Волшебный порошок

(По мотивам восточных сказок)

В Багдаде славном и прекрасном,
Тем утром солнечным и ясным,
Вновь появился нищий тот,
Который уж не первый год
Здесь на базаре побирался –
Был слеп, на палку опирался,
В лохмотьях грязных и худых,
Все также при словах чудных:
«Прошу не столько подаяния,
Но прежде прочим в назидание:
Ударьте больно по лицу,
Напомнив мужу и отцу,
Что виноват перед женой,
Перед детьми и дом родной
Я разорил в угоду злата,
За что аллах и шлет расплату».
К его привыкли причитаниям
И вместе с каждым подаянием
То тот, то этот больно бьют,
В глаза не смотрят и идут
Своей дорогой, оставляя
Слепца, что еле ковыляя,
Бредет себе под тень чинар,
Собрав на пропитание дар.
Случись, персидскому купцу
Узреть, как жалкому слепцу
Все подают, а тот все сносит
И бить еще сильнее просит.
И любопытство разбирает
Узнать за что старик страдает,
Но недосуг – торговля прежде,
Сюда прибыл с большой надеждой
Ковры персидские продать,
Да так, чтоб и не прогадать.
Не прогадал – товар весь продан,
По нраву местному народу
Узоры чудные ковров,
Сошедшие из сладких снов.
Закрыта лавка, солнце сходит,
Свою главу на запад клонит,
Прохладой вечер ублажает,
Купец и сон уж предвкушает,
Но не судьба – слепец несчастный
И в этот вечер столь прекрасный
Его взгляд снова приковал,
Коль щеку старец подставлял.
И любопытно: что же это?
Чем провинился перед светом
Слепец несчастный и хромой
И с просьбой донельзя чудной? 

Старик опять под древа свод,
Где дом его, с трудом идет -
Другого нет, видать, жилища
И незавидна его пища:
Лепешка, пара мелких слив,
Но и слепец неприхотлив.
Купец за ним тихонько следом.
Зачем? – посыл ему неведом,
Но интерес весьма велик:
Чем провинился сей старик?
А тот, закончив ужин свой,
К стволу прижался головой,
Открыты веки, а не видит,
Но и всевышний не обидит
Незрячих, дав отменный слух
И песий, вероятно, нюх:
«Ну, что стоишь? Иди поближе,
Садись-ка рядом, не обижу.
Послушай скорбный мой рассказ,
Как бог лишает алчных глаз».
    
        РАССКАЗ НИЩЕГО:

«Это все меня сейчас,
Видя немочь моих глаз,
Лишь слепцом зовут, да нищим,
Но клянусь перед всевышним –
Было имя у меня;
И уж не было и дня,
Чтоб его не повторял,
Так как в памяти провал
Раз по пять на дню приходит
И с ума невольно сводит.
Наречен я Сулейманом,
Жил не в этом граде славном -
В центре древнего Дамаска
Я родился, был обласкан
Доброй матерью своей -
Прочих не было детей.
Оттого и стал, наверно,
Для отца и сыном скверным,
Поздно это осознал:
Мать с отцом аллах призвал. 
Горевать - не горевал,
Больше с другом пировал,
Не стесненный больно в средствах,
Ведь немалое наследство
Получил я – не тужил.
Так, казалось бы, и жил,
Но и деньги на исходе,
Повинуясь ли природе,
По расчету ль, но женился.
Тут слегка остепенился,
Вроде дети – то да сё,
Но не знал аллах еще
Пуще мота и транжиры, -
Все спустил. Тут не до жиру,
Хоть семью бы содержать
И решился торговать.

Занял денег на верблюдов
И немалую же ссуду,
Тканей разных прикупил
И с соседом, что близ жил,
Свой вояж в места глухие
Совершал назло стихии,
Что в пути нас стерегла
И сгубить вполне могла.
Зной палящий по пустыне
Снится ночью и доныне,
А песчаной бури вой
Пуще львицы дикой злой
Чуть с ума порой не сводит,
Мысли жуткие наводит,
А песок в рот норовит
Заползти и глаз слепит.
И бывало без воды
Часть неблизкого пути
Нам случалось не однажды
Проходить, во рту от жажды
Словно демон пировал,
Да и смерти нашей ждал.
Но презрев путей невзгоды,
Одолев каприз природы,
Через год вернул и ссуду,
В дом заморскую посуду
В дар супруге преподнес
В исполнение ее грёз.
Где бы ни был – честь купца
Соблюдал, видать в отца
Мой талант торговый вышел
Или послан даже свыше,
Коль живу уже в достатке,
Ем и пью довольно сладко.
Мой верблюжий караван
Посетил немало стран
И не счесть уже верблюдов,
Что бредут со мной повсюду.

