Под рваным знаменем победы русский путь...

А. В. Лексина, Коломна, Е. Ю. Третьякова, Краснодар

«Под рваным знаменем победы»: русский путь в художественном мире Ю. П. Кузнецова


В исследованиях, посвящённых творчеству Юрия Поликарповича Кузнецова, особое место отводится военной теме, поскольку она явилась для поэта «болевой точкой», точкой отсчёта для его поэтического пути. Эта тема, действительно, звучит почти в каждом стихотворении поэта, но проявляется на разных семантических уровнях по-разному.
Рассказ о войне, отнявшей близких у детей, жён, матерей глубоко лиричен – как в стихотворении 1965 г. «Память» («Не ходи ты, ради Бога, мама, / К этому колодцу за войной!») или в стихотворении 1974 г. «Гимнастёрка» («Она вдыхала дым живой, / К угрюмым складкам прижималась, / Она опять была женой. / Как часто это повторялось!»). Однако в общем пространстве художественного мира поэта он эпичен и проникнут императивом вернуть героический компонент ; не утерять героев, необходимых родной земле, которая стала бесхозной с их утратой, как в поэме «Четыреста»:

– Россия-мать, Россия-мать, –
Доныне сын твердит, –
Иди хозяина встречать,
Он под окном стоит [1]

Важной и значимой для всех времён, особенно для сегодняшнего времени является мысль об ответственности современников за то, чтобы победа, доставшаяся русскому народу ценой миллионов погибших, не была утрачена, как и русская цивилизация, её особенный путь, в который, как писал Тютчев, можно «только верить».
Этой мыслью проникнут центральный для стихотворения «Знамя с Куликова» образ «рваного знамени победы»:

Сажусь на коня вороного –
Проносится тысяча лет.
Копыт не догонят подковы,
Луна не настигнет рассвет.
Сокрыты святые обеты
Земным и небесным холмом.
Но рваное знамя победы
Я вынес на теле моем.


Он связан с ядром семантического пространства ; темой многовековой преемственности, связи с пращурами, которые завещали хранить родную землю. Победы давались нелегко, боги войны забирали кровавые жертвы, однако кровь павших делала знамя победы еще более дорогим:

Но рваное знамя победы
Я вынес на теле моем.
Я вынес пути и печали,
Чтоб поздние дети могли
Латать им великие дали
И дыры российской земли.

В этом стихотворении 1977 г. главенствует тема личностного переживания всего, что ценно для созидания русского мира и русского единства как органичного взаимодействия между прошлым и настоящим. Лирический герой делает выбор, дает клятву верности тому, что позволит народу уберечь целостность пути.
Вынести, не уронить, не потерять знамя… Задача осмыслена не как рывок, а как живая память о длительных суровых испытаниях («Я вынес пути и печали»), которая даст возможность и поколениям иных времен стать людьми мужественными, зрелыми, а не «поздними детьми».
Поэтический синтаксис превышает возможности синтаксиса грамматического. Обратим внимание на глагол латать в фразе о целительном знамени победы («Латать им великие дали и дыры...»). Здесь явно присутствует установка на то, чтобы читатель домыслил (устранил эллипсис) другое слово: сближать дали (великое в прошлом и будущем) и, тем самым, латая дыры в исторической памяти.
Великие дали ; понятие нематериальное, а все нематериальное не претерпевает ущерба, но абсолютно целостным является лишь зрелому человеку. Такие целостные личности ; богатырский плод  от плода Родины.
А дыры —  явление  материальное. Продырявленную материю можно и надо латать, чтобы она не рвалась и не расползалась.
Юрий Кузнецов уже в 1970-е выделился среди поэтов своего поколения тем, что верно мыслил и двигался в правильном направлении: не думал о зияющей пустоте как о том, с чем культура справиться не может.
В 2001 г. в стихотворении «Полюбите живого Христа» он скажет «вы разрыв, а не связь» о бескрылых опустошенных людях, у которых нет веры и любви.
Сам поэт шел к обретению веры через восстановление живой связи с отцом. Тогда же, в 1977 г. он написал как клятву сыновней верности стихотворение «Я пил из черепа отца…», которое несправедливо называли кощунственным.
В этом ярком поэтическом манифесте также говорится о преемственности, о поиске «правды на земле» и вековечном культурном коде, завещанном будущим поколениям на все времена.

