Наши девяностые

Дети – индикатор благополучия общества, мерило его справедливых или не справедливых законов существования. Очень трудно себе представить беспризорных детей в когда-то процветающей деревне.

       Сама я родилась уже в городе (куда активно переселялись наши родители, покидая свои деревни), но волею судьбы большую часть жизни прожила в таежном сибирском поселке.

       К концу 90-х в нашем поселке стали приспосабливать под детский приют заброшенное здание аэропорта. Помню, я тогда была очень удивлена: откуда у нас дети-сироты? Но вот, полу пустующее здание вдруг стало всё активнее и активнее заполняться такими же, как и оно само - брошенными детьми. Это были первые приметы нового времени, о перспективах которого мы пока ещё ничего не знали и даже не догадывались.

       Мало сейчас осталось крепких, хозяйствующих деревень с развитой инфраструктурой. А в детские дома, спец приемники и спец распределители теперь свозят и свозят детей отовсюду, и из деревень – тоже.

       Утром меня будит радиоприемник. День начинается с гимна России (когда-то это был гимн Советского Союза, с небольшими изменениями в тексте). Да, изменения в тексте – незначительные, а в жизни – колоссальные!

       Из репродуктора настойчиво доносятся песни советских времен, окончательно сбивающие с толку. Где мы? Мы - на обломках развалившегося Советского Союза, в основе которого когда-то одержимо закладывалось «равенство» и «братство».

       Вот уже нет ни равенства, ни братства, ни фабрик, ни заводов, зато видны свидетельства необратимых процессов – брошенные дети. Их становится всё больше - пропорционально росту разрыва между бедными и богатыми. О них – невыдуманных и реально существующих «плодах» перестройки – мой рассказ.

Рита
       Рита вошла в дом робко. Я видела её впервые. Моё приветствие нельзя было назвать радушным, и, видимо, она это чувствовала. Я не первый раз знакомлюсь с подругами моих сыновей, и уже «устала» видеть в них «своих дочерей». У детей моих - то складывается, то не складывается, а я, прирастая душой к их половинкам, отрываю их потом от себя с болью. Вот и сейчас, ничего не зная о Рите, я уже заранее отгородилась, чтобы и не знать, и не прирастать, и не отрывать потом… Поздоровавшись, мы разошлись по разным комнатам, и я занялась своими делами.

       Не помню, в этот ли приезд или в следующий, я увидела её собирающей свои вещи, вид был смущенный и расстроенный, но действия – решительными. «Обижает?» - спросила я, - и Рита расплакалась. Мы поговорили. Когда-то очень давно, я, пройдя все мыслимые и немыслимые испытания, поднимая своих сыновей в одиночку, знала наперед, что всегда буду на стороне их жен и подруг. Вот и сейчас я была на стороне Риты, даже не зная, что именно произошло.

       Я не зала, что у Риты педагогическое образование, и что она работает в детском саду. Сам по себе факт вызвал у меня уважение – работа-то адова! Рита спокойна, по большей части молчалива, а когда человек никак себя не проявляет, то что же можно сказать о нем?  Было в Рите что-то фундаментальное, прочное – без суеты, пустословия и многословия. Сама я тоже не слишком разговорчива, но это тот редкий случай, когда молчание не тяготит.

       С того дня, когда мы невольно разговорились, я почувствовала к ней расположение, которого изначально не было. Тогда Рита осталась. Больше я не вмешивалась и особо не интересовалась их жизнью, их отношениями. Как бы там ни было, но наш эгоизм (личный или материнский) всё равно берет верх, балансируя на гранях разумного и неразумного, справедливого и не очень. Мне спокойнее, когда рядом с сыновьями есть женщина. Кто-то есть – и слава Богу! Не один – и ладно!

       Всё изменилось после того, как Рита с сыном приехали к нам в гости в Санкт-Петербург. Здесь было больше поводов для общения, и здесь Рита для меня раскрылась в полном объеме. Хотя - потенциал её был значительно выше! Я увидела человека не формально, а фактически (не скажу фанатично) погруженного в свою профессию – в свой мир. Рита ушла из детского сада и перешла работать в детский распределительный центр временного пребывания для неблагополучных детей.

        Статья 13 Федерального закона от 24.06.1999 N 120-ФЗ (ред. от 26.07.2019) "Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних". Читаю:
«…к специализированным учреждениям для несовершеннолетних, нуждающихся в социальной реабилитации, органов управления социальной защитой населения относятся:
1) социально - реабилитационные центры для несовершеннолетних, осуществляющие профилактику безнадзорности и социальную реабилитацию несовершеннолетних, оказавшихся в трудной жизненной ситуации;
2) социальные приюты для детей, обеспечивающие временное проживание и социальную реабилитацию несовершеннолетних, оказавшихся в трудной жизненной ситуации и нуждающихся в экстренной социальной помощи государства…»
       И так далее… и так далее….

