В сердце бабушкин дом, зарастающий сад

Посвящается моей бабушке - Анастасии Фёдоровне Евдокимовой, нашему ангелу-хранителю

***
Как хотелось бы мне
Окунуться в то утро,
Очутиться в заветной
Крестьянской избе…
…Покосилась избёнка –
Солдатка без мужа,
Потемнела лицом,
Только ставни всё те:
Голубые, резные –
Глаза-незабудки,
Смотрят окнами в сад,
Приглашают войти.
В том саду майский шмель,
Одуванчиков шубки
Улыбаются мне
Жёлтым мехом своим.
Старых яблонь гудят
Заскорузлые ветви
В нежно-розовой дымке
Прощальный букет.
А в избе пирогов
Дух стоит деревенский,
Горький запах рябин,
Тусклый зеркала свет.
Здесь в переднем углу,
Как и быть подобает,
Пред иконами робко
Лампадка горит.
А Настасья-вдова
Скорбно рот поджимает,
И о детях, о внуках
Молитву творит…
…Нет ни дома того,
Ни цветущего сада:
За оградой высокой
Красивый фасад.
На прощанье окину
Тоскующим взглядом:
В сердце – бабушкин дом,
Зарастающий сад…

Память человеческая – не столь долгая и точная, если её не освежать периодически, если не возвращаться к тем трагичным для каждой российской семьи событиям.
По воспоминаниям родственников, уже 22 июня 1941 года, в Мордовии началась срочная мобилизация на фронт, мужчины нашего рода также были призваны в самые первые дни войны. Через Атяшево шли эшелоны с солдатами-новобранцами из Сибири и Урала. По словам моей бабушки – Евдокимовой Анастасии Фёдоровны, благодаря именно этому обстоятельству, семья выжила в неурожайные, голодные 1941-1942 годы: катастрофически не хватало соли, случалось, что от «водянки» вымирали целые деревни. Спасло то, что обменивались с новобранцами, отдавая им молоко за хлеб, соль и спички.
Мой дедушка - Иван Михайлович Евдокимов, погиб 17 сентября 1941 г. под Ленинградом – прямое попадание снаряда, о чём сообщил его однополчанин, на глазах которого это произошло. Моя мама появилась на свет спустя месяц после его гибели.
О дне 17 сентября 1941 года есть воспоминания писателя Даниила Гранина, воевавшего так же, как и мой дед, под Ленинградом. Гранин называет его "днём Х" и вот какие бесценные факты об этом дне он оставил нам: "17 сентября 1941 года, надеюсь, что память мне не изменяет, я с остатками своего полка 1ДНО отступил из Пушкина в Ленинград. Мы вышли на рассвете, где-то в 5 часов утра, получив приказ отойти из района расположения дворца. Наш штаб полка находился в Камероновой галерее. К тому времени немецкие автоматчики уже занимали парк, они обстреливали галерею, расположения всех рот. Одна за другой роты покидали свои позиции, отходя к дворцу... Дойдя до Пулково, мы подверглись налету немецкой авиации. Спустились в низину Шушар, и я увидел, как немецкие эскадрильи одна за другой обстреливали людей, которые шли, бежали к городу. Это были беженцы из пригородов и остатки частей вроде нас.
Колонна подошла к Пулково, и я увидел, как внизу по всему полю к Ленинграду идут такие же колонны, отряды, группы и одиночки. Тысячи и тысячи солдат стекались в город. Было понятно, что фронт рухнул. По крайней мере, юго-западный участок прорван. Не видно было никакой попытки остановить эти массы отступающих. Куда они стремились? Как будто город был убежищем. Показались немецкие самолеты. Десятки, а может, сотни. В поле негде было укрыться. Ни окопов, ни щелей, открытое пространство, на котором отчетливо виден каждый. Свинцовые очереди штурмовиков полосовали почти без промаха. Сбрасывали небольшие бомбы, сыпали их беспорядочно, благо любая настигала. Настигла и меня, взрыв подбросил, я шмякнулся о землю так, что отключился. Когда очнулся, наша колонна разбежалась..."
Удивительно, что Даниил Гранин вспоминает именно 17 сентября - день гибели моего деда...

