Один из четырёх

После ног его земля разворочена,
Не топтана…. А разодрана, в клочья.
Огнём белым горит, задыхаясь от боли.
И растекаясь по свежему полю,
Всё чёрными соками кровоточит.
Нет сил её больше, нет мочи,
Носить его тело по почве.
И чувствовать ноги, худые и бледные
Ступающие с каждым шагом всё медленнее.
И медленнее. И медленнее…

После рёва его гортанного,
Безголосого, беспрестанного
Глохнут птицы, падают заживо.
На полях распластавшись неряшливо
Выдыхают последними криками.
Словно люди они безликие.
Друг на друга так сильно похожие,
С одинаково мёртвыми рожами.
Он по ним тяжело пройдётся!
И наестся он ними! Напьётся!
За собой оставляя крошево,
Осыпаясь на землю изношенным
Своим телом, истлевшим, подкошенным.

Впереди его сады безграничные.
Молча, гордо стоят их стволы безразличные
Будто в согнутых листьях не чувствуя боли,
Что висят не подвижно, бездушно, безвольно.
Они вянут под жаром холодного взгляда,
Как и вянет зверей не разумное стадо.
Спотыкаясь и путаясь в собственных лапах
Они падают наземь, по кучам, по свалам,
Замирая с несвойственно грустным оскалом,
Словно что то постигли, и что то узнали.
Но ни рык их, ни стоны, ни вои, ни лаи
Не откроют секрет их тревожной печали.

Шаг за шагом, хромым и тяжёлым
Надвигается он, по телам искажённым.
Сквозь сгустки неподвижно прожжённого воздуха,
Сквозь рощи угасших стволов-орудий,
Он идёт. А во круге звери вянут, и вянут люди.
И не терпит совсем он прелюдий.
И живого совсем не терпит.
Ни мольбы их, ни стоны, ни трепет,
Не проймут его, не зацепят.