Е. Аксельрод, Т. Реброва, Н. Хаткина, И. Кабыш, др

Стихотворения, романсы и песни
______________________________

Содержание

_Е. Аксельрод_
<Я читаю между строк>
<Меня влекут полутона>
<Приезжай ко мне, не откладывай>
Двое
<Ненадеванные платья>
<Две скобки - два числа>

_Т. Реброва_
Подарок
<Отражала заварка в чайнике>
<Переиграла я сама с собой>
<Как хорошо, когда вокруг дожди>

_И. Машинская_
В ПАУЗЕ
  Шаболовка
  Аэропорт
В конце года

_Н. Хаткина_
<Разубеди меня в том>
<Не каменей, когда беру тебя за руку>
Молитва на кухне
Нет у Бога никого, кроме нас
<Я перебираю свои прегрешенья>
<Когда б мне умереть во время родов>
<Мне впервые исполнилось 30>
<Вот мой автопортрет в четыре года>
От А до Я
Приют
Самоидентификация

_И. Кабыш_
<Ох ты, глупая голова>
<Всякое царство берется силой>
<А если как тряпку меня отжать>
<Рай - это так недалеко...>
<На электричку брали билеты>
<Кто варит варенье в июле>
<Сначала жаль только Татьяну>
<Если поезд ушел, надо как-нибудь жить на вокзале>

_Ю. Петрусевичюте_
<Сквозь сутолоку повседневных дел>
<В самом деле, пустая забава, игрушка, безделка>
<Холод ночи и час оправдания худших поступков>
<И с тех пор мы узнали, как людям живется вдвоем>
<О счастливой любви напишу - и начнется декабрь>
<А еще этой ночью никто не умрет>

_Г. Дицман_
Ленинградский блюз
Фанданго
AVE MARIA
<ВОЗРАСТ - достаточный для сомнений>

_К. Некрасова_
Дневное кино в будни
<Из года в год хожу я по земле>

_Н. Николенкова_
Зима
Рождественский стишок

_И. Знаменская_
Осенней ночью
Посвящаю осеннему страннику
--------


Елена Аксельрод (р. 1932)

Я читаю между строк,
Вдоль и поперек.
Между - я прочла упрек,
Вдоль - тоску, а поперек -
Что разлука нам не впрок,
Что в дороге ты продрог,
Что сойтись настал нам срок
На скрещении дорог.

Только ты все - вдоль и вдоль,
Все ты вдоль дорог,
Только я все - поперек,
Поперек дорог.
Я читаю между строк:
Ты со мною снова строг.
Все слабее встреча брезжит,
Встречи все трудней и реже -
Где-то между,
Где-то между
"Вдоль" и "поперек".

--------


Елена Аксельрод

Меня влекут полутона -
Полувесна и полулето.
Осина еле приодета,
Сирени бледной - грош цена.
Полупроснувшиеся лица,
Пробившаяся не вполне
Улыбка... В тусклом полусне
Полувоскресшая столица -
В полжизни жизнь. В ее чертах,
Полувесенних, полулетних,
Печать усилий предпоследних
Не так отчетлива... И страх
Полуразмыт голубизною,
Слегка подкрашенным теплом,
Распахивает окна дом
Над городской полуземлею.

Полунадеждою дышу
И забываюсь полудремой...
Тебя, мой друг полузнакомый,
Покуда в памяти ношу.

--------


Елена Аксельрод

Приезжай ко мне, не откладывай,
Нет у нас ни "пока", ни "потом".
Все прорехи меж нами не латаны,
Время тает, как снежный ком,

Утекает дождями чуть слышными,
Осыпается легкой листвой,
Голосами ненужными, лишними
Голос мой заглушает и твой.

Что же речи твои так уклончивы?
Разве мало - жизнь под уклон?
Но поверь: ни с чем не покончено -
Ни с дождями, ни с шелестом крон.

Оплачу все долги неоплатные,
На часы глядеть не хочу.
- Приезжай ко мне, не откладывай! -
Через годы все бормочу.

--------


Елена Аксельрод
ДВОЕ

Он письма ей писал,
Так смехотворно робок.
Конфеты посылал -
Росла гора коробок.
Под окнами ее
Маячил до утра.
Хоть не была хитра,
Но все же потешалась:
Ей нравилась игра -
В наш век такая шалость.
Ей на покой пора.
Она избаловалась
Небрежностью вранья
И легкостью объятий.
А он: <Судьба моя!>
Как поздно, как некстати.
Ну что ж? Опять одна,
Варила кофе крепкий
И в кухне у окна
На круглой табуретке
Сидела дотемна,
Не торопясь пила
И думала с усмешкой:
Чего б не отдала
За то, чтобы не мешкал
Тот робкий человек
С повадкой старомодной,
Тот прошлогодний снег,
Тот случай мимолетный.

--------


Елена Аксельрод

Ненадеванные платья,
Неговоренные речи,
Нераскрытые объятья,
Несвершившиеся встречи.

Я застряла в лифте темном,
Не поднявшись, не спустившись -
В лифте темном, неподъемном,
Не простясь, не расплатившись.

