Тоска

      С годами становишься более молчаливым. В молодости хочется всю душу излить миру; остро ощущаешь своё братство с другими людьми, тянет броситься им в объятия, не сомневаясь в ответном порыве; хочется открыться окружающим, чтобы они приняли тебя, и одновременно хочется проникнуть в их души; кажется, самая жизнь твоя, перетекая, сливается с жизнью других, как воды рек сливаются в океане. Но постепенно способность к такому слиянию исчезает; между тобою и окружающими возникает преграда, и вдруг понимаешь, что они тебе чужие. И тогда всю свою любовь, всю жажду общения сосредоточиваешь на одном человеке, как бы в последней попытке слить свою душу с его душой; всеми силами притягиваешь его к себе, стремясь познать его и дать ему познать тебя до самых потаённых уголков души. Мало;помалу, однако, обнаруживаешь, что это невозможно, и как бы пылко ты его ни любил, как бы сильно к нему ни привязался, он так и останется тебе чужим. Даже самые любящие муж и жена не знают друг друга. И, замкнувшись в себе, ты молча, таясь от людских глаз, начинаешь возводить свой собственный мир и не открываешь его даже тому, кого любишь больше всех, ибо знаешь: ему не постигнуть твоего мира.

     Сомерсет Моэм.


    Хочет ли он его постигнуть - твой любимый и любящий Другой?
  Может быть для этого нужны силы большие, чем любовь?
   Хочешь ли ты сам, столь скорбящий по непониманию твоего мира - постигнуть мир любимого, любимой?
   Слиться телами - губами, словами, душами? Умами?
  Но тогда в этом и есть мир, а предполагается ещё какой-то?
 Предполагается прошлая история? Как груз, накапливаемый годами - груз самого себя?
  Если любовь не снимает этот груз, сама собой, то никакие дополнительные желания, усилия и хотения проникнуть внутрь другого, не помогут.
Оставаться в любви чуждыми друг другу - это либо "не до любить", либо ошибаться в чувстве.
   Двигаясь от наивного единения с людьми к уединению, испытывают горечь познания, чьи плоды сладки, а корни горьки.
   А сама любовь - после уединения, а не перед, как говорил Мераб и Хайдеггер. Но, быть может, я даже и до уединения не дошёл, так и застрял где-то в ностальгических воспоминаниях о славных прошлых временах и наивных святых верах? И вот... ни познания, ни любви... Ничего сполна... Я разбит и лежу, как камень при дороге...

   Не мешало бы вспомнить, что единение всё равно есть, если речь идёт о собственном мире. Открываешь книгу и единишься, слушаешь шум моря и чувствуешь себя живым - всего этого не получится у того, кто потерял свой мир. Но если у тебя получается и ты не потерял свой мир, то зачем же плакать и вздыхать по прошлому единению, быть может оно было слишком слепым, слишком субъективно связанным с твоими порывами? Тогда напиши, что вместо первого единения, я нашёл второе. Или ты его не нашёл? Тогда что должен понимать в тебе твой любимый?

   Люди любятся разные, бывает и не те... Бывает и те, но тяжело и больно, но и тяжесть, и боль - тоже соприкосновение мирами.
   Ведь когда нет соприкосновения, проникновения миров - нет и любви. Любовь не снимает преграды, но и не ставит преград, любовь и снимает и ставит преграды - но не те, которые были, а другие - она меняет всю игру. И если ты от неё требуешь, чтобы она понимала твой прошлый мир, ты всё ещё путник на пути - от к до... ты всё ещё никуда не дошёл.

   Есть то понимание, которое есть сейчас и оно - полное. Полное не потому что в нём всего много, а потому что оно - исполнено.
   А исполнено оно может быть в одном моменте, в одном взгляде, но я не нахожу в твоих словах жизни тем, что исполнено, а нахожу лишь глубокую, безвыходную тоску, что захлёстывает собой всё побережье.