       О том, что жизнь «порождает» такие законы – я не буду. На заре советской власти (мы помним из истории) таких учреждений было предостаточно. Но тогда это было делом всех и каждого – рождение нового человека новой формации. «Республика Шкид» – кто же не знал этого произведения, написанного по следам реальных событий! Мы воспитывались в духе коммунизма! А сколько было сделано для всеобщего образования, для повышения культуры в массах! Для спасения детей! Тогда - каждый ребенок был достоянием республики! Тогда - боролись за каждого!

      И вот мы возвращаемся на круги своя…. Даже самое чудовищное в своей основе дело держится на энтузиазме отдельно взятых личностей. Это дело может быть одинаково - и губительным, и благим.

       У нас в гостях всегда молчаливая Рита могла говорить часами о своих подопечных, стоило только спросить её об этом... Она знала о своих «питомцах» всё, и могла безошибочно определить: у кого ещё есть надежда, есть будущее, а у кого этого будущего, этой надежды - нет. Этот - встанет на путь исправления, а этот никогда не будет социально ориентирован – в его жилах просто течет другая кровь.
       Были среди них и любимцы – как, например, Алиса, которая очаровала и нас - мы видели отснятые кадры с её участием. Она излучала энергию жизни, активно включалась в процесс игры, живо реагировала на всё, воображая и фантазируя, - как и требовали правила и законы игры. Актриса, - и только! Наголо брита, чуть с косиной в глазах, которые она мечтательно закатывала вверх, задумываясь… Вот она смущенно смеется, прикрывая рот руками и вся – как на ладони, вся как есть – с милыми ужимками, распахнутая настежь.

       Глядя на неё не скажешь, что в свои шесть лет она испытала и голод, и холод, и избиения. Спрашиваю: «Рита, а что с ней будет дальше?» - «Никакой перспективы» - отвечает. Её распределят в детский дом, территориально приближенный к месту жительства родителей. Есть вероятность того, что всё в её жизни повторится сначала. Здесь и сейчас она получает тепло и заботу. Что будет там, за порогом этого дома временного пребывания – никто не знает.

       Слушать Риту можно бесконечно, но нас ждет наша повседневность – наши обычные дела. Куда от них денешься? В душе остается неутоленная жажда знать о них всё – о каждом. Зачем? Почему?  - не знаю. Наверное, всё то же – желание отразить время, в котором мы живем, таким, какое оно есть.   
      

Ритины дневники

Хороший мальчик
       Не так давно попал к нам ребенок, а у него мама - заслуженный учитель. И вот так, заслуженного учителя, прямо с рабочего места - забрали в «психиатрическую клинику». Задумываешься, столько лет надо было отдать чужим детям, чтобы потом они же тебя «закопали», оставив ни с чем. И твой собственный ребенок - тоже. А стоит ли оно того, чтобы ты всю жизнь вкладывался в уважаемое, но столь неблагодарное дело? Сегодня – ты заслуженный учитель, а завтра– просто псих, без званий и отличий. И уже смотрят на тебя с презрением и усмешкой - те же люди. Твой собственный ребенок - в слезах, он пытается объяснить: "Мама заболела, она устала от всех, просто заболела…". Но тем, другим, нет дела ни до него, ни до его заслуженной мамы. Общество – столь низко падшее – как жернова перемелет и тебя, и твою маму. Может быть, кто-нибудь когда-нибудь вспомнит, но это будет уже другая история…

       А здесь и сейчас ты сидишь и понимаешь, что его жизнь не будет прежней. Мама когда-нибудь выйдет и заберет его, но на что жить? У мамы нет работы, как и нет пенсии, и обратной дороги тоже нет: путь к профессии закрыт, и к нормальной жизни – тоже. Отцу он от рождения не нужен, бабушки и дедушки мертвы, есть только дядя, который иногда приходит и приносит маленькую шоколадку – жалко ведь пацана! Но что он может для него сделать? От дяди постоянно разит алкоголем. Он сам – на краю… А, у мальчишки ещё светится в глазах надежда, что будет всё, как прежде, и он не повторит судьбу других детей. Но ни у кого пока не "поворачивается" язык сказать ему правду, ни у кого не поднимается рука «ломать» его надежду.       Даже у тех, кто сейчас составляет его новое окружение – бывалые, «прожженные», привыкшие ломать хребты надежды сразу, причиняя боль, не искушая иллюзией. Нет, как прежде уже не будет никогда. Но об этом уже стараешься не думать.

Алиса
       Алиса поступила к нам в отделение вместе с сестрой и братом в конце уже теплого мая. Самого младшего брата (четвертого) забрали в дом-малютку. Трое из ребятишек в их семье страдают косым взглядом - передалось от отца, который недавно сел за убийство в пьяной драке.