Нахожу на ощупь кнопки,
Жму на все подряд вслепую.
Зов мой из ночной коробки
Падает в нору пустую.

Мечется во сне сознанье,
Точно в петлях серпантина.
Но прощенье, воздаянье,
Воздух, свет - улыбка сына.

--------


Елена Аксельрод

Две скобки - два числа:
Рождение - уход.
От койки до стола,
И дальше - в небосвод.

Пришел ты, как домой,
А циферки - вдогон.
И вот уж - с глаз долой,
И вот - из сердца вон.

Ты на виду у птиц,
Ты в сердце облаков -
Меж просветленных лиц
Бесполых стариков.

--------


Татьяна Реброва (р. 1947)
ПОДАРОК

Это - мне? Это... правда мне?
Я забыла, что значит - извне.
Что имела - шло изнутри,
Из души, из моей!
Неужели?
Нежный камушек цвета зари...
Это мне? Да хватило б и Гжели.
Сувенира! Да пусть не у шеи,
А в кармане носила б.
Ангельским светом.
И карман бы светился, как слёзы во сне.
Я забыла, что значит - извне,
Безвозвратно и нежно при этом.

--------


Татьяна Реброва

Отражала заварка в чайнике
Перстень,
брошенный на подзеркальнике,

Где сама луна в кои веки
Только лишь лунным камнем была.

Этой ночью из прошлого я ушла
Раньше, чем Вию подняли веки.

--------


Татьяна Реброва

Переиграла я сама с собой
Все роли, что могли бы стать судьбой.
И даже те, от чьих бы реплик Бог
Дурёху пожалел и уберёг.

Я всё переиграла, всё успела:
Плясала, декламировала, пела
В пустой квартире, всё - от поцелуя
Воздушного до выхода на бис.
И, сапогами книксены рисуя,
Пофыркивала гордо на кис-кис.
Вот повезло! Не жизнь, а бенефис.

--------


Татьяна Реброва

Как хорошо,
когда вокруг дожди,
И сумрачно, и в полдень свет включаю.
Как хорошо
с надеждою среди
Утрат
испить жасминового чаю.

--------


Ирина Машинская (р. 1958)
В ПАУЗЕ

1. Шаболовка

Отказываешься от меня, отказываешься.
Боишься - а я смирная. Раскаешься.
Назад идешь, к метро, я - к трамваю,
оглядываюсь - и ты оглядываешься.

Площадь под нами черна, как безумие.
Лужи горят на полосе нейтральной.
Коплю, коплю тебя, моя радость, с собой везу тебя.
Если б ты знал, каково это - не тратить.

Все гостинцы друг другу носим - слова, книги.
Ими ласкаем друг друга - скажи, не глупо ль?
Вздрогнет в метро контролерша, как пограничник.
Но даже она не знает, как любим.


2. Аэропорт

Уходи, уходи, улетай.
Я тебя не встревожу ничуть.
Это просто - оборванный край
неба
лег на железный путь.

Никого уже не обманет
"как-нибудь".
Провожавшему в горле станет
в город обратный путь.

Уплощается в перспективе,
упрощается даль.
Нам иронии не хватило -
вот печаль.

В воздухе - запах льда, и он
может тебя нести.
Летное поле - как ладонь
разжавшаяся: лети.

--------


Ирина Машинская
В КОНЦЕ ГОДА

Листья умчались на юг.
Вот и останется вдруг:
иней на серых стволах,
изморозь на проводах.

В общем-то ничего
не было в этом году:
птицы уснули в саду,
рыбы уснули в пруду.

Птицы - в замерзших садах,
рыбы - в дырявых садках,
брошенные на задах
года, что начался с "ах".

--------


Наталья Хаткина (1956-2009)

Разубеди меня в том,
что ты меня больше не любишь.
Стражем при хламе живу,
точно ласковый Плюшкин.
Пыль собирают мои сухоцветы -
мертвые венчики так и не сказанных слов.
Разубеди меня в том,
что и это
дикою кошкой в кусты убежавшее лето -
тоже была не любовь.

Жесты мои -
точно бабочек-бражников танец.
Душу твою
отпускаю на волю и снова ловлю,
и слезами давлюсь.
Разубеди меня в том,
что я старюсь,
и скоро состарюсь,
и кажется - точно сопьюсь.

Разубеди меня в том,
что Гамлет Офелию бросил.
Притворился безумным,
сказал - в монастырь уходи.
Разубеди меня в том,
что сентябрь - это ранняя осень,
но все-таки осень.
А значит - тоска и дожди.

Разубеди,
что вино - хоть тоску мою глушит -
но в омуте слаще вода.
Разубеди меня в том,
что ты меня больше не любишь.
И не любил никогда.

--------


Наталья Хаткина

Не каменей, когда беру тебя за руку,
не бойся - я в тебя не так уж влюблена,
а просто мы бредем, цепляясь друг за друга,
от белого вина до красного вина.

Ты будешь вспоминать все то, что я забыла,
перед тобою свет - я в сумраке на треть,
тебе еще пылать, а я уже остыла,
но рук мне так никто и не сумел согреть.

