Всё для фронта!.. - Что было за лозунгом?

Номер Белоярской газеты "Новое знамя" от 18 июня 2020т. - моя заметка:
"ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА!" (Что стояло за лозунгом?) - помещаю здесь:

Лозунг "Всё для фронта, всё для победы!" не был только партийно-газетным. Этот мобилизующий лозунг имел суровое и героическое человеческое "измерение". Словами победу не приблизишь, хотя у слова (у точного) сила огромна. Расскажу о разительных фактах, раскрывающих содержание этого лозунга.

((Материал, который вы начали читать, опубликован ещё в «мирное» время, в 2020 г., а сами факты стали известны мне десятилениями раньше, тогда они воспринимались как вполне возможные «издержки», а для современности что-то может показаться (недопустимым». Хотя что-то нынешнее могло бы показаться для предшественников тоже «недопустимым». То есть воспринимать, что бы ни легло пред глаза, нужно аналитически, разумно...
К рассказанным ниже историям (военного времени 1941-1945гг.) добавлю ещё одну: мы сейчас (то есть Россия) находимся в состоянии «скрепя душу», в состоянии внутренней мобилизации каждого и всей страны, в состоянии, в котором находился тыл в 1941-1945гг. И мы должны всё преодолеть. Итак...
Моя деревня (Черемхова, основана 1711г.)) славилась отменными пимами-самокатками, издревле. А в 10 км на реке Исети имелась большая пимокатная фабрика, поставлявшая серые валенки для армии (другой зимней обуви в армии не имелось), неподалеку была ж/д станция Марамзино, откуда вагонами увозили продукцию. И вот война. Расскажу сначала про фабрику (с.Камышево, основано 1686г.)
Продукцию не только со станции развозили по стране и на фронт, но и привозили валенки, так сказать б/у («бывшие в употреблении»), на фабрике это всё раздирали, растеребливали спецмашинами и полученное шерстяное отребье добавляли в новые валенки, согласно допустимому проценту, по технологии... Но что такое валенки, снятые на фронте с убитого или прожжённые, простреленные? Их сначала надо освободить от грязи, от «посторонних» предметов (например, осколков), от... от оставленных в валенках ног, оторванных вместе с валенком и в спешке собранных для отправки в тыл. Солдат убит или в госпитале, а его нога (ниже колена) едёт на фабрику, где женщины-приёмщицы будут её вытаскивать из «материала», переживая самые разные чувства, ведь у каждой кто-то тоже на войне, и не его ли это нога?.. (По рассказу жительницы с.Камышево Т.Плотниковой).
А теперь про нашу пимокатную деревню Черемхову. С началом войны (1941г.) старшее поколение мужиков, не подлежащее мобилизации, отправили в Свердловск (Екатеринбург теперь) на заводы рыть фундаменты для привозимого из центра оборудования. Дело, конечно, неотложное, но встала остро проблема нехватки валенок, и тут вспомнили про черемховских пимокатов: где они «и че бездельничают»? А они с кайлами в городе. Непорядок. И срочно всех отозвали обратно, в деревню, соорудили мастерскую, поставили пимокатный станок, приводимый в движение лошадью, ходившей по кругу и тем самым вращавшей жердь-рычаг редуктора («водило», так оно называется до сих пор в планетарных редукторах). Лошадью вращали, ибо электричества ещё не было в деревне. И стали мужики катать для фронта пимы, по 12 часов в день, без выходных. К лошади, которая таскала по кругу «водило», из мастерской было окошечко, крикнут в него «ну, пошла!», и станок закрутился, мужики работают... Вот так! М-да... Война кончилась, мастерскую закрыли. Потом для всякой надобности колхоз разобрал стены, остался станок (два горизонтальных вала с крупной резьбой, вращавшихся навстречу, между ними вставляли многократно заготовку валенка, пока он не превращался в твердый пим). Мы ребятнёй будучи играли вокруг этой диковинной «штуки». А про лошадь вспоминали вот что: несколько лет после войны (а работающие лошади живут до 20), когда кони пасутся-отдыхают за околицей, лежат на солнцепёке, наевшись, - эта «пимокатная» лошадь никогда не ложилась, а всё ходила и ходила по кругу... Глянут мужики за деревню, а она ходит по кругу, и свежая память войны ёкнет в сердце, вспомнятся земляки, которые уже не ступают по родной земле... Слава, слава героям, защитникам!))

