Веселые октавы

Иду на Вы, мадам Октава!
Вооружась лихим штыком,
Грядет чернильная Полтава,
Но я владею ремеслом
Взмахну и строчка величаво
Плывет, укрощена пером.
К ней пристегну строку другую,
А там и третью очарую.

Приятно гидре трехголовой
Пришпорить пенные бока,
Чтоб, занявшись поэмой новой,
Напрячь извилины слегка,
Бросая критике суровой
С веселым возгласом: "Пока!"
Глодать стихов истлевших кости
И вихрем мчаться к музе в гости.

Послушать байки вечной девы,
На травах райских развалясь,
Внимать лиричные напевы,
Как няньке внемлет юный князь.
Сарказма свежие посевы
Взрыхлить, чтоб весело смеясь,
Раздать все саженцы друзьям
Как чудодейственный бальзам.

Да, кстати, вот какой рассказ
Насмешница при нашей встрече
Мне подарила в прошлый раз:
Теперь я коротаю вечер,
Как вдохновенный богомаз,
Включив стоваттовые свечи.
В поэме красками рисую
Страну далекую, чужую.

Хрустальная мечта Остапа -
Тот дивный уголок земли,
Где бросивши ступени трапа,
Встают на якорь корабли,
Где люди с внешностью арапа
Гуляют, словно короли,
Все от любви слегка пьяны
И носят белые штаны.

Сбылось! Великий комбинатор,
Преуспевающий банкир,
В советском прошлом конспиратор,
Фарцовщик, позже рэкетир,
Московской мафии куратор,
На белом лайнере весь мир
Он пересек, чтоб рассмотреть
Мечтаний сладостную бредь.

О.Рио! Ты – мечта поэта!
Ты весь наполнен волшебства
Открытого Колумбом света.
Душа стремится божества
В тебе черпнуть. Здесь вечно лето!
А солнце! Море! А трава!
Весь этот красочный узор
Впервые видит командор.

Цветущ, как звезды Голливуда,
Изящен как Ален Делон,
Купцов московских Робин Гуда
Не брали годы в свой полон,
Ни пули острые, покуда
Не нанесли ему урон.
Однако, мне, друзья, пора
Прервать поэму до утра.

Давно уж полночь проскочило,
И в голове сплошной чугун.
Свиданье с музой утомило,
Бормочет сказки кот Баюн
Уж скоро красное светило
Блеснет, как огненный Перун.
Ну, в самом деле, сколько можно
Мозги насиловать безбожно.

Но вот и утро: освеженный
Остап оставил Grand hotel
Pantene-pro-v обильно пенный
Духи французские Chanele
Ему придали чужеземный
И лоск и блеск. В душе свирель
У комбинатора играла
И на прогулку приглашала.

Идет по набережной важно
Остап – российский гражданин
Глаза его сияют влажно
Из «новых русских» господин
Достиг мечты своей отважно,
Достиг он, кстати, не один,
С ним были Балаганов Шура
И Кисы дряхлая фигура.

Ну, полноте, какие сказки!
Минуло шесть десятков лет,
Как эти нэповские маски
В литературе звездный след
Оставили. Сгущаешь краски
Своей фантазией, поэт!
Герои прозы и стихов
Не вечны же, в конце концов.

Друзья, вам вновь напоминаю,
Что сказку выдумал не я,
Небесной музы глашатаю
Ярлык не вешайте вранья,
Роландов рог я прижимаю
К губам, чтоб свежая струя
Фантазий вольных прозвучала,
Что мне богиня рассказала.

Вернемся к нашему герою
С его компанией честной.
Признайтесь, хочется порою
И вам к лагуне голубой,
Где пальмы важной головою
Кивают над морской волной.
Кокосы, яхты, какаду –
Двенадцать месяцев в году.

Идет Остап, его охрана
От солнца знойного пыхтит
Пред ними пляж Копакабана,
На входе – в землю вбитый щит,
Пред ним, как римская Диана,
Девица голая лежит.
И, как единственный наряд,
На шее номерки висят.

Вскочивши на ноги, девица
Остапу преградила путь
И величаво, как царица
На собственную ткнула грудь.
Всей тройке, как стальная спица,
Воткнулась в горло. Ни вздохнуть
Ни шевельнуть единым членом
Не в силах под незримым пленом.