       Мать у Алисы работала в небольшом городке на знаменитом в наших краях мясокомбинате, который славился вкусом колбасы и сосисок, но, к сожалению, дома дети эти сосиски видели очень редко.
Мать после того, как отца отправили в колонию, что называется, запила по-черному - такое горе в семье! Соседи жалели её, бедную, помогали детям, пока всё не дошло до крайней точки.

       Дети уже привыкли к тому, всегда "уставшая" мать валялась на полу – они ничего не просили и не плакали, а просто играли со спящей матерью, как с куклой. Они привыкли к незнакомым людям в своем доме, никого не боялись и были очень общительными.

       Всё бы так и шло своим чередом - мать бы пила, дети бы росли сами по себе. Но однажды мать в очередном пьяном угаре разделась донага, раздела всех своих детей, залезла на крышу своего старенького дома, и отчаянно пыталась проломить крышу, била окна, ломала двери, без всякого тому объяснения... Соседи не выдержали.

       Для матери «злые» соседи стали врагами народа, а для детей - спасителями. 
       Я первый раз услышала от ребенка шести лет, который, находясь в непонятном для него месте, разговаривая с мамой по телефону, сказал: "Мам, мне тебя жалко". После этих слов мама устроила скандал, звонила в министерство социальной политики, трепала нервы директору, твердила, что воспитатели настраивают ребенка против матери… Она не могла поверить, что ребенок сказал ей эти слова от чистого сердца.

       Алиса выделяется из всех в своей семье. Старшая сестра настолько забита и тиха, что, обращаясь к ней, приходится постоянно просить, чтобы она говорила громче. Мы, воспитатели, не понимали в чем суть ее замкнутости, но чутье подсказывало: что-то не так. Оказывается, с младенчества её мучили боли, связанные с кишечной непроходимостью. Но говорить об этом она не смела, да и кому? Спящей маме? С этим и жила.

       Девочку прооперировали. Когда ее прооперировали – извлекли из этого маленького тела столько!  Как было говорить и улыбаться, когда ты один на один с такой болью. Мы ждем ее из больницы здоровой и хотим увидеть ее улыбку - без боли.

       Сама Алиса страдает гемангиомой. Шея и туловище пораженно опухолями, на зубах страшный черный налет Пристли. Обычные дети ее боятся: лысая, с черными зубами и с косыми глазами она внушала им ужас. Да что там дети, - волонтеры, которые часто помогают нашему центру – и те обходят её стороной.

       Наши волонтеры работают в налоговой инспекции и постоянно приезжают одетыми по форме и в погонах. Впервые увидев Алису, они испуганно отталкивали её руками, когда ребенок хотел их обнять в ответ на полученный подарок.

        В этот момент у меня промелькнули очень нехорошие мысли: лучше бы они не приезжали, а сидели в своих офисах и дальше, не ломая психику доверчивых детей.

        Алиса не обиделась, нет, и не плакала, она просто у меня спросила: "Тетя, что, - не любит обниматься?". На что мне пришлось ответить, что тёти бывают хорошие, а бывают плохие - как в сказках.

        Но её это не останавливает никогда. Каждый раз, когда кто-то говорит, что она некрасивая, страшная и противная, она за себя постоит, а если надо - обидчику и в глаз даст.

       Не смотря на свою, на первый взгляд, отпугивающую внешность, Алиска в любой игре старается занять лидерскую позицию. На дискотеке - она звезда, ее знают все в центре, даже директор, хотя директор не всех знает лично, а только тех, кто ведет себя ужасно, неуправляем и агрессивен.

       С Алисой он познакомился случайно, когда мы пересеклись в коридоре: он шел на свое рабочее место, а мы шли на прогулку.  Директор поздоровался со всеми детьми, а Алиса вдруг спрашивает:
- Привет, а ты что здесь делаешь?
- «Я – директор» 
-А-а-а-а, ты директор… Тогда чего здесь ходишь? - Иди работай! Было смешно. Директор опешил, но заулыбался.

       С Алисой связано много забавных моментов и фраз: «невиновного завиновлю»; «да блин, оно само!» «теперь я королева!» и т.д.

       Недавно её мать подала на апелляцию, а мы все переживали, чтобы судья не поддалась на мамкины слезы и не приняла стандартного решения: "дети должны жить в семье".  В семье у Алисы жизни нет.

       Когда на суде спросили: хочешь ли ты домой, Алиса? - её как подменили!  Вмиг из позитивного ребенка она превратилась в злого и истеричного: падала на пол, кричала, что хочет остаться здесь, в приюте.

       Алиса любит мать, как и все дети её возраста, она рада ее видеть, но она не хочет жить с ней, она её боится – и это в шесть лет! Суд оставил решение в силе - мать пока ограничена в правах. А Алиса спокойна.

       Очень хочется надеяться, что пройдет совсем немного времени, и всё измениться к лучшему - и в нашей жизни, и жизни этих несчастных детей.