Амбиции поэзией не пахнут

Несомненно, жанр, в котором заявил свою работу автор,
даёт широкий спектор преимущест от нудной прозы и
вертлявой поэзии.
В первом случае - это занудная необходимость следовать
плану сочинения, как учили в школе, от пролога к эпилогу.
Во втором случае хлопот вообще не оберёшься: размер, метр,
тропы...
Один бог знает к какой Музе эти тропы заведут.
Но это чудо - поэтическая проза, она лежит в области ещё
неизведанного, вокруг бушуют споры, строят гипотезы и
критике тут делать нечего.

Однако, давайте вместе проверим, а так ли это?
Уже с первых строк автор обуян настырной верой,
однако, это не мешает ему заглушать урчание в
животе звонкой песней. Неужели желания его так
настырны, что без музыкального сопровождения ни
шагу вперёд?

Тем не менее автор тыкает Л.Г. носом в заборы
и ставни на ржавых фрамугах (https://cutt.ly/JyKfVs2),
а я за всеми этими коллизиями не могу разглядеть
поэзии в этой прозе жизни, пока автор предлагает
Л.Г. чертыхаться и плеваться на все стороны - это
не плохой, но житейский совет, лишь бы читателя не
заплевал.

Автор, между тем, наделяет Л.Г. супер способностями -
дремучим инстинктом, вот, где поэзия притаилась!
Мысли его уже могут ошпарить неосторожного читателя.
Автор же, наделяет повествование народным говорком
близким ему по духу - "хапай", ясен пень, что плохо
лежит, а плохо лежал саквояж, который дама сдавала
в багаж.

Тут-то мы узнаём, что Л.Г. - бомж, что как известно,
расковывает мораль и отвлекает внимание, только это
не про нашего Л.Г. Наш не лыком шит, коль скоро нашёл
Эльдорадо. Удручает другое - очевидная глупость героя.
В наше время и ясельный ребёнок знает толк в денежных
знаках.

Фабула повествования выявляет в Л.Г. ещё и волшебные
способности - язык у него круче волшебной палочки, но
внимательный читатель догадлив и понимает, что не только
волшебной, ведь дело то свадьбой кончается.

Вообще-то любая палочка,
в том числе и волшебная -
антипод качеству гибкости,
отличается от резины
твёрдостью формы содержания.

Однако, нелогизм - вертучесть
(возможно и такой имеет место
быть)
невелирует устаревшие штампы,
когда иные критерии бессильны
в оценке шедевра.

Совет да любовь молодым и наивным! Горько...

______________________________________________
______________________________________________



Сказ об Чудном.
[Вал. Ле из Маале]
https://cutt.ly/gyKhxNi


…Ступаешь себе неспешно под флагом безбрежного неба,
без скучных мыслей о прекрасном и вечном
с настырной верой отыскать что-то полезное на пути,
на крайний случай, съестное.
Заглушая задорной песней зычное в животе урчание.

И утыкаешься, на окраине жилого массива,
в заброшенную хибарку, за прогнившим забором.

Где ржавые ставни на железных фрамугах,
и наглухо забитые двери – не внушают коммунистического оптимизма.
Но натура человеческая любопытна и падка на негаданное!
И чаянья пагубные на чудотворное «Авось»,
И порочное: «Вот, оно!» томят нетерпением, и увлажняют взор.

И некстати – хлоп. От ветра ли, от времени ли?
Ставня одна отламывается, да с жутким скрежетом отпадает.
Словно приглашение ненавязчивое войти.

Тот самый случай, когда чертыхнуться да сплюнуть,
Да дёру дать…. Да кабы не ноги, вдруг онемевшие от испуга
и не сбившиеся в кучу мысли, а вдруг это фарт?
Хотя и ясно как день божий – дармовщинки не бывает без подкопа.
А всё дармовое добро, если б и было –
уже вынесли добрые люди с потрохами

Всего и дел-то – придушить страх, да влезть на подоконник,
Да приглядеть, не завалялось ли чё-нить чудьненького сдуру?

А вот, как на грех, и оно: как медный пятак на ладони,
Сумка какая-то среди пыльного хлама.
Да и не сумка,
если всмотреться, а саквояж дорожный, правда, без ручек.
Да и что столбом-то окаменевшим стоять?
Хватать его да бежать, чтоб за руку не поймали!

А там – под сенью кустов густых и сосен высоких,
разобрать, что почём.

Вот он инстинкт дремучий: что ни есть - хапать,
и стремглав через оконце сигать… А на фиг?
Не гнался ж никто, не кричал «Держи его, вора, хватай!»
Теперь вот, кряхтя, почёсывай царапины и ушибы
и прихрамывай на ногу, второпях подвёрнутую…

Зато саквояжек в подмышках шепчет нежно
голосом внутренним, задушевным,
о содержимом таинственном недр своих.
Слюнявое счастье юнца, лижущего взглядом
глянец порножурнала, ничто –
в сравнении с осязанием скошенным глазом
хрустящих на ощупь купюр.
В пачках, которых тьмища!