Ты будешь усложнять, я - становиться проще,
перед тобою дверь, передо мной - стена.
И все-таки нам дан один отрезок общий -
от белого вина до красного вина.

Общаемся с тобой не то чтобы от скуки -
отдушину ища среди мирских забот.
Послушай, просто так возьми меня за руку,
а красное вино пусть за душу берет.

--------


Наталья Хаткина
МОЛИТВА НА КУХНЕ

Надо посуду вымыть, а тянет разбить.
Это отчаянье, Господи, а не лень.
Как это тяжко, Господи, - век любить,
каждое утро, Господи, каждый день.

Был сквозь окно замёрзшее виден рай.
Тусклым мочёным яблоком манила зима.
Как я тогда просила: <Господи, дай!>
- На, - отвечал, - только будешь нести сама.

--------


Наталья Хаткина
НЕТ У БОГА НИКОГО, КРОМЕ НАС

Нет у света ничего, кроме тьмы.
Он в ней лилией пророс - и погас.
Кто там плачет в темноте? - Это мы.
Нет у Бога никого, кроме нас.

Неподатливый такой матерьял -
отрастить не получается крыл.
Вот один хотел взлететь - и пропал.
Впрочем, кто-то говорит: воспарил.

То не лилия растет средь зимы -
просто хочется любви, прям сейчас.
Нет у света ничего, кроме тьмы,
нет у Бога никого, кроме нас.

--------


Наталья Хаткина

Я перебираю свои прегрешенья.
Совета не надо - прошу утешенья.
Мне камешек дали в четыре карата -
народную мудрость: "Сама виновата".

Глаза поднимаю: "Согрей меня, Боже", -
как будто не знаю, что скажет он тоже:
- Живешь кривовато, к заплате заплата,
ума маловато - сама виновата.

От мамы и папы впервые когда-то
услышала это "сама виновата".
Какого ж я хрена ищу адвоката?
Спасибо, ребята.
Сама виновата.

--------


Наталья Хаткина

Когда б мне умереть во время родов,
Я стала бы портретом на стене,
А не врагом вообще любых народов,
Как полагает дочка обо мне.

Была бы я легендой: "Мама пела",
А не печальным фактом: "Воет в ванной",
И дверью бы нарочно не скрипела,
Когда дитя увлечено "Нирваной".

Я была бы высокой,
Я была бы веселой,
Я духами бы пахла,
Над деньгами б не чахла,
Я была бы иною,
Чем все прочие б***ди,
Я была бы святою
В серебряном черном окладе,
Я бы в дом не водила
Всех убогих уродов...
Умереть бы от родов,
Умереть бы от родов...

--------


Наталья Хаткина

Мне впервые исполнилось 30.
А это возраст,
когда уже удается
кому - дорваться,
кому - смириться,
кому - дознаться,
откуда у этой птицы
такая высокая нота берется.

А еще это возраст,
когда отбивает охоту
к пению или полету.

Зато потом
мне снова сделалось 18.
Или даже 15,
потому что восторг был телячий.
Хотелось смеяться,
казалось -
вот-вот заплачу.

Понятно.
Каждому случалсоь влюбиться
и валять дурака.

Зато потом по мне снова стукнуло 30.
И, кажется, так уже и будет 30.
До сорока.

Зато я знаю,
что время движется вкось и вспять.
Подспудно, подземно, подводно.
Свободно.
И я жду,
когда мне снова исполнится
пять.

--------


Наталья Хаткина

Вот мой автопортрет в четыре года.
Какая лаконичность, и свобода,
и пляшущая радость бытия!
Всего четыре палки, огуречик
и сверху - кругляшок.
И вот вам человечек.
И это я!
И это я! Я! Я!

Мне семь. Я школьница.
Ввиду серьезных лет
весьма детален мой автопортрет.
На мир взираю сверху вниз (с балкона).
В руке - портфель, на голове - корона.
На туфлях - банты, платье - в кружевах.
Обижусь на того, кто вслух не скажет: <Ах!>

Тринадцать.
Рисовать? Была охота!
Себя отрезала от группового фото.
Причин глубинных лучше не ищи:
прыщи.

Семнадцать лет.
Абстракция.
Зигзаг
зигзагом погоняет.
Только враг
способен так разъять на составные части.
Мой взгляд жесток.
Чем и горжусь.
Отчасти.

Но время к новым повернет канонам.
Совсем другие формы я ценю.

Вот мой автопортрет - в зрачке влюбленном
вся в двадцать лет я отразилась. Ню.

Тридцатник.
Рвут заботы на куски.
И все-таки - цейтноту вопреки -
удержат на холстах нетленные шедевры
всех тех, кто мной любим, но действует на нервы.
Мои собаки, дети и друзья,
и каждый - это я.
Я! Я!

И вот мне,
ну, допустим, пятьдесят.
Особых множество накоплено примет.
Чтоб их запечатлеть, пойду в Горсад
и закажу художнику портрет.
Теперь на улицах рисуют, как в Париже,
не нанося заказчикам обид.
И я себя, как в зеркале, увижу,
и пусть мне это зеркало польстит.

