Задождило, занепогодило так, что - ах...

Задождило, занепогодило так, что - ах.
На душе - мякинно, окрест - непролаз, трясина.
Вот он и я - иду-бреду зигзагами в резиновых сапогах
по предательской грязи к ближайшему магазину.
Ах, сельмаги дачные, и до вас отечественный химпродторг
свои длани простёр, и в вашу заводь - волосатые запустил ручища.
Не возьму пострелам своим ни конфет, ни вафель, даже и торт -
не прокатит, да и всё разливанное море подобья пищи.
Всех скрутил нас едино в бараний рог, всем подсыпал в слюну
втихаря стрихнина и дуста подслащённой пилюлей;
вот и чахнут новые поколенья почём зря на корню
с прибылей кровожадных или - не прав и сплю я?
Может водочки тогда прикупить на свой срамной пенсион,
подростковый прокорм, атокабынесдох прожиток
(не нарваться б на палево - авось господь пронесёт),
да и выпить за всё за то, что белыми нитками шито.
Опрокинуть чарку-другую за государеву власть,
имитаторов дерзновенных - рывков, ступеней, прорывов.
В трёхэтажный коттедж им чума, холера им -  в пасть
ненасытную - крёстным отцам гноищ, да нарывов.
Двадцать лет гнобили наших отцов, матерей в нищете, за нас принялись;
всё им побоку, мракославным, корыстодушным,
по армейскому барабану, тамтаму полинезийскому, на - отъебись,
послушникам наживы, маммоне смиренно-послушным.
Все иссучились, тёртые калачи, подельники-кореша,
озабоченные рангом, должностным табелем, высшим сортом;
суетящиеся, сучащие локтями, коленями - дабы не оплошать
пред тельцом золотым, моровым мировым комфортом.
Эх, так вот тяпнешь, мякишь ржаной нюхнёшь - да и всё путём.
Кто есть кто не вспомнишь, знать - не знаешь -  в каком логове заночуешь.
Помянёшь соплеменника инда в горький час, как и все - кутьёй.
И живёшь, всё - живёшь, и страны под собой вновь не чуешь.