О душе

Упокоиться в Венеции, как Бродский,
Или просто под ветлой в могиле братской -
Друг, не всё ли нам равно по части плотской,
Поистёртой в жизни в общем-то дурацкой.
Ветер веет, травостои приминая
До слежавшегося войлока степного.
Так и нас гнетёт и клонит временами
К осознанию бытийственной основы.
В нашем теле нет ни атома из детства,
Не из юности в крови эритроциты,
Не в изгибах мозгоклюйственного теста -
Мягкость облака и твёрдость антрацита,
Память равного Вселенной поцелуя,
Осознание бесплотной аксиомы,
Углубление в реакцию цепную,
Запах сена и шуршание соломы,
Выбор фуги и ритмического танца,
Домоседства или боли революций,
Мимо нас пройдут Платон, Сенека, Тацит
Или с нами их творенья остаются.
О душе мы не читаем, заменили
Суррогатом о психических процессах,
Завершаемых естественно в могиле
Где-нибудь в уезде Псковском или Мценском.
Столько лет нам на скрижалях затирали
Иссечённое великой силой неба,
Ведь идти намного проще за тираном,
Если сердце стало слепо-глухо-немо.
Где прореха, где проруха, где разруха,
Где непруха, где порука тех, что свыше,
Всё тасуем Слово слепо-немо-глухо,
Интонации словесной недослышав.
Нам воззрения философов и старцев
Непонятны, словно призраки из склепа,
Проще в ворох диссертаций залистаться,
Замереть в науках глухо-немо-слепо.
Растревоженным налимом под корягой,
Китоврасом бунтаря и забулдыги
Жги, поэт, охвостьем истины корябай
Для сердец прохладно-значимые книги.
Может, сызнова под критиков сурдинку,
Сквозь читателей надменную зевоту
О душе в придонной мути золотинка
Промелькнёт и станет нужной для кого-то.