Венок анне

Венок сонетов

Дочери


I

Ну чем тебя от мира заслоню,
Мой слабый стебелёнок русовласый?
Когда ко мне ты приникаешь, ластясь, –
Не замечаю больше ничего.

Ни друг, ни горний зов, ни волчий вой
В мгновенья эти надо мной не властны.
Как все, я буду в прах опять распластан,
Но знаю: счастье грело и меня;

И я копил разрозненные миги,
Сокрытые меж строк всеобщей книги –
В скрежещущих скрижалях бытия.

Моё со мной. О прочем – не жалею.
И к миру льну, и содрогаюсь я
от неуёмных ласк его железных.


II

«От неуёмных ласк её железных,
Слепой судьбы, – беги, не чуя ног»! –
Я крикнул бы, когда бы этим мог
Тебя отнять от роковой отравы.

Что ж, может быть, хоть малою отрадой
Тебе в скитаньях будет мой венок.
И, доверяясь памяти иной,
Храни его! Его слова не лживы. –

Среди блаженной тягости земной
Звено живое меж тобой и мной
Затеплено над холодом отверстым.

Жить – больно; пусть не я тому виной –
Прости меня, что бредит мир войной,
Тая под спудом тыщи жал и лезвий.


III

Тая под спудом тыщи жал и лезвий,
Обманка-жизнь шельмует нас в глаза.
А мы, не памятуя ни аза,
Как будто школяры, ей верим снова.

Лукавый смех, изменчивое слово –
с изнанкой эшафотов и казарм.
А нас уже фатальный жжёт азарт
И манит пряник зыркнувшей надежды.

Что – опыта упрямое плечо?
Спасёшься от намыленной бечёвки,
Ан выпадет – сойти под топоры.

В чёт-нечет не сыграешь с палачом.
Он знает срок. И дразнит обречённых,
Приберегая муку до поры.


IV

Приберегает муку до поры
Покрывшаяся цветом ветка тёрна.
И, маясь пустотой зевоты чёрной,
Стремительная пропасть ширит пасть.

Но есть и радость – к роднику припасть;
Дарован свет и явлен шанс повторный:
Теперь – с тобой пройти тропой неторной
И внове мирозданье обозреть.

Да будет этой малости довольно –
Пока, ладошкой детскою влеком,
Я замираю перед мотыльком.

И васильковым, высящимся полем
Призывная, живая жизнь горит!
И не избегнуть заданной игры.


V

И не избегнуть заданной игры;
Хоть, видно, нам такие игры впору:
В гармонии дерев искать опору, –
в извивах стеблей, выгибе ветвей,

В тычинках-пестиках. И родич наш – репей,
Чертополох кривой. Вороньим ором,
Чириканьем обласканы. Не вором
И не убийцей посреди убийц –

Услышь: дрожа от слабого касанья,
Дуброва беззащитная, босая
Прибилась к человечьему плечу

И плачет, как ребёныш над порезом.
С премногими слезми ее лечу.
Но знаю, что старанья – безполезны.


VI

Но, зная, что старанья безполезны,
Художник вновь берётся за резец,
Вселенную представив в образец
И втайне умышляя приближенье

К Творцу. И страшен лик от напряженья,
И абразив искрошен, наконец,
И жизнь прошла, и трижды прав мудрец,
Предвидевший ничтожество итога.

Он прав и впредь. А всё же – поднят сад,
Возведены и дом, и храм, и лад
Неистребимых струн и слов. И если

Отпущенное мне – не истекло
Мгновение, я вновь острю стило;
И не могу избыть своей болезни.

 VII

Я не могу избыть своей болезни,
Мне сладкого волнения – не скрыть,
Когда листаю старый манускрипт,
И буквиц череда тревожит душу.

И таинства минуты не нарушу,
В которой говорит столетий скрип.
Вот – жизнь!.. И смерть? И пение, и всхлип,
И – мысль одушевленная струится.

Страницы, неподвластные костру
Времён. – Здесь дух всегда первее плоти,
Так плотью ль пресечется эта нить?

Превыше – дух, хоть весь – на струпе струп.
Зачем же я твоих страданий против? –
Всё тщусь тебя от слёз предохранить.


VIII

Всё тщусь тебя от слёз предохранить.
От слёз твоих. Но есть ещё – чужие.
И тоже солоны, и так же – живы,
И сердцу доброму мучительны вдвойне.

О неизбывной говорю вине,
Когда слова пусты, ничтожны, лживы,
Когда уже стальные тщетны жилы,
И горю мутному не в силах мы помочь

Ни действием, ни возгласом... Но – взглядом!
Пусть врачеватель-дока лечит ядом,
А нам бы вздох участья отыскать

Для ближнего, не подивясь прибытку...
Хотя порой – как кат или как тать
Усердник неразумный нежит квитку.


