Гурджиев, Георгий Иванович

Путешествие к истокам Эннеаграммы

Часть 2:
Георгий Гурджиев

Главный герой этой части – человек, чей вклад в развитие Эннеаграммы невозможно переоценить

Георгий Иванович Гурджиев – одна из самых таинственных и противоречивых фигур XX столетия. Одни считают его великим мистиком и духовным учителем, другие – мистификатором и шарлатаном. Его имя окружено сотнями мифов и невероятных историй, а в его биографии белых пятен больше, чем на средневековой карте мира.

Впрочем, одно известно о Гурджиеве точно – именно он первым познакомил западный мир с Эннеаграммой. Гурджиев утверждал, что это знание в течение долгого времени было скрыто от посторонних, и он – первый, кому выпала честь открыть его широкой общественности.

Он никогда не называл себя автором Эннеаграммы, более того, неоднократно подчеркивал, что получил это знание из некого древнего и таинственного источника. Сохранилась стенограмма одной из Парижских лекций, в которой Гурджиев говорит:

«Этот символ невозможно найти, исследуя оккультизм, ни в книгах, ни в устной традиции. Ему придавалось такое огромное значение теми, кто его знал, что он никогда не публиковался и не передавался полностью»

Однако Эннеаграмма Гурджиева – это не та психологическая модель, которой через несколько десятилетий будет обучать своих учеников Ичазо. Это не типология. Гурджиев никогда не говорил про мотивации, не соотносил Эннеаграмму со смертными грехами, не указывал на ее связь с типами личности.

В первую очередь, Эннеаграмма для Гурджиева – это священный универсальный символ, в котором зашифрованы великие космические законы, управляющие мирозданием. Чертеж, по которому строятся все явления и процессы во вселенной. Источник мудрости, способный объяснить все и вся тому, кто сумеет его прочесть.

Сам Гурджиев говорил: «Для человека, умеющего пользоваться Эннеаграммой, книги и библиотеки становятся совершенно не нужны... Каждый раз, глядя на нее, он сможет узнать нечто новое, на что он прежде не обращал внимания». С этой точки зрения, психологическая Эннеаграмма – это частное приложение универсальной модели к конкретной области – человеческой психологии и типам личности.

По воспоминаниям учеников, он утверждал, что у каждого человека есть особая, ключевая черта характера, которая является его главным препятствием на пути к пробуждению, и что обнаружение этой черты и систематическая работа над ней способны кратчайшим путем привести искателя к истине.

Сам Гурджиев никогда не давал исчерпывающего перечня таких ключевых черт, однако намекал своим ученикам, над каким качеством следует работать каждому из них в первую очередь.

 Также Гурджиев говорил о трех центрах, причем весьма подробно. Известно, что значительная часть его «четвертого пути» строилась на восстановлении правильной работы центров. Человека он называл «трехмозговым существом», выделял мыслительный, эмоциональный и телесный центры.

Когда и где Гурджиев был посвящен в тайну Эннеаграммы? А главное – кем?

Учитель танцев

1913 год. Санкт-Петербург. Из парадных доходных домов несет старыми сапогами, керосином и сбитнем. По Невскому, пугая лошадей и собак, грохочут первые самодвижущиеся экипажи. Извозчики сипло ругаются, крестятся и плюют через плечо. В городе проходят пышные празднования в честь 300-летия воцарения Романовых, однако большевистскую газету «Правда» с воззваниями Ульянова-Ленина уже передают из рук в руки и читают на подпольных собраниях – полушепотом, вздрагивая от страха жандармских облав. До начала Первой Мировой Войны остаются считанные месяцы

На фоне этих исторических декораций в столице объявляется загадочный человек яркой кавказской внешности – высокий, усатый, черноглазый и совершенно лысый. Он носит бурку и папаху, торгует дорогими персидскими коврами и называет себя «князь Озай», а иногда просто - «учитель танцев». Еще он утверждает, будто владеет животным магнетизмом и посвящен в тайные учения Востока, чему присутствующие, особенно дамы, охотно верят.

