Я вижу далеко

Цикл

Стрекозы над рекой
 угодны, видно, Богу.
 Врагов нажить легко –
 друзья же и помогут.

 Не трудно различить
 их, как стихи и прозу;
 из-под земли ключи
 бьют чистые, как слёзы.

 Потом впадают в муть
 воды пустопорожней,
 и, как ни баламуть, –
 враги друзей надёжней.

 Их чуешь, знаешь, ждёшь,
 предвидишь прохиндеев;
 предательство и ложь
 друзей – куда страшнее.

 Больнее, говорю,
 под корень боль косила!
 Простить могу ворью,
 предателей – не в силах.

 Когда душа штормит
 и злых обид метель в ней,
 мне чхать на динамит,
 предательство – смертельней.

 Я вижу далеко,
 шагаю с веком в ногу:
 друзей нажить легко –
 враги же и помогут.

 ПАМЯТЬ – ЭТО МИРАЖ

 Догорает закат,
 туч неброских полова;
 не вернётся назад
 ничего из былого.

 Память – это мираж,
 сны цветные ночами;
 предостаточный стаж
 у меня за плечами.

 В нём враги и друзья –
 всё и просто, и сложно,
 но разъять их нельзя
 и забыть невозможно.

 А на кладбище – тишь,
 вольно, муторно, строго,
 постоишь, помолчишь,
 повздыхаешь немного.

 Цифры горестных дат,
 крест, прощальное слово;
 не вернётся назад
 ничего из былого…

 
ДОВОЕННЫЕ   СНИМКИ

Адриатики ветры,
злой норд-ост, суховей;
носят мальчики гетры
из приличных семей.

И, в коротких штанишках,
носят скрипки они, –
это прошлого фишки –
довоенные дни.

Эти старое фото
средь скрещенья дорог,
всё предвидящий кто-то,
почему-то сберёг.

Трону нежно альбом я,
словно музы струну,
в горле горькие комья
после вздоха сглотну.

Снова ветры из детства
дунут, где,  сметены,
словно пух, и не деться,
те мы, «дети войны».

Где вы, Шурик и Витя?
Где ваш дядька – солдат?
Время горьких открытий.
Время горьких утрат.

А ведь как незаметно
век прошёл, стал далёк,
и в альбоме заветном
глянец фоток поблёк.

Всё, что было – смешалось
в ком из бед и борьбы,
то ли времени шалость,
то ли шутки судьбы.

И погибшие скрипки,
нелюбимые, – ах! –
вызывают улыбки
со слезой на глазах.