Одна не большая история Великой войны

                Шептий Дмитрию Ильичу посвящается.

                1. Сон.

Приснился сон - два голубя взлетели,
Кружа прорезали крылом седую высь;   
Туда, где звонко жаворонки пели,   
В час предрассветный над землёю поднялись.

Открылось им, чего не знали прежде,
Внизу под крыльями седой туман и тень,
С востока же, как светлый луч надежды,
Ночь разрушая занимался новый день.

Скользя бесшумно вновь на крышу сели,
И подождав когда пробьётся солнца луч
Над миром поднялись и улетели
Туда, где синь была свободною от туч...

Сдавило грудь и вздрогнув ОН проснулся,
Но не спешил ещё открыть сомкнутых глаз.
К реальности жестокой вновь вернулся,
Услышав тихие обрывки чьих то фраз:

"Ну кто со мной... Братки... Быстрей... Решайте...
Хоть кто нибудь... Пора пришла ... Давай рискнём...
Боитесь?... Отойдите... Не мешайте...
Ну что же вы...  Есть шанс... Судьбу перевернём..."

Открыл глаза, всмотрелся в глубь вагона,
Битком набитого такими же, как он,
Но голос, вновь звучавший поверх стона,               
Опять заставил прокрутить ушедший сон:

Два голубя вспорхнули... улетели...
А если правда - это шанс и час настал...
Да чёрт возьми! Что ждать то в самом деле!
Ответил: "Я пойду," - и медленно привстал...

                2. Плен.

Фашист к Москве, к столице нашей рвался.
И скоро план осуществить, казалось, мог.
Ведь он пройти парадом собирался: 
На Красной площади оставив след сапог.

В тылу формировались  батальоны...
"У сердца враг!"- бил и гудел во всю набат.
И шли с окраин дальних эшелоны
Всевозрастных и не обученных солдат.

Под Вязьмою их полк был сформирован...
И на ночлег был размещен в старинный храм.
К присяге приведён, обмундирован
И даже выданы известные сто грамм. 

Свиреп был враг в своём оскале зверском,
Уже к столице прорывалась вражья тать.
Тяжёлые бои шли под Смоленском.
Их тяжелее лишь депеша: "Город сдать!"

К востоку откатились наши части.
Гром канонады и стрельбы к утру умолк.
И чтоб бойцов сменить хотя б отчасти
Приказом в Ярцево направлен ЕГО полк.

Пешком пошли без всяких маскировок.
Через поля, где не запахано жнивьё.
На полк всего четырнадцать винтовок
И одноствольное охотничье ружьё.

А утром засвистели вокруг пули,
Хотя до Ярцево ещё не близок путь.
И треть солдат в последний раз шагнули,
Куда совсем не ожидали здесь шагнуть.

"Ложись! На месте к бою! Окопаться!" -
Отдал приказ видавший виды старшина.
Ведь было офицерам не подняться -
Для них, не начавшись, закончилась война.

Упали, закрываясь рюкзаками...
Как окопаться? Если даже нет лопат?
Да ладно! Землю рыли котелками...
Но без оружия - какой же ты солдат?!

Стемнело... Автоматчики явились...
И ОН средь тысячи таких же хмуро брёл.
Потоки пленных будто реки лились.
Тогда ни кто не знал, что это был "котёл"...

                3. Перегон.

Вели их нескончаемым потоком.
Через деревни прогоняли, города.
От взгляда женщин будто било током...
И он готов был провалиться от стыда.

Вот первый снег с небес упал под ноги.
То сыпал хлопьями, то мелко моросил.
И не было конца у той дороги...
И чтоб согреться не хватало уже сил...

А сколько тех, которые упали...
От ран, от холода, не выдержав пути.
Судьбу их пятна крови выдавали,
Но каждый, всё-таки, надеялся дойти...

И Он шагал, ведь дома ждали дети,
И не хотелось так бездарно умирать.
А сколько их... попавших в те же сети.
А вдруг удастся им судьбу переиграть...

Идущий впереди в ознобе бился...
И видно было, что дойти не хватит сил.
Вот шаг замедлил и остановился.
Упасть готов был, но Он парня подхватил.

Совсем юнец. Лет, этак, восемнадцать.
Глаза поднял, шептал молитву горячо...
Тут самому б в живых ещё остаться,
Но Он подставил пареньку своё плечо.

Народ, что рядом брёл, вдруг разошёлся,
И Он один, кто поддержал того бойца,
Но вот помощник всё-таки нашёлся,
Честь не ронявший, не утративший лица.