Человек этот – Георгий Гурджиев. Он быстро становится известной фигурой в оккультных кругах Петербурга, его приглашают в салоны и на званые вечера, и вскоре вокруг него формируется небольшая группа последователей, своего рода ядро будущей Школы. Гурджиев покоряет своей харизмой, неожиданными смелыми идеями, диковинными практиками и аутентичным восточным колоритом. Петр Успенский, ближайший ученик Гурджиева, так описывает свою первую встречу с учителем: «Я увидел человека восточного типа, немолодого, с чёрными усами и проницательными глазами. Это был человек с лицом индийского раджи или арабского шейха. Он говорил по-русски неправильно, с сильным кавказским акцентом»

Георгий Иванович Гурджиев родился в городе Гюмри, Армения (в то время город назывался Александрополь). Датой рождения он сам называл 1866 год. Его отец был ашугом – народным сказителем и певцом. От него мальчик унаследовал любовь к музыке и древним преданиям, а также впервые услышал легенду о братстве Имастунов – древнем ордене мудрецов, которые пережили потоп и сохранили знания великой цивилизации, существовавшей в допотопные времена. Уже в зрелом возрасте Гурджиев будет неоднократно подчеркивать, что именно эти легенды, услышанные им в детстве от отца, пробудили в нем страсть к духовному поиску.

В возрасте 18-ти лет юноша отправляется в длительное путешествие, которое проходит по маршруту Тифлис-Константинополь-Конья. В пути он посещает православные монастыри и суфийские общины, беседует со священниками и дервишами. В дороге он знакомится с молодым человеком по фамилии Погосян, таким же искателем, как и он сам. В 1886 году, проведя в путешествии в общей сложности 2 года, они возвращаются назад в Гюмри. Здесь с друзьями происходит удивительное происшествие, во многом определившее все последующие события. Впрочем, позволим самому Гурджиеву рассказать о нем

"Разочаровавшись в современной научной литературе и не находя ответов на многие вопросы, мы направили все свое внимание на древнюю литературу. Мы решили поехать в Александрополь и найти там тихое уединенное место, где могли бы полностью посвятить себя чтению древних книг. Мы выбрали развалины города Ани (древний разрушенный город, в настоящее время находящийся на территории Турции – прим. ред.), расположенные в тридцати милях от Александрополя, и поселились здесь, среди руин, построив хижину и покупая еду в ближайших аулах и у пастухов.

Живя среди руин этого древнего города и проводя все время за чтением и обсуждением прочитанного, мы иногда для отдыха проводили раскопки в надежде найти что-нибудь интересное, так как среди развалин Ани было много подземных ходов. Однажды мы с Погосяном, копая в одном из таких подземелий, обнаружили место, где характер грунта изменялся, и, пробиваясь дальше, открыли узкий проход, конец которого был завален камнями. Разобрав этот завал, мы увидели маленькую комнату с арками, согнувшимися от времени. Это была монастырская келья, почти пустая, с полом, засыпанным черепками простой глиняной посуды и древесной трухой, несомненно являвшейся остатками деревянной отделки."

Развалины города Ани, наше время
Не сразу в некоем подобии ниши мы обнаружили груды древних пергаментов. Некоторые из них полностью превратились в пыль, другие более или менее сохранились. С предельной осторожностью мы отнесли их в нашу хижину и попытались прочесть. Оказалось, что они были заполнены надписями на языке, который сперва показался нам армянским, но тем не менее мы ничего не смогли прочесть. Я владел армянским в совершенстве, как и Погосян, и все-таки наши попытки разобраться в этих надписях оказались безуспешными, так как это был древнеармянский, имеющий мало общего с современным армянским языком.

Пергаменты так заинтересовали нас, что мы спешно вернулись в Александрополь, захватив их с собой, и провели много дней и ночей за их расшифровкой. Наконец, ценой огромных усилий, постоянно консультируясь со знатоками древнеармянского языка, нам удалось кое-чего добиться. Оказалось, что это письмена, посланные одним монахом другому, некоему отцу Арему. Нас особенно заинтересовало одно из них, носившее загадочный характер. К сожалению, этот пергамент был значительно поврежден и некоторые слова прочесть было абсолютно невозможно, но мы добились немалого успеха в расшифровке письма. Начинаясь обычным длинным приветствием, оно заканчивалось пожеланием счастья и благополучной жизни. Одно сообщение в конце письма особенно привлекло наше внимание. Вот оно:

"Наш достопочтенный отец Телвант наконец узнал правду о Сармунгском братстве. Их монастырь действительно существовал возле города Сирануша пятьдесят лет тому назад, и во время переселения народов они также мигрировали и осели в долине Изрумин в трех днях пути от Нивси".