По рассказу Виталия Хромцова, что он слышал от бабушки: в с.Хромцово молодая солдатка работала на ферме, не жалея сил. Женщины заметили её болезненный вид, посоветовали поберечься (ведь дочка махонькая дома), проситься на лечение. Но она и слушать не хотела: "Мужу там, на войне,  тяжелее; я хочу, чтоб быстрее пришла победа..." Вскоре она умерла. Умерших в ту зиму не хоронили, а зарывали в снег за избой с северной стороны. Но вот весна, тела стали оттаивать, из женщин организовали команду копать могилы и хоронить. Копать - не то слово: долбить кайлами и ломами...
Победа! Муж солдатки вернулся целёхонький, попросил показать могилу жены. Одна из той команды пошла с ним на погост, но так и не показала солдату могилу жены: "Без крестов тогда их закопали, казалось - запомним..." Я тогда написал балладку об этом, вот слова из неё: "По погосту медленно идёт он,/
Вглядываясь в каждую травинку..."

А это мне рассказал отец, постоянно вставляя: "Об этом не надо говорить!.." Но я расскажу. Отца призвали осенью 1939-го в Хабаровск; дома не был семь лет; вернулся уже из Харбина в 1946-м. СССР держал на востоке 30 дивизий - на случай нападения Японии. А Япония сосредоточила у наших границ 50% своих пехотных дивизий, 80% кавалерии, 65% танковых полков, половину артиллерии и авиации, и ждала первого существенного поражения СССР на западе, чтобы тут же напасть. Расчет был на то, что СССР перебросит 15 дивизий на запад, но переброшено было только 17% восточного сосредоточения РККА, отбывшие тут же заменялись пополнением из местных. "Фронт" - он был на западе СССР, а восточные дивизии (почти треть всех войск) были пока в тылу. Как эти соединения испытали на себе лозунг "Всё для фронта!"?
Долгий период эти солдаты были как бы "законсервированным" человеческим материалом без вещевого и продовольственного довольствия: "на подножном корму". Как "спущенные автошины", которые мало-мальски пересыпаны тальком, чтоб потом надуть - и в бой... Отец полгода... плёл лапти, потом перевели на другую работу, ибо он был кузнец. У соединения была коровья ферма, картофельное поле. Хлеба иногда было - со спичечный коробок в день, и так неделями. Не было и курева: ходили по тайге и искали, чего бы покурить. На сенокосе норма - 50 соток (полгектара) на обессиленного солдата. Не выкосил к вечеру - "наряд вне очереди": выкосить ещё столько же ночью. Такой уже в казарму не возвращался, умирал на лугу. А если возвращался, то попадал в число тех пяти-шести, которых утром выносили из казармы вперёд ногами. "Какие ребята погибли! Просто от голода..." - на этом месте отец отвернулся и заревел. - Об этом не надо говорить!.." А я спросил, помогал ли он кому-нибудь? (Он косил прекрасно!) Ответил: "Я сам еле успевал. Но одному москвичу помогал: докашиваю, а он уж на коленки падает, и вот рухнул вовсе. Подхожу: спина трясётся, ревёт: "Прощай!" Я заставил встать и продолжать, сказал, что помогу... Докосили, идём держимся друг за друга, шатаемся, оба плачем, а он всё твердит, мол, Алёшка, ты знаешь, что сделал?!.. Ты же мне жизнь спас..."" (Мой отец - Попов Алексей Тихонович, 1919-1986).
А его спасло (по его рассказу), что служил с земляками, с ребятами из Логиново: Подкоченов Иван Захарович (р.1918) и Волков Николай Степанович (р.1917). С Волковым я даже поработал вместе в Свердловске... В Логиново известны эти фамилии, есть даже "Волков край". Подкоченов был замкомвзвода и делил ротный хлеб солдатам и офицерам и (воистину, надо ли об этом говорить?!..) иногда, в особо критические моменты, выкраивал моему отцу маленький кусочек хлеба, меньше спичечного коробка, прятал сзади себе за ремень, а когда шатающемуся строю была команда "По работам - разойдись!", показывал отцу пальцем: возьми там, у меня за спиной. Отец брал хлеб, заходил за куст и съедал и знал, что по крайней мере сегодня он не умрёт... В конце 80-х за полночь показали телефильм об этих соединениях - я подумал, что про магаданские лагеря, но это было про солдат, которые служили под Хабаровском с лозунгом "Всё - для фронта!" Помню фразу из телефильма: "Встать, сволочи! Быстро вынесли этих! И на работу... Жрать вечером будете!.." Страшное это дело, когда одичание рядом. Многие падали в штабе на колени, мол, пошлите на фронт, пусть там накормят один раз - и убьют в первой атаке... Но эти люди-солдаты нужны были здесь, они должны были вынести все лишения - и вынесли, но говорить "о деталях" не хотели.
По "иронии судьбы" испытание голодом, да ещё и жаждой повторилось летом 45-го, когда отец со товарищи в составе 2-го Дальневосточного фронта под командованием Мерецкова выступили в скрытный марш-бросок от оз.Ханка - на Харбин. (По некоторым сведениям, это был Первый Дальневосточный фронт). Обоз сбился с дороги, пошёл по другой просеке. Об остановке не могло быть и речи. Вода быстро кончилась, а ручейки, лужи - всё было отравлено японцами. И так шли девять дней! На привалах уже просто давали облизать мокрую ложку (офицер обходил с кружкой и ложкой). Некоторые не выдерживали, плюхались в ближайшую лужу и пили, пили... и тут же получали пулю в затылок как паникёры. Но вот артподготовка, атака; японцы не ожидали, убитые лежали в окопах с котелками риса в руках (был обед), котелки валялись тут и там. Кто-то из наступавших набросился на еду - и тут же корчился в страшных муках, умирая. Наконец офицеры загнали победителей за колючую проволоку и три дня - через колючку - по полстакана отпаивали солдат рисовым отваром...