Только взглянешь мельком и ошпарит мысля: вот оно, Эльдорадо!
И тут же – опаньки, обломись!
Не так быстро, Сепульведа!
Вдруг, как сосулька за шиворот прилетевшая с крыши,
оклик суровый сзади: «Стой! Стрелять буду!»,

Хотя и палка у стрелка вместо ружья,
и староват боец для драки, но голос имеет властный,
зримо и без бумажки: Власть!

Раз глотку дерёт, стало быть, и полномочиями располагает!
Лучше судьбу не пытать. Умного из себя не острить.

– Отпустите, дедушка, а? Бедствую я. Милостыней живу.
Что с бомжа взять? А сумка – дрянь, барахло! Она без ручек!
Я в неё бутылочки собираю…

Жалостливо врать, это вам не зайцем в трамвае ездить!
Подлинное искусство драматургии!

– Бомж говоришь? Такого звания я не знаю.
Вижу, что божье творение. Подозреваю, что человек.
Но пока, это всего лишь догадки.
Скажи-ка, лучше, братец,
как тебя по имени-отчеству величать?

– Г-г-г-ынадий. – выдохнешь,
едва сдерживая рукой на груди,
готовое выскочить сердце –
но, кажется, в этот раз
обойдётся без битья и без шмона.

– Генадий? Гена? Будь здрав! А меня Владилен. Степаныч.
Сторож я. Охраняю ворьё от ворья.
Работа терпимая. Только одна беда. Скучно!
Слушай? Заходи на огонёк ко мне, – угощу по-царски!

Два чуда кряду, как пуговку не крути,
А примета это верная – не к добру!
Но блажен, кто срываясь в яму
прибывает в нирване знания, где соломку стелить!

Хотя, нам-то, ловцам удачи, чего уж терять?
И всё же - кабы, не хромая нога – услышал бы этот дядя
Как шуршат по воздуху пятки в рваных носках …

Но оказавшись под вывеской странной –
«Объект охраняется собаками»,
усмиряешь зубную дробь и желание мчаться за окоём выпучив очи
и опасности никакой вроде и близко нет,
не считая, конечно, самих собак, встречающих неласковым лаем.

– И чего их так много, дедуля? Для китайцев содержишь, что ль?

– Кто их держит – они приблудные!
Кормлю я их, не гоню, вот и прижились.

– Так это же одно разоренье… этакую прорву кормить.

– Эх, брат, Геннадий!
Разоренье, это когда съестное
в погребе гноишь, от страха перед завтрашнем днём,
и в кусочке лакомом себе отказываешь.

Деньжат у меня не густо, верно,
да и собачки ведь не капризны,
всё скушают, чем не угостишь…
А уж любят как, черти, чтоб приласкали, погладили…
Ласки жаждут не меньше чем еды!

– Дивно слушать тебя, дедуля,
кушают, ласки жаждут!
Они же собаки… не люди! Люди вот…

– И что? Что, люди? Животина, она всякая хочет жить…
И хоть скотиной её назови, хоть сукой,
а в одиночестве и без ласки – верная ей погибель…

Да вот, угощайся, брат!
Чем богаты… то и на стол!
Да ты садись, не тушуйся!
А сумку свою на табурет клади.
Не украду, чай!

Есть у меня, Гена, горилка и сало,
а собеседника для души нет!
Тебе, я вижу, всё одно – ночевать негде,
так и располагайся здесь!
Оно-то, брат, вдвоём завсегда
веселее ночь коротать…

…Горький хмель обожжёт дыхание,
но облегчит горькое осознание беспросветности

– А что, брат, Геннадий, не надоело бродяжить?
Тут на объекте нам нужны сторожа.
Зарплата приличная. И с жилищем вопрос решим.
Можно на время в каптёрке моей обосноваться.
Давай, братка к нам, – я за тебя поручусь!

Тебя бы помыть и побрить,
да слегка приодеть,
и снова ты, всяко - разно, станешь,
как был, человеком!

– А я и сейчас – Человек!

В хмельном угаре, вскипит ядовитой усмешкой у рта,
рванёт на себе рубаху, всё то,
что, казалось, давно уж истлело
на обочине окоченевшей души –
человеческое достоинство и гордое к себе уважение.

– Ты не смотри дедуля, что я небрит, не мылся давно,
и одежонка на мне изношена в хлам.
Ты на другое глянь!
На эту мразь разодетую,
надушенную импортной туалетной водой.
Что они сделали с нами?
С нашими прекрасными идеалами?
С нашим образом жизни?

– Эка.. брат! Куда тебя занесло…
Красиво слагаешь, да веры нет.
Не потому ль ты так хаешь их, напудренных, разодетых,
Что самому их манером устроится в жизни, не пофартило?
Да и к чему эта склока вся, этот раздор политический?

Пока никто не работает в полную силу своих возможностей, –
еды и красивых вещей на всех всё равно не хватает…
А ты подумай, Геннадий, над моим предложением!
Будем вместе дежурить. Будет о чём поболтать!

– Брось дедок! Чем болото твоё лучше моей помойки?
Кусок хлеба, вижу, есть у тебя,
да вот счастья в глазах как-то не наблюдаю.

