П. Б. Шелли. Аластор, или Дух Одиночества

                АЛАСТОР, ИЛИ ДУХ ОДИНОЧЕСТВА.
                (1815)



                ЗЕМЛЯ, и всех земных стихий собратство!
                Все-Матерь напитала моё сердце
                В благоволении природном к смыслу
                Вашей любви ко мне, в ответствии дарам:
                В росах рассвет иль пряный полдень, в вечер
                Паденье солнца за черту владычеств,
                Трепетна полночь в тишине торжеств,
                Дыханье ль осени, чрез златый лес,
                Зимы ль убранство во снегах чудесных,
                Средь тёмных трав искр`иста льда венец
                И чувственно дыхание весенне,
                От первых целований той, - сколь ценны мне;
                Дня птицу, тварь ли - существо нежнее -
                Умышленно не гнал коль Я, любя
                Взлееянно сии сродства, - прости ж мне
                Гордость, О, Собратство; так не отъемли
                Квоту сих благоволений ныне!   

                Непостиженна мира Матерь!
                Благоволи к се пению, ведь, Я, поверь,
                Любил всегда Тебя лишь, и внимал
                Твоей и тени, шагам и в темени
                Твоим, так к безднам, в чувств стремленьи,
                Твоих мистерий. Застилал постель
                Себе Я средь гробов, - явленье
                В страх реликтов где побед твоих, -
                Мечтая мыслей сонм смятенных
                О Тебе развеять, там дух призвать,
                Кому б поведать сказ, Тобой внушен,
                О правде суще (в) нас. В час все-утишен,
                В какой родит ночь странен звук, чуть слышен,
                Я, как алхимик, бесом одержим, -
                Кто ограничил жизнь тайным искусством, -
                Бредом пустым и взглядом страстным
                Девственну перемежал любовь; засим
                Вдруг недыханны поцелуи, слёзы
                Свершили чары образом, суть, не простым,
                И ночь раскрыла тайны: ...... ан, и этим,
                Мне не случилось враз отъять завес
                Мечты невыразимой пред Чудес
                Святилищем Твоим, - из сумерек фантом,
                И тайна мысль моя след освещались днём;
                Ныне ж спокойней Я, забыта лира что,
                Подвешена под сводом одиноким
                Таинственного храма в запустеньи, -
                Всё жду твоё дыханье, моё чтоб пенье
                Ладным стало б эфира нашептаньям,
                Нежным движениям в лесах, в морях,
                Жизням существ в их голосах, и в гимнах
                В кругах дня, - в том, человека сердцу.

                Раз было жил Поэт, ко гробу крест
                Кого в почтении не воздвигался;
                В осенних ветрогонов вороженьи
                Лишь над усохшими костьми создался
                Холм из листвы, мал в крае запустенья;
                Был юн хоть, плакальщица ж ни одна
                В живом цветеньи там не снесла венка
                На одр одинокий его вечна сна;
                Смел, нежен во прельщении, ан бардом,
                К огорчению, в друзьях воспет сей не был:
                Так жил, ушёл, - как пел, - в уединеньи.
                К слезам случайных лиц велась лишь песнь
                Та и девственниц, когда незнанным уходил
                Прочь воздыханий, жажд к глазам тем диким.
                Ан страстных огнь очей престал пленять,
                И Тишь, зачарованна пеньем сим,
                Скрывает уж безмолвну музыкальность.

                В мечте сребросиянной, в дивных грёзах
                Он воспитался в детстве. Виды все
                Земли вкруг, и воздушной жизни звук всяк,
                Стремили в сердце избранные токи.
                Истоков божьих мудрствований се
                Уста не ведали-таки, но то,
                Велико что, прекрасно, сокровенно
                Есть в были как, аль в сказке уж далёкой,
                Любил и знал, так. Юн, первою ж порой
                Взросленья, свой стылый дом оставил он,
                В свет странных правд пустился устремленно.
                И мир пространств, и дебри непройденны
                Соблазном были для бесстрашных стоп;
                Сей сладким гласом варваров средь, взором
                Кров обретал себе и стол. След сокровен
                Природы его вёл, - как тень её шёл он.
                Туда, где покрывает огнь вулканный,
                Пологом что, снег равнин и гор сиян
                Лёд тёмным дымом; озёра битума где
                К островкам из чёрных некогда там зол
                Волною льнули шлаков; где мир пещер,
                Извилисто ведущих в долгой тьме
                Чрез яд и огнь, - мир, кой недоступен
                Для скупостных гордынь, - во свет-убранстве
                Бриллиантов, злат всех, являл далее
                Бесчисленные залов вкруг пространства
                Колонн меж из кристалла, и гробницы
                Света в жемчугах, из хризолита ж - троны.
                Нисколько ж изобильных царствий сцены
                Те, стать, пред сиянным образом
                Небес, земл`и в цвету, не скрали в сердце
                Жажд к любви и чуду; держал он путь
                И дале через окружны долы, пуст
                Чей вид, дико-пристанно; белкам, птицам
                Можно б делить с ним было хлеб из рук,
                Враз нежностию образа пленяясь вкруг,
                И дикой антелопе статься б было,
                К разу, в шорохе листвы, уж двинуть
                Робки ножки во соблазны, чтоб взглянуть
                На существо, её прелестней вдруг.   

