Противречия в Экслибрисе НГ - март 2020

Есть и слова и мысли

Сколько талантов надо зарыть в землю, чтобы наступила весна
 Александр Урбан

 Посмотри на осень – из чужого окна, из окна тюрьмы, больницы, из окна сумасшедшего дома… Франсиско де Гойя. Сумасшедший дом. Королевская академия изящных искусств Сан-Фернандо. Мадрид
В объемистом сборнике, выпущенном к 80-летию автора, каждый раздел – а их 18 – мог бы стать отдельной книгой, требующей отдельного внимания. Соединяя «посредством смысла» слова, идеи, времена, Вячеслав Куприянов изложил свободными стихами противоречия нашего времени с его переломами, с его загадками и нелепостями. В предисловии Артем Скворцов подчеркивает, что в этих стихах неизменно присутствуют «Чувство и Образ – в их неразрывном единстве с Мыслью». И тут же не без горечи констатирует: «Серьезная критика, которой его стихи более чем заслуживают, малозаметна, а филологических исследований о них и того меньше».

И сейчас Куприянова объясняют читателю через, видимо, более известные фигуры – так Александр Соловьев, рецензируя «Противоречия» в Сети, говорит: «Автор чередует как довольно прямые поэтические высказывания, так и изысканные метафорические конструкции, чем-то, может быть, напоминающие Сен-Сенькова», хотя Куприянов применял эти «конструкции» еще лет за 30 до Сен-Сенькова. А в серии «Книжная полка Вадима Левенталя» (2019) появляется книга, которая представлена как «открытие»; «Вы держите в руках сборник, объединяющий поэтов, которые впервые дали национальное звучание верлибру. Перед нами начало новой мощной традиции в русской литературе…» О «национальном звучании» сказано в сноске: «…содержит нецензурную брань». Понятно, корректную аннотацию проще заменить лукавой рекламой.
Национальное звучание верлибра Куприянова можно услышать хотя бы в этом старом его стихотворении (70-е годы) «Мольба»:
 
Ландыш лодочник
дай мне лодку
которую выдолбил
дятел из дуба
я поплыву на ней
по ручью по реке
по морю
по свету по темноте
потому что так тихо
тихо
ничего
ничего мне
не кукует кукушка

Первые строки инструментованы жестким биением звука «д», в последних все отдается гласным «о» и «у», а завершается «молчанием» кукушки. Слышно сердцебиение стиха. Как и большинство свободных стихов Куприянова, они организованы и по смыслу и по звучанию: «стихи –/ деревья/ в тени которых/ светло».
Книгу открывает цикл – «На языке всех», и этот язык – «...бьется над правдой/ Он бьется/ Он уже не язык/ Он сердце». Критик Адольф Урбан еще в рецензии 1982 года определил манеру Куприянова как «сердечное умозрение».
В разделе «Стихии стиха» речь ведется о слове – серьезно: «слово/ у всех/ в крови», категорично: «назначение слова –/ держать Землю, / и назначение человека/ держать Слово», шутливо: «иногда стихи просто/ показывают вам язык». Куприянов по образованию филолог, но филолог, показывающий нам язык во всех его противоречивых прямых и переносных поэтических значениях.

Важные разделы – «Чудеса истории» и «Требования времени». Ушел в прошлое ХХ век, однако: «Из всех искусств для нас важнейшим будет искусство истории ХХ века…» И здесь вечный вопрос столкновения России и Европы, «где русские/ всем мешают/ но все же хотят быть/ этой Европой». Почту нам приносили 300 лет монголы – с Востока, и теперь – «Что-то нам принесет в ответ/ в ближайшие 300 лет/ с Запада/ электронная почта?» В разделе «Этот народ» народ все еще безмолвствует: «Силы небесные/ Что же молчит народ/ Как будто дар речи/ Получил свою цену/ И народ за щекой прячет/ Последнюю копейку/ Верните ему справедливость/ Слова и дела». Развитием иронической «Истории государства Российского» А.К. Толстого можно счесть небольшую поэму «Русская история». И в итоге «Историков жаль, они никак/ Не могут выдумать/ Историю получше».

У Куприянова, как у наследника русских сатириков, пожалуй, сомнений прибавилось в разделах «Тяжелый рок» и «Веселая наука». Находим совет в разделе «Как стать человеком»: «Перестань/ трястись/ за свою шкуру! // Перестань/ сдирать шкуру/ с других!// А теперь попробуй стать человеком.// Но для начала еще –// Побывай/ во всех/ шкурах!» Или еще более саркастическое: «Современный человек/ среднее/ между обезьяной/ и человеком будущего». Нравственные вопросы сотрясают раздел «Человеческая несправедливость». Отдохнуть от возмущенной совести автора можно в разделе любовной лирики, правда тоже достаточно неожиданной и парадоксальной:
 
В мое лицо
я вобрал все лица
моих любимых
кто мне скажет
будто я
некрасив
 
В симпатичном разделе «Времена чувств» собрана пейзажная лирика, но и там предлагается посмотреть на осень – «из своего/ из чужого окна/ из окна тюрьмы/ больницы/ из окна сумасшедшего дома». Все то же стремление увидеть предмет во всех возможных измерениях:

Сколько еще надо талантов
зарыть в остывающую землю,
чтобы опять
наступила весна?

Завершают книгу разделы «Тяжелый рок» и «Увеличение», где Куприянов прямо обращается к одному из своих предшественников – к Уолту Уитмену. Но его фантазия менее патетична и более гротескна, параболы и гиперболы пересекаются на земной оси, заставляя океаны вершить поучительную геополитику, когда физическая карта преображает и коверкает политическую карту мира: «О, как тогда изумятся страны, потерявшие из виду/ Свои границы? Кто вдруг на ощупь в страхе будет искать/ Своих нелюбимых соседей? Кто кому будет грозить/ Уже со дна моря?»
Интересно сопоставить идеи и темы его свободных стихов с таковыми в его регулярных стихах, здесь не представленных, – и в них, безусловно, найдем ту же парадоксальную логику и ироническую этику Куприянова. Для него обе эти формы равноценны и обе – одинаково традиционны! Но это уже за пределами нашей заметки.