Дальний этот свой вояж
Не забыть мне. – Горный кряж
Горизонт весь застилал, -
О, аллах, да кабы знал,
Ни за что бы не пошел
В те края, но не нашел
Ни колодца по пути,
Ни источника воды.
Шапки снежные манили
Гор ближайших, где сходили
С них потоки вод прозрачных,
В голове и мыслей мрачных
В час сей не было совсем,
Но и горе между тем
Поджидало в тех горах,
Богом проклятых местах.

Но и нет - места прекрасны.
Кабы очи мои ясны
Не сокрыл бог пеленой,
Что из алчности дурной,
И сегодня б был, однако,
Не калекой всеми клятым,
А здоровым молодцом,
Уважаемым купцом.
Вот и горы перед нами;
И какими же словами
Мне их можно описать
И красу пересказать?
Черны скалы и высоки,
Не узреть и пик далекий,
Скрытый в дымке облаков,
Чуть пониже и орлов
Вижу я, и мой сосед,
Соглядатай моих бед.

Был Ахмет и простоват,
В чем аллах не виноват,
Но и он с умишком скудным
Оказался боле умным
В этот день и в этот час,
Где шайтан набрел на нас.
Только жажду утолили
И верблюдов напоили
В водах горного ручья,
Как и дрогнула земля,
Зашатались камни, скалы
И темно довольно стало,
Вместе с тем и тишина
Вслед за теменью пришла.
И такая знаешь, слушай,
Что змеей вползает в душу,
Давит тяжестью к земле;
Незаметно и во сне
Мы с Ахметом оказались,
Но проспали всего малость.
Пробудились, – солнце светит,
И никто нам не ответит
Что тут было и к чему.
До сих пор я не пойму
Почему не внял Ахмету,
Не послушался совета
Караван вернуть домой.
На него и бранью злой
Я обрушился за это.
В глубине души я где-то
Согласился было с ним,
Но и алчностью гоним
Отделил своих верблюдов
И вперед, скорей отсюда -
Жажда денег, злата звон
Манит алчных испокон.

Вот и скрылся мой сосед;
Караван на яркий свет,
Что ущелье освещает,
Так и шел, но день уж тает -
Тени все длинней, длинней,
Солнце к жалости моей
Опускается все ниже.
Вдруг вблизи его и вижу:
С непокрытой головой
Дервиш машет мне рукой:
«Подвези, уж сделай милость,
Подустал, дорога длилась
Уж не знаю сколько дней
И бессонных же ночей».
Подобрал, сыграла жалость.
Как и мне, пожалуй, малость
Отдохнуть бы не мешало,
Да и ночь уже настала.
Скромный ужин: две лепешки,
Да и фиников немножко
Разделил по-братски с ним,
С новым спутником своим.
Дервиш был в лохмотьях, ибо
Путь держал аж из Магриба
И неблизкий этот путь.
Мне назад бы повернуть,
Но заслушался рассказом
Про его судьбу и разом
Все сомнения ушли
У костра в ночной тиши.

«Путь держу я издалече,
С магом местным была встреча,
Кое чем ему помог
И войти в доверие смог,
Коль поведал тайну мне,
Как при утренней заре
Отыскать сокрыты клады.
Мне совсем немного надо,
А тебе я помогу -
Не люблю я быть в долгу.
Видишь ту скалу в ущелье,
И едва ли лучик первый
Осветит ее с утра,
Нам туда спешить пора.
У скалы зарыто злата,
Что не выгребешь лопатой -
Сколько хочешь забирай;
Но за это мне отдай
Половину всех верблюдов –
Долго мне идти отсюда
До скончания пути,
С ними проще мне дойти».
Не поверил я, однако,
Но и то – мала та плата
За сокрытое богатство,
Но и всяко может статься,
Вдруг все это его бред, -
Правду скажет нам рассвет.