                Он,
                Пилигрим, ведомый высшим смыслом,
                Шёл и средь давних дней руин:
                Тир чрез, Афины и Бальбек, и стены
                Иерусалима, чрез павших башень вид
                Град-Вавилона, от Вечных Пирамид,
                Чрез Мемфис, Фивы и туда, аж где
                Столь дивны изваянный обелиск,
                Надробие ль из яшмы, или сфинкс
                Уродлив, в Эфиопии, холмов близ,
                Притаился. Храмов разрушенных средь,
                Колоссальных круг колонн, образов всяк
                Диких форм, превосходящих человечью, -
                Где демон к тайнам звёзд стремит хлад-очи
                В камне, мёртвых где мысль безмолвно
                Суща среди стен, - держал свой путь он.
                Склонялся Памятником пред Весны
                Миростроенья, к образам стремив свой взгляд,
                И лунный луч как уж изливом тени
                Играл в тех залах-де, не преставал там быть
                Он, став глядеть до толь, бездумье
                Как не сменилось к разу вдохновеньем,
                Казав вдруг тайны времени рожденья. 

                Позже, арабская девица так
                Со стола отцова сему снесла свой хлеб,
                Циновку отдала ему для сна,
                Чтоб улучив час, быть подле стоп тех:
                Сколь влюблена, толь пряча нервный трепет.
                Сим чувством пьянена: - чрез ночь глядя
                Вне сна, от уст его очей не отводя,
                Открытых сладко чуть, уж вздох когда
                Тех грёз его казал всея невинность;
                По свету утра ж, во домашню стылость,
                Под бледною луной томясь, взратилась.

                Поэт же двинул стопы вновь во край
                И Аравийский, в Персию ж, в страну
                Армении, где вихрей горы
                Инд и Оксус л`иют из пещер во льду, -
                Там в восторженьи шёл он, как в бреду;
                Кашмира лишь долины дальне где,
                В дичайшей из лощин соплетены
                Где ветви средь камней в чудесны кровли,
                Он подле `искриста ручья тогда
                Расслабил чресла. Виденье сна
                Пригрезилось ему, в мечтах что никогда
                Аж не являлось глазу. Как фрейлина
                Вдруг - под вуалью, близ, глаголя на иврите.
                Гласу ж `оной ср`одне было быть   
                Души поэта гласу в тайной мысли.
                Се музыка лилась, как шелест вод
                В ветру, вплетая внутрен слух его
                В ткань переменчивых оттенков звука.   
                Свят-знание добра была Сей тема,
                Избранность грёз высших свобод затем, -
                Смысл, гению кой драгоценен, - во всём
                Сама сколь поэтична. Торжествен, впрочем, тон
                Благого настроения вскорь в теле
                Той разлился жаром; вместе с тем,
                Число раз будто всхлипом поднимала глас,
                Передававший в дрожи пафос; подчас,
                Её свободны кисти партию
                Будто б вели воздушной лиры; - жизнь вен
                В себе хранила песнь былых легенд.
                Услышным стал и сердца стук, биен
                Чрез паузу в игре; дыхание
                Взволнованно её лилось в звукоединстве
                К сменам вариаций. Но перестала-де
                И встала; сердце, будто б в нетерпеньи,
                Оной вспыхнуло здесь: в направленьи
                Той он обернулся; под вуалью же,
                В складках узрел в свете тепла живого
                Черты ея, вид обнажённых рук, в том,
                И прядей чёрных струи в ветре нежном,
                Лучащийся волшебный взгляд, уста
                Открыты чуть, бледны, зовущи, так.
                Чувство объяло сердце се тогда,
                Вмиг болию пронзенно. Любви знак
                Бросил его к ней, дыша чуть, в страсти рук,
                Жаждущих вздыманну грудь: там пятясь чуть
                Сперва, всё ж уступая вслед желаньям,
                В порыве жеста обвивала уж она,
                В слёзных объятьях, тая, его тело.
                Ан темень скрыла уж затем свет сна,
                И ночь в глазах грезу ту поглотила;
                Мрак, точь река черн`а, вновь устремлён
                Был, паузу чрез, пасть/плыть в пусто-сознанье.

