Балада про загибель отамана Григорьева

Це вильна буде писня
Про вильную крайну,
Про вильну Украину,
Гражданскую войну.

Про то как вовчьи зграи
Державу меж собой
Дилили как хотели,
Народ топча простой.

Петлюровцы, казаки,
Окрим большевики,
Помещики и немцы,
Все рвали на шматки.

Зъявилася тут сила,
Супротив всех одна,
Якой державна влада
Не мало ни требна.

Яка лише хотила
Народу волю дать,
И почала республику
Безвладну создавать.

В станице Гуляй-поле,
Из казаков, селян,
Такий почин задумав,
Селянский отаман.

Из каторги приихав
Махно в свое село,
И разом с ним в Украйну
Анархию внесло.

О воле и о хлебе,
Народу говорить,
И шо для перемоги,
Всем надо разом быть.

Но для народу важко
В анархию входить.
Простише порубати
Хто на шляху стоить.

И буде добрий хлопец
Беляцкий есаул,
Який рису таку,
По швидкому смекнул.
 
Вокруг братву зибравши,
Григорьев-отаман,
По вильной Украине
Гуляет точно пан.

Де просто так пограбит,
Де погромит жидов,
Простий народ видважний,
К нему пойти готов.

Не просто идуть грабить,
И не от пристрастей',
А чтобы бить червонних
И гетманьских властей.

От них бижить солдатик,
От них бижить мужик,
За звичкою хорошою
Винить за все чужих.

Хоть хлопчиков багато,
Но разумеет вин,
Шо вин со всей краиной,
Не справится один.

А рядом Гуляй-поле,
Махновская крайна,
И батькина пидмога
Григорьеву требна.

И покладений чорний
На билий лист наган,
И про любовь и дружбу
Катает атаман.

«Пишу тоби я батько,
Шо я тоби люблю,
Крайну захопим разом,
Продамо по рублю,

Ни требо нам червонных
И билих мудаков,
А пущи нам ни требо
Кацапов та жидов.

Давай с тобою разом,
Рубать шо буде сил,
Тех хто казацкой чести,
Як сукин кит зминил».

Задумався махновский,
Народний комитет,
Зибрався в Гуляй-поле вин
На негайний совет.

Шо робити с идеею
Григорьевских частей,
Адже проти червонных
Они борються властей!

И бачит в стать похмуро
Товарищ Шейдеман,
А може им пожертвуе
Кохани отаман?

А може так и требе,
Для блага усей крайны,
А може шо жидовины,
Краине ни требны?

И батько умехнувся,
Уставши от одра,
«Казацка наша доля,
С жидовскую сестра.

У нас, простого люду,
Единий враг – буржуй,
Так шо смокчи паскуда,
Наш пролетарский ***!

Но щоб простым селянам
Друг друга не рубати,
То требо отаманам
Це обговорювати.

То требо зустрітися,
То требо розмолвляти,
Щоб сиротам и вдовам
О хлопцах не рыдати»

Зустриче мисце знайдено,
Приихал отаман,
Наполнили горилкой
Гранований стакан.

И тильки батько випив,
Встигнувши закусити,
Махно несподивано,
По-русску говорите:
 
«Недавно твои хлопцы
Решили пошутить,
Еврейское местечко,
От удали громить.

Я не желал б щоб батько,
Ты на мене кричал,
Но я твоих казаков
На месте расстрелял.

И давеча депеша,
Забавная пришла,
Депеша от Деникина,
Там сказочка была,

Шо ти родимый батько,
Дворянам перший друг,
Шо бунтари погибнуть
От ваших с ими рук».

«Ты шо же гворишь, батько,
Чему ты говорити?
С тобой мы ниби братья,
А ти мене винити.

За шо ты моих хлопцов,
Без судно расстрелял,
Шо у твоих жидовинов,
Отряд пошуравал?

Да краше тоди белые,
У них нема жидов,
До я хотя б с Деникином
Против' большевиков!»

«Так значить так зараза?
Ти зрадив бедный класс,
Ти розню сука вносишь,
Промиж народных масс!»

Григорьев тут збліднувши
Наган схопив' рукой,
Но батько буде швидше,
И кулею одной,

Сразил и прямо в сердце
Народного врага,
Похитнув тот и скрикнув,
И впав у сапога,

Махновского пидбитого
Прохри'пивши в сердцах,
Из горла перебите,
С образой на вустах:

«Ах батько, милый батько,
Як я тоби любив!
А ти мене гадюка
Жидов заради вбив!»

И батько умехнувся,
Потикавши носком,
«Ни тильки у цьому справа,
Хоча и справа у том:
 
Шо у простого люду,
Единий враг – буржуй,
Так шо смокчи паскуда,
Наш пролетарский ***!

Ти так не зразумивши
Шо треба для людей,
За нами бачит воля,
А мы стоймо за ней...

У правду не потрибно,
Червоных мудаков,
Помещиков и немцев
И гетьманских штыков.

Ни треба нам погромщиков,
Ни треба кулаков,
А треба жити добре
Для баб и мужиков.

Пускай в Москве рыдають,
И на Дону ревуть,
Пускай Петлюра с гетьманом
Анархию клянуть!

Под нашим чорним стягом,
Повстануть сили дня,
И это буде навить,
Коли убьють меня…

Мы може проиграти,
Мы може перемочь,
Но буде уповати,
Шо не продлиться ночь!

Якщо вильна Краина,
Те вильная земля!
Нема и меж и наций,
Богов, господ нема!»
2011