Лермонтов

        ЛЕРМОНТОВ

    Приветствую, Тарханы!

Стою один. Неброская природа.
И соло жаворонка поутру.
Равнина. Вдаль идущая дорога.
Берёзовые косы на ветру.

В тумане дальнем сказочные сини.
А воздух полон солнца и тепла.
Здесь под высоким куполом России
Всё также жизнь спокойна и светла.

Вот за пригорком, дальше и налево,
Как много лет назад, овраг в кустах.
Там ключ журчал и иволга там пела,
Краснели ягоды на бузинах.

В пруду мальчишки бегали, резвились,
Удили рыбу, брызгались водой.
Их заводила – бабы все крестились! –
Барчонок местный с крупной головой.

Он не один, а рядом с ним прислуги.
За шаловливым нужен глаз да глаз!
Такие хитрости, такие штуки
Понапридумывал порой за час.

Он так их донимал забавой,
Что часто попадали те впросак.
…Никто не знал,
                что в будущем со славой
Не меркнущей он будет в небесах!

Давно ль то было? Нет! Дожди, бураны,
Что шли тогда… Им нет и двух веков!
Приветствую тебя, мои Тарханы,
Один из незабвенных уголков.

      В непогоду

Так уж случилось, без бабьего лета
Осень оставила нас.
Солнце с котомкой тепла бродит где-то,
Радуя чей-то там глаз.

Нас же дожди заливают нещадно,
Ранние нам холода.
А до зимы далеко. Безотрадна
Кажется жизнь нам тогда.

К шкафу иду, где лежат мои книги.
Тихая радость в груди.
Томик беру. Там гусары, княгини…
Заново всё впереди!

Горы Кавказа. Источник. Беседы.
Снова Грушницкого трость.
Мери – любовь моя первая… С кем бы
Встретиться мне не пришлось!

И так тепло и уютно мне станет
В том безмятежном краю.
То, что Печорин порою так странен
Как-нибудь я потерплю.

Всё от того – это точно я знаю! –
Что всех их безмерно люблю.

    Мария Михайловна

Февраль. Снега. Тарханы.
Почти две сотни зим!..
А вот надгробный камень.
Мать гения под ним.

Совсем летами малой
Она тогда была.
Она ещё не знала
Кого нам родила!

И он не знал, тем боле,
Кем будет он потом.
Пока же был доволен
И лаской и теплом.

А позже было в радость,
Когда родная мать,
Открыв фортепиано,
Садилась с ним играть.

Мишеля на колени
Сажала своего,
Смотрела с умиленьем
На личико его.

А он серьёзный малый –
Два годика уже! –
Живые нотки с клавиш
Роилися в душе.

Заслушавшись, бывало, -
И при таких летах! –
Прильнёт головкой к маме
И…слёзы на глазах.

Мать гладит чуб рукою,
Так счастлива была!
Луною золотою
По небушку плыла.

Но вот напасть откуда
Пришла – не разберёшь.
В сторонку, как подругу,
Её не отведёшь.

С неделей каждой хуже
Всё становилось ей,
Душила хворь всё туже
И становилась злей.

Несчастную под ручку
До гроба довела.
Ах, сколь она сыночку
Любви не додала!

…Бело. Стою уныло
Я у надгробья вот.
Марии-маме было
Лишь 21 год!

Елизавета Алексеевна

       1
Богатая усадьба.
Дом с мезонином. Сад.
Цветов весёлых свадьба,
Сиреней белых ряд.

А под горою, дальше,
Чудесный пруд блестел.
В достатке жил здесь мальчик
И здесь… осиротел.

И игры, и забавы –
Всё было для него.
Но рок, злой рок оставил
Без матери его!

Он песни её помнил.
Частенько напевал
Он голосочком тонким.
Был мал тогда, так мал!


Но образ её звёздный
Всегда носил с собой,
Выплакивая слёзы,
Забравшись в сад густой.

С Тарханами, как с детством,
Навек остался он.
Погост. Крестов соседство.
И колокольный звон.

        2.

Вы для него – родного –
И бабушка и мать!
Его, по воле бога,
Пришлось Вам поднимать.

Беречь его и в темень,
И прикрывать в метель,   
Вместо него, уверен,
Пошли бы на дуэль!

Для всех он – горделивый,
Для Вас он – свет очей!
Ах, сколько провели Вы
Тревожных дней, ночей.

А провожая в дали,
Сердечного тепла
Вы без остатка дали…
И Ваша жизнь светла!

…Мне вспомнилась дворняга
Из детства. Лучший друг!
Ей слёзы лить бы надо
От чёрствости вокруг.

Что есть, тому и рада,
Плохое – позабыть.
Ей многого не надо –
Лишь другом верным быть!

…Простите, ради бога,
Моё сравнение.
Нижайший мой поклон Вам,
Е. А. Арсеньева.

        Тучка

Тучка, тучка золотая,
Вся ты в солнечных лучах!
И плывёшь себе не зная,
Что такое грусть мирская.
Ты живёшь на небесах.