            IX

Усердник неразумный нежит квитку
(Так тщателен напрасный Алладин,
Раб лампы оттого что – господин),
Но в любящего разве бросишь камень,

Лелеющего тайными руками –
В любую из немыслимых годин –
Ниспосланный ему росток. Один.
Ну что же, коли дар убог, уродлив?

Любовь, она останется любовью.
Удушливым прологом к послесловью?
Угрюмой, как подспудная руда?

И, не уйдя в забитую калитку,
Обнимет квитку многая вода,
Тем самым обреча её на пытку.


X

Тем самым обреча тебя на пытку,
На дробь и град грядущего свинца,
С ладони – несмышлёного птенца –
В терновую свободу выпускаю.

И если вдруг качнется небо к краю,
Пускай ни холод желтого тельца,
Ни приторные речи подлеца
К душе твоей открытой – не пристанут.

Да различит высокое чело,
Что – подлинно и свято, что – черно,
Где – свет живой, а где – изнанка света;

И, выстрадав все «против» и все «за»,
Да не избегнет отчего завета,
Когда дохнёт скаженная гроза.

XI

Когда дохнёт скаженная гроза,
Когда вражда пятой раздавит лиру
И Люцифер опять пройдёт по миру,
На пытку человеков волоча,

И вздыбятся из мрака сволоча,
И сотворят – из мрака же – кумира,
И в детский сад войдет с улыбкой Ирод,
Стамеску острую запрятавши в букет,

Молю Того, Кто может дать охрану,
Чтоб даровал тебе не мышцу бранну,
А Свой покров – от крови, жертв, невзгод.

Так просим все, моля мольбой горячей:
И тот ацтек, и кельт, и этот гот,
И я – в своем родительстве незрячем.


XII

И я – в своем родительстве незрячем –
Быть может, иногда – верней врага,
Запутан, будто горькая пурга,
Прерывистым дыханьем безъязыким.

Но, Анна, я открыл тебе музыку
И указал те горние луга,
Где сладостная задана туга,
И бытие – вневременно, внеместно.

Забыться бы в альтовом полусне,
Где воспаряет в небо вольный снег,
Где звуками назначена отплата

За муку жизни, за года в огне.
Нет, в здешней воле я нисколько не
Пытаюсь уберечь тебя от плача.


  XIII

Пытаюсь уберечь тебя от плача
И с этим припадаю к алтарю
Природы. Но, подобно блатарю,
Сам  – от немногой ласки обрыдаюсь.

В твоей любви счастливо обретаюсь.
Как пленная пылинка к янтарю –
Я призван. Ну а порознь, повторю, –
Тебя всегда расслышу в общем хоре.

И больше не прошу я ничего –
Из милостей – у жизни високосной?
И тошнотворной ношей тяжек страх:

Как стынь твою, весь рай полынный твой
Я искуплю своей судьбою косной?..
Но боль уже дрожит в твоих глазах.


   XIV

...Но боль уже дрожит в твоих глазах...
Попробуй, как немногие сыскали,
Найти отдохновенье в вертикали, –
ведь не мертвы сердца и имена

В глухих веках. И света семена
Там проросли, хотя и в пыль упали.
И не пребудешь у судьбы в опале,
Когда умом обнимешь вертикаль.

Иль, может быть, в миру одновременном
Тебя поддержит добрая рука? –
Нежней прикосновенья мотылька

И, вместе с тем, надёжна, непременна.
...Пока же – я шепчу сто раз на дню:
«Ну чем тебя от мира заслоню»?


МАГИСТРАЛ

Hy чeм тeбя oт миpa зacлoню,
Oт нeyёмныx лacк eгo жeлeзныx? –
Taя пoд cпyдoм тыщy жaл и лeзвий,
Пpибepeгaeт мyкy дo пopы.

И нe избeгнyть зaдaннoй игpы.
Ho, знaя, чтo cтapaнья бeзпoлeзны,
Я нe мoгy избыть cвoeй бoлeзни:
Bcё тщycь тeбя oт cлeз пpeдoxpaнить.

Уcepдник нepaзyмный нeжит квиткy,
Teм caмым oбpeчa eё нa пыткy,
Кoгдa дoxнёт cкaжeннaя гpoзa.

И я – в своем poдитeльcтвe нeзpячeм –
Пытaюcь yбepeчь тeбя oт плaчa.
...Ho бoль yжe дpoжит в твoиx глaзax.

1988 – июнь 1990 – июнь 1991