Он. Она

Веснушки на плечах
И пышный волос.
Она была забавна и легка…
Влюбился сразу же
В ее глубокий голос
И родинку у левого виска.

Он ей дарил цветы.
Час ночи. Розы метра полтора.
Съемная квартира.
Тюльпаны с клумбы,
Хоть в кармане пустота,
Ее улыбка важнее всего мира.

В глазах ее смешинки –
Сердцу теплота.
Пусть красота не вечна,
Знает точно: прекрасней нет,
К кому спешит душа
В час пик. В полуночи.
В январский снежный вечер.

Он жил лишь ей.
Она любила танцевать.
Он так стеснялся,
Робко, неуклюже,
Но приглашал на танец
На глазах у всех прохожих,
Что появлялись тут же.

И на всю улицу смеяться,
Петь громче ветра и машин,
Чужого мнения не бояться
Она могла лишь только с ним.

Отдать пиджак – совсем не сложно!
Отдать сухие ей штаны…
А сам, – простите, это женские?
– Да, в море вымокли они.

На все готова для него.
Зачем-то ранила того,
Кто к ней тянулся всей душой.
– Нет, не люблю…
И вон пошел!

И он ушел. Не сразу.
И не через год.
Когда устал в глухие биться стены,
Забрал весь ворох из вещей и из забот
И молча вышел, не прикрывая двери.

Слез больше не было.
Внутри осталась пустота.
Он не вернется к ней,
Пусть она даже пошутила.
В сердцах сказала что-то…
В сотый раз! – Нет, милая,
Такого не простил бы.

«Ты мне никто! И не боюсь терять»,
– В ушах звучали фраз отрывки пыльные.
А он готов был душу дьяволу продать,
Чтобы она сказала: «Мой любимый».

– Любимый... Шепчут губы,
Проглатывая горькую слезу.
«Зачем люблю жестоко,
Отчего же открыться я всем сердцем не могу?».
Сползает по стене. Дрожащими руками
Берет стихи, что ей когда-то посвящал:
«О, Фрейя, превратила в камень
Мою любовь. Тебя совсем не жаль».

Холодный пот и слезы на ресницах.
Рукою по подушке, – рядом, мой!
И надо же такому вдруг присниться,
Терять любимых… Нет, Боже,
Не такой ценой!

Еще научится быть нежной,
И превратит колючки в лепестки.
Вот только ей не справиться, конечно,
Идя по жизни без его руки.