--------


Наталья Хаткина
От А до Я

1

Азбуку должны сочинять дети.

Одна маленькая девочка
придумала:
На А - ангел
и на Б - Бог.
Она под душем молилась в ванной:
"Пускай мне подарят собаку,
и пускай это будет дог".

Потом такие воды ее омыли,
такая пена ее завертела...
И никакие ангелы ее не хранили,
а до Бога ей самой не было дела.

2

Азбуку должны сочинять простаки,
чтоб все было в ней невпопад, кувырком,
чтоб сидеть на облаке босиком,
словно летом с удочкой у реки.

Кувырок, кувырок, кувырок, прыжок...
Круть да верть, дружок, - и тебя поймут.
Ведь всегда становятся дети в кружок,
если где-то с бубенчиком скачет шут.

Одолжи мне, гномик, свой колпачок,
чтобы сразу видели - дурачок.
Мне нужны три десятка дурацких слов,
одолжи мне удочку, рыболов.

Я пошел на лужок, я махал сачком,
я ловил не бабочек - листопад,
я скатился с горочки кувырком,
я в гостях расплакался невпопад...

3

Азбуку должны иллюстрировать старые девы.

Ах, какие невинные будут картинки!
Им ведь до всяких глупостей нету дела,
они даже не знают,
зачем цветам пестики и тычинки.

А если и знают зачем,
то они все равно ни при чем -
ни при родинке на плече,
ни при чмоканье жадных пчел.

Будут розгой учить простоте, чистоте,
скаталожат все, сложат на место.
На седьмой странице - ежик с яблоком на хребте.
На второй - баловница-белочка,
бедная его невеста.

4

Из азбуки в азбуку кочуют зверюшки:
мишевые плюшки,
сплюшки,
хвостики, лапки, ушки...
Это вам не игрушки!

Убитую летучую мышку
принес мне с балкона мой котик.
Из капелек крови - азбука вышла,
начертанная клыком и когтем.

Азбуку не напишет кузнечик,
крылышкуя жилок золотописьмом.
Кузнечик,
кузнечик,
съест лягушка тебя под вечер.
А лягушку съедят потом.

Ах, зверюшки-душки, в своем заповеднике
что вы пишете, аспиды, как прочесть
биоазбуку, сказбуку, где страх быть съеденным
и желанье кого-то съесть?

А потом найти себе пару и выжить,
и погибнуть, и выжить вновь.
А в норе лисица лисят оближет
без понятия, что рифма одна...

5

Азбука влюбленных - безмятежный бред.

Аленькие губки,
беленькие ручки,
волосы златые,
глазки голубые.
Дураки и дурочки, денег нет.
Маменька, займите до получки.

Ехали мы, ехали,
жили-были,
заиньки да белочки - все забыли.

И как-то не случилось
добраться до любви.

Запирались - ехали в двойном купе
со своей безмерностью в мире мер.
Поцелуй (предатель) - смотри на П,
родинка (развод) - посмотри на Р.

Петь я не умею - тебе спою.
Хорошо ведь, правда, что мы - друзья?
Вы еще не дошли до У - "...йди - убью"?

Я уже давно знаю букву Я.

6

Азбуку не должны сочинять те, у кого есть дети.

Разве беременные.
Разве мамы кормящие,
текущие молоком.
Они отделяются куполом от пространства-времени,
со своими Мишенькой, Машенькой
другим говорят языком.

Гули-гули, гуленьки, агу-агусеньки,
люли-люли-люленьки, мусеньки-пусеньки...

Були-були-буленьки - это в ванной.
Оеньки да аеньки - споткнулся о порог.
И у них пока еще на А - Ангел,
и на Б пока еще у них - Бог.

А потом на Б будет: "****ь такая!",
и на А - отдельный дурной сюжет.
И на З: "Зараза, я запрещаю!",
и на Д, конечно же: "Денег нет".

Люли-люли-люленьки, возьми на полочке,
гули-гули-гуленьки, дети - сволочи...

7

Напишу свою азбуку при гаснущем слухе и зренье,
чтоб не видеть, не слышать того, что на деле есть.

В день рожденья детишки несут людоеду печенье.
Выпьет чаю и вот - никого не захочет есть.

(Не иначе, ему подсунули мышьяку.)

Петушок на заборе звонким "кукареку!"
встречает солнышко, оле!
Вам тоже - приве...

У хозяйки - зерно в подоле
(и нож в рукаве).

А я не знаю про этот нож,
и это вовсе не ложь, не ложь.
Будет книжка жить, будет жить стишок
и в котле не сварится петушок.

Моя вера в лучшее - нерушима,
я вас всех порадую пасторалью.
Перышком нацарапаю петушиным,
прочитаю позже - уже по Брайлю.

--------


Наталья Хаткина
ПРИЮТ
[Олегу Губарю - с любовью (к сэконд хэнду)]

На кой хер
я читаю газету "Курьер"?
Объявления "Продаю"
терзают душу мою.

Продается зеркальный шкаф. Очень хороший.
Недорого.
Боже, Боже!
Такой хороший - и никому не нужен?
Может,
ночью постанывает немножко,
кашляет -
может, простужен?