                Вскочив, что вздрогнув, Сей очнулся. -
                Свет бледен хладна утра и луна
                В лазури запада здесь, вся чистота
                Долин, лесов пустых, холмов была
                Простерта вкруг се места. - Но куда
                Сокрылась очертанна явь небес,
                Сошедших низ вчера? И звуки сна
                Чудесна, и сила-власть земли волшебств,
                И счастье, увлеченность? Понур взгляд
                Его окинул местность этак пусто,
                Как в водах месяц бы смотрел к луне обрат.
                Спослал к нему Любви Дух и Приятств
                Виденье сна, ан этакий отвратно
                `Отъял же избр`анный дар. Жаждуще, он
                Во пространствах грёз стремился вновь
                Прейти пределов, удержать тот образ.
                Ужель! В чертах дыханная любовь
                Явилась только вероломно? Всё ль
                Навсегда ушло в безвестну область сна,
                О, редкостна краса?! Смерти ль врата
                Ведут в твой странно-заповедный рай,
                Моя греза? Как отражения
                В озерных водах, сам`и ль и света арка,
                Горы, облака средь радуг сходят так
                Лишь в тьму глубин, - чтоб в испарениях
                Пребыл лишь смерти синий свод, там
                Всяк где тень, слепа, бежит отвратна дня, -
                Сие ль есть Сон, Твои великолепья?
                В сомненьях этих боль сдавила грудь;
                Мечта безумна врезалась, аж будь
                Что жало, в ум его отчаян.

                Свет сиян
                Дня хоть з`арил круг небесный, Поэт
                Ещё с душой бесед не оставлял.
                К ночи же страсть вновь, что болезнен бред
                Чумного зверя, бросил в жар его,
                Стремя во мрак. Орлице сродне так,
                Душит змеи кого стальной обхват, -
                Как та, когда огнём уж грудь горит,
                Несётся в бурю ль, в штиль, чрез ночь иль день,
                Чрез мглу туч, сл`епая, безумная отсель,
                Через воздушна моря ширь: так, в точь,
                Ведомый тенью света в злую ночь,
                В мерцаньях оной, холодящих-все,
                Чрез ил болот, чрез и крутые склоны,
                Возб`ужден вдруг в экспромте змея лунна
                Летел он. - Настал уже кровав рассвет,
                Казав в издёвке жизни там оттенки
                На лике, в усмерть белом. Поэт, с тем,
                Путь держал, - и где Аорнос низ глядит
                С круч Петры* (туча, близ земли что края);
                Вдаль - Топи чрез, и там, надгробья где
                Царей Парфянских ветер не щадит,
                В ничто стирая, - шёл, свой забывая след.
                День дню отсель, в часов смертельном беге,
                Храня в душе один взрощённый смысл,
                Питаемый огнём ея, уж малым.
                И чресла оного тут сколь ослабны;
                Власа трепанны в осень странну,
                Прощальны что поёт псалмы; се длани
                Что мертвелы кости, кожей скрыты;
                Жизни огнь её ж и губит, доле светит
                Уж из сокровенна жерла будто,
                В чёрных очах кой виден. Селяне,
                В милосердьи духа вышедши бы тут
                Его навстречу просьбам, узревали б
                В трепете дивленном странца. Если б
                Горец увидал вдруг над крутым обрывом
                Сию прозрачну плоть, - счёл бы что сам
                Дух Ветра молниевых глаз (стопам
                Кого не ведать жженья в льдах) в сей раз
                Явился там. Дитя б сокрылся, так,
                Лицом смятенным в материнских юбках,
                В `устрахе при виде этих диких глаз,
                И вспоминал бы огнь их во снах,
                В часы кошмаров. Средь дев лишь юных
                Частию понятна, к свойствию натур их,
                Стала б драма; чуть льстиво именами
                Друга, брата б называли, взяв и длань
                Его к пожатью, слёзно, и во след глядя,
                Прощально всё во отчих став дверях. 

