Личное несчастье Петра Великого

Личная жизнь великого российского реформатора Петра Первого трудно назвать простой и спокойной. Едва ли не первым из русских царей и великих князей он начал открыто изменять венчанной супруге, предпочитая ей простых девушек, желательно иноземного происхождения. А потом и вовсе избавился от надоевшей жены, сослав ее в монастырь. Хорошо хоть не последовал примеру Ивана Грозного и не убил. Хотя непонятно, почему.
Удивительнее же всего то, что Пётр вовсе не искал равную ему по уму и силе характера женщину. Да такой просто не существовало в тогдашней России. Не манили его и иноземные принцессы, хотя он вполне мог жениться на одной из них, цивилизованно введя Россию в круг европейских держав. Сына, правда, женил на австрийской эрцгерцогине, но сам предпочитал кого-нибудь попроще.
Тем не менее, личная жизнь первого русского императора оказала колоссальное влияние на подвластную ему страну. И законная царица, и ее незаконные преемницы становились своего рода символами перехода от патриархальной, домостроевской Руси к «просвещенной Европе». Хотя надо сказать, что Пётр производил этот переход достаточно своеобразно.
А ведь, как говорится, «ничто не предвещало». Ну, почти ничто.

Увлечение Петра Западом возникло не на пустом месте, а стало своего рода продолжением того, что отличало его отца, царя Алексея Михайловича, и старшего единокровного брата, царя Федора Михайловича. Оба с удовольствием принимали на службу иноземцев, перенимали у них полезные для России знания. Царь Федор даже начал было крупную реформу армии по западному образцу, да не успел – умер совсем молодым от последствий полученной в юности тяжелой травмы.
Зато успел приохотить своего младшего сводного братца к военным потехам, правда, только в рамках дворцовых покоев.
Да и матушка Петра, царица Наталья Кирилловна, была до смерти своего супруга «западницей», так как воспитывалась во вполне европеизированном доме боярина Матвея Артамонова и его жены Евдокии Гамильтон. Выходила к гостям, в том числе, и иностранным, сидела с ними за одним столом.
Там, в доме своего давнего друга и сподвижника ее и встретил овдовевший царь Алексей Михайлович. Встретил, восхитился, влюбился с первого взгляда и очень быстро сделал своей супругой и царицей. К великому недовольству куда более родовитых, нежели Нарышкина, бояр, у которых были дочери на выданье. Но желающих открыто перечить государю как-то не нашлось.
Но Алексей Михайлович скончался, оставив совсем еще маленьким сына от молодой жены. Какое-то время та жила относительно спокойно, пользуясь уважительным отношением к ней пасынка, нового царя. Но и того не стало в одночасье. И наступили тревожные времена.
Теоретически престол должен был унаследовать сын Алексея Михайловича от первой жены – Милославской. Но Иван был слаб не только здоровьем, но и умом. К власти рвалась его сестра Софья, заручившись поддержкой князя Василия Голицына. Но женщина на российском престоле… Неслыханно!
Умело спровоцированный ею стрелецкий бунт не только определил ситуацию в стране на годы вперед, но и наградил малолетнего Петра душевным расстройством от пережитого ужаса кровавой резни: Нарышкиных убивали без жалости и без разбора. Погиб и Артамон Матвеев, главная опора вдовствующей царицы. Хаос, неразбериха, бесконечные интриги…
В результате в России стало два царя – Иван и Петр, а выше них правительница – царевна Софья. Большей путаницы в престольных делах невозможно было себе представить. Но Софья при поддержке Голицына твердой рукой наводила порядок. И помимо всего прочего женила своего родного брата – царя Ивана, чтобы род продолжался от знатных Милославских, а не от худородных Нарышкиных.
Наталья Кирилловна совсем потеряла голову, забилась в старый дворец в отдаленном Преображенском и сидела там тишайше, ежеминутно опасаясь покушения на жизнь своего сына. Точнее, молилась и плакала. Воспитание Петра было заброшено, основное время он проводил с дворовыми мальчишками. А потом – не только с дворовыми, а и с юными простолюдинами.