Когда мы рояль наконец загнали
(нашлась идиотка - купила!),
оказалось: бабушка в том рояле
спрятала три куска банного мыла.
На случай войны.
Они тогда будут нужны.
Не коммунистом -
чистым
надобно умирать.

Кровать.
Пружинная. Не скрипит.
Создает уют.
В ней еще кто-то спит,
а ее уже продают.
Приемник на кухню. Три программы.
Две табуретки и стол.
Очень хорошие табуретки.
Зеркало в деревянной раме.
В нем отражались чужие предки.

Одеяло (очень хорошее),
очень хорошая подушка.
Сервант. Телефон. Тренажер...
Плачется в уши
хор ненужных,
никчемушных,
отвергнутых хор:
"Очень, очень хорошие", -
брошены, брошены, брошены.
Бра. Кофемолка. Торшер.
Не читайте газету "Курьер"!

А я вот куплю участок дачный,
раскину над ним шатер.
Пускай поет под пленкой прозрачной
недужный простуженный хор:
Хороший, очень хороший.
Утеха для всей семьи.
Дешево. Торг возможен.
Звоните после семи.

В приюте ненужных вещей
доживаю - бездомный Кащей.
Мир мой,
маленький, съеженный, жалкий, -
тряпочкой оботру.
Если отправят тебя на свалку,
не бойся - я подберу.

--------


Наталья Хаткина
САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ

Лицом к лицу себя не увидать.
Куплю себе на вечер книжку "Тесты"
и не спеша заполню честь по чести,
чтобы свою загадку разгадать.
Из первого понятно станет мне,
что я покладиста, хотя весьма капризна,
и денежки люблю, хоть бескорыстна,
немного замкнута, общительна вполне.
Картинку дополняет тест второй:
влеку мужчин, сама того не зная.
По типу я - красотка роковая,
мой идеал - застенчивый герой.
Тест третий. Надо ж! Проверяйте сами.
Все отвечала честно - я не вру!
Выходит, я - мужчина, и с усами.
Живу в Париже (вариант - в Перу).
Последний тест - ну, это просто блеск!
Доверчива, но в меру осторожна,
не знаю в жизни слова "невозможно"
и обожаю быстрый жесткий секс.
Все, хватит! Беззащитное нутро
не стоит выворачивать наружу.
Без задних мыслей обращаюсь к мужу
с невинной просьбой вынести ведро.
Вот тут и узнаю...

--------


Инна Кабыш (р. 1963)

Ох ты, глупая голова,
голова моя золотая,
я же слушаю не слова -
я на голос твой залетаю.

Слов и я знаю через край -
силу их,
высоту
и градус.
Но вот ты говоришь "прощай",
а я чувствую только радость.

--------


Инна Кабыш

Всякое царство берется силой
духа, ладоней, ног...
Ты не умеешь любить, мой милый.
А захотел бы - смог.
Так что ступай походи по свету
белу - какой твой век! -
много в нем чающих быть согрету
женщин, детей, калек.
Может, обрящешь что дорогое.
Я же, пока не вернешься,
найду, что любить другое.
Родину,
например.

Я на твою звезду,
милый мой, не пойду.

Ты уж ступай один,
а у меня тут сын.

Не чтоб поить-кормить -
это уж так и быть.

Не чтоб одеть-обуть -
это уж как-нибудь.

Не на краю стоять:
мать - чтобы сказку дать.

Сказочку про тот свет,
если его вдруг нет,

чтобы, пока я здесь,
свет был у сына ВЕСЬ.

А когда буду ТАМ,
новую сказку дам.

--------


Инна Кабыш

А если как тряпку меня отжать -
что у меня остается?
Мать.
А если еще посильнее?
Муж.
Хоть он ходок.
И игрок к тому ж.
А если совсем - чтоб один лишь вздох,
а если совсем - чтобы вздох один?
Что у меня остается?
Бог?
Нет, у меня остается сын.

--------


Инна Кабыш

Рай - это так недалеко...
Там пьют парное молоко,
там суп с тушенкою едят
и с Данте за полночь сидят.
Там столько солнца и дождей,
что вечно алы были маки...
Рай - это там, где нет людей,
а только дети и собаки.

--------


Инна Кабыш

На электричку брали билеты,
брали сгущенку, сачки и крючки,
чтобы все лето болтаться у Леты,
тихой-претихой дачной реки.

Бабушка утром читала молитву
и отправлялась в местный ларек,
и отправлялись мы на ловитву:
сам себе каждый Бог и зверек.

Шаркали старые велосипеды,
словно щенки, заливались звонки,
и ежедневно стыли обеды,
бились коленки, вяли венки.

Вдруг начинала жажда копиться,
и пополудни, около двух,
мы из любого пили копытца -
и оголялись зренье и слух.

Солнце сдирало лишние шкуры,
нам поверяли тайны души
наши соседи кошки и куры,
наши знакомцы ежи и ерши.

Даже трава становилась стоустой,
ибо наш слух был стократно остер.
Нас посылали бегом за капустой -
мы находили братьев-сестер.