                Чрез время, уж в Хорезма землях
                Остановиться вздумал; - пуст и уныл
                Песчаных зыбей вид был; - стремим, он шёл
                До побережья в тех краях. Там плыл
                Вдруг лебедь пред волною в камышах.
                Завидев человека, враз взмыл вверх,
                Взносясь высоко, путь держа
                Далёко над бескрайней гладью.
                Крылам вослед глядело око. - "Ваш дом,
                Прелестна лебедь где ждёт вас, `там он,
                Туда летишь, где главу соклонишь свою
                К главе её, где встречен будешь только
                В счастьи взгляда, льющего звёзд светом.
                Но что Я здесь, обязан путь держать кто,
                Голосом превосходя глас в зове твой,
                В духе, знать, могучем боле, в теле
                Лестных и изяществ, ан обречённый
                В глуши здесь тратить силы уходящи
                Под небом, что не отражает мысли?"///...что не внемлет моей мысли///кое ветреннее мысли}?"
                Едкая улыбка, чрез отчаянье,
                Коснулась губ. В грезе сей знал, ведь,
                Неумолимо скрыта цель, - так смерть
                Явила, может, в сне тень искушенья,
                В кривой усмешке о своём же волшебстве.
 
                Море изливалось светом; ветер
                Шумно взметал ширь, неся от брега
                Вслед стремлению души иссиня волны;
                Сесть в шлюпку поспешил, раскинув плащ
                На мачте, странник, - разместился в ней,
                Почувствовав уж вод бег в мирном море,
                Уйдя, что облачко вдаль к урагану.

                Тому подстать, как в избранной мечте,
                Покорный настроению здесь ветра,
                Под пологом туч в высоте, в даль света,
                Сколь быстр несся в пенных тёмных водах
                В шлюпке мореход. Буря (ж) нашла его
                Там в лютых шквалах, в силе, о, сколь многой,
                Средь `гребней пенных волн гневлива моря.
                Вал окат валу. Высь, страшнее боле,
                Драконьи будто шеи `вились там
                Бурливых вод во грифьей хватке шторма.
                Тих, в восторжении борясь со страхом,
                Зрив битву волн, низ падав аж до дна, -
                Когда водоворот уж `исчерных течений
                Нёс шлюп к погибели,  - так плыл он:
                Как если б дух стихий всех сам служил, в том,
                Оному спосланно, ведя в злой час,
                Ко свету милых глаз, сей шлюп его, -
                Поэт свой курс держал; Вечер настал;
                Лученья света в все-оттенках радуг,
                Дарили цвет завесам брызг, сплошь встречным,
                Путь застилавшим через//в бездну этим;
                С востока сумрак ан сходил затем
                К волн`ам, их локоны убрав венцами
                Зарниц, потусторонних краю дня.
                След ночь шла, льющая звезд`ами. Взирая,
                Вкруг бесчисленны теченья различал
                Души величественной океана там,
                Небрегшей небо и утишья. Шлюп сам
                Ещё кружим был ветром, несся пенно,
                И вниз, точь в водопадах льдяных рек,
                Ан на взъерошенном уж волн гребне,
                Ан впереди вновь плещуща объёма вод,
                Глубь павших в бездне. Страсти океанне.
                Так несся вдаль, коль жалка б форма жизни
                Та...богом бы была стихий.

                К средине
                Ночи уж луна взошла. Непостижимо, -
                Горы вдруг Кавказа*, в блеске пиков
                Льдяных, звёзд средь, сиянно-различимы,
                В низких ущельях водовороты где,
                А волны бьются непрестанно
                В гневе и в расплеске вечном. - Как и чем
                Здесь уберечься? Бурно течение
                Несло шлюп встречно объятьям страшным скал, -
                На камень губящ, в устье моря ставший,
                Всё ближе аж, со скоростью возросшей,
                Волной несущей мигом устремляем
                Шлюп был там. Ущелье водно, ан
                Его встречало; предстанна глубина
                Извивом поглотила вал. Шлюп сам
                Скользнул туда мгновенно. Поэт вскричал:
                "Любви Греза! Теперь уж мне предстал
                След всех там прошлых бегствий. Сон и Смерть
                Нам боле не препятство!"