Тогда-то и возник в его жизни Алексашка Меньшиков, умевший, как никто, развлечь мальчика-царя. Именно он затащил его в Немецкую слободу – Кукуй, благо от Преображенского до него было рукой подать. Именно он познакомил его с Лефортом, прожженным авантюристом и интриганом. Противопоставить иноземному влиянию вдовствующая царица могла только одно: брак.
На мысль, что сыну пора жениться (в шестнадцать лет!), мать натолкнула новость о том, что супруга царя Ивана, Прасковья Салтыкова ждала ребёнка (через 2 месяца после венчания Петра с Лопухиной была рождена царевна Мария Ивановна). Но выбор невесты для юного Петра оказался далеко не самым удачным.
В жены Петру была избрана девица из многочисленного, но захудалого рода Лопухиных. В основном, потому, что они были популярны в стрелецких полках и царица надеялась на их защиту. Ну и, конечно, на то, что, женившись, ее сын обретет статус взрослого мужа, в одночасье перестав быть ребенком в глазах бояр.
Венчание Петра I и Лопухиной состоялось 6 февраля 1689 года в церкви Преображенского дворца под Москвой. Событие действительно стало знаковым для тех, кто ждал, когда Пётр сменит правительницу Софью, так как по русским понятиям, женатый человек считался совершеннолетним, и Пётр в глазах своего народа получил полное нравственное право избавить себя от опеки сестры.
Евдокия Лопухина стала первой супругой Петра. И последней русской царицей не иноземного происхождения. Любопытно, что на самом деле она не была Евдокией Федоровной, а носила имя Прасковья Илларионовна. Когда Наталья Кирилловна выбрала сыну невесту из рода Лопухиных, она решила девушку переименовать – для благозвучия. К тому же жена царя Ивана звалась Прасковьей, вторая царица с таким именем была ни к чему.
На сестре Евдокии Ксении был женат Борис Иванович Куракин. Он оставил описание Евдокии в «Гистории о царе Петре Алексеевиче»:
«И была принцесса лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом не сходная к своему супругу, отчего всё счастие своё потеряла и весь род свой сгубила… Правда, сначала любовь между ими, царём Петром и супругою его, была изрядная, но продолжалася разве токмо год. Но потом пресеклась; к тому же царица Наталья Кирилловна невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем её в несогласии, нежели в любви. И так дошло до конца такого, что от сего супружества последовали в государстве Российском великие дела, которы были уже явны на весь свет…»
Посреднего ума? Кого это заботило! Петр никогда не тяготел к умным женщинам, а уж о сходстве характеров лучше помолчать: не было на Руси женщины, хотя бы отдаленно схожей нравом с Петром. Разве что его младшая сестра Наталья, но и той было куда как далеко до братца.
Впрочем, Пётр особо не жаловался. Жена была красива, приятна на ложе, исправно рожала сыновей (правда, из троих выжил только один, двое скончались в младенчестве). Мужа любила так, как было положено воспитанной в домостроевских понятиях русской женщине, понять его даже не пыталась, в государственные дела не вмешивалась.
Поначалу брак был довольно счастливым, о чём свидетельствуют сохранившиеся письма супругов друг другу, оба подписывались полуименами: Пётр называл себя Петрушкой, а Евдокия - Дунькой. Так, Евдокия, ожидая возвращения Петра из очередного путешествия, писала ему:
«Здравствуй, свет мой, на множе¬ство лет! Просим милости, пожалуй, госу¬дарь, буди к нам, не замешкав. А я, при милости матушкиной, жива. Женишка твоя Дунька челом бьет…»
Первые три года, по свидетельствам современников, молодые жили хорошо. То же подтверждают сохранившиеся письма. Она скучала, пока любимый супруг колесил по Европе, создавал флот и набирался знаний для полной перестройки огромной России.