Семнадцать дней какой–то круговертью
Тянулось время, возвращаясь за ночь вспять.
Семнадцать дней шёл марафон со смертью.
И всё труднее с каждым шагом устоять.

Вот цель пути - на станцию пригнали,
Десятка два стоит вагонов для скота. 
Зачем то все шинели отобрали.
И эхом в сердце отозвалась пустота...

Стучат колёса третий день на стыках,   
Уносит душу эшелон в седую мглу...      
И сердце изнывает в жёстких пытках,
Что страх и совесть уготовили ему.

                4. Побег.

Когда состав достиг границы с Польшей,
То отдаляя тем концлагеря кошмар,
Задержан был на сутки, может больше...
Всё из за разной ширины колёсных пар.

Стояли часовые на перроне,
И караульный вдоль состава мерно шёл.
А между тем в простреленном вагоне
Тот несмирившийся попутчика нашёл.

Их двое, кто затеял спор с судьбою,
С душой измотанной, голодных, чуть живых,
Готовых, чтоб сбежать, рискнуть собою...
Настало время их поступков роковых...

Их план: через открытый люк спуститься;
И прочь бежать(лишь караульный в край уйдёт);
И в холоде тумана раствориться;
И уповать, что след собака не возьмёт.

Но не простой задача оказалась...
Хоть волком вой! Хоть плачь! А хоть крестись!
Сил подтянуться к люку не осталось.
И здесь без помощи друзей не обойтись.

Вот подсадили, но  опять проблема -
На щебень спрыгнуть, чтоб не слышал часовой.
(Ведь часто не продуманная схема
Для всех ошибкой становилась роковой).

Пришлось вернуться, колотилось сердце...
Ведь он успел свободы воздуха глотнуть.
Связали два каких то полотенца,
К ним две портянки - на узлы... И снова в путь...

Подставили плечо и подсадили,
Срывались руки, но спуститься удалось.
И остальным дан выбор: или - или...
Но беглецов, подобных этим, не нашлось.

Примерно два часа ещё лежали
Меж пар колёсных в гимнастерках на ветру
И только на рассвете побежали
В туман холодный, что спустился по утру.

                5. Путь домой.

Свобода! Но что делать с нею дальше?
Ведь не реально путь обратный одолеть.
Вопрос лишь в том - чуть позже, или раньше
В степи промозглой им случится околеть.

До ночи шли. Держались близ дороги,
Превозмогая жуткий холод, голод, страх
И вышли к указателю в итоге,
Что на развилке трёх дорог, семи ветрах.

За целый день прошли совсем немного...
Но разобрались, где тут запад, где восток...
В родимый край к заветному порогу
Вела дорожка через маленький мосток.

Пошли по ней и вскоре вышли к лесу,
За ним деревня, полисад, резной узор.
Дворовый пёс взглянул без интереса
На них, и хвост поджав, присел потупив взор.

Не так... Но что? Сомнения запали...
(Вдруг петушиный за спиной раздался крик)
Во двор вошли,  рискнули, постучали...
Открылась дверь: "Назад! - рукой махнул старик,-

Здесь немцы, и в соседней хате тоже.
Но вниз по улице, по правой стороне
Живёт вдова - согреет и поможет.
Во-он огонёк за шторой теплится в окне."

Прошли туда, куда старик направил...
Там вышла женщина лет тридцати пяти,
Он попросил: "Воды б нам, - и добавил -
Да отогреться б до утра... Сил нет  идти..."

Картошка, хлеб и лук из угощений,
Ещё горячие с капустой кислой щи.
Поели после стольких злоключений
И провалились в сон, согревшись на печи...

Она их рано утром разбудила,
Одежду мужнину на них подобрала,
И скромный стол –(позавтракать) накрыла,
А что осталось, в путь с собою собрала...

В который раз  фортуна улыбнулась:
Ушли от холода, от голода, от пуль.
Судьба десницей Божьей их коснулась.
Но, вдруг, негаданно нарвались на патруль...

И снова повезло - их отпустили,
Лишь отобрали самогонку и еду...
Опять село, и на ночь вновь пустили,
И разделили снова ужин и беду...

От хаты к хате - через Украину.
Семь месяцев накапливая злость
Он шёл к жене, родителям и сыну...
Пришёл - здесь враг, вновь прятаться пришлось...

А в сорок третьем край освободили.
И он явился, о себе всё доложил.
За малым на расстрел не осудили.
Но разобрались. И он честно дослужил...