                Шдюпка плыла
                Уж в заводях ущелья. - Свет дня
                Лил, к часу озаряв теченья;
                Жестоку с бурею борьбу прейдя,
                Глядь, во широк потоке вдруг она,
                Едва в волне колеблясь. Откосы скал
                Вростали тенью аж в лазурь небес,
                Но... впереди тогда гул страшный стал,
                Сходящий аж к подножию Кавказа здесь,
                Сотрясший горы враз, где водны массы
                В паденьи шумном отправлялись безднам;
                Даль за порогом, вод поток, катясь
                В кругах всяк быстрых там, в ряд омывал
                В накате очер`едном корень всяк
                Дерев столетних, подстать гигантам
                Что взносили длани к тьме. Поток спадал
                Низ в озеро огромно, облако где
                Всяко преломлялось, отражённо.
                Сжат силою растущею движенья,
                С тошнотной скоростью, круг, всё быстрей,
                Быстрее ж, будто б уж свистящ, летел
                Шлюп сей, - уж на смертельной грани,
                С какой свободно вниз со скал
                Свергается река на камни, вслед
                Где недвижна гладь уж мёртвого стекла
                Озерна, шлюп, колышась, стал. Падёт так
                В бездну ль здесь? Ужели властность
                Сил сих через миг там устремит поток
                Вниз, и его погубит?... Но, счастлив рок! -
                Зефир, - порыв неждан, - стремит его,
                Подняв легко, гляди! Над водопадом
                Вдруг летит, сторонне склону, и поток
                Ручья несёт шлюп во купель мирка лесного!
                Ужасен рёв тех бурных вод вдали
                Созвучен стал дыханной рощи пенью.
                В ветвях сплетенных там оставлен был
                Чуть свет и шанс к цветенью, - глядь, заводь
                Ужимали берега где, - жёлтые растенья,
                Чуден цвет, в свои смотрелись отраженья,
                Склонясь к зеркальной глади. Здесь
                Их покой нарушил плеск движенья
                Шлюпки, что ни настроений лёгких птах
                И ни зефир игрив, ни смерть сама досель
                Не нарушали в днях. Поэт наш, так,
                Прельщен украсить был главу засим
                Цветками теми, да воздержался вдруг,
                Сокрывшись в одиночествах. Тут
                Лик его иль взгляд очей, телес вид,
                Нет,...в силе не являл тоску: как будто
                Се пристало жизни в нём, точь облаку тому,
                В ком молниевый свет вьётся уж к концу
                Его, пред мощным ливнем.

                Свет солнца
                К полдню уж лилс`я над лесом; пространство
                Разных форм теней, в великолепии днесь
                Цвета, средь ветвей, простерлось. Окрестно,
                Пещеры открывались у подножий там
                Поющих скал, дразн`ящих стон всяк близ.
                Сплетенны сучья, м`ешанные листья
                Мрак стлали пред стопой Поэта здесь.
                Страсть ли, греза ль, бог вёл его, аль смерть, -
                Ан, вот, в Природы тайном уголке
                Сим зрил он колыбель ея и одр себе.
                Теснее ж в темень соплетались тени -
                Дуб, многочисленно простерший длани,
                Объял собою бук. Пирамидальны
                Кедры, в высоте ветвясь вкруг, устрояли
                Тут роскошны кровли, а под ними,
                Облакам подстать на изумрудном небе,
                Рябин средь, плыл акаций цвет в воде,
                Бледнея боязливо. Как змеи,
                Пляшущие в радугах, в огне,
                Плющи тысяче-звёздно-цветные вились
                Стволов вокруг и близ, - так, как игрались
                Дети б, строив глазки, изловчившись
                Виться с нежностью вкруг тех, кто любит их, -
                Точь оне ж, оплетали сучья на ветвях,
                Что в браке душ избр`анных. Листва
                Веленева служила сетью свету дня,
                Лазурну, - как ночь стал полдень в странных
                Вкруг тенях, будь в облачность престранну. Мха
                Луга чуть волновались в тьмы покровах
                Зыбью лёгкой, средь ароматных трав
                Там во цветках минутных. В лощинах
                Ниспосл`анно цвела роза, свой вкус
                Сливая мускуса с жасмином, и в том
                Манило более той волшебство. В лесах -
                Утишье, Мрак, - в лице одном сестры
                Две, - полуденну служили, изображав
                Полуреальны формы ныне. Ключ там
                Глубинных вод, кристальных `исчиста,
                Все-отражал в себе вид `ветвей нежных,
                Вид всякого листа и каждый блик
                Небес лазурных, `исшедший из бездн их;
                Ничто, ведь, в зеркале вод, текших там,
                Не изменяло образность, - мерцавших
                Звёзд лишь луч в листве волшебством покорял,
                Аль чудно-перой птицы в свете лунном
                Скорое скольженье, аль твари-дивь в волнах
                Движенье, безмятежно в свете дня,
                Казало прелести в крылах тут взглядам. 