Лопухина же хотела простого женского счастья: чтобы муж был рядом, чтобы дети росли. Ну, и получать все почести, положенные царице испокон века. Супруга Петра почти не покидала своего терема.
Но Петра она чем дальше, тем меньше интересовала. Гораздо веселее было проводить время в Немецкой слободе или с солдатами. Молодые всё больше отдалялись друг от друга к недоумению и отчаянию царицы-матери, во всем винившей, разумеется, нелюбимую невестку. А уж когда молодой царь сумел одолеть правительницу Софью и стать практически единоличным государем на Руси, его супруга окончательно перестала понимать своего супруга, предоставив ему полную свободу в личной жизни.
Попробовала бы она не предоставить!
Но пока была жива его мать, царь не демонстрировал открыто растущей антипатии к жене. После же смерти Натальи Кирилловны в 1694 году, когда Пётр уехал в Архангельск, он просто и резко перестал поддерживать переписку с Евдокией.
Хотя Евдокию ещё называли царицей и она жила с сыном во дворце в Кремле, но её родственники Лопухины, занимавшие видные государственные посты, попали в опалу. Молодая царица – не от большого ума! - стала поддерживать общение с лицами, недовольными политикой Петра. И это переполнило чашу терпения ее импульсивного супруга.
Он предложил ей добровольно принять монашеский постриг. Евдокия отказалась наотрез, ссылаясь на малолетство сына-наследника Алексея. Того тут же отобрали у матери и передали под попечительство тетки – царевны Натальи Алексеевны. А саму Евдокию отправили в Суздальско-Покровский монастырь.
Пока без пострига. Просто изолировали от внешнего мира. Во-первых, у Петра было много других дел поважнее, а во-вторых, архимандрит обители не согласился постричь её, за что был взят под стражу. Против пострижения Евдокии высказывался и патриарх Адриан, вызвав этим ярость царя.
Пётр вознамерился было без затей казнить опостылевшую супругу. Мудрый Лефорт с трудом уговорил его оставить эту не самую удачную мысль. В итоге постриг все-таки состоялся: царица Евдокия исчезла, появилась инокиня Елена.
Но ненадолго.
Евдокия не смирилась со своей участью. Более того, на свою сторону она привлекла монастырское духовенство и некоторых мирян, так что во время церковных служб о ней молились не как об инокине Елене, а как о царице.
Хотя фактически царицей давно уже была другая. Невенчанная, нерусская, ни разу не ступившая в кремлевские палаты. Но – любимая. Красавица? Да, безусловно. Только по европейским канонам, которые так пленяли Петра всю его жизнь.
А началось все с… чашечки кофе, которую ему поднесла дочь кукуйского трактирщика Анна Монс.
Анну Монс и Петра познакомил его друг и советник Франц Лефорт, который благоразумно умолчал о том, что девица пару лет была его собственной любовницей. В постель к Францу Лефорту девушка попала благодаря собственной матери, Матильде, которая на тот момент была вдовой с четырьмя детьми на руках.
Неудивительно, что красивую дочь Матильда старалась «пристроить» получше. Но о царе она, естественно, даже и не мечтала: Лефорт, щедрый и внимательный к нуждам вдовы, ее вполне устраивал. Только судьба распорядилась иначе.
Как-то в ненастье Франц Лефорт привел к Монсам долговязого нескладного юношу. Анна знала, что это русский царь Петр. Он часто приходил к ее отцу закупать провиант для потешных войск.
Анна склонилась перед государем в глубоком реверансе и предложила чашку кофе. Никто еще не готовил Петру подобного напитка, не говоря уже о реверансах, обнажающих грудь. Русские барышни прятали свои прелести, как того и требовали строгие древнерусские законы.
Совершенно ошеломленный, Петр решил переждать непогоду в доме Анны. Задержался он там не на один день – русские дороги во время дождя надолго становились непроходимыми... И эти несколько дней стали определяющими для судьбы не только самого царя, но и всей России.
