снова другу

возможно на мне проклятие
или просто совпадение судьбы,
но меня пленило ваше имя —
простодушную, страдающую от пустоты.

я не знаю кто вы,
прошу угомоните дым во мне,
я буду благодарна вам, мой милый,
что остановили смерть на ранней нищите.

ваш город из бумаг,
а я слушаю речи ваши без ума.
кружится не торопясь планета
и вместе с нею моя голова, мое тело.

нам с вами не хватает только табака,
у вас бумага, у меня витает дым,
если в голове все соединить,
то получится прекрасный вечер.

мой вечер без вас — это утро,
холодное, несмотря на стоящую жару
и, ложась обратно в постель,
вспоминаешь смердящую встречу:

- здравствуйте, прошу, вы не помешали... потопчите тут немного, там чуть-чуть. ах, вы уже уходите с плеча? ну что ж, вот вам моя грудь.

тот выстрел слышали соседи,
матушка кричала день, второй.
казалось, что могло так сильно выстрелить,
неужто пятка, покинувшая порог?

казалось также, что я привыкла
и забылись месяца,
но силуэт в окне не желал прощаться,
пока не закончит преступление до самого конца.

на этой минуте прерывает мысли свист,
солнце стекает по стенам,
а кружащая в воздухе пыль
напоминает мне забвение,
тонущее в этих днях.

подумайте только,
в летнее утро ноги промерзшие насквозь,
в стакане плывет лёд,
а виски высыхает на губах, оставляя жаркий мёд.

вернёмся к свисту, вы желаете терпкий чай?
прошу, садитесь, мне не привыкать вас замечать.

теперь нам стоит вернуться в постель,
в надежде, что солнце ее согрело,
да и вообще зачем в доме столько стен,
если в такие минуты не защищают от ветра?
(в моей голове)

этим ветром становится ваш силуэт,
я искренне верю: сегодня вы закончите,
а я продолжу зализывать тот бред,
который вы мне оставили:

- милый, запомните, я не ищу любви, мне бы просто ласки мужеской.
- ах Лизонька, ну что вы, я эгоист, такой терпкий, точно дружеский!

затем разговоры до утра,
ваше «держите мое сердце»,
и тут от бумаги не отдирается моя рука,
стих за стихом, с каждым разом все усерднее.

моему языку полюбилась простота,
я перестала искать красивых рифм,
как бы внутри не был человек глухим,
он будет слышать написанные слова.

меня загнали в угол в половине шести утра,
прижали к холодной стенке,
по которой когда-то стекало солнце,
но в этот раз она была особо холодна и в спину вбивало гвозди.

голова об стенку: удар! ещё удар!
в темноте пятно — что кровь, что тень,
но закатывая глаза,
тело закатывается сильней.

а вы знали на что способно человеческое тело,
какой гром может создать в пустоте?
самое интересное, именно тогда никому нет дела,
человека способного простить тебе.

простить за то, что убиваешь себя грязно,
что портишь стены, мешая кому-то создавать детей.
тобою пользовались скверно, гадко,
тебя терзали для потех.

и точно молотком в виски ударяет звон,
туша со скрипом падает на пол
и кто-то расставляет  ноги, чтобы не наступить на клок волос,
словно ещё может быть больно.

ты раздираешь свою плоть за то,
что он раздирал тебя.
зачем, скажи мне, Саша,
я бьюсь о стены, вытесняя кашель, заживо горя?

мне стоит держать себя в секрете
и буду благодарна век тебе,
если ты простишь меня за чувства,
гниющие в душной темноте.

прости и за этот стих,
я знаю, он корявый,
я старалась раскрыть тебе,
как во многих сомневалась.

в каждом вижу угрозу, когда-то видела в тебе, но сейчас у тебя мои грозы, которыми ты можешь меня повесить. если ты это все же сделаешь, то постарайся чтобы я не мучилась, влей мне смертельную дозу и разгони голубей, я не люблю когда пялятся.