Всю свою жизнь, за этот кусок положишь.
В несвободе да в скуке прозябая,
в притеснениях от начальства,
в посягательствах от случайного ворья,
в бессмысленной суете выживания!
А от помойки всё одно не застрахуешь себя.

Обкрадут однажды или начальству не угодишь.
И вышвырнут на улицу как паршивого пса.
И труды все твои и ухищрения прахом…

Здесь дело, дед, не в заморском одеколоне!
По большому счёту просвета нет!
Никакой надежды!
Нет перспектив – если только ни вор, ни бандит,
ни червь бумажный при казённых харчах,
ни сват или кум большому начальству…

– Ну, не скажи, брат, Геннадий!
Местом своим я, всяко - разно, доволен!
А на счёт перспектив…
Не так мрачно всё, как ты сейчас излагаешь.
Слышал про ГКО?

Бумаги такие ценные есть,
обязательства государственные.
Покупаешь себе, сколько позволят наличные средства,
и нажитое оберегаешь от обесценивания,
поскольку продать их можно потом многократно дороже…

– Играл, я дедуля раньше в подобные игры по глупости,
да поумнел слишком быстро.

– Да нет же, тебе говорю, верное дело!
Ты прежде-то с кем играл? С частником? Заведомо – с прохиндеем!
А тут Государство! Надёжная, крепкая вещь!

Вот, возьми-ка, Геннадий Батькович, эту казённую робу,
Какая ни есть, а лучше, чем обноски твои.
Да и денег, пожалуй, дам немножко,
в баньку сходи, да бинты купи или мазь для хромой ноги.
И дуй обратно сюды – обустрою.

– Спасибо за робу, дедуля, она мне теперь в самый раз.
А денег не нужно.
Ты меня и без того надоумил, навёл на удачную мысль.

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––-

…Я вхожу в огромный, роскошный зал
местного отделения банка.
И направлюсь к окошку номер пять,
где обаятельная кассирша встречает меня улыбкою ангела,
только что отобедавшего на небесах
и отражающего лучи неземного блаженства:

– Чего вы хотели?

– Я бы хотел немножечко счастья,
но за деньги, увы, его не купить.
Меня интересуют ценные бумаги…
ГКО, кажется, так они называются?

– О, это замечательный выбор!
На какую сумму желаете взять их?

– На все…

– О…

Вся гамма музыки чувств
от благоговейного изумления и растерянного испуга
до злорадного негодования и презрения
промелькнёт на некогда милом лице,
обезображенном минуту спустя
безудержной яростью:

– У тебя чё, Буратино, крыша поехала?!

– Вау, красотка, разве мы перешли на ты?
Что-то не вспомню, в каком ресторане
мы с вами пивасили на брудершафт.
Полагаешь, эти деньги фальшивые?
Думаешь, я их украл?

– Ишь ты умник нашёлся, приколист самоструганный.
А если я сейчас милицию позову?
Анастасия Аркадьевна, тут шут какой-то гороховый
притащил кучу СОВЕТСКИХ дензнаков
образца 1961 года
и хочет купить ГКО…
Может, охрану вызвать?

Ну, а дальше скучно рассказывать.
Строгие лица. Учтивые слова.
Проверка паспортного режима.
Попытка бежать. Неудачная, кстати.
Видно чем-то я в душу им запал.
Догнали и от души задержали.

Так задержали, что вспомнить теперь затруднительно,
Кто и как доставил меня потом в больницу.

Но мне повезло.
Жизненно важный орган не пострадал.
Не знаю, про что вы подумали,
а я об языке.

Язык мой, имея вертучесть и гибкость,
такие творит чудеса!
Не хуже волшебной палочки.
Особенно, когда ему попадаются на удачу
Сердобольные и участливые люди…

Одна практикантка из мединститута
оказалась случайно,
в зоне действия моего бескостного шустрика.
И занятая уходом
за временно не ходячим мною,
Всё глубже как голубка в силках увязала
по мере моего излечения
в моих изысканных восторженных фразах…

Выяснилось, что быть сестрой милосердия
написано у ней на роду.
Ещё с детства испытывала она
слабость сердечную
к живности всякой.
Птичкам, собачкам, кошечкам…
Ту покормит, этого приласкает,
Кому за ушком почешет,
кому лапку бинтиком перевяжет…

У нас оказалось с ней много общего
И самое главное из всего – это я.

Не успели выписать меня из больницы,
как мы расписались с ней…

Как-то сразу всё подкатило
и нагрянуло на меня –
и молодая жена и квартира с машиной,
и тесть полковник,
и тёща – как мама.

То-то и чудно:
бывает, живёшь возле ада
И ни разу чёрта не повстречаешь.

А бывает из всех возможных несчастий
на себе испробуешь всё.

Но умираешь легко, с улыбкою на устах,
до лоснящегося от слюней подбородка,
счастливый…


ПРИЧУДЛИВО ТАСУЕТСЯ КОЛОДА СУДЬБЫ (С)
https://cutt.ly/gyKhxNi