Хотя на самом деле Анна Монс немногим отличалась от законной супруги государя. В плане интеллекта – уж точно. Но если Евдокия мечтала о чинной и пышной жизни во дворце, то Анна грезила просто о собственном уютном доме, желательно с садом, огородом, коровником и птичником. Стопроцентная мещанка с типичными мечтами немецкой бюргерши. И свои мечты она с помощью нового любовника успешно реализовала.
На казенные деньги для Анны был построен двухэтажный каменный дом-палаццо на восемь окон с мажордомом и слугами в ливреях. К тому же фаворитка получила ежегодное пособие в 708 рублей, портрет государя, усыпанный драгоценными камнями (оценивался в тысячу рублей) и Дудинскую волость в Козельском уезде (в настоящее время регион Калужской области).
Дом Анны тут же прозвали «дворцом кукуйской царицы», а некоторые даже полагали, что Пётр, влюбившийся не на шутку, в ближайшее время сделает любовницу законной женой. Парадоксально, но сама Анна к этому браку не слишком стремилась: царя она не любила, только терпела, детей от него не желала, а его образ жизни, весьма далекий от немецкого «орднунга» порой просто приводил ее в ужас.
Анну не тяготило положение любовницы императора, она с удовольствием использовала его в своих интересах и не только. В мемуарах воспитателя царевича Алексея, юрист и дипломат Генрих фон Гюйссена говорится, что «в присутственных местах существовало правило оказывать содействие в делах и тяжбах родным и друзьям семейства Монс. За посредничество фаворитка получала деньги и подношения».
Роман императора с Анной длился более 10 лет. При этом у Петр оставался верен себе: у него были любовные отношения с подругой Анны, Еленой Фадермрехт и многочисленные случайные связи.
И все-таки Франц Вильбуа, приближенный к Петру I, утверждал, что император женился бы на Монс, если бы был уверен в ее искренности.
«…Пётр непременно женился бы на Анне Монс, если бы эта иностранка искренне ответила на ту сильную любовь, которую питал к ней царь. Но она, хотя и оказывала ему свою благосклонность, не проявляла нежности к этому государю. Более того, есть тайные сведения, что она питала к нему отвращение, которое не в силах была скрыть. Государь несколько раз это замечал и поэтому её оставил, хотя и с очень большим сожалением. Но его любовница, вследствие особенностей своего характера, казалось, очень легко утешилась».
Во время дипломатической миссии с марта 1697 г. по август 1698 г. фаворитка Петра часто и открыто принимала у себя саксонского посланника Кенигсека, галантного кавалера и дамского угодника. По непроверенным данным, она родила от него ребенка.
Неверность Анны обнаружилась неожиданным образом. Спустя пять лет после начала отношений с фавориткой российского императора, 11.04.1703 г. Кенигсек утонул при осмотре переправы в Шлиссельбурге. В вещах покойника были найдены любовные письма от Анны и медальон с ее миниатюрным портретом и прядкой волос.
Петр посадил сестер Монс (старшую Матрену, как пособницу измены) под домашний арест, который продолжался до 1706 г. Виновные находились под надзором князя Ромодановского, им запрещалось даже посещать лютеранскую церковь. Увы, постричь изменницу в монахини не представлялось возможным из-за различия в вере.
В Преображенском приказе по делу проходило около 30 человек. Анну и ее близких обвиняли в мздоимстве, злоупотреблении доверием государя, ворожбе. Через четыре года, после долгих разбирательств, у Анны забрали дом (тот самый, двухэтажный каменный) и другое недвижимое имущество. Драгоценности и прочие подарки Пётр забирать не стал.
Нет, Петру определенно не везло с женщинами. Даже воспитанная в строгих домостроевских правилах Евдокия Лопухина, попав в монастырь, показала, что характер у нее непростой, а силе воли мог бы позавидовать иной мужчина. Монашеская жизнь была явно не по ней. Схиму она самовольно отринула через полгода после принятия 23 сентября 1698 года в Суздальско-Покровском монастыре.
