Это же я - Никитич!

   По состоянию здоровья Ивана Никитича руководство совхоза   определило   на легкий труд. В баню! Он взял ее на полное попечение: и котел топил, и полы  с тазиками мыл, и брал с посетителей плату. В летнюю уборочную страду баню топил каждый день, в остальные сезоны – два раза в неделю: в пятницу – женский день, в субботу – мужской.
    К работе Никитич относился с душой. В бане всегда было чисто, тепло, в парной – пар по просьбе клиентов. Кому-то побольше, кому-то поменьше.
  Пока одна партия посетителей мылась, другая, ожидая очереди, обсуждала хуторские новости. Так что банщик знал обо всем, что происходило за неделю в хуторе.  Мужики успевали перекинуться в картишки или рубануться в домино, иногда с пивом или с чем покрепче. И Никитича всегда угощали, как родного. А  он, и правда, был в любой компании свой человек.   И до такой степени проникся   заботами о посетителях, что   уже не делал различий между мужчинами и женщинами: работа!
   Как-то раз, в пятницу, сидел банщик, мирно разговаривал с женщинами, ожидающими очереди. В это время   сорвало кран с горячей водой.  Крики, суматоха донеслись до его бдительного уха, и  Никитич ринулся на помощь.   Из клубов пара в сторону банщика градом полетели мочалки, куски мыла. От женского визга заложило уши.
– Куда ты, черт, ошалел совсем!
Удивился банщик, встретив такое непонимание со стороны  женщин. Поспешил их успокоить.
–Девки, – завопил он, отмахиваясь от  мочалок, – да  не бойтесь,  это же я, я – Никитич!...