На Горах. Часть 2

На горах. Часть 2.

И потому ещё, быть может,
Любят родные те леса,
Те чужеродцы, в старину же,
Всё ж не имели городов, -

Ни крепостей. Долго в тех дебрях,
Там недоступных, все они,
Отстаивали свою волю,
От татар, и от русских впредь…

Русский не то, он прирождённый,
Враг леса, и свалить ему,
Дерево вековое, чтобы,
Оглоблю вырубить, иль ось.

Свалить деревце, чтобы сделать,
Что – то ненужное себе,
Ободрать липку, иль берёзку,
Иссушить, взявши с неё сок.

Иль бересту снять на подтопку…
Русскому то всё нипочём.
Столетние дубы аж валит,
Чтоб жёлуди свиньям собрать.

В старые годы ж, шаг за шагом,
Русь отбивая землю там,
У всех насельников там старых,
Нещадно там губила лес.

«Как вражеские твердыни»

Привычка и теперь осталась,
На Горах, где теперь живут,
Русские коренные люди,
Не помесь с чужеродцами.

«А чистой славянской породы»

Лесов нет больше. Там остались,
Кое - где ёрник, рощицы,
Кустарник… По иным местам уж,
Безлесно стало, хоть кричи.

«Что ни прута, ни лесинки, ни барабанной палки,
Такая голь, что кнутовища негде вырезать, парнишку нечем посечь»

И лишь в помещичьих именьях,
В больших – остались те леса.
Правда, в последние же годы,
И поредели те уже…

Порубки леса в чужих дачах,
Не ставятся в грех мужикам,
На совести их не лежат, там,
Обыденное дело, то:

«Лес никто не садил, - толкуют они, - это не сад
Сам бог на пользу человекам вырастил лес,
Руби его, сколько тебе надо»

А хлебопашество – главнейшим,
Считается занятие.
Нагорного тогда крестьянства,
Но рядом с промыслом идёт.

По речным берегам особо,
Живёт, славянский, где, народ.
В одних, слесарничают, сёлах,
В других скорняжничают там.

Столярничают, вьют верёвки,
Шорничают, гвозди куют,
Сети вяжут, из меди - кольца,
Делают там и сундуки.

Суда строят они речные,
Всего не перечесть уже…
Тысячами каждый год ходят,
В отхожи промысла ещё ж.

Кто в лоцманы, кто на ватаги,
В Астрахань, в рыбные места…
На прииски же золотые,
В Сибирь другие там идут.

Кто и в Самарские там степи,
Пшеницу жать также идут.
Много ж народу уходило,
Прежде там также в бурлаки.

«Теперь пароходство вконец убило этот тяжкий
и вредный промысел. И слава богу!..»

Охоч до тех работ отхожих,
Нагорный же крестьянин тот,
Не степняк – домосед, который,
Что век свой на месте одном.

Любит постранствовать крестьянин,
Нагорный, людей посмотреть,
Себя показать: «Дома сиднем,
Не высидишь же ни гроша, -

Не течёт под лежачий камень,
Там и вода, мхом обрастёт,
Коль промысла же не имеет,
В извоз едет уже зимой…

Не то избойну, или грушу,
Мочёную, иль репу там,
Парёну – по деревням едет,
Менять на кость, тряпки, металл…

«Железный полом»

Так велика у них охота,
По стороне чужой бродить,
Что исстари у них завёлся,
Промысел, очень редкий всё ж.

Было в Сергачском же уезде,
До тридцати всех деревень,
Промыслом медвежатным  люди,
Кормились исстари ещё ж.

«Жилось им не богато, а в добрых достатках»   

Те медвежат там закупали ж,
У чувашей и  черемис,
Премудрости тех обучали,
Потом с ними «работать» шли.

«Учили – как баба в нетопленной горнице угорела, как малы
Ребята горох воровали, как у Мишеньки с похмелья голова болит…»

Хаживали сергачи с ними,
Питомцами по «всей» земле,
В Немечину даже ходили.
До Лейпцига даже дошли.

Промысел исстари, тот, вёлся.
На Стоглавом соборе же.
Грозному жаловались крепко,
Архиереи даже там, -

Про сергачей те говорили,
На их обычаи глядев,
«Поганские» - как те считали,
Глумятся над народом там, -

«Что они «кормяще и храняще медведя на глумление
 и на прельщение простейших человек… Велию беду
 на христианство наводят»

Силён, могуч, властен и грозен,
Был царь Иван Васильевич,
А медвежатников не мог там,
Тогда он этих извести.

Их изводил король саксонский,
А в конец погубило их,
Там заведённое недавно,
Общество, в пользу всех зверей.

«Общество покровительства всяким животным, оприч человека»

Лет пятьдесят назад, те люди,
Сергачи, людей потешав,
На ярмарке в Лейпциге, также,
Пляской медвежьею тогда.

С «лесным боярином», там немец,
Невежливо повёл себя,
С его головы медведь снял там,
«Костяную шапку» тогда.

В ужасе впали все там немцы,
Шутка ль? Саксонский там король,
Подданного тогда лишился,
Их мало было у него.

Пожалобились. Воспретили,
Тем сергачам уже водить,
По чужим царствам, тех медведей,
 Всем на потеху там водить.