Содержания ей назначено от казны не было — её кормили родственники. Она им писала:
«Здесь ведь ничего нет: всё гнилое. Хоть я вам и прискушна, да что же делать. Покамест жива, пожалуйста, поите, да кормите, да одевайте, нищую».
Евдокия повела вполне мирской образ жизни и даже влюбилась. Стены монастыря ей не мешали – тайных сторонников у нее, как потом выяснилось, было предостаточно. Взаимностью ответил майор (позже генерал) Степан Глебов. Любовь их была горячей и искренней. Но оборвалась трагически: во время следствия по делу стрелецкого бунта 1698 года Петру открыли незаконную связь Евдокии и Глебова.
3 февраля 1718 года Пётр даёт повеление:
 «Указ бомбардирской роты капитан-поручику Писареву. Ехать тебе в Суздаль и там в кельях бывшей жены моей и ея фаворитов осмотреть письма, и ежели найдутся подозрительныя, по тем письмам, у кого их вынул, взять за арест и привести с собою купно с письмами, оставя караул у ворот».
Скорняков-Писарев застал бывшую царицу в мирском платье, а в церкви монастыря обнаружил записку, где её поминали не инокиней, а «Благочестивейшей великой государыней нашей, царицей и Великой княгиней Евдокией Фёдоровной», и желали ей и царевичу Алексею «благоденственное пребывание и мирное житие, здравие же и спасение и во все благое поспешение ныне и впредь будущие многие и несчётные лета, во благополучном пребывания многая лета здравствовать».
 Уличив бывшую супругу в участии в заговоре и помыслах о возвращении на престол, Петр арестовал ее вместе со 150 (!) причастными. Степана Глебова пытали нечеловеческими пытками.
Австриец Плейер писал на родину:
«Майор Степан Глебов, пытанный в Москве страшно кнутом, раскалённым железом, горящими угольями, трое суток привязанный к столбу на доске с деревянными гвоздями, ни в чём не сознался».
Казнь его была мучительна: его посадили на кол, и 14 часов он умирал на глазах Евдокии, которую принудили это все видеть.
Саму «заговорщицу» били кнутом, после чего возвратили в монастырскую келью. В 1718 году она была переведена из Суздаля сначала в Александровский Успенский монастырь, а затем в Ладожский Успенский монастырь, где семь лет жила под строгим надзором до кончины бывшего мужа.
В Манифесте, позже изданном в связи с «делом царевича Алексея», Пётр I сформулировал обвинения против бывшей царицы — «…за некоторые её противности и подозрения». Стоит отметить, что в том же 1698 году Пётр постриг двух своих единокровных сестёр Марфу и Феодосию за сочувствие к свергнутой царевне Софье.
В 1725-м её отправили в Шлиссельбург, где Екатерина I держала её в строго секретном заключении как государственную преступницу под именованием «известной особы». Евдокия представляла бо;льшую угрозу для новой императрицы, чьи права были сомнительны, чем для своего мужа, настоящего Романова.
Сколько в свидетельствах было правды, а сколько оговоров и самооговоров по причине допросов с очень большим пристрастием, вряд ли уже узнать. Но казнил Пётр всех без особого разбора: родственников Лопухиной, её любовника, даже сына своего не пощадил — отправил в крепость, где тот при загадочных обстоятельствах умер.
Из признательного письма Евдокии к Петру:
«Всемилостивейший государь! В прошлых годах, а в котором не упомню, по обещанию своему пострижена я была в суздальском Покровском монастыре в старицы и наречено мне было имя Елена. И по пострижению в иноческом платье ходила с полгода; и не восхотя быть инокою, оставя монашество и скинув платье, жила в том монастыре скрытно, под видом иночества, мирянкою…»
По некоторым сведениям, Глебовы были соседями Лопухиных по имению, и Евдокия могла знать его с детства.