Далее автор переходил на другие, менее интересные темы.

В поисках Сармунгского братства

К моменту находки свитка слово «Сармунг» уже знакомо Гурджиеву – он знает, что так, по легенде, назывался тайный орден мудрецов, основанный в Вавилоне не менее 4500 лет назад. «Сармун» в переводе с древнеперсидского – «пчела». Братство носит такое название, потому что его члены приняли обет собирать и сохранять истинное знание, подобно тому, как пчелы собирают и сохраняют внутри своего улья драгоценный мед.

Не без труда Гурджиеву и Погосяну удается выяснить, что город Нивси, упоминаемый в пергаменте – это современный город Мосул, находящийся на территории Ирака в Курдистане. Собравшись, друзья отправляются на поиски долины Изрумин. В пути с ними происходит еще одна счастливая случайность – они встречают православного армянского священника, который показывает им некую древнюю карту. Вот как об этом рассказывает сам Гурджиев

"Священник принес в церковь пергамент. Развернув его, я сначала не мог разобрать то, что на нем было изображено, но, приглядевшись получше, чуть не завопил от восторга. Господи! Я никогда не забуду то, что почувствовал в это мгновение. Стараясь скрыть свое волнение, я держал в руках древнюю карту места, которое я искал столько месяцев, о котором грезил долгими бессонными ночами"

На карте был отмечен древний монастырь Сармунгского братства. Гурджиев тайно перерисовывает карту и друзья продолжают свой путь. Однако, волею судьбы им приходится сделать огромный крюк, длиною в несколько лет и тысячи километров – судьба забрасывает их в Египет. Гурджиев посещает Каир, Фивы, Мекку, Судан. Со временем их пути с Погосяном расходятся, и в Ирак Гурджиев попадает только в 1889 году. Точных сведений он не дает, однако, похоже, Иракский след так и не выводит его на Сармуни. Возможно, вместо скрытого от посторонних глаз действующего монастыря он находит лишь древние и давно покинутые людьми руины, или же не находит вообще ничего.

В течение следующих десяти лет Гурджиев продолжает поиски. Он пересечет всю Турцию и Среднюю Азию, посетит Россию, Швейцарию, Италию, Грецию и многие другие области, включая Сибирь. Повсюду на своем пути он учится и принимает посвящения в духовные традиции.

1898-й год оказывается решающим. Находясь в Бухаре, Гурджиев снова выходит на след Сармуни. Точнее, они сами выходят на него. С ним связывается дервиш одного из суфийских орденов, сообщает ему пароль и называет место, в которое необходимо явиться. Впрочем, предоставим Гурджиеву возможность самому рассказать продолжение этой невероятной истории

"Вусловленный день Соловьев и я оказались возле развалин старинной крепости, где встретились с четырьмя киргизами, посланными за нами. Обменявшись паролем, мы спешились и по их требованию поклялись сохранить в тайне все, что мы узнаем в этой экспедиции. Затем мы тронулись в путь, причем нам на глаза были надвинуты башлыки.

Всю дорогу мы держали данное слово, не пытаясь приподнять башлык, чтобы определить, где находится наш караван. Нам позволяли снимать их только во время привала, когда мы останавливались, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Но во время движения башлыки с нас снимали всего дважды. В первый раз это произошло на восьмой день пути, когда нашей кавалькаде пришлось преодолевать горное ущелье по подвесному мосту. Он был так узок, что пройти по нему можно было только гуськом, держа лошадей в поводу.

По характеру местности мы предположили, что находимся где-то в долине Пянджа или Зеравшана, так как ширина потока была довольно значительной, а мост напоминал нам висячие мосты, уже увиденные нами на этих реках.

