Хандра

Пока ты металась между огней,
Я уязвленный и продрогший в бреду на постели лежал.
Скрипели зубы, тронулся разум, я все кого-то звал, но только во сне, в игре разума, дыхание сбилось, мозг застонал.
А ты просила потерпеть еще несколько дней.
 
Я все лежал, не сводил глаз с потолка,
Они наполнились алой, жгучей кровью, лицо с каждым днем становилось бледнее,
Но я, как безумный, думал о том, что у меня нет никого роднее,
Пил разные травы, таблетки, изредка стакан горячего молока.
 
День стекал за днем, а тебя все нету,
Прекратились письма, а вместе с ними надежда, потом интерес, вкус и все чувства. По ночам бормотал...
Утром полз на кухню, чтобы не уйти от голоду, плакал над завтраком, над чаем истерически хохотал.
Потом, опять же в бреду, решил подать в розыск в газету.
 
Затем сокрушался, приходили здравые мысли, которые не казались циничными.
Ты меня покинула, слезы катились по больным глазам, а грудь наполнял едкий дым сигары.
Один раз даже почти облегчил свою участь: оставил газ, в очередном припадке, чуть не погиб от угара,
Но вовремя открыл все окна, закрыл конфорку, вышел, хотя хотелось закрыться, надышаться, что было более логичным.
 
Терпенье почти все поглотил вместе с лекарствами и бутылкой рома, согревшей на пару часов.
Чувствовал, что мой кашель исторгнет все мое внутреннее состояние наружу.
Жаль осознавать теперь, что ты всех любишь и тебе все дороги, а ты, однако ж, не нужен.
Такой больной, несчастный, исхудавший. Последние звуки, которые услышал, о ирония, оказались женские шаги и пробивший освобождение курант часов.