Милость лесной ведьмы

Тяжесть давит на грудь. Вдох как вериги – обвивают, тянут. Выдох как отчаяние – бросок в омут с камнем. Грохот сотрясает тело, безвольную чужую колоду. Тяжесть.

…святая Андрасте! – крик пронзает ночную тьму, заставляя на миг отпрянуть сжавшиеся в тугой комок тени, и клинок со свистом очерчивает полукруг: не подходи! В неверном пламени, что миг назад уютно согревало стоянку, а теперь взвилось куда-то к небу, ты увидел уродливые костистые силуэты. Один, два… три… Много! Наливающиеся серебром завитки рун полыхнули в заалевшем отсвете костра, словно щедро плеснула кровь – от простой гарды до тонкого острия – и легкий морозец прошелся по пальцам внутри боевой перчатки. Туман в глазах и звенящая тишина, вдавливающая в уши громкие, но непонятные крики братьев. Время, чтобы поднять очи к Небу, прося его безбрежную пустоту опрокинуться в тебя, наполняя силой и даруя легкость движений. Время, чтобы с хрустом разодрать тягучую маслянистую пленку, лежащую на лице, руках, траве, братьях – всем мире, в который водоворотом порхающих зеленовато-черных хлопьев вливается иное.

- В круг, братья! В круг! – звонкий голос отдается в голове, и по спине, шее, по мокрым, прижатым подшлемником волосам проходит прохлада, принося резкость взору и четкость мыслям. Льдисто-голубой отблеск справа, слева, спереди: братья и ты сам подняли щиты, плотнее сдвигаясь друг к другу. Левую ногу вперед, давя ломкие травинки и завитки багрового тумана. Правую ногу – назад, ближе к ярящемуся огню. Мерцание рун не застилает глаза, не разгоняет сумрак, но тени – угловатые, выше тебя – становятся выпуклыми, обретая плоть. Трещины коры, истекающие дымкой, прелый мох, рассыпающий едкие, тающие в полете капли. Янтарь множества глаз, ожерельем проступающих на перекрученных телах. Вдох. Выдох. Отвести светящийся клинок. Поднять светящийся щит. Удар!

Тяжесть давит на грудь. Треск ребер: вдох. Клекот в высохшем горле: выдох. Тьма сменяется тьмой. Тяжесть.

Рывком оказавшаяся рядом тень с гулким грохотом ударила в щит, заставив пошатнуться. Шипение – выдох сквозь сжатые зубы? боль опаленного морозом плеча? проклятье , тщащееся распуститься шипами в самой глубине тебя? – рассекаемого воздуха, и отточенная, пылающая сталь вонзается в жесткую плоть твари. Рука? лапа? – когти оставили борозды на стали щита, пытаясь разрубить прожилки пылающих рун и добраться до тела – взрывается щепками. Глухой стон ввинчивается куда-то под затылок, лишая дыхания, сжимает глотку невесомой удавкой: умри… ууумрииии… Но меч взмывает вверх и вновь опускается на лапу: размочаленные ошметки гнилого дерева, ядовито-зеленые брызги; свободный вдох. Тварь отступает от блестящего переплетения рун на стали, что ранит сильнее, чем острота лезвия – и ты улыбаешься, ощущая еле уловимый дымок, белесый пар, проступающий из нее и тянущийся к твоему мечу. Тварь ранена. Мерцающие чистым звездным светом руны впитывают ее силы, разгораясь сильнее. Ты шагаешь вслед за ней, добить, проломить лишайную кору, взрезать пульсирующие силой и жаждой жилы…

- Держать строй! Держать строй, братья!

Голос оттягивает назад, вымывает жгучий яд ненависти, ты отпрыгиваешь к надежной прохладе своих – прежде, чем с гулом полосующие воздух длинные когти успевают вцепиться в край щита. Ответный взмах пропарывает кору атакующей твари, срывая оплетку ядовитого мха, и новый стон тараном бьет куда-то под ребра. Ноги дрожат, но держат, ставшая тяжелой рука смещает щит левее… Удар! Стальная кромка скрежещет по шлему, гулом отдаваясь в голове.

Тяжесть давит на грудь. Чуждая неподъемная плоть, объятая жаром. Тусклая тьма, пеленающая, не дающая двигаться. Вдох. Выдох. Тяжесть.

Свист проносящихся над тобой когтей, с хрустом врезающихся в бок брата справа – кровь и крик, когда его тело, вздернутое непомерной силой, подбрасывает вверх – заставляет тебя открыть глаза. Багровые языки туманной взвеси шарят по твоей груди, нервно отдергиваясь от льдистого серебра рун, пытаются обхватить ноги и руки, порождая внутри дрожь. Ты рывком встаешь – на колено – шатаясь от слабости, и жгуты тумана разочарованно спадают в траву, кружась у латных ботинок. Ты вскидываешь меч – ярким острием прямо в замершую около тебя тень, снизу вверх, рыча и вливая через сталь и пламя ярость – и тварь сотрясается, с воем опрокидываясь навзничь, утягивая тебя за собой. Она корчится, обугливаясь, где в нее вошел клинок, и ты наваливаешься на нее всем телом, давишь щитом. Вой переходит в визг, рвущий тебя изнутри – еще один клинок вонзается в нее, пробивая насквозь, входя в землю – и тварь распадается золой и прахом.

