А Большая Медведица валко бредёт за плато

Полыхает полнеба кровавым закатом в горах,
пахарь горний вот-вот разбросает жемчужные зёрна,
и, наверное, мне уж давно разобраться пора,
кто мне друг, кто мне враг – перемешано белое с чёрным.

Жаль, что ласточки быстро мелькнули, смотались на юг,
я люблю этих птичек, щебечущих весело, – с детства.
Да, пора б уж давно разобраться, кто враг мне, кто друг –
надоело уже ошибаться, да некуда деться.

Ладно, хватит о грустном: Ай-Петри окутал туман,
Ай-Тодор в этой мгле тоже кажется мне ниже ростом.
В этой юной стране, где на клан нарывается клан,
«кто есть кто» разобраться довольно непросто, непросто.

И уже затянуло туманом всё наше плато,
он в ущелья ползёт, наполняя их сумрак трагизмом:
в этой юной стране всё же что-то творится не то,
что-то кухня её круто пахнет национализмом.

Подползает зима в маскхалате дождей и ветров,
здесь, на юге, она не в своей очень часто личине;
наломал в этой жизни немало я, кажется, дров,
и друзья становились врагами по этой причине.

Кто нам друг, кто нам враг жизнь сама и подскажет подчас,
и на солнце – о, да! – есть (чего уж там!) тёмные пятна:
ты считал его другом, а он, уж прости, пи…прохиндей,
и кого здесь винить, не с себя ли начать, – непонятно.

Я люблю любоваться созвездьями в бездне небес.
там созвездие рыб тайно бродит по звёздному рифу;
все мы ходим под Богом, и кто же тогда, как не бес,
вносит в судьбы людские то горе, то неразбериху?

И зачем злым туманом затянут опять Перевал?
Почему не найду я любимую Кассиопею?
И, коль честно признаться, я тоже друзей предавал,
что ж предательства их не могу я простить, не умею?

Лишь одно утешает: рассвет не отменит никто!
Пусть я понял не всё, впрочем, это ли, други, утрата?..
А Большая Медведица валко бредёт за плато,
где её поджидают в укромном кутке медвежата…

1997.