Мы замирали, пронзенные сходством
с нами червячной дачной родни,
этим всеобщим божественным скотством,
и ликовали, что - не одни.

--------


Инна Кабыш

Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе зачем тратить сахар -
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.

Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это,
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.

Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах...
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.

--------


Инна Кабыш

Сначала жаль только Татьяну,
потому что её не любят,
и Ленского,
потому что его убивают.
А потом жаль Онегина,
потому что куда страшней,
когда не любят и убивают не тебя, а ты.
А потом - Ольгу,
потому что самое страшное -
убивать, не замечая, что убиваешь.
А потом - опять Татьяну,
потому что она любит того, кого убивает.
А потом - опять Онегина,
потому что он всё-таки жив.
А потом жаль всё: "наше всё", -
потому что его убили.
А потом жаль всех нас,
потому что мы лишние,
потому что в России все живые - лишние.

--------


Инна Кабыш

Если поезд ушел, надо как-нибудь жить на вокзале:
в туалете, в буфете, под фикусом пыльным, у касс,
ибо нам небеса это место и век навязали,
как вовек полагалось верхам - не спросивши у нас.
Надо ставить заплатки на платья и ставить палатки,
разводить не руками, а кур, хризантемы, костры,
и Писанье читать, и держать свою душу в порядке,
и уехать хотеть за троих, то есть как три сестры.
И кругами ходить, как в тюрьме, по сквозному перрону -
и понять, и проклясть, и смириться, и все расхотеть,
и без зависти белой смотреть на дуреху ворону,
что могла б и в Верону на собственных двух улететь.
И на этом участке планеты дожить до рассвета,
и найти себе место под крышей и солнцем в виду
раскуроченных урн, и дожить до весны и до лета,
и в тетрадку писать, и не тронуться в этом аду.
И стоять на своем, и пустить в это месиво корни,
и врасти, а потом зацвести и налиться плодом, -
ибо поезд ушел в небеса и свистки его горни,
но остался вокзал, на котором написано: "Дом".

--------


Юлия Петрусевичюте (р. 1969)

Сквозь сутолоку повседневных дел,
Сквозь шум и гам, сквозь путаницу чувств
Ты чувствуешь, как тяжелеет груз,
И узнаешь впервые свой предел.
И черный жук, отважный вездеход,
Ползет по лесу утренней травы,
Ползет, не поднимая головы,
А ты сидишь и смотришь на восход.
Тебе подарен этот вот рассвет.
Твои ладони в капельках росы,
И на запястье умерли часы.
Предела нет. И смерти тоже нет.

--------


Юлия Петрусевичюте

В самом деле, пустая забава, игрушка, безделка -
согревать своей кровью и жаром живого дыханья
вещный мир - разноцветный конструктор, кирпичное зданье,
из упрямства не глядя на злую дрожащую стрелку,

согревать эти веточки, нити в озябших ладонях,
оживлять паутину и хаос травы, чтобы струны звучали,
каждый кубик игрушки, не стоящий нашей печали,
каждый винтик машинки, изломанный в детских погонях,

оживлять, обживать уголок позабытой вселенной,
находить не гармонию даже, а метрику ритма,
что подспудно течет по ветвям, потаенно и скрытно,
что таится в подсоленной крови на уровне генов.

--------


Юлия Петрусевичюте

Холод ночи и час оправдания худших поступков,
Самой горькой печали, глухой беспробудной тоски.
И пустые глазницы пустых сожалений близки,
И бессонные очи сомнений особенно жутки.
Где-то там, на песке, львиногривый рокочет прибой,
И ладонь моя ищет тебя в темноте и находит,
И гудит вдалеке одинокий ночной пароходик,
Чтобы нам никогда не пришлось расставаться с тобой.
Чтобы нам никогда не пришлось у ночного окна
Заходиться отчаянным криком и плачем беззвучным,
Мы друг друга научим теплу и молчанью научим,
И она не найдет нас, и вновь промахнется она.

--------


Юлия Петрусевичюте

И с тех пор мы узнали, как людям живется вдвоем,
Поверяя друг другу печали, с тех пор мы живем.
Согревая друг друга всем телом, живем в тишине
И уже не боимся ни стука, ни взгляда извне.
Прирастая друг к другу, тела прорастают насквозь,
Постигая науку ответа на скрытый вопрос,
Постигая науку тепла и урок тишины,
Мы уже научились заглядывать в темные сны.
Если я заблужусь наяву в черно-белой стране,
Ты найдешь меня сразу во сне или в ближнем окне.
Ты отыщешь меня и за руку назад приведешь
Сквозь ночной снегопад,
сквозь бессмысленный ласковый дождь.

--------


Юлия Петрусевичюте

О счастливой любви напишу - и начнется декабрь.
Расскажу, как мы жгли жарко-рыжий прощальный костер,
Как шуршал за спиной серый ветер и перья терял,
А потом чье-то имя нечаянно с дерева стер
И расплакался, шепотом жалуясь на времена,
И свернулся клубочком под ивой, пригрелся, притих,
И уснул, и во сне наизусть повторял имена,
И никак не хотел наяву обходиться без них.
О счастливой любви - этот серый обветренный склон,
И костер, и соленая глина, и хриплый прибой.
И забытое имя - из тысячи прежних имен,
И бесспорное право сегодня остаться собой.

