов.  Без длительных остановок шли поезда на запад, к фронту, а фронт тоже все быстрее двигался в том же направлении.  Каждый день в вагон заносили газету, чаще всего – «Правду».  И первое, что интересовало каждого из нас, был фронт.  Какой город освободили, на какое расстояние продвинулись наши войска.
 
  Поезд наш, это – госпиталь на колесах.  По вагону ходят врачи, осматривают раненых, сестры делают перевязки.  Раненые солдаты стараются не стонать, даже если бывает очень больно при перевязке ран.  Против меня, тоже на нижней полке, лежал солдат из Смоленской области, Петром звали.  Он был ранен осколками снаряда в обе ноги, раны были тяжелые, на правой ноге большой осколок прошел сквозь ногу выше колена, задел кость.  Но эта рана была осложнена тем, что сильно повредила главные в ноге кровеносные сосуды.  Хирурги поработали с тяжелыми  ранами солдата в прифронтовом госпитале.  Петр нам говорил, что ему повезло, когда он был ранен, его очень быстро привезли в госпиталь.  По разговорам хирургов, если бы он попал на операционный стол, хотя бы на час позже, пришлось бы ему доживать свой век с одной ногой.   

  Я видел, что во время перевязки этой раны, солдат переносил страшную боль,
и не смотря на это, он еще шутил с сестрой и говорил, что ему совсем не больно.  А когда сестра уходила, он уже нам открывал тихонько, что еле выдержал боль.
Мы интересовались маршрутом нашей поездки.  От нас это и не скрывали, нам уже в первый день дороги сообщили, что едем в госпиталь, который расположен в городе Грязи, что в Липецкой области, далеко от войны.  Не помню, сколько дней мы ехали, но очень обрадовались, когда по вагону послышались возгласы о том, что наш поезд уже на станции Грязи. Мы сразу, кто как мог, стали собираться в ожидании команды.  Но команды к выходу из вагона мы так и не дождались, вскоре нам сообщили, что в местных госпиталях для нас не оказалось свободных мест.
 
  И наш поезд покатился дальше.  Позже нам сказали, что теперь нас везут в Ростов–на–Дону. Но и там все госпитали оказались полностью заполнены.  Тогда наш поезд покатил в Туапсе, на берег Черного моря.  Если я не ошибаюсь, на станции Туапсе мы стояли всю ночь, но так и остались в вагонах.  А утром наши вагоны снова катились по рельсам, теперь уже по самому  берегу моря. До этого я никогда не видел моря, в конце нашего огорода протекала небольшая речушка, которая только в весенний паводок заливала прибрежные луга.  Да и многие, ехавшие в этом поезде, как и я, тоже впервые увидели такое водное пространство.
 
  Погода стояла солнечная, была середина августа.  Все мы, кто мог, смотрели в окна.  Нас завораживал не только вид моря, но и воздух в вагоне наполнился незнакомым нам морским ароматом, запахом моря.   А когда поезд зашел в первый тоннель, мы не сразу поняли, почему стало темно в вагоне.  Наконец наш поезд остановился на станции Сочи.  Сразу по вагону прошел слух, что дальше мы не поедем, что дальше и ехать уже некуда.  Так и получилось, вскоре нас стали, кого выводить, кого выносить, но было много и таких, что выходили из вагонов сами без посторонней помощи.  В Сочи поезд наш прибыл 18 августа, ехали мы более трех недель.  За время поездки я  с лежачего больного превратился в ходячего, из вагона я тоже вышел без посторонней помощи, правда, на выходе возле вагона стоял санитар и всем нам помогал, спрашивал каждого, дойдет ли сам до автобуса.  Если кто из солдат еще не очень уверенно начинал свои первые шаги по перрону, к нему мгновенно подбегал другой санитар, заботливо усаживал его в автобус.

  Автобусами нас привезли к трехэтажному зданию и стали разводить по палатам.  Большинство из нас никак не ожидали, что окажемся в таких условиях после нашей фронтовой жизни.  Лично я даже представить себе не мог, что есть такие палаты, такая чистота, такой уют.  И вот я, простой солдат, выросший в деревенской бедности,  лежу на чистейшей постели в светлой комнате.   Укрыт верблюжьим одеялом и думаю: не сон ли это.  Но здесь я немного поторопился.  Прежде чем я попал под верблюжье одеяло, нас хорошо помыли, а это для нас после такой дороги даже очень было не то, что хорошо, а очень даже необходимо.  Потом всех, кто свободно ходил самостоятельно, а таких среди нас оказалось большинство, завели в просторную столовую и хорошо накормили.   Лежачих раненых на помывку носили на носилках, а кормили в палатах.

  А о верблюжьем одеяле я не просто так вспомнил.  Здание, в котором находился госпиталь, до войны отдыхали курортники, да не какие там рабочие или колхозники, а чины из руководящего состава.  А во время войны там пришлось разместить - госпиталь, ну а верблюжьи одеяла стали служить раненым солдатам.  Наша палата  была на третьем этаже, и был ещё балкон, на котором тоже были две кровати, вскоре я перебрался на одну из них.  После того, как она освободилась.  Ведь постоянно в госпиталь снова прибывали  раненые, а прошедшие полный курс необходимого лечения уезжали.  Кто снова на фронт, а те, кто непригоден к военной службе – по домам.  Это решала специальная комиссия.

   Продолжение рассказа следует.