Утром только засветлело
Дервиш принялся за дело;
Из глубин своей одежды
Достает, что я и прежде
Никогда и не видал:
Неизвестный мне металл
Солнца свет так отражает,
Так искрится, так мерцает
В грубых дервиша руках, -
Не опишешь в двух словах
Ту волшебную коробку
С порошком, едва ль с щепотку,
Что покоится на дне
И сверкает в тишине.
Странник палец облизнул,
В порошок его макнул,
Глаз потер, едва коснувшись,
Помолчал и, встрепенувшись,
Сразу точно указал,
Где зарытый клад лежал:
«Здесь, лишь камень отвалить,
Будем до ночи носить
Злато, серебро, каменья
И всего по разуменью
Хватит в жизни нам земной,
Да и правнукам с лихвой».

Целый день тот клад таскали
И ни капли не устали,
Ведь своя не тянет ноша,
А и клад какой хороший:
Все сапфиры, изумруды,
Серебра и злата груды,
Перстни, серьги, ожерелья -
Ювелиров все творенья.
Все забрали мы оттуда
И грузили на верблюдов.
Как покончили, – простились,
В путь-дорогу снарядились,
Каждый шел своим путем,
Ну а я в родимый дом
Повернул свой караван, -
Не иначе как шайтан
Вдруг на ухо зашептал:
«Зря верблюдов ты отдал.
Ведь и дервиш с порошком
В месте, кажется, любом
Клад отыщет, – догони,
В ноги кинься и проси
Всех верблюдов возвернуть,
А иначе весь свой путь,
Что там путь – всю жизнь жалеть
Будешь ты, ведь боле впредь
Не судьба с таким столкнуться,
Так что лучше и вернуться».

Так и сделал. Дервиш сразу,
Не моргнув от слов тех глазом,
Согласился все отдать.
Только тронулся, опять
Мне шайтан на ухо шепчет:
«Ты подумай прежде крепче:
Что тебе сей караван,
Если дар волшебный дан
С порошком все клады видеть?
Не стесняйся и обидеть
Этой просьбой старика, -
Разрешит наверняка
И тебе втереть в глазок
Сей волшебный порошок».
Вновь я дервиша нагнал,
Просьбу эту передал,
Тот лишь криво ухмыльнулся:
«Зря, любезный ты, вернулся,
Но что просишь - получай.
Что случится невзначай
Ты меня уж не кори.
Что ж, не терпится – бери».
Тут в руках моих коробка,
Открываю ее робко,
Порошок втираю в глаз
И явятся мне тотчас
Взору клады тут и там,
По ближайшим все местам.

А шайтан все продолжает,
Все и больше намекает:
«Глаз второй потри скорей,
Будут клады и видней».
Натираю тот же час
Порошком другой я глаз:
Поначалу лишь сияние,
Злата, серебра мерцание,
И кругом одни лишь клады,
Ну а мне того и надо,
А потом вдруг темнота
И сплошная слепота.
Дервиша помочь прошу,
Все зову его, зову,
Но в ответ лишь тишина
И холодная стена,
Что рукою я нащупал.
Бес ли то мня попутал
Или жадность, что верней,
Ведь и алчности страшней
Нет порока на земле,
Вот и жить мне в темноте
Из-за жадности своей
Целый век в миру теней.

Долго я кричал и плакал,
День и ночь, а все во мраке -
Сбился с нужного пути.
Где, куда теперь идти
Не пойму, но все же встретил
Караван, что и приметил
Среди гор слепца чудного.
Но до дома до родного
Не добрался – тут живу.
Подаяния спрошу,
Чтоб не быть голодной смерти,
Но уж лучше бы, поверьте,
Мне и смерть принять в тот раз,
Чем бродить совсем без глаз».

Тут умолк он, отвернулся.
Спит старик, - купец вернулся
В город свой, но сей рассказ
Вспоминал еще не раз.
И не только вспоминал -
Детям, внукам рассказал,
Чтоб запомнили вовек:
Слаб бывает человек
И польстится на богатство,
Но тельца златого рабство
Трудно с чем-либо сравнить,
Лучше алчным и не быть…

                К О Н Е Ц.