                Вот, вдруг забрёл поэт куда. Глаза
                Свой свет узрели тусклый, во чертах
                Лица за прядями волос тогда,
                В ключа глубинах. Живое сердце так,
                Объятое грезою в смерти вдруг местах,
                Прелесть предательску сих наблюдает.
                Песнь лиственну дерев слыхал и трав
                Он, беспокойно-трепетных ко смыслам
                Им несвойственных присутствий, распев
                Чудна ручья, струяща из ключа, в том,
                Недр исшедший, различал сей. Словно б он
                Сам Духу вдруг предстал - не в тоге здесь
                Белейшей во блаженном сребра свете
                (Заимствовал кой Дух узримо б от приемств
                Того, что Грация, Величье Таинств есть), -
                Нет, но сами в дивь леса, сам тихий ключ,
                Ручей журчащ, вечерний мрак поющ,
                Подчёркивающ тень, приемлющи
                Едино с ним общенье, как если б в час
                Сей быть им вечно суще, - ... (враз интерес
                Взрос как в раздумьи долгом)... и лишь очи,
                Пара звёздных глаз, и в грусти здесь
                Всей мысли, и покойно, и с улыбкой чуть,
                Маня, взирали к оному.      
               
                Пред светом,
                Жив что был в душе его, он, внемлющ, шёл
                Извивами лощины. - Ручей тёк
                Быстрый и игривый, овраг где цвёл
                Там во уступах пышно. Спадал он
                Низ в чарующей гармонии, средь мхов
                И папортников сокровенных. Камни,
                Измыты, в его игрались танце - `оне,
                Дети точь, смешливы; тот полусонне
                Выползал на свет, все-отражая цвет равнин
                В себе, злак всяк, склонен к немой воде. -
                "Ручей! Исток глубок чей, недоступен,
                До коль таинственно вод длишь стремленье?
                Рисуешь жизнь во мне. В тьмы тишине,
                Вод светоплесканье в волне - все заводи твои,
                И ключ ут`аен, в пеньи и теченье, -
                Во мне всяк отраженны. Небес ширь,   
                Скоро сколь, велик и океан -
                В свидетельствах о том, что облако иль щель
                В горах твои содержат воды, - так,
                Вселенной знать, найтись сим мыслям где,
                Как упаду в цветы, и стылых чресел
                Жизнь унесёт//иссуш`ит ве`янно ветер."

                Ручья близ,
                Средь зеркальных видов шёл,
                Нетвёрдый шаг след оставлял его
                Во мхах, телес дрожь гиблых восприявших.
                Вдруг в возбужденьи, точно, как воспрявши
                С бред`ова одра, стал он; иначе, всё ж,
                Чем смерть забывший, огнь прешёл кто
                Экзальтации больной, означил
                Путь движенья. В слабых шагах сей начал
                Шествие вновь в чащу, вслед теченью
                Журчащего ручья, и дале, с тем,
                Покровы леса в видах различал
                Уж в свете ровном преднощн`ого неба.
                Во мхах серевши скалы ужимали
                Дерзостный поток: там шпили вышне скал
                Темнили, также, чуть неровную покатость, -
                Кроме ж корней кривых, ничто, ведь, там
                Не рисовалось взгляду, корней стволов
                Хвойных дерев иссохших. Изменений
                Ряд был виден здесь, нелицеприятный.
                Лик в ходе ж лет стареет, вне сомненья,
                Волос редеет, и глаз все-ясный свет
                Уж блику сходен в камне: так, для Поэта
                В видах здесь престал жить цвет, и лета
                Прелесть, в рощах тайна тень, и ветра
                Вкус, и шелест музыкальный. Спокоен,
                Брёл туда он, громче глас где стал
                Теченья вновь, даль, в хвойном лабиринте,
                Где инкрустирован извилист склон им,
                В скорости, дух леденящей. По сторонам
                Вставал ряд скал, неисчислимым формам
                Где вершин их, пиков, воздыматься было
                Тенью пред вечерним светом. Обрыва
                Где край предстоял оврагам, с высоты
                Где открывались виды бухт, пещер,
                Казавших зев, теперь их глубь-извивы
                В крат голосах вод повторяли переливы.
                Раскрыло каменную пасть ущелье где, -
                Гора асимметрична, глядь, средь глыб
                Над миром будто б стала: дальний вид
                Пред светом звёзд, нагрянувшим и лунным,
                Являл и островки там, гор синь, реки
                В силе их, туманные заливы,
                Пологом где красок мутных брег их
                Сокрывался в ночь, а пламенны холмы
                Свой огнен блик дарили мраку, точь
                К горизонту плыл что. Близ, сцена ж очень
                Р`азнилась в нагой и строгой простоте,
                В перспективе, этак, обозренья. Здесь
                Корни старой ели вцепились в скалы те -
                С тем, позволительно, сей ветви расправлялись
                Всяк дуновенью встречно, а в паузе
                Податливо стихали, приемля весь
                Спектр модуляций шёпота вод, грома ли, -
                Что в песнопеньи, - река где грозно и
                Сколь пенно, низ, в необозрим бассейн,
                Ветрам в дар, спосылала водны массы.