Второй раз нам позволили освободиться от наших башлыков при приближении какого-то встречного каравана, очевидно, не желая, чтобы мы привлекали внимание своим странным видом и вызывали у людей разные подозрения.

На нашем пути периодически появлялись сооружения, весьма типичные для Туркестана. Без этих загадочных монументов путешественники не имели бы возможности самостоятельно ориентироваться в этой местности, лишенной нормальных дорог. Они обычно располагаются на высоком месте, так что их можно увидеть издалека, часто за много миль. Эти сооружения представляют собой одиночные каменные блоки или просто высокие столбы, вкопанные в землю.

В дороге мы несколько раз сменили наших лошадей и ослов, несколько раз нам приходилось спешиваться и вести животных в поводу. Не однажды мы переплывали через быстрые горные реки и перебирались через высокие горы. Жара сменялась прохладой, из этого мы заключили, что мы то спускаемся в долину, то поднимаемся высоко в горы. В конце концов через двенадцать дней пути нам позволили ехать с открытыми глазами, и мы увидели, что находимся в глубоком ущелье, по дну которого струился бурный, но неширокий поток, а склоны были покрыты густой растительностью.

Как оказалось, это был наш последний привал. Подкрепившись, мы снова сели на лошадей и дальше ехали с открытыми глазами. Перебравшись через горную реку, мы ехали еще полчаса, и затем перед нами открылась долина, со всех сторон окруженная горами, вершины которых были покрыты снежными шапками. Вскоре мы увидели несколько строений, похожих на те, которые мы видели на берегах рек Амударьи и Пянджа. Эти строения, напоминающие крепость, были окружены сплошной высокой стеной. У ворот мы были встречены старой женщиной, с которой наши проводники о чем-то заговорили, после чего они исчезли за воротами. Женщина, оставшаяся с нами, неторопливо отвела нас в предназначенные для гостей маленькие комнаты, похожие на монастырские кельи, и, указав на деревянные кровати, что стояли там, ушла.

Вскоре пришел пожилой мужчина, который очень доброжелательно заговорил с нами, как будто мы были давно знакомы, и, ни о чем нас не спрашивая, рассказал, что в первые дни еду нам будут приносить сюда. Он также посоветовал нам отдохнуть после долгой дороги, но добавил, что если мы не устали, то можем выйти и посмотреть окрестности, и дал нам понять, что мы можем делать все, что хотим."

Через несколько дней их приглашают в обитель.

Гурджиев весьма скупо рассказывает об обычаях монастыря и о тех знаниях, с которыми он знакомится там. «Я не буду описывать в деталях все, что мне довелось здесь увидеть, может быть, в свое время я посвящу этому отдельную книгу», - вот и все пояснение. Более-менее внятно он рассказывает лишь о священных танцах, практикуемых в монастыре – думается, тех самых, которые позже превратятся в знаменитые движения.

По словам Гурджиева, внутри он находит своего старого друга князя Любовецкого, которому удалось найти орден гораздо раньше. Князь болен смертельной болезнью и через три месяца покидает монастырь, отправляясь провести оставшееся отведенное ему время в Тибете.

Этот эпизод на первый взгляд представляется совсем уж фантастическим. Впрочем, некоторые историки допускают, что князь Любовецкий – персонаж вымышленный, метафорический. Его отбытие из монастыря символизирует ту глубокую внутреннюю перемену, которая происходит здесь с Гурджиевым – символическую смерть личности, прощание с собой прежним.

В обители Гурджиев проводит, по разным оценкам, от года до двух. Затем снова продолжает свое путешествие, посещает Баку, Ашхабад, Тибет, в том числе Лхасу, но, судя по всему, связи с братством уже не теряет. На страницах своей книги «Встречи с замечательными людьми» он упоминает о втором монастыре, в который ему был открыт доступ. Обитель находится в Кафиристане, у истоков Амударьи. Справедливости ради следует признать, что Гурджиев дает настолько утопическое описание обители, что оно больше похоже на метафору мирного сосуществования различных духовных течений, объединенных вокруг общего зерна Истины, нежели на реальный монастырь:

«Мы поняли, что членом братства может стать любой человек вне зависимости от его расы или прежнего вероисповедания. Как мы установили впоследствии, среди здешних монахов были бывшие христиане, иудеи, мусульмане, буддисты, ламаисты и даже один бывший шаман. Всех их объединила вера в Господа единого и всемогущего».
+
Однако, в этой метафоре Гурджиев упоминает о четырех главных центрах братства, членом которого он стал. Эти центры находятся: первый – в Кафиристане (область на северо-востоке Афганистана), второй – в долине Памира, третий – в Тибете, четвертый – в Индии.