Из письма Евдокии к Глебову:
«Свет мой, батюшка мой, душа моя, радость моя! Знать уж злопроклятый час приходит, что мне с тобою расставаться! Лучше бы мне душа моя с телом рассталась! Ох, свет мой! Как мне на свете быть без тебя, как живой быть? Уже моё проклятое сердце да много послышало нечто тошно, давно мне всё плакало. Ах мне с тобою, знать, будет роставаться. Уж мне нет тебя милее, ей-Богу! Ох, любезный друг мой! За что ты мне таков мил? Уже мне ни жизнь моя на свете! За что ты на меня, душа моя, был гневен? Что ты ко мне не писал? Носи, сердце моё, мой перстень, меня любя; а я такой же себе сделала; то-то у тебя я его брала» …»
Законному мужу она таких писем никогда не писала, хотя, как ей казалось, любила. Время показало обратное.
Она пережила своего супруга, его жену Екатерину I, которая ещё больше ужесточила условия пленницы, а при внуке Петре II была реабилитирована и восстановлена в правах.
Петр II вызволил бабку из заточения, дал ей приличное содержание, разрешил проживать где угодно. Евдокия жила сначала в Вознесенском монастыре в Кремле, затем в Новодевичьем монастыре — в Лопухинских палатах.
Верховный тайный Совет издал Указ о восстановлении чести и достоинства царицы с изъятием всех порочащих её документов. Ей было дано большое содержание и особый двор. На её содержание было определено 4500 руб. в год, по приезде Петра II в Москву сумма была увеличена до 60 тыс. руб. ежегодно. Но никакой роли при дворе Петра II Лопухина не играла.
После смерти внука её кандидатуру рассматривали на престол, но Лопухина отказалась в пользу Анны Иоанновны, которая относилась к ней очень уважительно.
Позже Степан Васильевич Лопухин (двоюродный брат Евдокии) вспоминал:
«Когда государь император Петр II скончался, тогда меня, призвав, фельдмаршал князь Голицын, князь Димитрий Голицын да фельдмаршал князь Долгорукий спрашивали, не подписывал ли Его Величество какой духовной. И я сказал: «не видал», и притом они имели рассуждение, кого выбирать на престол. И сперва говорили о царице Евдокии Федоровне, что она уже стара; потом о царевнах Екатерине и Прасковье, что их нельзя, сказав некоторые слова непристойные. Потом о Её Величестве (говорено в царствование Елизаветы Петровны) молвил из них помянутый фельдмаршал князь Долгоруков, что Её Величество в такое время (до брака) родилась и за тем и за другим, сказав ещё некоторые непристойные слова, выбрать нельзя. И потом положили намерение к выбору на императрицу Анну Иоанновну».
А что же Анна Монс? Связь с ней была  настоящей пощёчиной церковным канонам, оберегавшим чистоту российских монархов. Когда этот роман закончился, так и не увенчавшись браком, почти все вздохнули с облегчением. Не подозревая, что вскоре место «худородной иноземки» прочно займет другая иноземка, вообще безродная.
Однако натура Петра требовала от женщины, находившейся рядом с ним, не ума и даже не красоты (не говоря уже о происхождении), а совсем иных качеств: она должна была быть смелой, отчаянной, легко воспринимавшей перемены и готовой следовать за возлюбленным куда угодно, хоть в гущу сражения.
И такая в конце концов нашлась.
А бывшая «кукуйская царица» замуж всё же вышла. Во время домашнего ареста за ней начал ухаживать прусский посланник фон Кайзерлинг. Он ходатайствовал перед государем о разрешении на брак. Но встреча с Петром I и Меньшиковым закончилась ссорой. Посла спустили с лестницы. Назревал международный скандал.
Дипломатический конфуз был улажен при содействии прусского короля. В 1711 г. Анна и Казейрлинг поженились. Но спустя несколько месяцев после свадьбы посол умер. Его супруга в течение 3 лет судилась со старшим братом мужа за имение в Курляндии. Она выиграла дело незадолго до своей смерти.