                Ан серое ущелье и священна ель
                В видах теченья - не всё, о чём скажу, -
                Вот, райский уголок еще, ан на гребне
                Раскинулся сей грозной кручи и
                Корней средь, точно возвышавшейся
                Над твердью тёмной, скрыв небесны тучи.
                Тишайше место се, - собой прельщало
                Аж в ореоле ужаса. Плющи
                Обвили камень и расщелина
                Была в обятьях `ветвей лиственных, точь,
                Кистей, ягодных сколь, ненарушимо
                Скрашивая место; здесь, паче,
                Ветрогонов осени шальные ср`одства, -
                В лёгкой игривости причудлива листва,
                В цветках огня аль в бледно-неземных цветах, -
                С красой соперничали лета. Место,
                Возлюбленное бризом, чьё дыханье
                Нежно влечёт страсть к успокоенью. Шаг
                Одиноких стоп и раз не нарушал там
                Тишь одиночеств: - один лишь глас,
                Один преобразился эхом: тот глас,
                Что будто б расплывался средь ветров,
                Стремив избр`анну в формах жизнь сейчас
                Приять се место, как обитель, в раз,
                Всей прелести и граций, содроганью
                Где оставить след и тень, величие
                Превознести се/сие, музыку развеять
                В диком ветре, в дюнах бухт, листвы средь.
                Смысл, пестующ цветки в рад`ужных мхах здесь
                Оставил уж оттенок странный в лике сим,
                На той груди, и к блеску глаз исчерных. 

                Там мутный месяц низко плыл, лия
                Светолучений море, аж за грань
                Даль-горизонта, омыв горы. Туман
                Сальфиров `полнил царствие воздушно,
                Лунность светлую в себя впитав: в том,
                Не видать звезды, не слышать звука;
                Ветрам наперсниками стать все-страху
                И спать в его объятиях. - О, Смерти вздох,
                Что вихрь! Безумна коя скорость ночь
                Разрезает. Ты, О, Призрак-Колосс,
                Влачащий бесконечен-суще путь здесь
                В могуществе поверженного, Ты -
                Князь всегда кто бренна мира; - Голос
                Величествен с алых полей убийств,
                И с одра воина, в лечебницах земли,
                С заснеженных постелей `святых детств,
                С даль-эшафота Тебя становит в царстве.
                Хаос в собратстве воззывает к Смерти.
                Избр`анну жертву Cей сыскал, мир весь
                Прейдя, какую пренеся, почить Тебе б! -
                Сходящи ж в вечный сон, как цвет иль червь,
                Мужья ж раз не взнесли к святыне тайн
                Столь страстну дань разбита сердца. 