В 1966-м в Черемхову на похороны дяди, Тихона, приехал из Логиново двоюродный брат отца, Попов (Сергей) Трифонович, бывший разведчик, на счету которого не один притащенный язык - вражеский офицер. На просьбу рассказать "какой-нибудь" самый трудный случай, разведчик горько усмехнулся: "Да какой в том подвиг? Вы лучше Алексея спросите, как они там выжили, в Хабаровске?  Но он вам никогда не расскажет про это! Вон сидит и молчит..." А мне отец решился рассказать, а я - вам, слово в слово...

Однажды, около 1980-го, отец сидел на лавочке со свояком Поповым Александром Ивановичем (Черемхова, Совхозный). В детстве я думал, что глубокий шрам во всю щеку у дяди Саши - от сабли в Гражданскую, но это было от осколка в 1942-м. И вот я, "просвещённый" тогдашней прессой, завёл разговор: "Вы кричали "За Сталина!", а он, оказывается, вон чего, и Брежнев сейчас..." На это Александр Иванович беззлобно мне ответил: "Э, Сашка, так мы лучше тебя всё знаем про Сталина: это наших отцов-братьев повыслали да расстреляли многих. А на войне - свои законы: кричит политрук "За Родину!" - а тебе ещё глубже хочется в эту родину вжаться, зарыться. Но вот кто-то заорал "За Сталина!" - и ты встаёшь и бежишь, орёшь и стреляешь... Сталин - Верховный, а командир в армии и на войне - это святое!.. А Брежнев - при нём нету уж сколько лет войны: это самое главное, только это. Война - самая страшная беда! А ты: Сталин, Брежнев..."
Теперь я чётко, хотя и несколько образно, понимаю: бывают пелёнки детские, бывают "хозяйственные" (огрехи неопытного руководителя), бывают и "политические" (глядеть в Наполеоны и стать с ними в один ранг - последнее труднее). Но и политик в конце концов расстается с "пелёнками" и работает, а некоторые "критики власти" прилипли к своим детским пелёнкам; они же - и "критики Победы", не понимая, что Победа (и мирное небо) - это не просто в медиапространстве слова, а наше достояние, за которое заплачена очень, очень дорогая людская цена. (Добавлю, чего не было в газетной публикации: поэтому я обязательно посмотрю Парад 24 июня, а 1 июля приду на избирательный участок: люди жизнь отдали за Родину, за мою жизнь, а я отдам только свой голос...).