--------


Юлия Петрусевичюте

А еще этой ночью никто не умрет,
Ибо ласточки начали свой перелет
Из далеких и теплых - в наш северный край -
И изволь их дождаться, и не умирай.
Потому что весна не приходит одна.
Мы находим слова, чтоб добраься до дна,
Чтоб дождаться тепла, не погибнув вчера.
Это смелость, наверно, а может, инстинкт -
Доживать до утра, когда всё кругом спит,
Возвращаться из теплых туда, где нас ждут, -
Даже если не ждут. И уже не живут.
И в руках донести эту хрупкую жизнь,
Чтобы нас дождались,
Чтобы нас дождались.

--------


Галина Дицман
ЛЕНИНГРАДСКИЙ БЛЮЗ

Все наши поезда давно уже ушли,
последний самолёт не полетит в туман,
и в сумерках уже не видно наших лиц,
и будущего нет, и прошлое - обман.

 Припев:
   В твоих глазах рассвет,
   как невская вода
   блестит в заливе сонном.
   Разлуки больше нет,
   последняя звезда
   в тумане невесомом
   скользит неслышно прочь,
   и в воду канет ночь.

Империи грозит стремительный развал,
грядёт турецкий бунт, холера иль чума.
Тебя ли я ждала, меня ли ты искал,
и кто сошёл с ума - судьба решит сама.

 Припев.

Вези меня, таксист, скорее на вокзал -
хотела навсегда, да всё наоборот.
Что поезд мой ушёл, да кто же вам сказал?!
Здесь выход или вход? Посадка или взлёт?

--------


Галина Дицман
ФАНДАНГО

Я танцую фанданго у стен собора,
по булыжнику бью стёртыми каблуками.
Подходите! Всего за монету, сеньоры,
я фанданго охотно за это станцую с вами.

Улыбаясь, подходят сеньоры, а дамы кривятся,
словно я предлагаю не танец, а яблоко с древа.
От богатых тяжёлых одежд
и от общества знатных невежд
сохрани же меня, защити, о пречистая дева!

Я танцую весь день, а под вечер в таверне
пью я ром, и гудят под столом от усталости ноги.
Вы решили, что я и любовью торгую, наверно,-
нет, сеньор, свою верность дарила я очень немногим.

Он ушёл. Вы поймите, сеньор, не нужна танцовщица
тем, кто хочет в Мадриде карьеру блестящую сделать.
Нынче пью от обиды вино,
завтра выйду плясать всё равно.
Сохрани же меня, защити, о пречистая дева!..

Что ни ночь, этот сон повторяется снова;
надвигается утро - как грустно моё пробужденье!
Отзвучало фанданго, и вновь я готова
соглашаться с кумирами и ждать от них снисхожденья.

Целый день я всего лишь рабыня в бетонной столице,
но едва лишь дождливая ночь опускается с неба,
пусть Москва за окошком гремит,
я спою вам про жаркий Мадрид...
Дай мне силы мотив не забыть, о пречистая дева!

--------


Галина Дицман
AVE MARIA

Сверху вниз свет струится с небес.
Снизу вверх не увидишь чудес.
День за днём совершается круг.
Этот путь - и подарок и труд.
Но за всё: и за смех и боль,
и за грешную жизнь,
что всё-таки неповторима,-
Ave Maria! Ave Maria!

Этот дом - облака и вода -
кто сказал, что они навсегда?
Здешний мир - не последний приют,
он всего пересадочный пункт.
Но и там, за его чертой,
где за сводом туннеля
засветят мне звёзды чужие,-
Ave Maria! Ave Maria!

Детский плач далеко-далеко.
Кто сказал, что им будет легко?
До конца ничего не успеть -
можно только любить и терпеть.
Я войду в твой небесный край
с номерком на ноге
и диагнозом кратким: Россия.
Ave Maria! Ave Maria!

--------


Галина Дицман

[Желающим вступить в должность поэта
предлагается заполнить эту анкету]

_ВОЗРАСТ_ - достаточный для сомнений.
_СПОСОБНОСТИ_ - могу рифмовать.
_ГОЛОС_ - прерывистый от волненья.
_ВОЗМОЖНОСТИ_ - негде их испытать.

_ЧЕСТОЛЮБЬЕ_ - до судорог в скулах.
_ПРОДАЖНОСТЬ_ - пока не очень, а что?
_ЖИЗНЬ ЛЮБИШЬ?_ - люблю - рискуя.
_НАДЁЖНОСТЬ_ - вооружён мечтой.

_ОТНОШЕНЬЕ К ЛЮБВИ_ - нет других отношений.
_ОТНОШЕНИЕ К РОДИНЕ_ - без слов.
_ЗДОРОВЬЕ_ - крепнет от поражений.
_БОЛЕЗНЬ_ - несваренье плохих стихов.