Много лет и зим сменилось,
Много гроз прошло с тех пор,
Как беда тогда свершилась…
И она не позабылась,
Её помнят все пять гор!

Близ Машука проплывала
Туча чёрная одна.
В барабаны громыхала.
Копья-молнии метала –
Приближалася она.

До вершин горы коснулась,
По ущельям села мгла…
Но внезапно ужаснулась,
Будто маятник качнулась,
На мгновенье замерла!

Там, внизу, стояли двое
С пистолетами в руках.
А обида-то! – не стоит
И полсвечки пустяковой…
Секунданты дали взмах!

Шутка друга – нет двух мнений.
Если б ведал, если б знал
На кого он поднимал
Руку! Целиться б не стал.
…Грянул выстрел – навзничь гений!
Был убит там наповал.

Туча чёрная с обиды
Пролилась таким дождём,
Что все горы-пирамиды,
Божьей мудростью хранимы,
Зарыдали тут о Нём.

Вниз по склонам с диким шумом
Понеслись ручьи все враз,
Разрастаясь грозным гулом,
 Словно брали крепость штурмом…
Грозен был в тот час Кавказ!

…Полтора столетья с лишним
Уже минуло с тех лет.
Мою слабость ты простишь ли:
Всё мечтаю как мальчишка –
Может был бы жив поэт?!.

Если б туча подтянувшись,
Как пошла б на них стеной!
Те, от ливня отвернувшись
И друг другу улыбнувшись.
Обнялись бы… и домой!

Тучка. Тучка золотая,
Под тобой в просторах Русь.
…Над Машуком пролетая,
Знай: там есть гора – шестая! –
И гора та – моя грусть…

           Суд

Убийство Пушкина Дантесом
В твоей груди разжёг костёр.
Читали стих твой с интересом
Вельможа старый и повеса,
Министр, царь, лакей и вор.

У всех своё сужденье было,
Кричали – кто во что горазд!
Лишь у тебя кровь в жилах стыла
И молодое сердце ныло,
И слёзы капали из глаз.

Лишь для тебя под небесами
Невыносимо было зло.
Тоской, терзаемой ночами,
В ночи с горящими очами,
Бумагу взял ты и перо!

Души прекрасной откровенье,
Неравнодушья то был знак.
Утраты боль и сожаленье,
К убийце мерзкому презренье –
За каждой строчкой сжат кулак.

«А вы, надменные потомки…»
И кто бы так ещё сказал!
…И суд настал! Суд честный, громкий.
Как медный колокол он звонкий.
Суд божий – восторжествовал!


   Воздушный корабль

По тёмному небу чудесный
Корабль летит без огней.
В салоне привычных нет кресел,
И нет багажа и людей.

Мигающих звёзд вереницы
Ему освещают весь путь.
И с ним ничего не случится,
С дороги ему не свернуть.


Такая уж доля: работа
Всегда лишь в режиме ночном.
Ни штурмана нет, ни пилота –
Пустой и летающий дом!

…Садится на краешек нивы,
Да так – не заметит Луна!
А рядышком прямо могила,
В округе приметна она.

Поэт молодым пал, со славой,
Стихами был полон он весь!
Второе столетие бравый
Поручик покоится здесь.

В гусарский мундир свой одет он.
И красного цвета сукно.
Так ярко блестят эполеты,
Что даже в могиле светло!

Смириться со смертью покойник
Не может уже много лет.
И если прикажет полковник,
Спасти он готов всех от бед!

Прикажет на полюшко брани –
Идти и туда он готов.
Идти за царя, не за славой.
Не ради наград и крестов!

Из гроба он в полночь выходит
В день смерти своей каждый год.
Посмотрит на небо и звёзды,
Затем к кораблю он идёт.

Садится за руль и приборы.
Летит поскорей на Кавказ.
Когда-то чудесные горы
Пленили и сердце и глаз.

Полёт как полёт. Не так долог.
Знакомый до боли маршрут.
По трапу он быстренько сходит.
В ночном серебре весь Машук.

Зовёт он друзей своих верных:
«И где вы, гусары?.. Ау!..»
В ответ тишина. Только ветер
По склонам тревожит траву.

«Вот дом тот…не верится даже…
Где наш генерал?.. Он был смел!
А Коля Мартынов?.. Так я же
Обидеть его не хотел…»

Ответа уж нет. Очевидно.
Поэта музей там давно.
Дуэль состоялась. Обидно.
Ничто не вернуть всё равно.

«А горы все так элегантны.
Блестят на вершинах снега…
Не правы же вы, секунданты,
Ну не было там и врага…»

Махнёт он рукой с укоризной,
Подкрутит он усики чуть
И скажет: «А мир этот мил, но
Пора уж в обратный мне путь!»

Восток ожидает рассвета
И мрак отступает уж прочь.
Ах, как коротка всё же эта
Прекрасная летняя ночь.

Но надо успеть до денницы.
Могила усопшего ждёт.
За руль корабля он садится:
«До встречи, Кавказ, через год!»