к маю

Когда-то и я разменяю талант
на мелочь. Возможно, что к маю
я сделаю то, что инстинкты велят,
возможно, и дров наломаю.
Ударюсь во все, но не тяжкие, мне
довольно и прежних проклятий.
И бледный, прижавшийся к бледной стене,
заплаткой на бабкином платье,
я стану частичкой ушедшей родни,
но не продолжения ради
скажу - ничего обо мне не храни,
вычеркивай всё из тетради,
биограф парадов, маёвок, всего,
к чему относился предвзято.
Что вдолблено с детства глаголом - усвой
акынскую песнь азиата,
славянские плачи, притоп и прихлоп
от школьной программы до гроба.
Могло быть иначе? Конечно могло б -
Сибирь, арестантская роба.
И что же? Инстинкт ничего не велит.
Разменян, безжизнен и хрупок,
глядит на тебя, как старик инвалид
глядит на заживший обрубок,
желая забыть, где, когда, почему,
за что наградили культями.
И что мы придумать сумеем ему,
живущему в сумрачной яме.
Oтняли, обрезав лохмотья ножом,
зашив беспородное мясо.
Бумаги остались? Отыщем, сожжём,
а ты на протезах помайся,
Фантомные боли уняв костылём -
на майские дни вне реалий.
А хочешь, давай на троих разольём
историю, что переврали -
подборки статей, составляемых блиц,
оплаченной лжи килограммы,
улыбки на лицах наёмных убийц
внутри освященного храма.
Талантливо? Да. Разменяю и я
таланты на мелочь до майских.
Парады, маёвки, учёба, семья -
напрасно надетые маски.
А вера, идея, химера, фантом,
копеечный шепот суфлёра.
Ну что для истории, витой винтом,
прогнозов кишечная флора
и вонь заголовков. Hо мёртвых мертвей,
как нота в общественном гаме,
сумею ли звякнуть в чужой голове,
истаяв на глади кругами.