                *****     *****     *****

                Когда в преддверьи `алькова в плющах
                Вдруг путника остановился шаг,
                Тот знал - смерть близко. Витавшую,
                Её он различал, и душу относил
                Выс`око к смыслам чар всех прошлого,
                Что смолкло было в существе его утишном,
                `Ветрам ср`одне, несшим мелодичен звук,
                В просторных залах слышный. В рост став,
                Длань стылу к одному из старь-стволов
                Елей он прислонил. Там, к камню,
                Витому плющом, главой лёг; остывав,
                Телеса упокоились средь валунов
                На гладком камне подле бездны, - здесь
                И остался, в агоньи поздней чресел,
                В силах отходящей жизни. Сонм грез,
                Отчаянье, - те палачи, - утихли;
                Земная боль иль страх уж чужды, днесь,
                Души сей стали, чувствия прилив
                И естество страсть мук не омрачит
                Уж боле; слабее ж всё течение
                Лил`ось в нём мысли, пока еще
                Лежал, хрип подавив и мягко улыбаясь: -
                Видом последним месяц был чудесный,
                Рога расставил в свете кой небес
                Над западом, - буланые лучи здесь
                В мягчайшей тьме лились. Уже над гребнем
                Зубчатых холмов тот плыл, и в выси
                Ещё как падал метеор, уж кровь Поэта
                Жившая всегда симпатьей-де
                К Природным импульсам, текла слабее:
                Когда ж расколотый там свет
                Во `искрах двух блеснул чрез ночь, едва ль
                Услышно было частое дыханье
                Во тьме и в штиле: - и до мгновенья,
                Угас как луч, пульс биться продолжал
                В нём, - замер ан и быть престал. Свеченье
                Небес когда ж сокрылось тьмой, в исч`ерном
                Произвелся образ, холоден, безмолвен,
                Мертвее боле, твердь чем или безвоздушье,
                В себе беззвучны. Так, если бы туман
                Исполнился б в чертах златых лучей
                Страж-солнца пред затмением исч`ерным, -
                Тот образ чуден вновь предстал:
                Порыва, смысла вне, и сколь бездушен -
                И хрупка лира та злат-струн изящных,
                Играет коей Ветр Небесный - когда течен
                Ручей взгласил волн хором - к мечте
                Всей юности его, что ночь и время
                Поглотили, но... всё в забытьи оттоле.

                Волшебств и чар алхимия Медеи,
                В чём всюду действо `явлено земли
                В искусе цвета, в чём замерзших в`етвей
                Мир исходит соком вешним! Вся Суть,
                Бог, изобильный ядом, нешто б сам
                Поднесший кубок, одному испить лишь
                Чтоб, оплотом стал кой/кто вечну гневу
                Ныне, рабом, свободы не познавшим,
                Иго губяще сносящим, блуждавшим
                В мире, будто смерть престанна! Тому ж
                Причлось, чтоб сказ о маге, возбуждающ
                Тёмну мысль, в пещере кой красн`у золу
                Заклял, в жаровне жизневластий аж
                Рукой дрожащею, к концу; - всё было тут
                Сколь истинно пред миром! Ан ушёл уж
                Ты, расстаял, как престранна дымка вдруг
                В златых лучах, - ах! Отлетел так! 
                Смел, нежен, избранно-красив, друг
                И дитя изяществ и таланта.
                Творенья грубы, утверждавши мир там,
                Змиев обилье, люда, всяких тварей,
                В могуществе Земли, с гор, чрез моря,
                С пустынь, иль с града, - в ночь аль по свету утра, -
                Возносят в тризнах глас тут: - Ан ушёл уж
                Ты. - Отказано любовь знать к образу
                Сих призрачных картин, едино
                Что прислужны тебе были..., были раз!
                Ныне тебя уж нет. О прелестии уст
                В умолчной бледности, о жизни глаз,
                Что кажут смерть, как сон здесь, о теле,
                Не тронутом ещё червём, слезе ж тут
                Не пролиться - и по мысли. И в раз,
                Как все оттенки отойдут, и чресла
                Иссушатся в бесчувствьи ветром, днесь,
                И в тактах пауз, в банальных дня напевах, -
                Ни свят молитва, поминально, в плачах
                Об исчезнувшем здесь, ни траурная грусть,
                Писана в холстах, аль в изваяньях,
                Не напомнит образность черт хладных.
                Искусства, поприща земных чудес,
                Сам логос, безотрадно сколь, напрасно
                Скорбят о том, в тень что свело свет ясный
                Их... Утрата... Слёзна скорбь, ведь, то, когда
                Всё гибнет разом, когда исшедший Дух,
                Свет чей был украшеньем миру тут,
                Не слышит по себе ни всхлипа, ни мольбы.
                Волненье страстное навязчивой мечты;
                Когда отчаяний цвет, забвенье вкруг
                Все-хладно, мирозданье, единство тут
                Всех смыслов, смерть, рожденье - не те вдруг,
                Что при жизни {этак} безоглядно знал/ведал ты.

               
                КОНЕЦ.

                /2006; 2020; - Москва/

    
      Интернетный оригинал поэмы: - .