- Вставай, брат! – рука в облитой серебром перчатке рывком поднимает тебя на ноги. – Держать строй, во имя Создателя!

Неверные тени в багровой мгле. Ещё твари? Ты сцепил зубы, чувствуя, как по лицу, по шее скользят жаркие пальцы, проникая под стеганный поддоспешник, впиваясь мириадами горячих иголок в кожу. В ответ где-то внутри тебя пробуждается шепчущее тепло: бесчисленные голоса зовут, ласкают, убеждают, прокалывая каждую пядь плоти блаженной болью...

- Сир Отто!.. - пронеслось по краю твоего существа, и резкий ледяной порыв закружил, чуть не бросив на колени, возвращая миру тишину и покой голове. Обернувшись, ты увидел окутанного сиянием коленопреклоненного брата, опершегося на вонзенный в землю великий меч. Пульсирующая свежесть, словно морской ветер разгоняла мглистую зыбь тумана – всё дальше от вас, обнажая изломанные, запятнанные черной жижей стволы, застывшие со вскинутыми ветвями, словно заслоняясь от яркого света.

- Вон она, братья! – ты проследил за рассыпающим мелкие голубые искры мечом, и заметил на краю ещё клубящегося тумана хрупкую фигурку с черточкой вскинутого вверх посоха. Ведьма! Ощерившись, ты шагнул вперёд, обходя брата, продолжавшего, закрыв глаза, шептать молитву – и в этот миг ведьма с грохотом воткнула свой посох в землю.

Визг. Визг и вой, ревущий ветер и пламя, пожирающее землю. Неистово хохочущее небо, яростно сдирающее кожу, мясо, кости, оголяя трепещущую суть – смертную душонку в кипящем вареве ужаса, что длится и длится, и длится...
В голове с надрывным звоном лопнула струна, расплескав вокруг серую хмарь...

Тяжесть давит грудь. Плющит гортань, сминает члены. Колоколом гудит забродившая кровь: жар, тлеющий за глазами. Тяжесть.

...здатель и Невеста Его! – очищающий холод окатывает тело. Ты – скованный морозом осенний ручей. Ты – секущая ярость бурана. Ты – вечный лёд на вершинах гор. Ты... оглядываешься, приходя в себя, и мутный взор выхватывает мозаику окружающего. Безвольно покачивающийся брат, схватившийся за голову. Лицо разорвано в клочья, латные перчатки – в крови и лоскутах: кожа, волосы... Смятое, изломанное тело, покореженный нагрудник с навеки угасшими, выпитыми рунами – лохань с кровью, мясом и костями, перемешанными кусками стали... Воющий, катающийся по земле брат, чьи пустые глазницы запеклись кровью, смешанной с землёй и металлом потекшего шлема...
Кровь, плоть и оплавленный металл.

- Дыханье Создателя... – глухо произносит кто-то, и ты понимаешь: это ты сам. Звуки пусты. Звуки – не отсюда. Они – извне, за тонкой непреодолимой преградой Завесы, чье бликующее мертвецкой зеленью марево окутывает все, мельтеша прямо перед тобой. Перед твоими глазами. За глазами – внутри тебя, вывернутого наизнанку.

...емя сейчас, бр... – доносится откуда-то из безбрежной пустоты. Звуки бессмысленны и лишь сотрясают пустой череп, что некогда был тобой, а теперь - …едьма, брат! Нельзя ее упус... – тысячи лет, эпохи за эпохами пролежал тут, у раскрошившегося от ветра камня. Ветра, что веками тянет – через глазницы, через провал носа, щель виска и щербатый оскал улыбки – бесконечную заунывную песнь. Песнь пустоты. Песнь отчаяния.
 
Песнь Света!

- Очнись же ты, брат!

Закопченный, вплавившийся в плоть доспех – завитки оплывшей кольчуги, покореженное зерцало, впившаяся в кадык пектораль – держащийся на воле и долге твой брат, чей голос вел тебя вперёд и чей меч обратил в прах раненную тобой тварь. Смотришь и киваешь. Да, владыка. Ведьма. Нельзя упустить.
В прогалине размолотых в щепки деревьев слабо шевелится тело. Хрупкие руки. Тонкая шея. Накидка из вороньих перьев. Длинные пальцы пытаются что-то нащупать– пока сияющие странным светом (перламутр? изумруд? опал?) глаза следят за тобой. Шаг. Шаг. И ещё шаг. Перехватить едва рдеющий клинок – остриём вниз, туда, где сходятся тонкие ключицы. Упереть в ямочку, где встречаются точёная шея и некрупная грудь. Где бьётся жилка, переливающаяся зеленью и серебром – в истинном взоре.

- Умри, отступница – с хриплым клекотом и неколебимой верой ты вздымаешь наливающийся белизной меч, чтобы...

...огромная тень с алыми глазами бьёт тебя в грудь, и Небо наконец рушится на землю.

Тяжесть. Тьма. Жар. Ласкающий голос.
- Я вижу, храбрый воин пробудился. Испей, прошу, целебного настоя: даст облегченья он, хотя и терпк на вкус. Дай мне помочь тебе подняться осторожно...