Любимая буква

Моя любимая буква алфавита – «р». Ну да, я ее не выговариваю, особенно когда она мягкая.
- Куда-куда ты меня ведешь?
- Это сюрприз, Карин.
- Что-что?
- Сюрприз!
- Не поняла?
- Блин! Я никогда к этому не привыкну, - смех мешал мне нормально сердиться.
- Я обожаю твою букву «р» с легким элегантным грассированием, - она явно издевалась. Ну и пусть, мне это нравится.
Бесконечная лестница уходила дальше вверх и упиралась в неправдоподобно густой мрак. Даже я стал подниматься немного медленнее, хотя бывал здесь не раз.
- Долго нам еще тащиться?
- Долго, секунд сорок, - я тащил Карину в полной темноте за руку, стараясь не споткнуться о фотоаппарат и спальник – две огромные бусины на шее.
- О Боже! Ты привел меня на крышу?! – от ее крика у меня зазвенело в левом ухе. Честно говоря, я не рассчитывал на такой успех.
- Ну да, а что, никто не водил тебя на крыши?
- Ни разу, - она побежала по ступенькам вперед меня к оконному проему, из которого доносились звуки неба.
- Осторожно, там битое стекло, - увидела крышу и тут же бросила меня! Не виделись полгода, называется. Отдуваясь и придерживая непослушные хомуты на шее, я подставил лицо свежему ветру.
У меня сдавило горло так, что в голове взорвались сразу все четыре ядерных реактора. Она стояла на самом краю, прямо на парапете, заменявшем отсутствующее ограждение. Я не мог пошевелиться, пытаясь то закричать, то сдвинуть ноги хотя бы на миллиметр.
- Ты чего так вцепился в свой зенит? – спорхнув с парапета, Карина побежала к другому краю крыши, продираясь через паутину проводов.
- Нравится, - выдавил я из себя моментально охрипшим голосом.
- Как же здесь чудесно! Тебе нужно быть гидом по лучшим местам города, о которых никто не знает.
- Тогда они перестанут быть такими, - я все еще хотел придушить ее за это безумие на парапете. Черт возьми, она даже не придала этому никакого значения!
- Иди скорей сюда, посмотри, - вдалеке над горизонтом небо и белоснежные вершины высоток соприкасались темно-синим водопадом.
- Жуткий ливень, сейчас дойдет до нас, придется спуститься.
- Ты что, хочешь забрать свой сюрприз обратно? Нет уж, мы останемся, даже если ты вымокнешь до нитки.
- А ты разве нет?
- Ты же говорил, что я похожа на р’усалку, – специально скартавила, как я, - в чем-то ты прав.
Огромный столп почти черной воды надвигался на нас, чудовищно увеличиваясь в размере.
- Я боюсь, что самая большая капля попадет мне прямо в сердце.
- Он не дойдет до нас, - я перекинул спальник через плечо и стал расчехлять любимое доисторическое фоторужье.
- Ты так уверен?
- Ты же говорила, что я волшебник. В чем-то ты права.
- А ты можешь сфоткать так, чтобы все вокруг размыло?
- Что все вокруг размоет, я тебе гарантирую.
Она была невыразимо прекрасна в сумеречном неярком свете с отражающимся на щеках закатом. Настроить пятидесятилетний зенит для выстрела совсем небыстрая история и я долго смотрел на нее через глазок фотоаппарата, не в силах выдохнуть. Сколько таких мгновений будет у меня в жизни?
- Уже все? – Четыре. Четыре мгновения.
- Нет, еще секунду. Можешь поднять палец, чтобы я по нему свелся?
Кадр. Надеюсь, он получится. Странное дело, снимки на телефон совсем не передают красоты, увиденной глазами. А может, сердцем? Вероятно, в этом все дело. Но вот пленочному фотику удается. Ливень действительно сверил карты и направился в сторону Харькова.
- Когда ты напишешь свою книгу?
- Отойди назад и медленно покружись.
- Интересно, как она будет пахнуть. Я очень люблю нюхать книги.
- Теперь повернись ко мне, но смотри в сторону.
- Я точно знаю, что это будет шедевр. Ты любишь нюхать книги?
- Я люблю.
- А когда напишешь свою?
- Да никогда.
- Напишешь, ты же писатель.
- С чего вы все это взяли?
- Вообще-то ты сам это сказал.
- Замри и не смей улыбаться.
- А говорить можно?
- Нет.
Эта фотокарточка войдет в мой личный топ, если получится. А узнаю я это только после проявки. Какой мудрый этот старый фотоаппарат, открывает все что надо только когда придет время.
- Ты станешь писать чудесные книги и уедешь куда-нибудь далеко и навсегда.
- Никто не верит в меня так, как ты.
- Боже Ты мой, мы все в тебя верим, просто каждый показывает это по-своему.
Безнадежно темнело. При таком свете зенит не сможет увидеть ровным счетом ничего, но я православный, я верю. Откроем диафрагму на бесконечные ; секунды и будем надеяться, что руки на целых полсекунды превратятся в штатив, который не колеблется ни на микрон.
- Если увидишь звезду, загадай за меня желание.
- А сама?
- Не хочу открывать глаза. Пообещай мне.
- Хорошо.
Ночь вокруг нас собирала по одному светящиеся окна. Карина запрокинула голову и обняла себя за плечи. Я хотел того же, но она стала слишком сильной для меня. Моя мера восхищения уже не могла ее объять.
В ее движениях весь вечер я чувствовал что-то новое, знакомое и чужое. Она по-другому произносила слова, по-другому ела шоколад, по-другому садилась в машину. Ее голос звучал ниже, чем обычно, а талия иначе отзывалась на мою ладонь. Теперь, когда пришла ночь и все стало настоящим, я понял, что это.
Она готовилась стать героиней моего романа. Я ведь все равно его напишу и он перестанет доставать меня по ночам.
Теперь мы не сможем просто так болтать или устраивать рейды по городским кофейням. Не сможем валяться на песке и считать звезды через щель между пальцами.
Она превратится в узницу моих страниц, я буду записывать за ней диалоги, перелопачивать наши переписки и искать странный смысл в ее словах. Придавать значение самым заурядным репликам и сходить с ума, когда она молчит. Боже, что я наделал.
- Ты загадал желание?
- Да.
- Какое?
- Если скажу, оно не сбудется.
- Но ведь это мое желание!
- Тогда ты и сама его знаешь.
- Да, наверное.
Я не скажу ей ничего. Пусть думает, что все остается по-прежнему. Все равно потом догадается, прочитает книгу, задумается. И поймет что ее просто не было, что она всего лишь героиня моих строк, что я превратил ее в вереницу букв на бумаге. Что я убил нас ради романа.