Снежный вальс

С чернильного неба спускается белый шум,
столичная осень ушла на покой досрочно:
пусть жжёт календарный листок беспокойный ум,
но душу зима заковала до боли прочно.

В октябрьский воздух впивается первый снег,
как рябь на экране, уставшем от слез и смеха,
и, кажется, Время само замедляет бег,
давая дорогу пушистым седым помехам.

А где-то, стуча каблуками, идёт она,
актриса, что с детства мечтала о главной роли,
не веря, что плата за славу всегда одна —
не видные глазу вериги душевной боли.

Пальто не спасает, но: осень, не время шуб!, —
холодные пальцы сжимают худые плечи,
и в воздух морозный срываются с бледных губ
горячечной дымкой фрагменты прощальной речи.

Под кожей фарфоровой пульса трепещет нить,
и рвётся из клетки душа беспокойной птицей,
и трудно дышать на морозе, а может быть
все проще намного: впервые она боится.

Боится того, что на сердце лежит давно,
что в сердце замёрзшем его не найдёт ответа,
что вся её жизнь и любовь для него — кино,
в котором финальные титры прошли с рассветом.

Боится, что, слыша её, он убавит звук,
а может быть, вовсе другую включит программу,
боится, что мало тепла от замёрзших рук,
чтоб номер набрать на ослепшем стекле экрана.

Что связь не пробьётся сквозь толщу глухого льда:
умрут в пустоте бесполезные мегагерцы,
искрясь, оборвутся душевные провода,
и он не услышит тревожных сигналов сердца.

И все же в морозных помехах она идёт,
стуча каблуками в такт нежным туманным строчкам,
надеясь, что тёплым дыханием растопит лёд,
а нет — так в сценарии драмы поставит точку.

Ещё раз посмотрит в родные его глаза,
до дрожи замерзнув под серым горящим взглядом,
и все, что боялась, успеет ему сказать.
И первая в землю дождем упадёт слеза,
и время застынет.

Не бойся. Я здесь, я рядом.