Я пил из черепа отца
За правду на земле,
За сказку русского лица
И верный путь во мгле.
 
Вставали солнце и луна
И чокались со мной.
И повторял я имена,
Забытые землей.

Только чтя эти заветы, можно отнять у мглы забытья родные имена и «сказку русского лица». Не сохранив «любовь к отеческим гробам», представители будущих поколений не дорастут до богатырства, окажутся Иванами, не помнящими родства.
Русский путь мыслится Кузнецовым как путь мировой, вбирающий общечеловеческие скорби. Так тема сыновьего долга, ответственности перед отцами вырастает в наднациональную, метакультурную:

– Отдайте Гамлета славянам! –
Кричал прохожий человек.
Глухое эхо за туманом
Переходило в дождь и снег.
Но я невольно обернулся
На прозвучавшие слова,
Как будто Гамлет шевельнулся
В душе, не помнящей родства.
И приглушенные рыданья
Дошли, как кровь, из-под земли:
– Зачем вам старые преданья,
Когда вы бездну перешли?!

Для Кузнецова важность «старых преданий» непреложна. Поэт думал о том, что мы передадим и оставим своим потомкам.
От первого лица сказано:

Был бы я благодарен судьбе,
Если б вольною волей поэта
Я сумел два разорванных света:
Тот и этот – замкнуть на себе.

Это строки одного из стихотворений «Сталинградской хроники», которую поэт писал почти десятилетие (1984;1995). И этот цикл надо обязательно вспомнить, поскольку в нем философская емкость эпитета разорванный вбирает в себя все.

Нерв войны ; это связь. Неказиста,
Безымянна работа связиста,
Но на фронте и ей нет цены.
Если б знали убогие внуки
Про большие народные муки,
Про железные нервы войны!
Принимаю по русскому нраву
Я сержанта Путилова славу.
Встань, сержант, в золотую строку!
На войне воют чёрные дыры.
Перебиты все струны у лиры...
Ужас дыбом в стрелковом полку.
Трубку в штабе едва не пинали.
Связи нет. Два связиста пропали.
Полегли. Отправляйся, сержант!
Полз сержант среди огненной смази
Там, где рвутся всемирные связи
И державные нервы шалят.
Мина в воздухе рядом завыла,
Тело дёрнулось, тяжко заныло,
И руда из плеча потекла.
Рядом с проводом нить кровяная
Потянулась за ним, как живая,
Да и вправду живая была.
Доползло то, что в нём было живо,
До смертельного места обрыва,
Где концы разошлись, как века.
Мина в воздухе снова завыла,
Словно та же была... И заныла
Перебитая насмерть рука.
Вспомнил мать он, а может, и Бога,
Только силы осталось не много.
Сжал зубами концы и затих,
Ток пошёл через мёртвое тело,
Связь полка ожила и запела
Песню мёртвых, а значит ; живых…
Кто натянет тот провод на лиру,
Чтоб воспеть славу этому миру?..
Был бы я благодарен судьбе,
Если б вольною волей поэта
Я сумел два разорванных света:
Тот и этот ; замкнуть на себе.

Это стихотворение и гимн герою, и поэтическая декларация автора, и молитва о прочной связи между прошлыми и будущими поколениями живущих на земле.
С гибелью родной культуры человек теряет и «тот» и «этот» свет. Так поэт осмыслил и показал героическую миссию соединителя «двух миров» – «того и этого» в стихотворении, рассказывающем о подвиге связиста Путилова.
В культурном предании народа пространством, органично соединяющим жизнь двух миров, выступает миф.
Юрий Кузнецов говорил: «Я поэт с резко выраженным мифическим сознанием. В моих стихах много чего есть: философия, история, собственная биография, но главное – русский миф, и этот миф – поэт. Остальное легенда». И сам поэт «создал пророчески жёсткий (обличительный) и отцовски щедрый персональный миф. Он сказал всё, что нужно для силы слова, поднимающей Древо Речи на его истинном корню» [2, с. 63-64].
Его поэзия богатырски торит путь, исключающий бездну беспамятства.
В образе победы, показанном у Кузнецова двояко, как обретение, которое надо беречь, всегда присутствует не только начало героическое – жертвенное служение тех, кто отдал жизнь для сохранения пути, завещанного русским мифом. Героика монументальна, но не статична. Поскольку образ высится над трагическим зиянием бездны.
Всему этому противостоит, никак не относясь ни к смерти, ни к жизни, равнодушие ко всему, что составляет судьбу народа. Об этом сказано в написанных в 1988 г. стихотворениях «Ложные святыни» и «Неизвестный солдат».
«Легко ты принял ложные святыни, / Рассеянный и гордый человек». Уличая индустриальный век в подменах, поэт выступил против того, чтобы «Стирать черты из памяти народной / И кланяться безликой пустоте». Стихотворение «Неизвестный солдат» начато обращением к Родине, а по существу, ко всем соотечественникам:

О, Родина! Как это странно,
Что в Александровском саду
Его могила безымянна
И – у народа на виду.

Упрёк потомкам, для которых безымянны герои, благодаря которым страна не стала покорённой захватчиками территорией, – мысль актуальная, поскольку и ныне есть силы, не смирившиеся с победой русского народа в Великой Отечественной, и они только ждут удобного момента, чтобы переиграть итоги Победы.
Поэт как хранитель народного мифа, моделируя реальность, помогает восстановить истинную ценность подвига, преодолеть разрыв времён и поколений. Миф русского пути, предание о защите родной земли от посягательств на её свободу и целостность всегда были связаны с образом богатыря.
Но если «судьба на подвиг не готова», – «слова уходят в пустоту»

И возвращается он снова
Под безымянную плиту.

В «Неизвестном солдате» особая поэтическая оптика, которая делает это стихотворение балладой. То, к чему слепы современники, вопиюще ясно видно из глубины веков.
Неизвестный солдат – богатырь, истекающий кровью. И кровавая полоса не устранима, она тянется сквозь «тот» и «этот» свет за знаменосцем неложной победы. «Как хвост победного парада / влачит он свой кровавый след»:

Во глубине тысячелетней
Владимир-Солнышко встаёт,
И знаменосец твой последний
По Красной площади ползёт.
Не только зрение, но и слух потрясен развертывающимся действом. От этого сотрясения осыпается земной прах – все, что мешало ясно видеть вечный смысл происходящего. Смысл, который может быть стерт с лица земли и уничтожен только вместе с Родиной. Об этом кричит последний знаменосец победы – поруганная честь Отечества.
Его слова подобны бреду
И осыпают прах земной:
«За мной враги идут по следу,
Они убьют тебя со мной.

О, Родина! С какой тоскою
Кричит поруганная честь!
Добей меня своей рукою.
Я криком выдаю: ты здесь»

И очевидный смысл происходящего заставляет слепых прозреть, оглохших услышать, что знамя нужно подхватить, чтобы не свершилось «немилосердное решенье». Тут вновь появляется образ зияющей раны, которую можно зажать только знаменем победы:
Его глаза полны туману
А под локтями синий дым.
Заткнул свою сквозную рану
Он бывшим знаменем твоим.
Эпитет бывшим – как сигнал об утрате. Кузнецов, как очевидец распада страны, пророчески предупреждал о близости рубежа, за которым для потомков может быть стерта не только память, но и чувство Родины. По существу, стихотворение «Неизвестный солдат» – не только баллада, но и мистерия. Чудо, которое совершает великая всепрощающая любовь героя, погибшего за свою Родину, но готового, если добьют еще раз, добьют уже свои, вечно отмаливать прощение своей Родине – уже на небесах!
У Божьей Матери прощенье
Я отмолю на небесах…

Жертвенность, присущая в истории русскому пути, возведена в высшую степень во имя единства и целостности родного мира, ради возврата соотечественников на русский путь.
«Рваное знамя победы» выступает у Юрия Поликарповича Кузнецова в роли символа, который восстанавливает народ на его истинный путь – путь неотрывный от защиты родной земли, любовной причастности к её духовному величию и красоте, к созиданию Добра, которое только и делает возможной саму жизнь на этой земле.

Литература

1. Сайт «45 параллель» Все стихи Юрия Кузнецова [Электронный ресурс] URL: https://45ll.net/yuriy_kuznetsov/stihi/ (дата обращения: 19.01.2020). Далее стихотворения цитируются по этому источнику.
2. Третьякова Е. Ю. Юрий Кузнецов: зрелое новаторство: монография. – Краснодар: Краснодарский гос. ун-т культуры и искусств, 2013. – 206 с.