В конце жизни холодная и расчётливая Анна влюбилась. Избранником стал некий шведский капитан, который буквально купался в дорогих подарках. Анна Монс даже завещала всё своё состояние возлюбленному. Но планам её не суждено было сбыться: родственники смогли отсудить почти всё у избранника.
Историки утверждают, что Анна родила двух дочерей. Их биография и имена отцов доподлинно неизвестны. В завещании женщина детей не упомянула. Анна скоропостижно скончалась в Москве 15 августа 1714 г. от чахотки.
Пётр никак не отреагировал на известие о смерти бывшей повелительницы его сердца.
Примечательно, что скандал и тяжбы не отразились на судьбе и карьере родных Анны. Старшая сестра Матрена стала супругой генерала-поручика Николая фон Балка, статс-дамой второй супруги Петра I Екатерины. Она же пристроила своего брата Виллима камер-юнкером при дворе. Обходительный и молодой Монс сумел понравиться жене государя, стать ее фаворитом.
А Евдокия пережила не только своего бывшего супруга и его новую жену, но и юного внука. Умерла она в 62 года, в 1731 году. Незадолго до смерти бывшей супруги Петра ее видела представительница иностранной делегации, отметившая необыкновенно живой взгляд черных глаз Евдокии. Перенеся столько страданий, она не утратила душевные силы и волю.
Перед кончиной последние слова её были:
«Бог дал мне познать истинную цену величия и счастья земного».
Конец земной жизни последней русской царицы оказался тихим и мирным. Похоронена она была в Новодевичьем монастыре с большими почестями, в присутствии самой новой императрицы Анны Иоановны, относившейся к ней с большим уважением.
Существует легенда о том, что перед пострижением в монастырь Евдокия прокляла любимое детище своего супруга – Петербург.
- Месту сему быть пусту!- якобы возвестила она во всеуслышание.
Она не была одинока в своей ненависти: Первые предсказания гибели Петербурга были зафиксированы ещё при Петре Великом в форме заклятий, и в их число входит и это. Пока еще не сбылось ни одно, но стихийные бедствия, регулярно постигающие северную столицу, заставляют, по крайней мере, задуматься.
Но это – легенды. Истина же заключается в том, что две первые женщины великого реформатора при всей их несхожести были однотипны в своей ограниченности. Обе были неверны Петру, причем открыто и достаточно нагло, то есть совершенно его не боялись. Обе, несмотря на все усилия государя, строили свою личную жизнь по собственному усмотрению и ни в грош не ставили грандиозные планы царя.
Обе остались в народной памяти и в истории, хотя совершенно по-разному. Евдокия – законной, несправедливо пострадавшей царицей. Анна – любовницей, чужеземкой, слишком мягко наказанной.
Удивительно, что мало кто обращает внимание на зависимость Петра от общественного мнения в том, что касается его личной жизни. «Кукуйскую царицу» народ категорически не принял, хотя впоследствии достаточно легко смирился с возвышением простой лифляндской прачки. Или уже слишком сильно боялся государева гнева, чтобы открыто высказывать свое мнение?
Вереница фавориток и любовниц не прервалась с появлением в жизни Петра Марты-Екатерины. Но все они почти ничего не значили для царя. Лишь на излете жизни он встретил действительно достойную его женщину – княжну Марию Кантемир, которая могла бы стать идеальной российской императрицей нового времени. Но – не сложилось.
Давайте признаем очевидное: неистовый реформатор, за волосы приволокший Россию в семью европейских государств, не смог упорядочить отношения в собственной семье. Ни с одной из своих «главных» женщин. Даже Екатерина изменила ему, уже ставши императрицей.
Да и много ли можно найти в истории великих людей, обретших простое личное счастье? По-видимому все-таки нельзя иметь все сразу.
Поправьте меня, если я ошибаюсь.