Мельпомена

Картинка из интернета               
      
Песню жизни напой мне, моя сладкозвучная лира,
Звуком песни поведай, что было под куполом старого мира,
Пусть все боги событие это считают ничтожным и тайным,
Но, однако, под небом лазурным ничто не бывает случайным.

Близ живительной речки гуляла в лугах Мельпомена,
Собирая цветы, напевала, что скоро грядёт перемена.
Бросил взгляд Бог реки Ахелой из-за камня реки говорливой,
И обвёл её взглядом горящим, в манере игры шаловливой.

А прозрачным эфиром в тот час  бог Эрот, пролетая,
Бросил взгляд озорной – сердце девы пронзила стрела золотая.
Испугалась и вскрикнула нимфа, внезапно увидев героя –
И как лист на ветру задрожала в объятьях царя Ахелоя.

В Этолийских равнинах, итак, это действо случилось,
Когда в бога реки, не на шутку, сама Мельпомена влюбилась.
Но как в сердце вселилась мечта, её душу объяла тревога –
Проходил день за днём чередой, но ушёл Бог своею дорогой.

Зачала Мельпомена дитя и в угодные сроки она разродилась –            
Только вышло по воле Судьбы Мельпомене коварная милость.
Родились у неё посему похотливой любви чуды-юды,
Так раскрылось коварство любви и насмешки – Эрота причуды.
       
Не подвластны любви пуританские путы терпенья,
Не подвласна и совесть счастливца колючей игле угрызенья,
Не нужны аргументы словам, чистых помыслов, добрым и мудрым,
Ослепляет подложное счастье, и чудище станет не чуждым. 
    
Тайну дел не сокрыть чёрной тенью обета прощаний,
Коль избранник коварной любви распыляет поток обещаний…
В мире бренном не счесть, не узнать, сколь случилось жестоких трагедий,
Мир закрыт, как щеколда в дверях расторопных соседей.

А тем временем в час, когда действо любви их на бреге свершилось,
Убежал Ахелой, так пожить им вдвоём не случилось!
Мельпомена осталась в печали одна на откосе песчаном,
Долго слышались всхлипы стенаний, рыдание Музы печальной.
               
В буйстве страстных объятий  свершилось соитие плоти,
Без небесной любви три девицы родились, семью озаботив.
Голос дивный от матери-Музы, а сердце – отца необузданной страсти,
Не приемлет обиды природа, как дел похотливой напасти.

Не любили детей мать с отцом, дочерей  неприглядных,
Нет у дочек желанья простого, очаг завести благодатный.
Звуки песен и смех из покоев – насмешка мелодий беспечных…
Смотрит бедная мать грустным взглядом на дочек своих бессердечных.

Скучно жить на Парнасе под взглядом Селены премудрой,
И отвергли любовь Афродиты они, дар богини любви златокудрой.
Не простила Богиня девицам их слов возмутительно-дерзких,
Взмахом рук в полу-птиц, полу-дев обратила обидчиков резко.

Как-то в пасмурный день они в небо с Парнаса взлетели,
Пролетели под крыльями туч за моря безоглядно, без цели,
На пути у них остров гористый лежал, с шумом волны его омывали,      
И остались они среди скал – три сирены на острове скорбной печали.
 
Дать решеньям добро поутру, как обычно природа стремится –
Скальный остров с тех пасмурных пор стал пристанищем трём полуптицам.
Приманив  к себе пением сладким, рвали жертву на части когтями –
И стоял сотни лет треугольный вампир* с опалёнными солнцем костями.

Зазывала на гибель Харибда вдоль пролива корабль проходящий,
Забирали гребцов на погибель ложной ласкою, душу томящей.
И не знали плывущие в Трою, что случалось в тех водах проклятых,
Исчезали, как летом туманы, хоть и не было войн виноватых.

На кифаре играла и пела дочерь томная Парфионопа,
Аглаофа на флейте манила, не довлели ни радость, ни злоба,
Телксиепии голос  хмельной опьянял безмятежным блаженством.
Нет идиллии в мире страшней трёхголосицы в образе женском!..

Кто услышал сквозь бури разбой этой томной идиллии звуки,
Отдавали в истоме тела, добровольно в когтистые руки.
Пировали сирены, и жертвы запивали горячим бальзамом –
Не считалась охота сирен в годы те негодующим срамом.

Случай был – когда греков триера по месту тому проплывала,
Сладость песен сирен их безудержным ветром на смерть зазывала.
С ними юный Орфей, мощным голосом звуков стенанья
Голосил под кифару свою, чтоб не знала команда терзанья.
               
Те за вёсла взялись, скрип в ночи полустёртых уключин,
Пел Орфей, и не страшно гребцам прохожденье средь скал и излучин.
В их числе оказался гребец, кто услышал сирен отголосок –
В море бросился он и доплыл, поднимаясь по склону утёса.         

Воин юный по имени Бут устремился на зов их приветный,
Но Богиня любви оказалась вблизи и схватила рукой незаметно.
Так спасла простака Афродита в тот раз, поселила его в Лилибее,
А сирены с тех пор не остались в долгу, став коварнее чуть и хитрее

Вот и снова идёт в их владения флот, впереди всех триера большая,
Птичьи стаи кружили над нею, крича, трём сиренам улов обещая –
На триере из Трои поплыл Одиссей, многоопытный муж хитроумный,
Воском уши залил он гребцам, стал проход для команды бесшумным.

Голосистых сирен он услышать хотел сладкозвучное пенье
И велел привязать себя к мачте большой быстроходной триеры для бденья:
«Если ж буду просить, моих мук не смотреть! Всех прошу: Не терзайтесь!
Только к мачте дубовой покрепче меня привязать постарайтесь»

Благолицые девы-сирены гребцов как всегда ублажали
Дивным голосом страсти небесной, словами любви вопрошали:
«Знаем точно, по воле богов вы сражались под Троей могучей –
К нам плыви Одиссей из Итаки благой, вам сегодня представился случай».

Рвался к ним Одиссей, рвал ремни, и кричал, девы-горлицы сладостно пели,
Но глухие гребцы пожелали уйти – видя чудо, совсем оробели.
А покинув проток, оглянулись назад – колдовские заклятья свершились!
Три сирены кровавые в скользкий утёс, близ Харибды в тот миг обратились.

* Остров сирен имел треугольную форму