Дачное межсезонье

ДАЧНОЕ МЕЖСЕЗОНЬЕ

Из городской квартиры на дачу в мае-месяце, когда на дворе стоит неласковая, дождливая погода, меня могут выгнать только две вещи: острое желание выпить вдали от законопослушных граждан, которые бродят в масках и латексных перчатках от супермаркета к супермаркету, демонстрируя свою сознательность и напоминая зомби, ну, или амурное влечение сына к прекрасной деве Виктории, что работает бухгалтером на «удалёнке», но раз в две недели готова к живому общению и нежным чувствам у нас на дому.

На даче холодно, топить некому. Но сын настаивает, чтобы я и супруга покинули место адресной прописки, оставив его в томительном ожидании прекрасной дамы, способной на многое, если не на всё. Способной, как по зову сердца, так и по причине невыносимой скуки.

Мы послушно капитулируем в обитель холода и свежего воздуха, где заливисто поют птицы и ровно в шесть утра начинает работать чья-нибудь газонокосилка. Травы мало, но кого это волнует. Ностальгия  у дачников находит разные способы самовыражения.

Дом греется шесть часов, поэтому важно: постоянно употреблять вовнутрь что-то, что нежилось в дубовых бочках не менее пяти лет или было получено путём скоротечной перегонки вонючей браги в кристально чистый продукт, который прежде назывался самогоном, а теперь именуется домашним ромом, виски или шнапсом, в зависимости от рецептуры и важности момента.

Лично я, за неимением опыта одомашнивания браги, хлещу покупной коньяк, покуда дом медленно наполняется живительным теплом . Май в этом году холоден и безразличен к людским страданиям.

Сын в тёплой квартире развлекает Викторию, пьёт чай с любовно выпеченным тортом. Молодые дамы всерьёз считают, что сластями собственного производства можно обольстить всякого молодого человека. Сын пошёл в меня: к сладкому равнодушен, с прекрасным полом беседует не более четырёх часов, потом засыпает в любом положении, утомлённый девичьими рассказами о счастливом будущем, которое ждёт его, если Виктория останется в этой квартире навсегда.

Тем временем, на даче становится тепло и уютно. Я снимаю шерстяные носки, свитер и куртку. Дом прогрелся. Коньяк выпит.

В посёлке тихо, несмотря на пятницу. Дачники надёжно забаррикадировались от «эроса, космоса, расы и ВИРУСА». Сидят, ждут, когда самоизоляцию отменят. Иные уже два месяца ждут. Дисциплинированно убегают, завидев незнакомых людей, бросая на ходу свои тяпки и грабли. Мало ли, кто чем болен в наше время. Тишина царит просто смертельная. А как иначе? Лишний раз открыть рот побаиваются – вдруг, вирус залетит? Дачники усиленно самосохраняются. В десять вечера, постирав маски и, с ног до головы умаслив тела антисептиками, ложатся спать.

Пить начинают с утра, для дезинфекции. Потом гуськом, соблюдая интервал, бредут в местный магазинчик. Там пиво и баранки. Иногда макароны и тушёнка. Вход по одному. Беседуют меж собой. Разговоры типичные, как и у всех зомби: что сказал президент, как отреагировал губернатор, почему подорожало пиво. Куда как весело.

С детства не терплю очередей, посему отправляюсь в лес – украсть чью-нибудь банку с берёзовым соком.

Вхожу под пение птиц в девственную чащу. Клещи ждут. Качаются на ветках кучно и величаво. Все в защитных масках. Мало ли, что там в людской крови в этом сезоне обосновалось, вдруг и на них подействует. У клещей нынешней весной – охота на кабанов и лосей, людей побаиваются пока. В предводителях у них матёрый клещ - Глеб Семёнович, местный князёк кровососущего царства. Он пока ещё не дал «добро» человеческой кровью пробавляться.

- Здравствуйте, клещи! – весело приветствую я старых знакомцев.
- Здравствуй, Егор Пантелеевич, коль не шутишь, - мрачно отвечают мне голодные насекомые, не сводя жадных взоров с моей оголённой шеи.
- Вот, погулять зашёл к вам. Кстати, никакой отравой в этом году не брызгался.
Это уже злорадство. Отдельные клещи начинают тихо постанывать от вожделения, но указ Глеба Семёновича нарушать не рискуют – членовредительства опасаются.

 Гуляю по лесу час, другой. В руках фляжка с абсентом, к которой систематически прикладываюсь. Беседы с клещами носят безостановочный, продуктивный характер и полны надежд на светлое будущее. Клещи ругают власть и обещают свергнуть Глеба Семёновича уже к осени.

Домой возвращаюсь вовремя – к баранкам и пиву. Жена пришла из магазина и омывает покупки антисептиком, не снимая маски и перчаток. Она нацелена жить вечно. Рассказал ей, голубе, о своих беседах с клещами.

- Ты опять абсент с собой брал, пенёк трухлявый? – угрожающе вопрошает супруга.
- Настасьюшка, да что там пить-то было!  Всего полфляжечки.
- Егор, у тебя фляга на литр. Ты что мне тут про клещей завираешь? В прошлый раз с бурундуками в пинг-понг играл. А припомни, как в начале осени с грибами дискуссировал? Не пей эту гадость больше.

Вечер обещает быть прекрасным даже без телевизора. Его я разбил в прошлый приезд в знак протеста против закрытия парикмахерских. Из импозантного, модно постриженного мужчины, я превратился в седеющего, плохо сохранившегося протоирея церкви Седьмого дня , а супруга изменилась настолько, что при искусственном освещении стала напоминать старуху Изергиль.

Утром в город. В мир расколовшийся на два лагеря: сознательных зомби и рыцарей гранёного стакана. Я всегда принадлежал к последним, даже до принятия карантинных мер. Спиртосодержащее зелье только вовнутрь, никаких наружных применений. Маска – тоже не моё. Открытое забрало – визитная карточка рыцаря, а фатализм – его кредо.
Через две недели опять на природу, к милым сердцу клещам и абсенту. С кем сведёт меня судьба в лесной чаще на сей раз, остаётся только гадать. Лишь бы не бурундуки. В пинг-понг у них всё равно не выиграть.

Бальзамов Вадим