То ли сон, а то ли грезится...

То ли сон, а то ли грезится: волк бежит по чаще тёмной. Мне ли быть его царевичем в жизни серой и никчёмной? Слишком долго сказку складывать, слишком трудно в сказку верить. Серебро, топазы, платина, пара штук жар-птичьих перьев – клад зарытый, не откопанный под корявым, старым дубом.
Сердце мелкими осколками, но в усмешке гордой губы.
Приходи, моя красавица, к перекрёстку в полнолунье, в дивный мир с тобой отправимся, где ветра в степи балуют, где ковыль и вереск розовый, где туманы полночь стелит. Нас с тобою боги бросили, свет ложится длинной тенью. Наступаешь в круг – и падаешь, воспаряет к небу Моцарт, слёзы льются, словно патока, и ты весь до нитки мокрый заколдованным болванчиком, обкурившимся мальчишкой…
— Ненаглядный, милый Ванечка!..
— Да, и ты мне тоже снишься, неулыбчивой и худенькой, в платье вышитом парчовом.
Волк юлой у трона крутится, на служенье обречённый. Был ли выбор в этой сказочке: три дороги, три попытки? Или нет, опять отказано – злое, дерзкое копытце золотыми отпечатками, несмываемою меткой. Мир в сознании зачаточном. Веришь, Ванечка, в приметы? Что-то ворон низко кружится, а закат горит рубином. Любишь осень, осень грустную?
И она в тебя влюбилась.