Несносная рабица. быль

Ни что не вечно в этом мире. Вот и до тебя дорогой мой забор добралась старость. Захирел ты совсем, согнулся, почернел твой светлый лик, невидно бодрой улыбки, и нещадно поедает  твое былое крепкое тело противная плесень и гниль. Ну что же, прощай мой дорогой друг, верой и правдой ты служил мне долгие годы. Принимал воробьёв слушая их щебет, песни взлетевшего на твою спинку голосистого петуха, ругал наглый и колючий хмель, крапиву. И вот сегодня, я прощаюсь с тобой. Прости, что предаю тебя, прости за то, что сломаю, и возможно предам огню. Но ты и там, в огне печи, будешь как верный пёс предан своему хозяину, и сгорая безропотно отдашь всю свою любовь и тепло, обогревая собой в холода жилище, своего хозяина.

- Ну и долго мы будем ещё стоять? - спрашивает у меня гвоздодёр.
- Что смотришь?
- Давай начинай работать, у меня уже рога, и хвост по гвоздям чешутся.
- Зыыкрь, зык, заскрипели выходящие гвозди из столбиков и штакетника, и в кучу по летели пролёты бывшего забора. Да же солнце на время спряталось за тучу чтобы не видеть моего жестокосердия. Всплакнула и туча, поливая слезами "убитый" забор. Туча плакала всё сильнее и сильнее. Не удобно мне стало передними, и я смалодушничал, и зашёл в дом. К вечеру того же дня, мой бывший забор был перенесён во двор и "упокоен" у стены в дровяном сарае, где его дружно встретили поленья и разного рода деревяшки. Наследующий день я забетонировал уже обрезанные и покрашенные железные трубы, и ближе к вечеру стал делать новое ограждение , то есть натягивать сетку рабицу.

Ох и противная оказалась моя новая "подружка", а болтливая каких свет не видывал. Я её раскручиваю, а она крючками за чеки, клетки ячейки цепляется и не поддаётся.
Я раскручиваю, а она хамит:
- Не увидишь, где я зацепилась!
- Не раскрутишь, не раскрутишь!
И действительно, я не вижу где она сцепилась, ругаюсь на неё, ворчу, туда сюда дёргаю, а она твердит:
- Ты не сможешь, ты не сможешь...
Отцеплю я крючки, протяну сантиметров двадцать, а она по новой сцепляется, то сверху, то снизу. Я прошу её:
- Перестань, за чем ты это делаешь? А она:
- Работа у меня такая.
- Какая ещё работа? - злобно спрашиваю я.
- Цепляться, и нервы тебе мотать, отвечает сетка.

Решил я не спорить с ней, а будто не в чём небывало спокойно разматывать. Потом и жена с дочерью подошли, и закипела работа. Сдалась сеть и покорно отпускала свои крючки от проворных рук моих помощников, и недовольно кряхтела когда её натягивали между столбов и привязывали проволокой. Сеть сильно душила жаба, и она из подтишка нет нет да и проткнёт своим острым концом чей нибудь палец. О, с каким же она призрением смотрела на нас, когда была полностью растянута вдоль огорода, улицы и канавы. До сих пор молчит, будто в рот воды набрала, и нагло слепит глаза отражая на себе солнце. А вот штакетник так не делал, он нас любил, не то что эта скрученная оцинкованная проволока.