_СЛУХ_ - фальшивую ноту слышу.
_ЗРЕНИЕ_ - дальнозоркость во тьме.
_СЕРДЦЕ_ - стучит, пока руки пишут.
_ЧУВСТВО ЮМОРА_ - как его не иметь?

_НАДЕЖДА_ - была, но боюсь растратить.
_ДОЛГИ_ - перед всеми и перед собой.
_ОТНОШЕНЬЕ К СЕБЕ_ - всегда с пристрастьем.
_ВЕРУЮЩИЙ_ - мне не нужен бог...

_ЗА ПРАВДУ УНИЗИШЬСЯ?_ - стиснув зубы.
_СОЖЖЁШЬ ЛИ СТИХИ СВОИ?_ - сам сгорю.
_ЗА СЛАВУ ПРОДАШЬСЯ?_ - там видно будет.
_ЧТО СКАЖЕШЬ ПРЕД СМЕРТЬЮ?_ - "Благодарю..."

_ПОЭЗИЯ ИЛИ ЖИЗНЬ? (НУЖНОЕ ПОДЧЕРКНУТЬ)_ -
и жизнь, и поэзия - в этом суть.
_ЧТО БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЗАПОЛНИВ АНКЕТУ?_ -
Ставлю прочерк. Ответа нету.

--------


Ксения Некрасова
ДНЕВНОЕ КИНО В БУДНИ

Перед началом сеанса -
играли скрипки.
И абажуры на блестящих ножках
алели изнутри,
как горные тюльпаны.
Старушки чопорно под абажурами сидели
и кушали халву по дедовской старинке -
чуть отодвинув пальчик от руки.
И на груди у них желтели кружева
и бантики из лент,
что отмерцали на земле.
А девушки без рюшей и без кружев,
лишь с ободками нежных крепдешинов
вкруг смуглых шей,
чуть набок голову склонив
и глаз кокетливо скосив,
мороженое
в вафельных стаканах
откусывали крупными кусками
и, не жуя, глотали льдистые куски.
А скрипки все тихонечко играли,
и люди молча отдыхали,
и красные тюльпаны зажигали
по залу
венчики огней.
И толстый кот
ходил между рядами,
поставив знаком восклицанья
пышный хвост.

--------


Ксения Некрасова

Из года в год
хожу я по земле.
И за зимой зима
проходит под ногами.
И день за днем гляжу на снег -
и наглядеться не могу снегами...
Вот и сейчас
на черностволье лиц
снег синий молнией возник.

О, сердце у людей, живущих здесь,
должно оно любезным быть
от этих зим.
Прозрачным быть оно должно
и совесть белую, как снег,
нести в себе.

Шел белый снег
на белые поляны.
И молнии мерцали на ветвях...

--------


Наталья Николенкова (р. 1964)
Зима

Мы не забыли тёплые дома.
Звучал Вивальди - кажется, "Зима", -
поджаривались хлебные кусочки,
душа не замечала оболочки,
в глинтвейне плавали головки мака.
Мы были все с истфака и филфака,
а если медик дикий забредал,
то он гармонии не нарушал.
Действительно, всегда была зима,
поскольку сразу бешено теплело,
и кто-то пел, и ты со всеми пела,
и золотились книжные тома,
а баловень Москвы и Амстердама,
картавый фаворит романских муз,
эстетствующий, ласковый, как мама,
читал свои стихи, француз.
Немного ведьма, юная хозяйка
заваривала якобы чаёк,
и девочка соседская, козявка,
училась у неё.
Кармен-сюита, люмпен-сигарета,
ку-ку-богема, караван-сарай, -
Вивальди рыжий написал про это,
молчи-молчи, не смей, не повторяй.
Потом у всех детишки народились,
женился тот, кто не сошёл с ума,
и оглянулись мы, и прослезились,
и всё прошло, и кончилась зима.

--------


Н. Николенкова
Рождественский стишок

Ночное яблоко на кухне поедая,
Сижу, румяная и молодая.
А тот, кто ведает румянцем и тоской,
Подушку греет нежною щекой.
А та, что на него до слёз похожа,
Спит, становясь и старше, и моложе.
А тот, кто их оберегает сон,
Уже рождён.

--------


Ирина Знаменская
Осенней ночью

Сверчок предрассветный
Бормочет и вновь затихает.

Свечи язычок то померкнет,
То вскинется выше.

Ночь влагу беззвучно вдыхает,
Шурша - выдыхает,

И слабые звуки
По веткам сползают и крыше...

Так что это - дождь?
Или самый конец листопада?

Поросшая инеем,
Светит луна еле-еле.

Ночь глубже, чем почва
Под хрусткой поверхностью сада...

...Сумеет ли день
Эту темень откинуть с постели?

--------


И. Знаменская
Посвящаю осеннему страннику

Тень ивы стынет на сырой земле
И на воде - провисшей тетивой.

Крик лебединый движется во мгле
На запад, вслед за тучей снеговой.

Посудина, что еле доплыла,
Слегла без сил, как в тростнике - волна...

Не оттого ль так лодка тяжела,
Что лунным светом до краев полна?

--------