Всё нипочём  бы это было,
Тем медвежатникам тогда,
Широка, длинна земля наша,
Русская… Есть где погулять.
 
(Есть где разгуляться, потешиться)

А покровители животных,
За Мишеньку вступились там:
«Как можно на цепи, по свету,
Животного того таскать.

Как можно бить медведя палкой,
И кольцо в ноздри пронимать?»
И воспретили. В деревнях тех,
Тридцати, кончат с делом тем.

Не одну сотню тех медведей,
Учёных, эти мужики,
Перелобанили… А сами ж,
По миру все там разбрелись.

(Перелобанили – убили ударом по лбу)

Что, раньше с сергачами было,
Того и не пересказать…
Как те, учёных тех медведей,
Пленным французам дадут знать.

На смотр им там выставляли.
Французы же, попав в мороз,
В русский, по городам их, разным,
Там рассылали на житьё.

И несколько тех офицеров,
Попало в город тот, Сергач.
Один даже там и полковник,
Вот тут дела и начались.

На зиму съехались в тот город,
Помещики, к французам тем,
Знакомились. По душе ж русской,
Их приютили у себя.

Не житьём, масленицей стало,
Их пребывание у них.
А тут и праздник подоспеет,
Масленица. Веселье сплошь.

(Семикова племянница)

Блины сегодня, блины завтра -
И пированьям нет конца…
И пленники разговорились:
«О том, что летом ожидать?»

И говорят те: «Не забудет,
Своего сраму Бонапарт.
Соберёт новое он войско,
Нагрянет на Россию вновь.

Истощено у вас уже всё,
Забран весь молодой народ,
В полки. Несдобровать уже вам,
Не справиться с нами совсем».

Случилось, капитан – исправник,
Наш, по – французски говорил,
И он сказал этим французам:
«Правда. Много людей ушло.

Много народу там воюет.
Да та беда невелика.
Полки обученных медведей,
Мы на французов тех пошлём».

А пленники эти смеются,
Исправник уверяет их,
«Ему велено уж приказом,
К весне, медведей выдать полк.

Их обучить и подготовить.
Что новобранцы уж его,
Привыкли уж маленько к службе,
Военный держат артикул.

Милости просим послезавтра,
Вас всех ко мне уж на блины.
И вам на смотр уж представлю,
Медведей сразу ж батальон».

А медвежатники ж шатались,
По белу свету летом лишь.
Зимой же по домам сидели,
Исправник им «повестку» дал.

Чтобы вели медведей в город,
К такому – то тогда там дню…
С тысячу навели зверей тех,
Поставили рядами их.

И стали заставлять, чтоб палки,
На плечо вскидывали те.
Казать, как малые ребята,
Начали воровать горох.

Исправник говорил французам:
«Это же, говорит, медведи,
Ружейным учатся приёмам, всем,
Ползать по – егерски, ещё ж.

Французы диву там даются,
И отписали все домой:
«Своими ж видели глазами,
Медвежий, правда, батальон».

«С той поры, видно, французы медведями нас и стали звать».

Чуть не по всем нагорным сёлам,
Каждый крестьянин там ведёт,
Хотя б какую там торговлю:
Хлебом ли, мясом, чем другим.

Переторговывает каждый,
Там по базарам, а иной,
Ездит за рыбой там в Саратов,
Зимой в деревнях продаёт.

А кто – то там тряпьё сбирает,
Овчины, шерсть… А кто – то лес,
Там строевой с Унжи да Немды,
Гоняет. Есть и мясники.

«Реки в Костромской губернии текут по лесам»

«Напольные мясники» - кошек да собак бьют, да
Шкурки их скорнякам продают»

Мало – мальски денег накопит,
Залежных – их вмиг в оборот.
А коли мужик не свихнётся,
Выйдет в люди, богатым став.

«Тысячами зачнёт ворочать»

На Горах крепостные были,
И с миллионами к тому ж.
У лысковского мужика там,
В Сибири – промысл золотой.

«Лысково – село на Волге»

Крестьян не мало на Горах тех,
Имеют сотни десятин,
Земли. Имеется и рядом,
Беднота непокрытая…

«У иного двор крыт светом, обнесён ветром,
Платья что на себе, а хлеба что в себе, голь
Да перетыка – и голо и босо и без пояса»

Такой бедности незаметно,
Поблизости же рек в местах,
От них там уже удалённых,
Можно встретить ту бедноту.

Землёй общинное владенье,
И переделы частые -
Вот где причина коренится,
Той бедности в этих краях.

Чуть ли не каждый год община,
Переделяет те поля,
Землю никто не удобряет,
Какая прибыль на чужих пахать.

А на дворах навозу столько,
Пролезть негде, на поле же,
Ни воза. Выпахали землю,
И недороды там пошли.

Корысти нет в тех переделах,
Толкует каждый там мужик.
А община – мир то и дело,
Берётся там за передел…

Богатые с бедными тоже,
В один голос жалобятся,
На те сплошные переделы,
Не могут сделать ничего.

«Эх…Община!»

Зато кому всё ж удаётся,
Из общины выбиться той,
Да завестись хоть не великим,
Куском земли -  изменит жизнь.

«На собственной земле ему житьё не плохое:
Земля на Горах родит хорошо»

Написано в 19 веке.