15-я китайская центурия, или путь на запад

           Даже путь в тысячу ли начинается с первого шага.
               
                Лао-цзы

Ты двинулся к заставе в ранний час:
без средств и без еды, верхом на буйволе.
Лицо твоё, простое, но набухшее,
качало при движении две родинки.
Как жаль, что нюх умеет различать
все запахи прощания: "Ох, родненький, -
кричали приближённые Конфуция -
неправду нам талдычат: разве чай -
спаситель целой нации? Как функции

простого организма взяли верх
над разумом философа и практика?"
"Империя от сломанного пряника
отлична только мерой повреждения!" -
порой тебе хотелось зареветь,
но сердце не давало: "Помнишь демона,
что некогда травил тебя желтением?"
Бывали дни: хватаясь за ремень,
ты бил своих потомков, не жалея их,

за то, что те бросались на Китай
словами непристойного порядка.
Потом кругом судачили про дядьку,
который колотил своё потомство.
Ваш мир стоял отдельно, на китах:
не будь тех самых - бедные потопли б,
как птенчики, что падают с гнездовья.
А в поздний час, ты брался накидать
десяток строк: "Пока ещё не сдох я,

но скоро это будет. Старый лес
шумит совсем иначе, чем младые.
Сожгли дотла мой вишенник, а дымом,
я знаю, только чудом не задохся.
Мой дом стоит от прочих в стороне,
а лес стеной раскинулся за домом.
Жене и детям выпало поохать.
Кому-то я не нравлюсь - спору нет!
Но всё-таки - заканчивать поджогом..."

Ты бурно реагировал на всё:
на мелкие обиды, крах империи;
на лживость молодого коробейника,
что втридорога втюхивал материю.
Но, господи: куда тебя несёт?
В края, где правят злые и матёрые?
Не стоит долгий путь здоровья буйвола.
Ты видел очень много разных сёл.
Твоё большое сердце нервно бу;хало

при виде непроглядной нищеты.
Ты годы проводил в библиотеке,
где попросту херел, бубня о тех ли,
кто видел в жизни несколько сражений?
О тех, - кто громко падал на щиты,
не понимая принципа сложенья,
но зная все законы бесовщины?
В стремлении кого-то защитить,
ты сам бывал предельно беззащитным,

что можно толковать, как некий страх -
по горло забросать себя делами.
Как хочется кричать, сипя: где лапы
у зверя, пожирающего радость?
Империя сегодня нечиста.
Я думаю одно: пока что рано
твердить, что мы надеемся на лучшее.
Пророкам в наше время - нет числа,
как, в общем-то, - строителям и лучникам.

Твой буйвол был сравнительно высок.
Еда росла на каждой из обочин.
Китай был неподдельно озабочен
решением философа - скитаться.
"Хоть бьётся всё весомое в висок,
но что же взять на родине с китайца -
не бога, не пророка, не героя?"
Ты, всем казалось, ехал на восток,
но пёр на запад. Только иероглиф

был радостным свидетелем езды
на буйволе, который часто падал.
"Никто - не назовёт любимым папой,
никто не побалует женской лаской!"
И в этом, Лао-цзы, и был весь ты!
Ты уезжал, и было жарковато.
Ты пожелал не голосом, а лаем:
разгадывать падение звезды,
вне мыслимых философом желаний.

Но воля находилась далеко
от долго практикуемой аскезы.
Болтать с любым - пожалуйста! А спеться
не так-то и легко при старых лёгких.
Один, конечно, скажет "да, легко!",
но сложность - в том и сложность, что на лёгкость,
она не посягает. Ей - не надо!
Твой ад давно разверзся, но его
не стали называть "даосским адом".

Твой буйвол сдох от голода. Ты сам
чуть было не погиб от этой хвори.
Зимой питаться шишками и хвоей -
занятие сомнительного толка.
Ты где-то раздобыл себе тесак:
хотел начать охотиться на волка.
Но так и не посмел - не смог собраться.
Ходили слухи: волк тебя терзал,
а погодя - и несколько собратьев.