После короткого описания нравов и уклада жизни в монастыре Гурджиев говорит:

"Мы прожили здесь шесть месяцев и покинули этот монастырь из-за того, что были до краев переполнены новыми мыслями и впечатлениями, так что казалось – еще немного, и наш рассудок не выдержит. Мы узнали так много нового и неожиданного, получили такие исчерпывающие и убедительные ответы на вопросы, которые многие годы не давали нам покоя, что казалось, нам больше не нужно ничего искать и не к чему стремиться. Прервав наше путешествие, мы с профессором Скридловым возвратились в Россию тем же путем, что и добрались сюда."

В 1913-м году, проведя в путешествиях в общей сложности около 20-ти лет, Гурджиев объявляется в Санкт-Петербурге. Ему за 40. Он совсем не похож на того романтического юношу, который когда-то отправлялся в свои первые странствия. Он харизматичен, самоуверен, решителен. Он готов делиться знаниями и опытом со всеми, кто будет способен его услышать и понять. Он мечтает создать Институт в России, в котором его ученики могли бы заниматься внутренней «работой» под его наставничеством и руководством.
+

Афиша, приглашающая на открытую лекцию Г.И. Гурджиева
Однако мечте не суждено осуществиться – начавшаяся война и революция вынуждают его снова переезжать с места на место и, в конечном итоге, эмигрировать из России. Гурджиев с учениками проводят некоторое время в Стамбуле, Берлине, Лондоне, Париже, и затем в 1922-м году обосновываются в самом известном из гурджиевских мест – поместье Приэре под Парижем. В ближайшие 10 лет здесь будет находиться Институт Гармонического Развития человека. Последователи «четвертого пути» создадут здесь своего рода коммуну, к которой сможет присоединиться практически любой желающий. В тридцатые и сороковые годы Гурджиев активно пишет, стремясь изложить основы своего учения на бумаге. Со своими лекциями он несколько раз посещает США, найдя там многих заинтересованных последователей. Однако Вторая Мировая война снова разрушает его планы. Работа института приостанавливается. Все, что было создано за долгие годы работы, кажется, приходит в упадок.

После войны Гурджиев с неиссякаемым упорством примется за восстановление Института, однако возраст и здоровье уже не позволят ему работать так, как раньше. Он скончается в Парижском пригороде Нейи-сюр-Сен в окружении самых преданных учеников в 1949 году.

Именно в этом году молодой Оскар Ичазо получит от своего нового пожилого знакомого приглашение присоединиться к встречам закрытой теософской группы в Буэнос-Айресе.

Учителя Гурджиева

Со дня смерти Гурджиева прошло почти 70 лет, а загадки, оставленные им, до сих пор продолжают волновать его последователей, биографов и историков. Не вызывает сомнений, что основы своего учения «четвертого пути» Гурджиев не придумал самостоятельно, а получил в некоем источнике, или источниках. Но что это за источники? И какое место среди них занимают Сармуни

Братство Сармуни – это древний орден хранителей мудрости. Он старше суфизма, ислама, христианства, буддизма, зороастризма, иудаизма и всех остальных религий вместе взятых. Именно посланники этого ордена стояли за большинством мировых духовных течений и откровений. А Гурджиев был одним из его эмиссаров.

Братство Сармуни, посвятившее Гурджиева в учение о трех центрах и Эннеаграмму, действительно существует и является самым древним духовным орденом на планете.

Великие мировые религии и духовные течения на протяжения всей истории человечества вдохновлялись единым источником, который направлял и поддерживал распространение знания...

https://atanor.media/ennea-gurdjieff