Бабушка осталась вдовой с двумя малолетними детьми: трехлетним сыном Володей и новорожденной дочкой Ниночкой (моя мама). Бабушка работала в колхозе, дети оставались под присмотром свёкра (Евдокимова Михаила Ильича) и свекрови (Евдокимовой Марии, отчество не знаю, к сожалению). В колхозе работали допоздна - бойцов Красной Армии надо было кормить, выращивали рожь, ячмень. Всё для фронта, всё для победы! Сами жили впроголодь. По воспоминаниям моей бабушки, хлеб из лебеды считался чуть ли не лакомством, чаще хлеб пекли из желудевой муки - перемалывали жёлуди, хлеб из этой муки и на вид, и на вкус трудно было признать съедобным, ели его, потому что надо было чем-то кормиться, чтобы не умереть от голода и выжить. Вспоминая это время, бабушка до последнего дня своей жизни не могла сдержать слёз. Вспоминала, как из дальних колхозов женщины -колхозницы впрягались сами вместо лошадей (лошади все были отправлены также на фронт) и везли в районный центр собранный ими урожай. Вспоминала, как целые деревни в 1941-1942 годах вымирали от голода, от водянки... и всегда приговаривала "беда не ходит в одиночку, 41-ый год был неурожайным, потому было так тяжело выживать."
В Мордовию в годы войны были направлены беженцы, которых селили местные жители. Так и в доме Евдокимовых нашла приют девочка Таня, оставшаяся без родителей, которую отогревала от страшных воспоминаний моя бабушка, ставшая ей фактически второй матерью.
Бабушкиной доброты и заботы хватало на всех - и на собственных детей, и на Таню, к которой её нередко ревновала дочка Ниночка. И бабушке приходилось объяснять Нине, что Таня потеряла и отца, и мать, и потому ей необходимы любовь и забота вдвойне, чтобы утихла боль потери, чтобы она не ощущала себя сиротой, чтобы отогрелось её детское сердечко.
Все годы войны Анастасия Федоровна трудилась на полях Мордовии, она была звеньевой, и звено её было всегда в передовых. Поэтому в 1946 году мою бабушку и всё её звено наградили медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945гг.» В районной газете была публикация о бабушкином звене, для которой были сделаны фотографии. Так в нашем семейном архиве с той поры и хранятся эти пожелтевшие, выцветшие фото не лучшего качества, но такие дорогие для меня, для моей мамы - как Память о бабушке, о её жизни, о её Человеческом подвиге, о её материнском сердце, о её Душе.
Бабушка была глубоко верующим человеком. В церкви она находила успокоение, поддержку, которых так не хватало в её непростой вдовьей жизни. Среди икон скромного иконостаса в её жилище выделялась одна - та, которой её родители благословили на замужество. В центре иконы изображен с поднятой для благословения рукой Иисус, а вокруг него по периметру двенадцать апостолов и красиво изогнутая виноградная ветвь. Икона написана в сине-зелёных тонах и золотые акценты в виде нимба, креста и узора по периметру иконы. Описываю по памяти. Однажды у бабушки остановились на ночлег художники, которым надо было дождаться утреннего поезда. Следует сказать, что бабушка жила в районном центре, рядом с железнодорожным и автовокзалом, была очень гостеприимной, и у неё часто оставались с ночевкой зачастую даже малознакомые люди, ехавшие либо в колхозы, либо в обратном направлении - пережившим войну людям было свойственно чувство взаимопомощи. Икона привлекла внимание художников и они стали предлагать бабушке продать им икону за приличные по тем временам деньги. И знаете, что им ответила моя бабушка? - горжусь её ответом! - она им сказала: "Сынки, я свою Веру не продаю."

Помню, люблю, горжусь.