Сплошной столбняк у Кисы, Шуры,
И только трезвый командор
Явил величие натуры,
Уняв свой пламенный мотор
Из рук божественной фигуры
Взял номерки. – Какой-то вздор!
Подумал, остужая жар,
Но принял этот странный дар.

Вдруг амазонка молодая
Одежду предлагает снять.
И вот уж троица нагая
Ей что-то хочет доказать.
Та, притязанья отвергая
Им начинает объяснять
И говорит на чистом English:
- Разуй глаза! Ты что, не видишь?

Какое разочарованье,
Скрутить свой пыл в бараний рог.
С почти физическим страданьем
Остап читает среди строк,
(Хоть не страдал образованьем,
Но по-английски все же мог
Читать немного). О, пассаж!
Пред ними - для нудистов пляж.

На смену первых изумлений
Остапа охватил соблазн -
Набраться свежих впечатлений,
Природный утолить сарказм.
Ценитель острых ощущений,
От жизни получал оргазм,
Храня эпикурейский нрав
Средь приключений и забав.

Решенье принято. Все трое
Прошли заветный Рубикон,
Как древнеримские герои,
Судьбе полезли на рожон,
Надувшись важно, как ковбои,
Что входят с кольтами в салон,
Где их нежданное явленье
Сулит сплошное развлеченье.

Но вскоре маска лени сытой
Сползла, как шкура со змеи,
Когда она чулок избитый
Бросает в каменной пыли,
Чтобы весенним волокитой
Апрельскою порой любви
Блистать среди ползучих дам
Каскадом брейковых программ.

Чем смущены мои джентльмены?
Толпой раздевшихся мужчин.
Иль тем, что голые сирены
От памперсов и до морщин
Собрались здесь (да, эти сцены
В России редки, как павлин).
Сразил ли стройных ног балет
Иль знойный шоколадный цвет?

Румянолицая Мальвина
Здесь вряд ли встретиться могла
Но ниже – чудная картина:
Бронзоволепные тела.
А бюст, а ножки – сердцу мина!
Но эта мина довела
Уже не одного поэта
От серенад – до пистолета.

Восторгами на эту тему
Не стоит сердце раздражать
И попугаем быть на смену.
Что лучше: face или же стать,
Как философскую проблему,
Удобно каждому решать
И рисовать свой образец,
Каким внушил его творец.

Что примечательно, мужчины
Обозревали слабый пол,
Как-будто не было причины
Прервать их гольф иль волейбол,
Пить кофе и жевать ветчины,
Петь песни, прыгать рок-н-ролл.
Спокойствия богов полны
Как будто все они больны.

Вот это больше всех сразило
Моих холодных северян.
Идут, глазея молчаливо
На чудеса заморских стран.
Чтоб мускул не кипел бурливо,
Купаться лезут в океан.
Остынув – снова на песок,
Но кровь стучится им в висок.

Там темнокожие цирцеи
Гоняют волейбольный мяч.
Своих десяток эти феи
Ему вослед пускают вскачь.
Мои бедняжки – одиссеи
Душевный испуская плач,
Завыть в отчаяньи готовы.
Вдруг - казус приключился новый.

То вождь команчей, старый Киса,
Всхрапнул, заблеял как козел,
В глуби надломленного криса
Проснулся боевой орел
И очертанья кипариса
Совсем нежданно приобрел.
Он сам не ждал беды такой –
Фельдмаршал был давно седой.

Галопом прыткого мустанга
К цирцеям черным поскакал,
Что для фельдмаршальского ранга
Вряд ли солидно. Он рычал,
Кричал, шипел: - Отдайся самка!
И к жезлу своему прижал
Одну из них. Какой эксцесс!
Но не успел пойти процесс.

Как стая дикая гусей
Или как свора злобных гризли,
Команда дружная цирцей,
Подняв за жезл гиганта мысли,
Швырнула остывать в бассейн.
Чуть бедный не лишился жизни.
А следом Шура, командор
С ним разделили тот позор.

Чем все закончилось - не знаю
Был, говорят, ажиотаж
Раздут изрядный, полагаю,
Подняла пресса свой тираж.
Но я газеты не читаю
В них – агрессивный ералаш.
Но то – совсем другой рассказ -
Томить не буду больше вас.

Пора прервать мои тирады!
Устала муза совершать
Кульбиты, выпады, шпагаты,
Лошадкой резвой гарцевать,
Стрелой лететь через преграды,
Застыть столбом, лететь опять.
Дадим ей, наконец, вздохнуть,
Закончив надоевший путь.

                1995год