На Радуницу

     Сегодня Радуница…  Но ехать на погост нельзя: карантин.  А так бы сейчас — на Смоленское…  Сначала к своим, потом к Федору Соллогубу, а после — на могилку Виктора Кривулина, поэта, человека несгибаемой воли, друга юности Бродского и Ольги Бешенковской, моего доброго знакомого... Каждому, конечно, понемногу пасхальной трапезы.
               
                Помнится

     Несколько лет назад я тоже приболела к этому памятному дню и очень переживала… Но вдруг оправдала себя слегка, припомнив, что в последнее воскресение, на Антипасху, побывала в церкви, успев к дневному Крестному ходу. Зазвонили колокола, и сразу же из Храма вышла процессия с хоругвями, а впереди шли дети с красными фонариками…
     Я присоединилась к шествию, но с середины пути вернулась в Собор, подала записки и пошла ставить свечи на Канон и к Св Пантелеймону… Выпила святой воды и, как положено, перед уходом подошла к Распятию…
     Тут как раз вернулась торжественная процессия. И сразу в дверях начались песнопения во славу Воскрешения… Стоя в притворе, стала читать подряд  молитвы и даже Символ веры. Слезы счастья брызнули из глаз, когда батюшка, проходя рядом, окропил меня святой водой…  Сотни две прихожан вернулись с ним для продолжения службы.

                После церкви   
               
     В ту Радуницу я зажгла дома свечу и, сидя у самовара, радовалась, что весь вечер смогу пребывать одна со своими воспоминаниями… Никто не мог помешать. Гляжу на свечу неотрывно, молясь, чтобы подольше горела.
     Мама, отец, брат, сбившийся с пути… Читаю свои стихи, им посвященные, прежние и новые.  Напеваю  любимые песни отца: «Не слышно шума городского» и «Вечерний звон». Приношу альбом… Всплывают уже не мои, а лучшие строки памяти близких:  «Мы помним тот лучистый свет/ Взгляд, голос, жест мы не забыли/…» Эти слова выбиты на памятнике родителям…
     А в голове моей уже обрывки разговоров из прежних лет…  Как  я обещала сводить маму в мороженицу, когда ей полегчает — не полегчало. Чувство вины застарелое…  Зато уж пирогами своими слоеными побаловала её в конце: больно ей полюбились. Папа рубил капусту, а я…  «Теперь я барыня», -  говорила мама, отрешившаяся от забот…
     Отец пережил её на 10 лет и каждый год посвящал новую элегию…  «Со святыми упокой, Господи, души их. Идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная!»  Моя ежедневная утренняя молитва…

                И вот нынче

     Сижу, обняв подсвечник…  Вижу маму молодую — в шелковом платье цвета перванш.  Оно и мне очень шло, а потом укатило в деревню, в Тверскую, где дальние родичи лишились дома и скарба из-за пожара…  А как хороша была мамочка в сшитом своими руками: оранжевом штапельном с нежным рисунком и оборкой в складку , а особенно -  в «солнце-клеш» из китайского шифона, с крупными яркими цветами (ничего более красивого никогда и после не встречала). Все материалы подбирал отец — и для меня тоже.
     Он был весельчак и  часто устраивал спектакли, представляясь то Лениным, то Петром Первым, а иногда делал прическу и мину на лице — под Гитлера…  Гости были в восторге - они не переводились в нашем доме. Родители жили на широкую ногу, но … в небольшой комнатке. Деньги тратили на книги, отпуск и деликатесы.  За  виноградом «дамские пальчики»  отец ходил с чемоданом…
     Свеча ещё пылает, а я достаю из шкафа поясок от маминого платья… того, в котором с ней прощались. Оставила себе на память…

     Не за горами День Победы…  Разложу, как обычно,  на подушечке отцовские ордена и медали, фотографии и письма мамочке и с фронта, и из Шуи после войны.   Туда взяли его прямо с Салюта Победы — на расформирование фашистских частей. 
     Открытки тех месяцев ещё эстонские: крохотные и очень милые… На одной — мальчики-трубачи в форме, на прочих — редкие цветы или птицы. Возвращаясь, заглянув по пути в Палех, папа привез жене в подарок шкатулку, пудреницу и брошку…  Всё теперь досталось мне.  Как и многое другое — бесценное… Но главное — мои воспоминания!
     Неужели и на Троицу тоже не встретимся?


                28 апреля 2020 г.